На грани

— Але, Майтимо? Майтимо, ты меня слышишь?

Трещало в трубке ужасно. Как будто звонили не из Екатеринбурга, а как минимум из Буркина-Фасо, если не из Антарктиды.

— Слышу, но плохо. Финдекано, говори громче!

— Майтимо, ты чего там делаешь?

— Рюкзак собираю, — мрачно ответила я. — Какая-то сволочь опять сперла мою чашку, не иначе Моргот. Узнаю — хвост оторву и за уши на стенку повешу!

Словно в ответ на мои слова в соседней комнате раздался звук падения чего-то тяжелого и сразу за ним — возмущенное мяуканье. Вообще-то нашего кота зовут Гошей, но года два тому назад за неуемную страсть портить все, что портится, и ломать все, что ломается, я прозвала его Морготом. Еще у него есть привычка периодически принимать домочадцев за дичь и прыгать на них с громким охотничьим кличем. Царапина на правой ноге у меня до сих пор видна, хоть и зажила давно. Рэнди, то есть Финдекано, все время надо мной подшучивает — смотри, мол, чтоб он тебе правую руку не откусил!

— А я уже давно собрал! Скоро на вокзал убегаю, решил тебе позвонить. Ты ведь сегодня выезжаешь?

— Ага, сегодня, завтра в шесть утра уже будем в Питере. Ты расписание электричек получил? Если что, карту полигона я тебе тоже выслала. Как мне объяснили, дойти там просто.

Самой аж не верится — неужели завтра утром я уже буду на полигоне? А послезавтра наконец-то воочию увижу Рэнди, с которой мы знакомы не то полгода, не то целую жизнь, причем не свою, но так и ни разу не увиделись. От Москвы до Екатеринбурга — велико ли расстояние? А вот, оказывается, велико. Побольше, чем от Митрим до Тангородрим. Даже несмотря на наличие огромного количества скорых и не очень скорых поездов.

— Так электрички же встречать будут? А если что я сам найду, не впервой! Ты только без меня в Валинор не уходи, не хватало мне тебя еще по всему полигону искать!

— А куда ж я денусь с подводной-то лодки. Слушай, Финдекано, так что у тебя после игры? Ты в Москву совсем не попадаешь?

— В том-то и дело, что совсем. Но обратный билет я на понедельник взял, так что ночь после игры у нас будет.

Ночь после игры... И сама игра, на которой всю первую половину мы не увидимся, потому что я буду ошиваться в окрестностях Форменоса, а Финдекано отправится на праздник. Впрочем, перед праздником нам никто не мешает встретиться и поговорить не как Рина и Рэнди, а как Майтимо и Финдекано. Правда, мы и так в гораздо большей степени Майтимо и Финдекано, чем все остальное...

Рэнди я нашла в декабре прошлого года, на каком-то заштатном форуме. Я методично прочесывала сеть в поисках хоть какого-нибудь материала о Маэдросе и, продираясь сквозь воспоминания с игр и какие-то совершенно неприличные фанфики, я обнаружила стих. Всего один, но зато про Фингона. И с туманным намеком на то, что у автора есть еще стихи на эту тему, но выкладывать все сразу она не хочет, а вот если ее попросят... Сначала, ошалев от бесплодных поисков, я хотела закрыть страничку и идти дальше, но потом все-таки прочитала, заранее морщась от ожидаемой графомани. Со второй строчки стала читать внимательнее. С середины стихотворения начала забывать, на каком я свете. А дочитавши, обнаружила себя лежащей на диване, правая рука почему-то болела, а за окном виднелись пики Тангородрим, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся соседними небоскребами. Спотыкаясь на каждом шагу, я доползла до компьютера и чуть ли не одним пальцем (хотя обычно набираю я вслепую и очень быстро, опыт работы пейджинговым оператором даром не прошел) набила письмо Рэнди со слезной просьбой прислать еще стихов, побольше и можно без хлеба. В процессе написания пришлось строго внушить себе, что я не Майтимо, а эта незнакомая девчонка — не Финдекано, и нужны мне с нее всего-навсего стихи, потому что никто не знает, что она из себя представляет, а нарываться еще раз мне не хотелось. Уже сократив письмо до вежливых трех фраз (что-то вроде «Я видела твое стихотворение на форуме. Мне очень интересна эта тема и если у тебя есть еще стихи, то вышли мне их, пожалуйста. В ответ могу поделиться своими статьями про феанорингов») я обнаружила, что адреса Рэнди на форуме нет. Тут мне стало плохо второй раз за последние пять минут, за окном опять увиделись пики Тангородрим, газон под окном покрылся пеплом и шлаком, а я стоял на краю обрыва и кричал в пустоту «Финдекано, где ты?».

Мы с Рэнди потом вдвоем над этим смеялись, но мне до сих пор вспоминать страшно. Разумеется, я поставила свою голову на место, разумеется, я сообразила, что могу написать прямо на форум, и написала, и даже свой адрес не забыла указать. Те трое суток, пока не было ответного письма, я прожила в буквальном смысле в страшном сне, ибо каждую ночь мне снилось, что я Маэдрос, висящий на склоне Тангородрим, а Финдекано должен ко мне вот-вот приехать, причем почему-то из Саратова, но билетов на поезд нет, а на самолет у него нет денег. Потом оказалось, что денег у Рэнди действительно не было, не то что на самолет, но даже и на интернет-карту, а живет она не в Саратове, а в Екатеринбурге, что гораздо дальше. А еще она читала все мои статьи и один рассказ и давно хотела со мной познакомиться, но боялась.

Уже через неделю мы писали друг другу километровые письма, а еще через неделю я пригласила ее на питерскую игру «Исход Нолдор», на которую заявилась не то Майтимо, не то Финдекано в зависимости от ситуации. Сначала я хотела сыграть Финдекано, но роль Маэдроса «зависла», трое или четверо предполагаемых кандидатов отвалились, я сказала, что лучше я сыграю Майтимо, а на роль Финдекано берите кого угодно, хоть черта лысого и тут появляется Рэнди и я понимаю, что лучшего Финдекано мне ни в жизнь не найти. Плевать, что она первый раз поедет на игру, что живет в Екатеринбурге, что я ее ни разу не видела — все равно Финдекано и убейте меня на месте, если я не права. На такие мелочи, как соответствие пола игрока полу персонажа, мы уже давно внимание обращать перестали — ну кто ж виноват, что игры по Сильмариллиону с жестким сюжетом для девушек привлекательны больше, чем для парней? Я знаю одного Феанора, который задался целью на свою игру набрать себе сыновей исключительно из девчонок и ему это удалось без труда. Думаю, что задайся он целью набрать всю семерку из парней, ему пришлось бы ждать до Второй Музыки или же менять правила игры.

— Так во сколько твой поезд прибывает?

— В шесть утра. Самый последний вагон. Место боковое верхнее, пока я с покупкой билетов тормозил, других уже не осталось. Ну ничего, буду курить в тамбуре и любоваться на уходящие вдаль рельсы. А ты что, встретить собираешься?

— Боюсь, что не смогу, даже с первой электричкой не успею.

— Ну и не надо, я сам первой же электричкой на полигон приеду. Ты ее лучше встреть. Если не проспишь.

— Я? Просплю? Финдекано, ты плохо обо мне думаешь! Кстати, ты на поезд не опоздаешь? И вообще, ты разоришься с этим межгородом!

— Все, понял, исчезаю, — нарочито виноватым голосом ответила Рэнди. — Да, а рисунки тебе привезти?

— Спрашиваешь! Не привезешь — я лично попрошу Моргота тебя рядом со мной повесить!

Увлекшись подобной перспективой, я взмахнула свободной рукой... и тут же была наказана за это, ибо Моргот умудрился просочиться сквозь неплотно закрытую дверь, а резких движений он не любит. Моему воплю мог бы позавидовать весь Ламмот — получился он не хуже, чем у Моргота, атакуемого коварной Унголиант.

— Майтимо, что случилось? — обеспокоено спросил Финдекано.

— Да Моргот, сволочь полосатая... — морщась от боли, выдавила я, — за руку меня укусил, зараза.

— За правую?

— За левую! В правой у меня телефонная трубка! Ладно, Финдекано, давай беги на поезд, а я пошел исцеляться, а то будет у нас на игре неправильный Майтимо

Еще один день. И две ночи. И скучать в это время не придется. А пока надо найти перекись водорода, которую мои заботливые родители убрали не только в самое темное, но и в самое дальнее место. И отыскать проклятую чашку. И надавать, наконец, Морготу по наглой полосатой морде! Думает, раз я его так зову, значит ему все можно? Зря он так думает.

— Ребята, скажите пожалуйста, что у вас тут происходит?

Я начинала потихоньку звереть. Я, конечно, понимала, что в Ленинградской области места, где не ступала нога человека, но, тем не менее, куда можно спокойно доехать, не существует, но вопросы посторонних в частотой раз в десять минут уже начали надоедать.

