Да будет свет!

В семь часов вечера в декабре в Санкт-Петербурге уже темно. Свет фонарей растворяется в снежном мареве и делает ночь чуть-чуть напоминающей летнюю белую. Звезд не видно из-за плотного слоя облаков, отражающих свет городских огней.

На кухне пятиэтажного «сталинского» дома сидят две девушки. Свет выключен, но абсолютной темноты все равно нет — ее разбивают отблески фонарей за окном и свет из коридора, просачивающийся через наполовину закрытую дверь. Полностью закрыть дверь не удается — мешает тумбочка, поставленная на самом проходе. Одна девушка — высокая, с короткими светлыми волосами, сидит за столом и задумчиво смотрит на пакет с соком, стоящий перед ней, будто бы раздумывая — пить ей этот сок или пойти в комнату за кое-чем покрепче? Одета она в джинсы и темно-красный свитер поверх лиловой футболки. Поначалу она так и сидела в футболке, но в квартире холодно, окна выходят на северную сторону и дыхание зимы чувствуется даже через утепленные рамы. Ей за тридцать, но если не вглядываться пристально, можно дать даже двадцать. А вот второй девушке больше двадцати никак не дашь, скорее даже меньше. У нее длинные темные волосы и сейчас они свободно распущены по спине. Одета она в черную футболку и черные брюки и по ней не видно, чтобы ей было холодно. Может быть причиной тому опустошенная на большую часть пузатая бутылка, забытая в комнате (и еще одна, чуть поменьше уже оприходована полностью и одиноко стоит под столом, ожидая переселения на помойку), а может быть — разговор, начавшийся вроде бы как игра, но давно уже за грань игры перешедший.

— Финарато, простишь ли ты меня?

— За что я должен простить тебя, Феанаро?

— Ты сам знаешь.

— Нет, я хочу, чтобы ты сказал это мне.

Светловолосая девушка медленно наливает в чашку сока, но не выпивает его, а держится двумя руками за кружку, будто бы одной рукой поднять ее не в состоянии. Темноволосая пытается засмеяться, но вместо смеха выходит что-то похожее на кашель. Может быть ее все-таки продуло в этой холодной кухне и она простудилась?

Наконец, темноволосая девушка решается заговорить снова:

— Финарато, пойми... Когда я узнал, что ты здесь, я так волновался... Я не знал, как ты примешь меня, я до сих пор не знаю... Я понимаю, что тебе трудно меня простить, я бы сам себе не простил. Я много думал о том, что же я натворил... Не знаю сколько времени — только я один и мои собственные мысли, я пытался дозваться хоть до кого-нибудь, хотя бы до своих сыновей — и не мог...

— Ты остановился в прошлом, — спокойно говорит светловолосая, — но надо же когда-то идти дальше.

— Дальше? — темноволосая усмехается. — Тебе легко это говорить, Финарато! Ты вернулся, тебя простили...

— А ты не простил даже сам себя, сможешь ли ты просить прощения у Валар?

— Я? — вскидывается темноволосая. — Чтобы я у Валар что-то просил?

Светловолосая ничего не говорит, а наклоняется к своей чашке, словно пытается понять, что она туда налила и не попала ли в сок какая-нибудь муха. Убедившись, что никаких мух в соке не наблюдается, она двумя руками подносит чашку ко рту и выпивает маленький глоток.

— Феанаро, ты убедил себя в том, что все в мире являются твоими врагами. И этим самым сделал врагом — себя.

Темноволосая хочет что-то возразить, уже открывает рот... но сдерживается. Даже отворачивается, чтобы не было заметно выражения ее лица, хотя в такой полутьме можно разобрать только общие очертания фигуры. Прямо перед ее глазами обнаруживается чистая чашка на полке буфета и девушка хватает ее одной рукой, а второй наливает сок из пакета таким энергичным движением, что несколько капель попадает на стол. Кому-то придется вытирать... Но не ей — в такой темноте она не видит пролитого сока. Отставив пакет, темноволосая девушка подносит чашку к губам и выпивает залпом.

