Переписка

Гортхауэру было плохо. Очень плохо. Еще хуже, чем Мелькору, которого всего-навсего посадили в Мандос на триста лет. Лучше бы туда посадили самого Гортхауэра, причем в одну камеру с Мелькором. Тогда бы ученик точно знал, что Учитель на него не обиделся. А когда Учитель не просто сидит в тюрьме, да еще и обиделся на единственного любимого ученика — это для ученика хуже всего.

Гортхауэр знал только один способ, как выйти из своей беспросветной депрессии. Надо найти того, кто в ней виноват, и сделать ему еще хуже. Виноваты были все Валар, но их много. Зато Курумо один, и если кто-то виноват больше всех, то именно он. Кто еще наябедничал Валар, что Мелькор проводит эксперименты над эльфами, тем самым нарушая замысел Эру? Из-за кого Учитель обиделся на Гортхауэра, так что он чуть не пошел в Валинор сдаваться светлым? Ясно, что Курумо во все виноват! И ему надо отомстить страшной мстей. Самому являться в Валинор нельзя, ибо решат, что готов сдаться, и отправят на исправительные работы в Пелори. А вот письмо написать...

Курумо в Валиноре страдал не меньше, чем Гортхауэр. Того, по крайней мере, Учитель не прогонял, а его прогнал. Сам сотворил, сам и прогнал. А зачем тогда творить было? И что еще можно было сделать из орков, кроме воинов? Менестрелей? Их в Лаан Гэлломе и так полно, тихого места не найдешь. Нет, Курумо решительно не понимал, за что его выгнали.

Печальные размышления Майя прервало появление черной птицы, размером с ворону, но больше всего похожей на обиженного мокрого цыпленка. Птица хрипло каркнула, и уронила на камни письмо. Не успел Курумо схватить птицу за хвост, как та испарилась в буквальном смысле. Еще и пальцы обожгла при этом.

Письмо было написано на линованной бумаге поперек линеек (причем линейки были сперва нарисованы, причем очень неровно), корявым почерком с разбегающимися буквами.

Гласило оно следующее:

«Ты предатель, тебя Учитель не любил и никогда не полюбит! Он мне сам это перед последней битвой сказал. А еще он сказал, что ты не его фаэрни, тебя ему Эру подкинул за ним шпионить».

Курумо сотворил кусок бумаги в клеточку и аккуратно, размещая ровно по одной букве в одной клетке, написал ответ:

«Когда Мелькор выйдет из Мандоса, я первым его увижу. А ты не увидишь вовсе».

Переписка продолжалась триста лет, доставив много удовольствия обоим сторонам. Каждый считал, что смертельно обидел другого и торжествовал. До следующего ответа.

Когда Мелькора, наконец-то выпустили, Курумо, как и обещал Гортхауэру, был среди встречающих Айнур и Майяр. Но выслушав приговор Манвэ, Мелькор даже не посмотрел на бывшего ученика. Когда же Курумо попытался приблизиться с сакраментальной фразой «Сердце мое в ладонях твоих», Мелькор недвусмысленно сжал руку в кулак и проронил:

— Энгъе!

А потом ушел в сопровождении Майя Намо.

Курумо понял, что ему не о чем больше писать Гортхауэру. Ибо тот сразу поймет, что у Курумо с Учителем ничего не вышло, а врать не хотелось. Разве что уговорить майя Намо начать переписку — пусть Гортхауэр ревнует к другому. Одному Курумо, что ли, мучиться.