— У нас тут фестиваль, — терпеливо ответил Турукано, — театр под открытым небом.

— А придти посмотреть можно? А что вы играете? А когда вы начнете?

Я демонстративно повернулась к костру и начала мешать в котле. До готовности макаронам было далеко, но я изобразила такую увлеченность поварским делом, что цивилы лезть ко мне с какими бы то ни было вопросами постеснялись.

— Брат мой Майтимо, — обратился ко мне спровадивший цивилов Турукано, — убей меня, у меня уже не осталось никаких сил.

— И откуда они только берутся? — меланхолично спросил Макалаурэ, доделывающий вышивку на парадной тунике.

— Тебе подробно весь процесс показать? — ехидно поинтересовался Тьелкормо. Среди всех сыновей Феанаро он один был правильного пола, что дало ему повод смотреть на нас свысока. Его надменности хватало не только на всех феанорингов, но еще и на парочку Валар в придачу.

— Ты лучше покажи, куда ты дел дрова, за которыми тебя послали, — перебил его Карнистиро. — Если через полчаса не будет дров, я тебя самого на дрова пущу.

— Тогда ты обратился не по адресу, — усмехнулся Тьелкормо, — тебе к Амбаруссе, это он на корабле сгорел. И вообще, давайте пойдем к телери, заберем у них корабли на дрова.

— А потом тебя главмастер расстреляет, утопит и повесит одновременно, — отбрил его Макалаурэ.

— Кстати, Макалаурэ, а ты взял наше знамя? — спросил Куруфинвэ.

— Я? — с чувством оскорбленного достоинства произнес Макалаурэ. — Вообще-то оно у Карнистиро.

— А ты уверен? — возмутился Карнистиро. — Я его тебе отдавал.

— Когда это ты его мне отдавал?

— Во вторник. После прогулки по Арбату и семейного совета в Макдональдсе.

— У меня никакого знамени нет! — не оставляющим сомнений тоном сказал Макалаурэ.

— Вот они — феаноринги, собственное знамя забыли, — весело произнес Турукано, про которого мы, увлекшись семейной перебранкой, чуть не забыли. — А мы аж три знамени привезли!

— Зачем вам столько?

— Пингвинам во льдах дарить, — подал голос Амбарусса.

— Может, нам лучше подарите?

— Брат мой Тьелкормо! — возмущенным тоном произнес Макалаурэ. — Как ты можешь так говорить? Зачем нам знамена этих недо-нолдор? Они и сами-то нам не нужны, и не зря мы оставили их на другом берегу!

— Брат мой Макалаурэ, а не дать ли мне тебе в глаз? — задумчиво произнес Турукано.

— Попробуй. Нас семеро, а ты один.

— Семеро на одного? Да, на такое способны только феаноринги. Кстати, а где отец ваш Феанаро?

— Отец наш Феанаро пошел в Валинор разведывать места, дабы знать, куда следует разместить народ наш, — торжественным тоном ответствовал Макалаурэ. — А ты, брат мой Турукано, сходил бы лучше за тушенкой, ибо трапеза наша рано или поздно будет готова.

— Ну вот еще, за тушенкой вам ходить! Все бы вам на других перекладывать!

— Макалаурэ, а может все-таки дать ему в глаз? — спросил Тьелкормо.

И тут начавшийся было семейный скандал прервал громкий голос Арэльдэ:

— Народ, народ!

— Ну что стряслось? — спросил Макалаурэ, глядя на запыхавшуюся сестренку. Арэльдэ, как и большинство наших, была в цивильном — шортиках и футболке.

— На месте гибели Феанаро встали с палаткой цивилы!

— Ну что, Тьелкормо, — обреченно сказал Макалаурэ, — ты хотел кому-то дать в глаз? Пойдем.

На зенит, на закат, на восход
Оглянись, может, ты еще вспомнишь,
Как гремели холодные волны —
Мы с тобой уходили в Исход.

Как горели под ветром костры,
Билось птицей крылатою пламя.
Нашу цель мы придумали сами,
Сочиняя завязку игры.

Оттолкнись от песчаного дна
Вновь веслом, и пускай руки вспомнят,
Как противились серые волны,
Неумелым ударам весла,

Как морская вода солона.
Нахлебаться пришлось ее вдоволь,
Я водой той — как памятью — полон.
Помнишь ли, как она холодна?

Неумело глядели назад —
Мы еще не привыкли прощаться,
Не умели просить и сдаваться.
И совсем не хотели прощать.

И горели под ветром костры,
Обжигая морозящий камень…

Нашу жизнь мы придумаем сами,
Сочиняя развязку игры.

На зенит, на закат, на восход
Оглянись, ты потом сможешь вспомнить,
Как гремели холодные волны —
Мы с тобой уходили в Исход.
Как летели звенящие волны,
Нас с тобой провожая в Исход*.

Мы засиделись, наверное, уже за полночь, а небо только-только начинало вяло темнеть. Вряд ли здесь ночью действительно можно писать и читать без лампады, как в стихах Пушкина, но полной темноты не ожидалось. Если в это же время планируется тьма, павшая на Валинор, то тьма сия окажется весьма светлой.

Зато, с другой стороны, проблем с переправой на другой берег не будет. Ни нам, ни, в особенности, второму и третьему дому. Ходить ночью по лесу, как я уже в прошлом году убедилась, удовольствие не из приятных. Даже при наличии факелов. Мы тогда пошли выносить Дориат и забрели аккурат в Ангбанд. Если бы игра не была с жестким сюжетом, феанорингам бы конец пришел.

— Брат мой Майтимо!

— Что?

Оторвавшись от собственных мыслей, я обнаружила, что Макалаурэ кончил петь и вопросительно смотрит на меня.

— Брат мой Майтимо, пока у тебя две руки, налей мне, пожалуйста, чаю.

— А когда у меня будет одна рука, ты мне чаю нальешь?

— А зачем? — ехидно усмехнулся Макалаурэ. — У тебя для этого Финдекано будет.

За его усмешкой мне почудилось что-то совершенно иное. Может быть, горечь. Только чья — Макалаурэ или Линданарэ? Уж кому-кому, а Линданарэ обвинять меня в отсутствии внимания совершенно не стоит. И вроде бы до последнего времени с ее стороны подобного не наблюдалось. Или я, обжегшись на молоке, дую на воду?

А если Макалаурэ — тогда дело плохо...

— С Финдекано, если ты помнишь, мы жили на разных концах Белерианда. А с тобой — по соседству.

— И я с Маглоровых врат должен к тебе в Химринг ездить чаем тебя поить?

— А как же!

У костра неподалеку от берега озера — исключительно феаноринги (исключая Тьелкормо, который направился в Дориат очаровывать Лютиэн). Так получилось. Турукано с сестрой пошли за чем-то в Ангбанд, да так там и застряли. Еще двое дружинников второго дома весь вечер бродили по лесу не то за грибами, не то за дровами, и уморились так, что сразу свалились спать. А мы не спим. Несмотря на то, что в следующую ночь выспаться, скорее всего, не придется.

— А все-таки я не понимаю, — заговорила Амбарусса. Которая из двух, было абсолютно непонятно.

Амбаруссы наши близнецами по жизни не были и вообще друг на друга не походили — одна повыше и потоньше, вторая пониже и потолще, одна с длинными светлыми волосами, вторая — с короткими темными. Перед игрой обе покрасились в рыжий цвет, но похожими все равно не стали. Однако после заезда почему-то все стали их путать. И когда Карнистиро добрых двадцать минут требовал у одной Амбаруссы ножик, выданный другой Амбаруссе, мы поняли, что игра уже началась...

— Чего ты не понимаешь? — переспросил Макалаурэ.

— Я не понимаю, почему никто из братьев не сумел спасти Майтимо. Создается впечатление, что это автору в большей степени нужно — такой сюжетный ход!

— Начинается, — поморщился Карнистиро. — Ты еще вспомни про шестьдесят лет, которые он, если верить хронологии, на скале провисел.

— Не шестьдесят, а тридцать пять! — вмешался Макалаурэ. — Точность — прежде всего.

— А разница-то? Ты думаешь, реально даже тридцать пять лет на одной руке провисеть и не загнуться при этом? Эльфы — они не люди, конечно, но и не духи бесплотные!

— Шестьдесят, тридцать пять, — подхватила я, — мы с Морготом сейчас его конструкцию опробовали, и я поняла, что мне и получаса с лихвой хватит. При том, что я не на руке висеть буду.

— А на чем?

— А это детям до шестнадцати валинорских лет знать не обязательно! — вступил в разговор Куруфинвэ и легонько щелкнул Амбаруссу по носу. Амбарусса обиженно фыркнула, но не отступилась.

— Дело не в том, сколько лет он там по книжке висел. Финдекано сумел его отыскать и снять. Почему, например, Амбарусса этого не смог?

— Потому что того Амбаруссу никто из дома не выпустит! — назидательно сказал Макалаурэ. — Детям до шестнадцати...