— Нельзя жить в окружении врагов, — продолжает светловолосая. — Надо верить себе и миру.

Темноволосая усмехается, но молчит. Вновь протягивает руку за пакетом, опрокидывает его над чашкой и обнаруживает, что в пакете остались каких-то жалких два глотка.

— Финарато, тебе сока оставить?

— Нет спасибо, у меня еще есть. Допивай.

Молчание. Даже звук работающей стиральной машины в ванной и урчание магнитофона в комнате не ломают эту тишину. Звуки существуют отдельно, словно бы на пороге кухни начинается иной мир, со своими законами, куда нет прохода ни посторонним звукам, ни посторонним мыслям.

— Финарато, я... — девушка останавливается. Ей хочется глотнуть еще сока, но сока больше нет, а идти в комнату за вином не хочется. — Мне всегда было трудно признавать собственную неправоту. И когда мне пытались указать на нее, я начинал ненавидеть того, кто это делает. И тех, кто хоть и не говорил мне об этом прямо, но поступал так правильно, словно хотел этим сделать мне укор.

— Ты имеешь в виду моего отца?

— Да, и его тоже. Послушай, Финарато, тогда, в Лосгар, я не предавал вас! Я хотел, чтобы вы остались, потому что это была моя месть! Вас все равно ничего хорошего не ждало на том берегу, я понял это, когда только увидел эти земли. Мне не было позволено вернуться, но вы бы смогли!

Светловолосая девушка грустно улыбнулась. Чашку она все еще продолжала держать в руках, но пить из нее не спешила.

— Феанаро, давай не будем об этом.

— Но что же делать, Финарато? Я столько лет мучаюсь этим...

— Что делать? Жить, — девушка улыбается и искорки света играют в ее глазах. Странно — даже в полутьме ее волосы видятся золотыми, а то что они на самом деле крашеные, не заметно абсолютно.

— Жить? Я давно не живу, ты это знаешь, — темноволосая вновь пытается рассмеяться, но смех получается еще больше похожим на кашель, чем в прошлый раз.

Светловолосая смотрит на нее с тревогой.

— Но ты здесь. И значит ты живешь — хотя бы так. И ты сможешь вернуться, если ты этого захочешь и по-настоящему поверишь в себя и в мир. Не хочешь допить мой сок?

— Хочу! — первый раз за весь разговор девушка искренне улыбается и берет чашку. — Спасибо, Финарато!

Неожиданно дверь кухни распахивается и на пороге появляется хозяйка квартиры — девушка, на вид лет двадцати пяти (хотя она ровесница светловолосой) в синей спортивной курточке поверх футболки и черных велюровых штанах.

— Народ, что вы в темноте тут сидите? Вы будете пить чай?

— Чай? — темноволосая медленно возвращается с небес на землю.

— Будем, — улыбается светловолосая.

Хозяйка квартиры отрывается от увлекательнейшего занятия — разыскивания спичечного коробка в темноте — и смотрит на светловолосую девушку.

— Лорд Финрод, прошу прощения, что я вам помешала... Я сейчас поставлю чай, а ты торт порежь, хорошо?

— Спасибо, Тинвелин, — мягко говорит светловолосая.

Темноволосая отворачивается к окну, стараясь не встречаться взглядом с хозяйкой квартиры.

— Феанаро, а ты будешь пить чай?

— Я? — девушке удается преодолеть замешательство и, поймав одобряющий взгляд светловолосой, она встряхивает волосами и радостно говорит: — Я буду пить чай! И пойдемте в комнату, я вам что-нибудь спою! И включите наконец свет, сколько можно в темноте сидеть!

Все трое облегченно смеются. Действительно, сколько можно в темноте сидеть, когда выключатель рядом! Это ж не Затмение Валинора, и не гибель Столпов Света! Это же так просто — нажать на кнопку выключателя и увидеть друг друга. Там и тогда. Здесь и сейчас.