— А мы не маленькие! — поддержала брата вторая Амбарусса. Кажется, Тин. А та была Айри. Или наоборот?

— Старший брат сказал — маленькие, значит маленькие! — не допускающим возражений тоном произнес Макалаурэ.

— Не, ну правда, почему? — не угоманивались Амбаруссы.

— Объясняю в сто одиннадцатый раз для тех, кто рыжий, — со вздохом сказала я. — Феаноринги один раз уже Моргота перехитрить попробовали — с тем самым посольством. И Моргот им сказал коротко и ясно — уберетесь отсюда — тогда брата вашего выпустим. Нет — пеняйте на себя. Они не убрались. Что им еще оставалось думать? Они сами поверили в то, что Майтимо мертв. А Финдекано в это не верил. Именно поэтому ему и удалось спасти Майтимо.

— А все-таки, можно мы хотя бы попытаемся тебя спасти? — заглядывая мне в глаза, спросила Амбарусса.

— А Макалаурэ нас не пустит! — поддержала ее вторая.

— А спать вы не будете?

— А чего там спать-то? Вся сцена десять минут! Ну Макалаурэ, ну пожалуйста!

— Ладно, рыжики, уговорили, — изобразив трагическую морду лица, произнес Макалаурэ.

Рыжики довольно переглянулись. Однако исчерпывающих ответов на свой вопрос они, кажется, так и не получили.

— А все-таки мне интересно, почему Финдекано был так твердо уверен, что Майтимо жив, если его братья убедительно разъяснили ему, что он мертв.

— А почему ты у меня спрашиваешь? Ты у Финдекано спроси, когда он приедет.

— У Финдекано тоже спросим! — Амбарусса произнесла это таким задорным тоном, что я посочувствовала Финдекано. По жизни Тин и Айри — совершенно нормальные девчонки, но, войдя в образ, они стали стихийным бедствием не только первого дома, но и всей Арды в целом.

— Я вот чего подумала, — продолжила вторая Амбарусса, — Финдекано знал, что Майтимо жив. Он его услышал, когда тот со скалы кричал. По осанвэ.

— Да? А в книжке сказано, что Майтимо никто не услышал.

— Так это часто бывает, — заторопилась объяснить Амбарусса, — сначала ты не слышишь, как тебя зовут, потому что другим занят. А потом спохватываешься и вспоминаешь — а ведь мне кричали, меня звали, только я не услышал. Вот Финдекано и вспомнил, когда назад в Митрим вернулся. И сразу же помчался выручать.

Макалаурэ поднял глаза к небу.

— Напиши об этом проникновенный рассказ. Все будут плакать и рыдать.

— Макалаурэ, а почему бы и нет? — вступилась за младшенького я. — Вполне себе версия.

— Майтимо, так и быть, ради тебя детей сладкого лишать не буду. Хотя стоило бы.

— Кто-то что-то сказал про сладкое?

Мы с Макалаурэ синхронно оглянулись и увидели пропавшую родню — Турукано и Арэльдэ. Лица у обоих были довольные. Не иначе в Ангамандо их чем-то вкусным накормили.

— Вам двух банок сгущенки, что утром сожрали, мало? — проворчал Макалаурэ.

— Мало! — радостно ответил Турукано.

— Родственнички! — страдальчески протянул Макалаурэ. — Нет сил моих вас видеть!

— А придется! — ехидно протянул Турукано. — Макалаурэ, а спой что-нибудь?

— Точно, спой! Спой, птичка! — поддержали родича Амбаруссы.

— Ну что с вами делать, — с деланной неохотой вздохнул Макалаурэ. — Давайте гитару.

Когда в первой предполагаемой электричке Финдекано не обнаружилось, я совершенно не волновалась. Ну в самом деле, в шесть часов он на вокзале, разве можно успеть через полчаса сесть в электричку на другом вокзале? В метро за жетонами очередь, в кассе за билетами очередь, надо сориентироваться куда идти, в какую сторону, да и кофе в вокзальном буфете выпить с утра неплохо. А может, он решил дождаться москвичей, которые в большом количестве прибывают на тот же вокзал, но чуть позже. Не стоило мне вскакивать ни свет, ни заря и питаться холодными остатками ужина.

На следующей электричке тоже не было никого, кроме дачников. Зато через двадцать минут из подкатившего поезда выкатилась целая толпа радостных москвичей и с воплями «Айя!» ринулась в мою сторону.

Выкарабкавшись из объятий Финдарато, я оглядела платформу. Нет, больше никого из наших не наблюдалось.

— Ты кого-то ищешь?

— Финдекано я ищу, кого ж еще! Вы на вокзале его не встретили?

— А каким поездом он должен приехать? — спросил подошедший Румил. — Он через Москву едет?

— Нет, прямо из Свердловска. Поезд в шесть утра приходит.

— На Московский вокзал?

— А на какой же еще? — удивилась я.

— Не обязательно. Недавно открылся новый Ладожский вокзал и я слышал, что поезда с востока теперь приходят туда.

Я с непониманием смотрю на Румила. Про этот новый вокзал ни я, ни Рэнди и знать не знали, а Румил уже успел все разведать. Ох уж это мне нолдорская мудрость, нет, чтобы раньше сказать!

— А далеко от него до Финляндского?

— Минут сорок на метро, наверное.

Сорок минут на метро. Двадцать на войти-выйти и покупку жетона. Полчаса на сориентироваться и попить кофе. Плюс очередь за билетами на вокзале. Значит, на следующей. Следующая минут через двадцать пять.

— Ребята, сейчас я вам покажу дорогу и вы пойдете по ней прямо до берега озера. Чуть левее — лагерь феанорингов, как пройти в Валинор, спрашивайте у них.

— Они проводят... — усмехается темноволосая девчонка в синей тунике, стоящая рядом с Финдарато.

— Ничего, там еще Турукано с Арэльдэ и часть второго дома.

— А ты? — спрашивает Финдарато.

— А я следующей дождусь. Финдекано, наверное, на ней приедет. Скажите там Макалаурэ, что мы скоро придем.

На следующей электричке Финдекано не обнаружилось. Я начала впадать в тихую панику, перебирая все возможные варианты.

Допустим, он заблудился. Сел в метро не в ту сторону. Не нашел пересадки. Я бы и сама растерялась, если бы мой поезд вместо ожидаемого Московского вокзала прибыл на неведомый Ладожский. А Рэнди ни разу в Питере не была.

Возможно, он пошел прогуляться. Есть ли где гулять в районе этого нового вокзала? Впрочем, он мог и на метро в центр поехать. Город-то посмотреть хочется. Зная, что я его жду? Маловероятно.

А может, его задержали менты? Трехсотлетие города прошло, но повышенная бдительность осталась. А тут девчонка с рюкзаком, в странном наряде (Финдекано уже сообщил мне о своем намерении даже по городу передвигаться в тунике), из рюкзака еще и меч торчит (и кто сразу поймет, что текстолитовый), и вдобавок нет прописки! Однако что могут сделать менты? На три дня регистрация не нужна, а он как раз на три дня и приехал — суббота, воскресенье, понедельник и билет обратный имеется. Придраться не к чему.

Из следующей электрички вывалилась пестрая толпа питерцев. Тэлери, нолдор второго дома, трое наших дружинников (Тьелкормо постарался, зазвал каких-то своих приятелей из питерской тусовки, а то остались бы мы без дружины), синдар, пара запоздавших орков и валиэ Йаванна. Я показала им дорогу, а сама направилась в магазин за лимонадом.

Становилось жарко. Я сняла с себя куртку и завязала ее узлом вокруг талии.

Через полчаса приехали две ошалелые девчонки лет по пятнадцать, сказавшие, что они телери и на предыдущую электричку опоздали. Когда я призналась, что играю Майтимо, девчонки посмотрели на меня с таким ужасом, будто я была по меньшей мере Морготом.

В следующей электричке неожиданно обнаружился Саурон, приехавший на полигон чуть ли не в среду. Оказалось, у него в двух остановках отсюда дача и он ездил туда отсыпаться и за инструментами.

Около двенадцати я обнаружила, что полуторалитровую бутылку лимонада вылакала до дна и пора отправляться за новой.

Я сидела на скамейке, тупо глядя в пространство и время от времени прикладываясь к бутылке. Жара стояла неимоверная, или мне это так казалось на раскаленной платформе, где нет ни капельки тени. Вдруг кто-то тронул меня за плечо. Финдекано? Но ведь электрички не было!

— Майтимо!

Я подняла глаза. Ну разумеется — Макалаурэ.

— Майтимо! Половина второго, пошли!

— Куда пошли?

— На полигон! Скоро все на ту сторону пойдем, ты же не собираешься до вечера в Белерианде куковать! Старт игры в восемь, но мы же еще сыгровку хотели.

— Я не пойду.

— Что значит не пойдешь? Майтимо, ты чего?

— Ну как я могу пойти без Финдекано! — с отчаянием произнесла я. — Я обещала его встретить!

— И сколько можно тут сидеть? Раз сразу не приехал, значит и не приедет. Ты на себя посмотри — у тебя же все руки красные!

Я машинально посмотрела на свои руки. Ну, красные. От самого плеча, где кончаются короткие рукава футболки. Ну и что?

— Ты же сгорела вся! Пошли, я тебя кремом помажу!

— Да вовсе я не сгорела. Макалаурэ, ты иди, я еще подожду.

— Майтимо, ты с ума сошел!

— Я не сошел с ума, ты понимаешь, Макалаурэ, я должен его дождаться, я не могу его оставить... — лихорадочно заговорила я, сама понимая, что если у Макалаурэ и были какие-то сомнения в моей ненормальности, то после такой тирады их просто не останется. — Я один раз его уже предал, разве я могу оставить его во второй раз?

— Ринка! Очнись! — Линданарэ схватила меня за руку и я вскрикнула от боли. А ведь действительно обожгла руку, надо же, не думала что и на севере такое злое солнце. — Ты соображаешь, на каком ты свете?

— Нет, — машинально ответила я. Я действительно этого не соображала.

— То и видно! Если Рэнди безответственный человек, то это не значит, что стоит из-за этого страдать не только тебе, но и всем нам!

— Она не безответственный! Она мне звонила и сказала, что скоро выходит на поезд!

— Ну мало ли кто чего кому по телефону сказал. Мне тебе напомнить про Катьку из Нижнего? Ты уже забыла, сколько она тебе тогда крови попортила? А помнишь, как ты ею восхищалась?

— Я не хочу слышать ни про какую Катьку ни из какого Нижнего! Если Рэнди сказала — приедет, значит приедет!

— И где она, твоя Рэнди?

— Я говорю — приедет!

Линданарэ махнула рукой.

— Вот ведь нолдорский упрямец. Хорошо, давай еще одну электричку подождем.

— Я подожду. А ты иди.

— Что, и в Валинор без тебя идти?

— Иди в Валинор. Я найду дорогу.

— Ты вещи-то собрала?

— А что их собирать-то? Прикид, да меч.

— Ну как хочешь...

Макалаурэ вздохнул и побрел к концу платформы. У спуска он остановился и посмотрел на меня, словно спрашивая: «ну что, не решился?». Я мотнула головой — «нет».

Еще двадцать минут. Еще одна электричка. Я уже ничего не думала — только сидела на скамейке и тупо смотрела в пространство. Линданарэ права — надо идти, меня ждет куча народу и куча дел, но сил встать с места просто не было.

С чего ради она вспомнила Катьку из Нижнего? То, что ей доверять нельзя, меня еще когда предупреждали, а я не послушалась. И обожглась так, что до сих пор вспоминать больно.

Но Рэнди — не Катька. Я не верю, что она способна поступить так же. Пусть у меня нет для этого таких оснований, которые я могла бы предъявить Линданарэ, но я в нее верю. Если она не приехала, значит что-то случилось. Но что?

Я делаю очередной глоток лимонада и вижу, что бутылка опустела. Ну надо же — три литра оприходовать почти в один присест. А пить хочется ужасно. И руки обожженные болят. Надо пойти купить еще лимонада и найти себе место в тени, пока совсем в головешку не превратилась.

За магазином обнаруживается скамейка. В тени, что обрадовало меня несказанно. На скамейке — два парня и девица с приемником. Я сажусь на краешек и открываю бутылку.

«Московское время пятнадцать часов. В эфире — выпуск новостей. Президент Путин сегодня посетил...».

Мне плевать, что там посетил президент Путин. Я сижу в тени и мне хорошо. Руки болят, как у Моргота последнего, но на это тоже плевать. Сейчас приедет Финдекано и мы пойдем в наш лагерь. Макалаурэ помажет мне руки кремом, мы попьем чаю со сгущенкой и отправимся в Валинор.

«Сообщаем подробности железнодорожной катастрофы, случившейся в Вологодской области вчера вечером. Скорый поезд Екатеринбург—Санкт-Петербург...».

Слова прокатываются куда-то мимо моего сознания, но слово «Екатеринбург» вдруг застревает камнем в воспаленном мозгу и на него начинают, как камни в водовороте налетать другие слова. Катастрофа? В Вологодской области? Вчера вечером? Если поезд вышел в четверг, а придти должен в субботу утром... Нет, это потом, что еще говорят?

«...двадцать девять погибших. Больше всего пострадал последний вагон. Начато расследование причин катастрофы. Предположительно...».

К черту расследование! К черту президентов всех стран вместе со всеми официальными лицами! Финдекано сказал, что он едет в последнем вагоне. Он любит ездить в последнем вагоне. Курить в тамбуре и любоваться на уходящие вдаль рельсы. Финдекано...

— Девушка, что с вами? — соседи по скамейке смотрят на меня с опаской.

— Все в порядке, — выдавливаю я, встаю и иду куда-то. Предположительно — к озеру.

Это я, это я во всем виновата. Зачем мне было вытаскивать ее на игрушку в Питер? Сама не могла приехать в Свердловск? Сколько лет друг без друга жили! Лучше бы и дальше жили друг без друга, только бы жили! Слышишь, Финдекано? Ты только живи, больше ничего не надо! Где угодно — в Тирионе, в Екатеринбурге, только живи!

Как я прошла через поселок и вышла на дорогу, не помню. Там я отошла чуть в сторону и села на землю. Туча окрестных комаров тут же меня яростно атаковала, но я и этого не заметила. Вокруг — не лес зеленый, а пустыня безжизненная. Анфауглит. И черные горы где-то вдалеке. И тень недавнего пламени все еще не покинула эту землю.

Финдекано. Финдекано!..

— Майтимо!

Кто там меня зовет? Не зовите меня. Меня больше нет. Финдекано нет, и меня тоже нет.

— Майтимо, что с тобой?

Поднимаю глаза. Макалаурэ и Финдарато. Этот-то что сюда приперся?

— Чего вы ко мне пристали? Идите в свой Валинор!

Финдарато садится рядом со мной, берет за руку и заглядывает в глаза. Глаза у него серо-голубые, а в зрачках я вижу свое отражение. Финдарато больше всех нас похож на себя — высокий, стройный, волосы светлые... пола, конечно, неправильного, но это уже неважно. Они с Макалаурэ уже в прикидах — один в красной рубахе и черной тунике, второй — в серо-голубой тунике и коротком золотистом плаще.

— Майтимо...

— Ну я же говорил тебе... — шепчет Макалаурэ. Не мне, Финдарато, но я слышу. И даже догадываюсь, о чем он говорит. С Финдарато мы не то, чтобы друзья, но близкие приятели, и историю с Катькой из Нижнего он, конечно же, слышал.

И тут я взрываюсь. Вырываю руку из руки Финдарато, вскакиваю на ноги и ору на них обоих:

— Да что ты говорил? Только бы наговорить с три короба про того, про кого ты не знаешь! Тебе так хочется, чтобы он меня подвел? Самим чистенькими быть не удалось, так надо грязью всех окружающих замарать? Ты на Финдекано наговариваешь, а его уже в живых нету!

Финдарато жестом останавливает приготовившегося было к отпору Макалаурэ:

— Майтимо, успокойся. Почему ты считаешь, что Финдекано нету в живых?

— Потому что я радио слушал! Там цивилы с приемником сидели и я услышал! Свердловский поезд вчера катастрофу потерпел! Последний вагон — всмятку, двадцать девять погибших! А Финдекано в последнем вагоне ехал...

— Вагон какой — купейный? — неожиданно спрашивает Финдарато.

Я остолбенело смотрю на него. Какая разница, какой вагон? Со всеми удобствами ты едешь, не со всеми, катастрофа все равно уравняет. Хотя стоп, Финдекано же говорил, что у него место боковое верхнее, значит не купейный...

— Плацкартный. А какая разница?

— Большая! В плацкартном вагоне знаешь сколько мест? Пятьдесят четыре! Значит, почти половина пассажиров уцелела!

— А... — я ничего не могу произнести. Хочу и не могу. Безумное горе сменяется безумной надеждой. Как же я сама не догадалась?

— Значит так. Сейчас мы идем в лагерь. Находим ближайший мобильник...

— У меня есть мобильник, — перебивает Макалаурэ.

— Значит, берем твой мобильник и разыскиваем телефон МЧС. У них должны быть все сведения. Ты цивильное имя Финдекано знаешь?

— Наташа... — говорю я сквозь идиотскую улыбочку.

— А дальше?

— А дальше не знаю...

— А может ей домой позвонить и спросить? — спрашивает Макалаурэ.

— Чтобы все домашние с ума посходили? Сначала надо точно все узнать, а потом родителей беспокоить.

— А... а... — я опять не могу ничего сказать.

— Майтимо, пойдем. Сейчас мы ничего не сделаем, а играть надо. Слишком много народу эту игру ждет, мы не имеем права их подвести, — твердо говорит Финдарато. — А позвонить мы попробуем. Все МЧС с ног на уши поставим, но узнаем.

— Нолдор, на первый-второй-третий рассчитайсь!

— Первый! — весело кричит Феанаро. — Первый Дом, ко мне!

— Артарэсто! Артарэсто, ты где?

— Папа, а можно я в Форменос сбегаю? Всего на одну минуточку?

— Амбарусса, не облизывайтесь на шашлыки — это не для нас!

— Итариллэ, отстань от папы, он делом занят — он думает!

— Артанис, куда девался Артарэсто?

— Второй Дом! Второй Дом, идите сюда!

— Дайте мне с собственной мамой познакомиться!

— Турукано, ты куда? Второй Дом здесь!

С запозданием почти на час парад начался. Начался с обычного предъигрового бардака, когда разыскивались последние вещи, говорились последние слова и родственники знакомились друг с другом.

К нам подошел Турукано.

— Где вы были? Я чуть с ума не сошел. Что у нас с Финдекано?

— Не будет Финдекано, — опережая меня, говорит Макалаурэ.

— Что значит — не будет? А кто подвиг будет совершать? Я что ли? Мне это в квэнту не влазит!

Макалаурэ понимает, что сказал что-то не то и поправляется:

— Я хочу сказать, что Рэнди не будет. А Финдекано надо выбрать. Изыщите свои внутренние резервы.

Турукано страдальчески смотрит в небо, потом все-таки подходит к своим и командирским голосом провозглашает:

— Второй Дом! Объявляется конкурс на вакантную должность Финдекано!

В толпе нолфингов шевеление. Но вопреки ожиданиям, никто переквалифицироваться в лорды не спешит. Честно говоря, я бы вообще предпочла играть без Фингона, чем ставить на эту роль первого попавшегося. Но законы жанра неумолимы. Раз играем по тексту, значит по тексту, хотя исходя из чисто личных соображений я была бы не против, чтобы меня спасли Макалаурэ или, на худой конец, Финдарато. И это я-то, всегда ставящая соответствие тексту выше всех других доводов!

— Что, никто не хочет? — усмехается Арэльдэ. — Всего-то делов — Майтимо со скалы снять! Он там не очень высоко висеть будет, честное слово! Я сама видела!

— Народ безмолвствует, — говорит Турукано. — Давай, Майтимо, назначь себе брата в приказном порядке.

Я оглядываю народ, выискивая знакомые лица.

— Тайси, давай ты.

— А почему я? — говорит Тайси, худая высокая девчонка, тоном школьника, которого вызвали к доске. Однако, поймав злобные взгляды Турукано и Арэльдэ, покорно соглашается. — Ну ладно, ладно, вы мне только объясните, как его снимать надо.

Мне было абсолютно все равно кто будет меня снимать в качестве Фингона. С Тайси мы хотя бы знакомы — встречались в прошлом году на игре и несколько раз — на сборищах у Макалаурэ. Конечно, проводить выбор Фингона за полчаса до игры — изврат полнейший, но времени у нас абсолютно не было.

Сначала мы собирали мои вещи, неожиданно оказавшиеся в разных местах лагеря. Потом искали ножик Финдарато, который, как потом выяснилось, увел Артарэсто и не признался в этом. Кроме того, мы упорно дозванивались до МЧС и что самое странное, нам это удалось. Нам даже удалось узнать, кто непосредственно занимается случившейся катастрофой. Однако дальше начались сложности. Ни в списке погибших, ни в списке выживших никакой Наташи двадцати трех лет от роду не было. Правда, мужик из МЧС обрадовал меня тем, что не все трупы еще опознаны, после чего я стала сама похожа на труп, а Макалаурэ отобрал у меня мобильник и договорил с мужиком сам. И номер свой ему оставил. Потом они с Финдарато в два голоса уверяли меня, что Финдекано непременно уцелел, что в списки он мог и не попасть, потому что слинял на попутной электричке, или же смешался с пассажирами других вагонов, а поскольку мы точного имени его не знаем, то и спросить как следует не можем. Я говорила «ага», а сама не думала уже ни о чем. Влезла в прикид, взяла меч, положила всяческие мелочи в поясную сумочку и застыла на краю лагеря в состоянии боевой готовности. И дальше тоже действовала полностью на автомате.

Мне одно интересно — как я вроливаться при таком раскладе буду? Впрочем, мы ведь все равно сейчас идем в Форменос. И рядом со мной Макалаурэ.

— Поздравляю тебя, брат мой, — торжественно говорит Турукано, — теперь, как старший, ты непременно поможешь нам украсить пиршественную поляну и установить стены Тириона.

— А почему я? — снова говорит Тайси, скорее для проформы.

— Давай-давай! — подбадривает ее Арэльдэ. — Назвался Фингоном — полезай на Тангородрим.

— Это назвался Маэдросом — полезай на Тангородрим, — поправляет Макалаурэ. — И вообще, Второй Дом, идите-ка вы отсюда, тут феаноринги собираются!

— Да-да, нам еще Клятву повторить надо!

— Вы ее и так уже раз двести повторили! Куда не пойдешь — везде феаноринги на квэнья клянутся!

— Ну и неправда, на квэнья — один Макалаурэ, а мы все по-русски!

— Куруфинве и Тьелкормо, вы там, случаем нашего Артарэсто не съели?

— Зачем нам его есть, он невкусный!

— Артафиндэ, а вы вообще никуда не уходите, тогда мы вас и не тронем. Не становись между феанорингом и его Сильмариллом!

— Слушайте вы, феаноровы дети, там в машине у Моргота этих Сильмариллов еще штук десять! Разберите их все и успокойтесь!

— Хорошее, однако ругательство — феаноровы дети.

— А еще есть феанорова мать. Теперь я понял, почему Мириэль умерла — она предвидела, каким станет ее сыночек и как часто будут поминать его мать.

— Слушайте, мы начнем когда-нибудь или нет?

— Нолдор было некуда спешить. Вот они и не торопились...

— Народ! Тихо вы! Сейчас начнем. Нолдор, на первый-второй-третий рассчитайсь!

Праздник на Таниквэтиль длился часа два. И все эти два часа мы нарезали круги по Валинору, стараясь не уходить далеко от игровых территорий, и вместе с тем не мозолить глаза празднующим. Где-то после пятого круга Куруфинвэ нашел симпатичную полянку и предложил поразмяться.

Семь — число неудобное. При разбивке на пары кто-нибудь остается лишним. Сначала это был Карнистир, потом Амбарусса, но после того, как Тьелкормо чувствительно заехал мне по пальцам, я сказал, что выбываю. Не хочу раньше времени одноруким оставаться. Потом Карнистиро стал показывать Амбаруссам какие-то особые приемчики и, пользуясь этим, Макалаурэ подошел ко мне.

— Майтимо, я вижу, ты огорчен? Не оттого ли, что мы приняли решение не отправляться на праздник?

— Мы? Отец это сделал за нас, а я не вижу причин не выполнять его волю.

— И, тем не менее, ты недоволен.

— Макалаурэ, а вот это уже — мое личное дело. Да, я хотел бы побывать на празднике. Да, я бы хотел увидеть Финдекано. Ты это хотел услышать?

— Майтимо, не говори со мной так, как будто это я в чем-то виноват.

— Ну конечно, никто ни в чем не виноват. Никто не распускал по всему Тириону слухи о том, что Нолофинвэ якобы собирается захватить власть, никто не говорил отцу, что Финдекано, пользуясь моим доверием, потом пересказывает в весьма искаженном виде все, что происходит у нас...

— Ты меня обвиняешь? — Макалаурэ схватился за рукоять меча.

— Что, уже нашел новое решение всех проблем? — усмехнулся я. — Ну давай, я даже защищаться не будешь. Только придумай заранее, что ты отцу скажешь.

Макалаурэ, уже с обнаженным мечом, подошел ко мне вплотную... но вместе того, чтобы ударить (к чему я была абсолютно готова, забыв напрочь, что играем строго по сюжету) выронил меч, обхватил меня руками за плечи и тихо сказал:

— Toronya, прости меня. Прости, брат.

— Это ты меня прости, — ответил я, чувствуя, что еще чуть-чуть и разрыдаюсь. Причем по жизни.

Мы садимся на траву, Макалаурэ обнимает меня за плечи, а я не выдерживаю и все-таки плачу. Но тихо, чтобы младшие не заметили. Впрочем, они слишком увлечены размахиванием мечами и не увидели бы и родную маму, если б она к ним сейчас подошла.

Да что это такое творится, если я вынужден таиться от собственных братьев? Если я вынужден отказаться от свиданий с другом только потому, что отца это может рассердить? И Нолофинвэ тоже хорош — «Я прощу брата моего». Прямо так и заявил, чтобы все слышали. Подошел бы потом, сказал бы на ушко — тогда отец бы ему и поверил, а так он подумал прямо противоположное тому, что сказал Нолофинвэ.

А самое плохое — что мне не с кем обсудить то, что меня мучает. Даже Макалаурэ я не могу довериться. Только Финдекано, но как мне его увидеть? Прямо хоть бросай все и отправляйся на праздник. А для отца какой-нибудь предлог придумать, в первый раз, что ли.

— Брат, как ты думаешь, если я появлюсь сейчас на Таниквэтиль, что скажет отец?

— Если опустить ругательства, то ничего.

— Макалаурэ, я серьезно спрашиваю!

— Скажи ему, что Хуан забрался в его сокровищницу и слопал Сильмарили, тогда он мигом в Форменос прибежит. А ты сможешь находиться на празднике, сколько душе угодно.

— А Хуана тебе не жалко?

— Хуана мне не жалко! Я из-за него не могу ни одной новой песни сочинить спокойно — только я за лютню берусь, так эта скотина подвывать начинает!

— А Тьелкормо?

— А Тьелкормо пусть себе новую собаку ищет. Или обходится без собаки — он сам бегает не хуже.

— Ты потише, а то еще услышит!

— Не услышит — смотри, как они с Атаринке увлеклись!

Я посмотрел в сторону братьев и увидел в отдалении два черных силуэта. И направлялись они в сторону Форменоса.

— Брат! — я схватил Макалаурэ за руку и указал на силуэты. Макалаурэ понял все мгновенно.

— Что такое, я ничего не вижу! Атаринке, Тьелкормо, вы где?

— Майтимо!

— Амбарусса, идите сюда! Атаринке, ты где?

— Я здесь!

— Так дай мне руку!

— Не могу! Я меч выронил, сейчас найду! Турко, осторожно, не наступи на меня!

— На тебя я не наступлю, — проворчал Тьелкормо, — мне бы на твой меч не наступить. Ты тогда, конечно, его сразу найдешь, но мне мои сапоги дороги, как память.

Он еще ухитряется в такую минуту шутить!

Темно не было. По жизни — не было. В двенадцать часов в Ленинградской области в начале июля темноты не бывает. Но братьев я действительно не видел.

— В Форменос! — выкрикнул я. — Как можно скорее — в Форменос!

Мы бежали на Таниквэтиль. Необходимости бежать уже не было — что свершилось, того не исправишь, но мчались мы так, как будто Мелькор все еще гнался за нами. Макалаурэ еле поспевал за мной, а Тьелкормо еще тащил в каждой руке по факелу. Когда мы только вышли из Форменоса, я споткнулся и чуть не сверзился в пропасть, поэтому Тьелкормо отобрал у меня факел, а Макалаурэ подхватил за руку. Остальные наши братья остались в Форменосе.

Я взлетел на Элеллохар и остановился. Тысячи глаз глядели на меня, а там, посреди круга, рядом с мертвыми Древами Света, стоял отец. И я почувствовал, что только что эти взоры были обращены на него... Эру Единый, что тут произошло?

Конечно, я знала, что тут произошло. И глаз было не тысячи, а гораздо меньше. Но когда я пробивался через толпу к отцу, ощущение было многотысячной толпы, а не кучки народу. И все смотрели на меня с ужасом — мой вид, наверное, к иным размышлениям и не располагал.

— Кровь и тьма! — воскликнул я. — Правитель наш Финве убит, и Сильмарили похищены!

— Что?

Взгляды, обращенные на меня, казалось, давили своей тяжестью. Я физически чувствовал боль еще и от них, помимо всего. Оставьте нас, дайте остаться наедине с отцом! Да нет, я должен сказать всем, Финвэ был королем всех нолдор... Великие Валар, но почему должен рассказывать именно я?

— Государь, — обратился я к Манвэ — это был праздничный день, но король наш был печален, ибо горевал по поводу отъезда моего отца — предчувствия томили его. Он не хотел уходить из дому. Нас смущала тишина и скука, воцарившиеся в доме, и мы отправились верхом к Зеленым холмам. Мы поехали в сторону севера, но вдруг заметили, что все вокруг подернулось дымкой...

Если бы кто-то из слушавших меня имел под рукой распечатки десятого тома, он бы заметил, что я слово в слово повторяю написанное Толкиным. Вот уж чего не думала — то, что выучила этот кусок наизусть! Может быть, стоило пересказать своими словами? — мысленно спросила я и тут же сама себе ответила — а разве я говорю не свои слова? Своее уже некуда!

На Феанаро было страшно смотреть. На землю он, как в тексте, не упал, но лучше бы упал, чтобы я не видел его лица. Лучше бы я никого здесь не видел. И лучше бы мне все это не рассказывать.

— Будь проклят тот день, когда я пришел на этот праздник! — возгласил Феанаро.

— Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса, — чуть слышно сказал Тьелкормо. Я обернулась и показала ему кулак.

Тоже мне, нашел, когда шутить! Знали бы они, каких мне сил стоит держать в себе Майтимо и не сорваться на банальную пожизненную истерику. Хочется уйти куда-нибудь в лес, взять с собой братца Макалаурэ, уткнуться в него носом и поплакать от души. А я мало того, что держусь, так еще и умудряюсь изображать что-то похожее на Майтимо, правда, в полном душевном раздрае и ничего не соображающего. А другого в моем исполнении не будет, и не надейтесь.

Когда мы пошли в Форменос, вместо того, чтобы повторять Клятву, я насела на Макалаурэ с тихой истерикой, что играть не могу и не хочу, и если нашли другого Финдекано, то почему бы не подыскать другого Майтимо, а мне уже от этой жизни ничего не надо, в том числе и самой жизни. Макалаурэ терпеливо выслушал мой горячечный бред, порылся в своей аптечке в поисках чего-нибудь успокоительного, нашел валерьянку, заставил меня ее выпить, а потом заговорил со мной тихо и убедительно. Сначала по жизни — что скорее всего Рэнди жива, что чуть позже мы еще раз позвоним и может быть что-нибудь выяснится, что однажды одна ее подруга опоздала на самолет, а самолет взорвался в воздухе, короче, все, что они с Финдарато говорили мне по дороге от станции до Белерианда и от Белерианда до Валинора. Только более спокойно и медленно. Когда я стала хоть немного похожа на живого человека и смогла выдать в ответ какую-то осмысленную фразу, Макалаурэ продолжил уже как Макалаурэ. О том, что он всегда рядом со мной, что с Финдекано мы встретимся, может быть, в Тирионе, может быть на тех землях за Морем, о которых так много в последнее время говорят, и надо успокоиться и подумать о братьях и нолдор Форменоса, которым мы должны показывать пример. Как ни странно, помогло. И то я чуть не сорвалась в разговоре с братом. Или это Майтимо чуть не сорвался? Кто я сейчас? И если Майтимо — то какого времени? Не времен ли последних, сидящий в разрушенном Белерианде и вспоминающий все, что с ними было?

А что, подходящая идея. Надо улучить минутку и поделиться с Макалаурэ. Здесь меня нет. Здесь — одни воспоминания. Я уже знаю, чем все кончилось, нет больше ни Финдекано, ни пятерых моих братьев, только мы с Макалаурэ и Клятва. И память о том, что было. Хорошая компания.

— И я говорю — будь во веки вечные проклят Мелькор и будет ему отныне имя — Моринготто! Черный Враг Мира — пусть так зовется он и нет ему другого имени!

Правильно говоришь, отец. Все правильно. Только ты еще не знаешь, что бывает сила, которую невозможно остановить. Ты еще не знаешь, какую лавину мы стронули. Ты говоришь про клетку, в которую нас заперли Валар? Но чем было наше бегство из Валинора? Не заменой ли большей клетки на меньшую? И чем дальше, тем теснее и теснее становится эта клетка и не то, что выйти — скоро и дышать в ней будет нечем.

— Майтимо! — Макалаурэ осторожно тронул меня за руку. — Идем. Идем в Форменос. Мы должны быть с отцом.

А я и не заметил, что Феанаро сорвался с места и побежал в сторону Форменоса, а вся толпа бросилась за ним. Им-то что там надо?

Феанаро тяжелым взглядом обвел собравшихся. Мы семеро стояли впереди, остальные обитатели Форменоса — чуть поодаль, Нолофинвэ с Арафинвэ и прочими, к счастью, убрались в Тирион, когда мы донесли тело Финвэ до Лориена. На прощание Феанаро объявил, что придет в Тирион и скажет там речь.

— Мы уходим! — коротко и ясно объявил Феанаро. — Собирайтесь!

Мы давно уже были готовы. Не то, что возражений — и обсуждений долгих не было. Все и так ясно.

— Правильно! Сколько можно тут гнить! И никто не посмеет нам указывать!

— Что стоишь, разинув рот? Собирайся!

— Слушайте, может, я свитер здесь оставлю? Все равно Феанаро в Мандос придет, сможет забрать. Я не думал, что будет так жарко.

— Амбарусса, я тебе не ломовая лошадь! Тащи на себе!

— Где мой щит?

— Амбарусса, давай сюда свой свитер. Я к себе в рюкзак положу.

— Карнистиро, какой ты запасливый! Еще и с рюкзаком!

— Так, народ, вода у нас есть?

— У меня есть фляга, только в ней не вода.

— Не воду можешь сам пить, а у меня после таких потрясений всегда сушняк начинается!

— Не-свет, не-тьма, не-вода...

— Атаринке, ты не видел мой щит?

— Эй, ребята, чей меч тут валяется?

— Спокойно, у меня есть вода. Два литра «Аква Минерале», если кто из озера пить брезгует.

— Я же говорю — Карнистиро у нас самый предусмотрительный!

— Затяните на мне доспех кто-нибудь!

— По ногам не ходи, да?

— В третий раз повторяю — кто видел мой щит?

— Может, его Моринготто увел? Вместе с Сильмарилями?

— А по голове за такие предположения не хочешь?

— Дай сюда мой меч!

— Ни у кого булавки не найдется? У меня застежка от плаща сломалась!

— Дай сюда свой плащ, сейчас сделаем.

— Мирилиндэ, ты там случаем не на моем щите сидишь? Ну-ка встань! И точно!

— А ты говоришь — Моринготто...

Я стоял на краю поляну, под высокой сосной и наблюдал за суетой младших братьев и дружинников. Мне не надо было собираться — одежда на мне, меч на поясе, больше ничего я с собой не брал.

Мы покидали Форменос. Дом, который мы построили собственными руками. Тирион мы тоже покинули, но Тирион строили до нас и без нас, а здесь каждый камень помнит прикосновения наших рук. И моих в том числе. Сколько их еще будет — домов, которые мы оставим? От сделанных на века крепостей до кратковременных прибежищ на одну ночь? И каждый раз мы будем уходить — торопливо, не успев собраться, не успев поговорить с товарищами, некоторых из которых, может быть, больше и не увидим. И домов этих больше не увидим, и земля, на которой они стояли, канет в бездну. Только Форменос будет стоять здесь молчаливым укором. И ничья нога не ступит на порог этой крепости. Нам нет возврата, а остальные — не посмеют.

— Майтимо, ты готов?

— А мне и собирать нечего. Макалаурэ, ты мобильник не забыл?

— Мобильник?

В ответ — недоуменный взгляд. Макалаурэ целиком там, в Форменосе, он уже забыл, что есть на свете такие вещи, как часы, мобильники, поезда и прочие блага цивилизации. Это я застряла на грани двух миров и трех времен — нынешнего, того, которое мы играем и конца эпохи. И ни в одном из них у меня нет Финдекано.

— А, понял. А куда ж я денусь, мой палантир всегда при мне!

— У него аккумуляторы не сели?

— Успокойся, заряда там еще дня на два хватит. Все в порядке, Майтимо!

Все ли? Еще неизвестно, что лучше — что звонок будет, или что мы его не дождемся. С добрыми вестями вряд ли позвонят. Если Финдекано за сутки не нашелся...

— Все готовы? — Феанаро вышел из-за кустов, одетый в красно-черные одежды, с мечом и щитом. — Идем!

— Майтимо, — Макалаурэ заглянул мне в глаза, — идем.

На тирионцев явления Феанаро народу произвело воистину неизгладимое впечатление. Колонна человек в двадцать, все при оружии, с факелами, с вещами, вид такой, будто они на битву с врагом вышли. Причем враг может оказаться где угодно, в том числе и непосредственно в Тирионе. Давно ли мы были единым народом? А сейчас четко видно — вот они, а вот мы. Что они тут решили без нас? Что верховным королем нолдор будет Нолофинвэ?

Наверное, я должна найти Финдекано. Но я его не вижу, хотя Тайси стоит здесь, рядом с Нолофинвэ. Из всех собравшихся тирионцев я вижу только Финдарато. Одной рукой он обнимает мать, второй держит за руку сестру. Финдарато ловит мой взгляд... и первым отвожу глаза я.

— Народ нолдор, слушайте меня!

Тирион — полянка, в центре которой проходит тропа. Эта тропа взбегает на пригорок, и вот на этом-то пригорке и стоит Феанаро. Мы семеро пробились в самый первый ряд и даже чуть поднялись по склону, а наша дружина застряла в толпе, но не смешалась с ней.

— Тьма нынче пала на Валинор! Тьма на земле, тьма в небесах, тьма в наших душах. И я говорю — доколе? Доколе мы должны жить здесь, во власти Валар? Когда призвали нас сюда, здесь был свет, но теперь нет и света, а хозяева на этой земле — не мы. Разве Моринготто не родич Валар? Не потому ли они ничего не сделали, чтобы защитить нашу землю от него?

— Что он говорит! — послышались голоса.

— Это в твоей душе тьма!

— Как можно так говорить про Валар?

Атаринке оглянулся, пытаясь разглядеть говоривших. Но было уже полутемно, а факелы только подчеркивали тьму, а не разгоняли ее. Кто-то щелкнул затвором фотоаппарата и лица озарились мертвенно-бледным светом. Не получится хороших фотографий на таком расстоянии. А жаль. Хотела бы я изображение именно такого Феанаро — на вершине горы, в черно-алых одеждах и с вдохновенным лицом.

Финдекано бы смог это нарисовать...

— Довольно нам сидеть в клетке, в которую нас заперли! Там, над водами Куивиэнэн, которые мы покинули много лет назад, все так же светят звезды и там мы сможем жить по своему разумению, а не так, как хотят Валар. Там мы сможем сами управлять своей судьбой, а не быть игрушкой в руках Высших!

Слушают, стараясь не пропустить ни слова — все. Но одни и вправду готовы пойти за Феанаро куда угодно, а другие качают головой — он сошел с ума, но все равно внимают его словам, не в силах перебить.

Я тоже слушаю. Я как будто знаю заранее все, что скажет отец, и то, что последую за отцом, куда бы он ни пошел — тоже знаю. Смеет ли он так говорить о Валар или не смеет — а вот это меня уже не волнует.

— Мы уходим строить свою жизнь по своему разумению! Мы уходим владеть землями, которые хотели отнять у нас! Путь будет нелегким, но пусть никто не оглядывается назад! Не берите с собой ничего, кроме оружия, все, что мы сможем создать, мы создадим заново!

Все ли, отец? А мир в наших душах мы тоже сможем создать заново?

Наши ребята, приятели Тьелкормо, стоят, в буквальном смысле слова разинув рот, и смотрят на Феанаро такими восторженными глазами, что мне даже неловко. Все наши — в ожидании великих свершений, можно сказать даже чуда, один я стою с мрачным видом, как на похоронах. Причем собственных.

Феанаро на мгновение замолчал, но никто не смог вставить ни слова, ибо в ту же минуту он поднял меч вверх и заговорил торжественно и громко:

Будь он враг или друг, запятнан или чист,
Порождение Моргота или Светлого Вала,
Эльда или Майа или Пришедший следом,
Человек, еще не рожденный в Средиземьи,
Ни закон, ни любовь, ни союз мечей,
Страх или опасность, или сама судьба,
Не защитят от Феанора или его родичей того,
Кто бы ни спрятал или сохранил или взял в ладонь,
Найдя, сберег или прочь выбросил
Сильмарил. Так клянемся мы все:
Смерть принесем мы ему прежде конца Дней,
Горе до самого скончания мира.
Слово наше слышишь ты,
Эру Всеотец! В вечнодлящуюся Тьму
Ввергни нас, если дела не совершим.
На святой вершине услышьте и засвидетельствуйте,
И нашу клятву запомните, Манвэ и Варда!*

Не надо! Я не хочу этого! Отец, ты разве не знаешь, к чему это приведет? Ты не знаешь, что ты сейчас сотворил? Что ты сделал с собой, что ты сделал с нами? Тогда никто из нас этого не понимал, сейчас я понимаю, но сделать ничего не могу. Как остановить время, как изменить мир, как вмешаться в то, что происходит как будто без твоего участия? О чем ты думал, Майтимо, когда приносил эту клятву?

Макалаурэ ощутимо толкает меня в бок. Ну да, я опять забыл, на каком я свете. Но, к счастью, никто и не заметил моего колебания — мы вылетели на вершину холма почти одновременно. Один Амбарусса споткнулся о лежащую на земле сосновую ветку, но был вовремя подхвачен Тьелкормо.

— Будь он враг или друг, запятнан или чист...

Мы говорили хором, а Макалаурэ повторял каждую фразу на квэнья. Хор может быть и не был слаженным, зато голос у Линданарэ такой, что до самых печенок пронимает и еще глубже.

Первые две фразы я произношу, думая единственно о том, чтобы не сбиться и не перепутать слова, ибо слова Клятвы сбились в моей голове в один неразличимый липкий комок, но потом Клятва увлекает меня и я следую за ней, подчиняясь ее рваному ритму. Я на грани трех реальностей? Нет, сейчас уже не трех, сейчас осталась только одна реальность, осталась только Клятва, она как дорога, уводящая нас неведомо куда, пусть даже и в вековечную тьму. Впрочем, нет, какая Тьма? Мы исполним Клятву, мы просто так не клянемся, раз поклялись — значит исполним! Нам сейчас возможно все! Пусть даже все Валар попытаются нас остановить — мы не остановимся! Я ощущаю себя, братьев и отца единым целым, так, как не чувствовал уже давно. Мы еще никогда не были так близки друг другу, как сейчас. И эта близость не оборвется никогда.

Это как полет. Полет, который может быть обернется падением, но ты об этом еще не знаешь. А наслаждение полетом сильнее страха всех опасностей.

На последней строчке Амбарусса тянет меня за рукав и показывает глазами куда-то вниз. Я смотрю — и вижу Манвэ и Варду, которые только что подошли к Тириону. Не знаю, где они раньше были, я их не видел. Услышали, однако.

И тут меня пронзает холодом, от головы до пяток. При том, что ветра нет и не предвидится. Это даже не предчувствие, не предвидение — просто холодная волна по всему телу. Я хватаюсь за руку первого попавшегося, это оказывается Карнистиро, который, по-видимому, решил, что я сам не смогу спуститься с холма.

Пауза длится полминуты. И молчание при этом так же материально, как тьма, спустившаяся на Валинор в момент разрушения Древ Света. На нас смотрят с сомнением, с опаской, некоторые даже с ужасом, весь Первый Дом, разумеется, с восторгом, и я читаю в их глазах отражение нашей Клятвы... пусть они и не давали ее, но они последуют за нами туда, куда поведет нас наша Клятва. А это — главное.

— Феанаро, одумайся! — это Нолофинвэ. — Понимаешь ли ты, куда идешь, зачем идешь?

— Не ты ли, брат, — язвительная усмешка, — сказал мне, что я буду вести, а ты следовать? Быстро же ты отказываешься от своих слов!

— Феанаро, нашей свободы у нас никто не отнимал! Это ты отнял ее у себя своей клятвой!

— А почему мы не можем увидеть новые земли?

— Мы уходим! Пусть те, кто боится — останутся, а мы идем!

Вот оно — все в едином порыве, все, как один покорны нашим словам, нашим действиям. Мы уходим — и ведем народ нолдор за собой. Никто не сможет опередить нас, никто не сможет остановить нас.

Я обвожу толпу торжествующим взглядом и вновь останавливаюсь на Финдарато. Ну что, родственнички, вы с нами, или испугаетесь? И Финдарато не выдерживает — отводит глаза первым.

Резня в Альквалондэ была краткой. Телери не хватило не то что трижды — даже единожды отбросить нас от кораблей. Еще бы — у них на пятнадцать человек только два парня, из которых один играет исключительно мирные роли, а второй — новичок, лет четырнадцати. Мы только для порядка сделали вид, что отходим. А потом — снова на штурм.

— Нолдор, вперед!

Я второй раз вперед не пошел, отговорившись тем, что ранен. Не мог я брать в руки меч и идти, я даже встать не мог. Показалось мне — не то год назад, не то пятьсот лет вперед, тоже гавань, тоже «Нолдор, вперед!»... но кричу это не Феанаро, а я. И я же — заступаю дорогу своим «что вы делаете, вы сошли с ума!». Тогда, в прошлом году, я играла оруженосца Маглора, который в Арвениен встал против своих. Ему было хорошо — он Клятву не приносил...

Клятва! Ведь только что ты была крыльями за спиною, почему ты превращаешься в оковы на ногах?

Нам даже помощь Финдекано не понадобилась. Когда они прибежали, все уже было кончено и проход к кораблям свободен. Феанаро вяло переругивался с Нолофинвэ, а мы с Макалаурэ сразу к лодкам пошли. И отплыли раньше всех. Доплыли почти до середины озера и тут Феанаро громко закричал, чтобы мы повернули.

— С чего это мы должны поворачивать?

— Поворачивай, я вам говорю! Мы в Араман плывем! Нас там проклинать будут!

— Семеро одного не ждут!

— В какой еще Араман?

— Пусть Намо нас на расстоянии проклянет!

— СМС-ку пришлет!

— Отец, если хочешь быть проклятым — поворачивай, а мне и так хорошо!

Мы все-таки пристали к берегу. Я даже из лодки выходить не стал. И из того, что происходило на берегу, добрую половину пропустил. Мне с Макалаурэ хотелось поговорить. А я не мог. Мы в лодке не одни были. И слишком многие на нас смотрели, слишком многие искали в нас опору, чтобы я мог позволить себе расслабиться.

Когда мы наконец-то причалили к берегу, я подошел к Макалаурэ. Нолдор вылезали из лодок, осматривали окрестности, Феанаро и Карнистиро вытаскивали из рюкзака приготовленную заранее пиротехнику.

— Брат, я хочу поговорить с тобой...

Макалаурэ смотрит на меня совершенно безумным взглядом. Как будто хочет сказать — нашел время разговаривать!

— Майтимо!

— Что? — я никак не могу понять, чего Макалаурэ от меня хочет.

Нам бы сейчас устроится где-нибудь под деревом и поговорить. О том, куда мы уже зашли и куда можем зайти. О Клятве, которую я уже стал ощущать живым существом со своей волей. Об отце, которого я совершенно не узнаю. Я хочу поговорить с тобой откровенно обо всем, Макалаурэ. Макалаурэ, ты куда?..

Макалаурэ подошел к наконец-то разобравшимся с пиротехникой Феанаро и Карнистиро и громко, так что слышали мы все, произнес:

— Отец, кого из гребцов и на каких кораблях ты собираешься отправить на тот берег? Позволишь ли ты нам с Майтимо вернуться за оставшимися!

— Я не собираюсь ни за кем возвращаться! — рассмеялся Феанаро. — Здесь мы будем строить нашу жизнь так, как нам хочется, а мой драгоценный братец пусть остается на том берегу и просит прощения у Валар, если ему так угодно!

Проклятие! Это же были мои слова! Ну спасибо, Макалаурэ, удружил...

Но как я сумел забыть о Финдекано?

А я о нем сегодня хотя бы вспомнил?

Да нет, вспоминал. Но уже успел поверить, что его со мной нет. И не будет.

— Отойдите все!

Яркая вспышка озарила окрестности озера. Все. Назад дороги нет.

— Феанаро умирает!

Крик раздался откуда-то с пригорка, а мы и не заметили, как отец вырвался вперед. Там, наверху какие-то фигуры в развевающихся красно-черных одеждах... Балроги?

Мы бежим что есть духу к отцу. Один Тьелкормо задерживается на несколько секунд, никак не в силах объяснить вцепившемуся в него мертвой хваткой орку, что тот убит.

Битва под звездами была прямым отражением резни в Альквалондэ, с той разницей, что в роли телери оказались мы. Нас изрубили в капусту, раскатали в коврик, пустили клочки по закоулочкам. Мне заехали по руке так, что я не могла держать в ней меч. Маэдрос сделался одноруким раньше времени. Куруфинвэ чувствительно приложили по ребрам. Даже обычно сдержанный Макалаурэ, потирая ушибленную лодыжку, вполголоса ругался по поводу «этих питерских маньяков, не умеющих фиксировать удары». Не будь игра с жестким сюжетом, нам всем пора было садиться в лодки и отправляться обратно на тот берег, в Мандос. Вот бы порадовались родственнички!

— Atarinya!

Мы всемером столпились над умирающим Феанаро. Я встал на колени и, нечаянно опершись о правую руку, чуть не вскрикнул от боли. Проклятье! И некогда просить Макалаурэ посмотреть, что у меня там с рукой.

— Сыновья мои! Я умираю. Но вы должны отомстить за меня! Вы должны уничтожить Моринготто и отобрать у него Сильмарили!

— Отец, мы сделаем это! — отвечает за всех Куруфинвэ.

— Повторите клятву!

— Зачем?..

— Повторите! — тон Феанаро становится угрожающим.

Я не спорю. Как можно спорить с умирающим отцом?

— Будь он друг или враг, запятнан или чист, порождение Моргота или Светлого Вала...

Я запинаюсь. Как там дальше-то? Беспомощно смотрю на Макалаурэ и получаю в ответ такой же беспомощный взгляд. Он что, тоже слова забыл? Линданарэ, известный переводчик и менестрель, забыла слова Клятвы? Я нас поздравляю...

— Эльда или Майя или Пришедший следом... — злобным шепотом подсказывает Феанаро.

Это не слаженный хор. Это даже не разлаженный хор. Некоторые фразы приходится повторять по несколько раз — сначала произносит тот, кто вспомнил слова, а остальные подтягиваются, иногда забывая только что произнесенное другим слово. Мы выдавливаем из себя клятву, как зубную пасту из пустого тюбика, мы давимся ею, мы не можем дождаться, когда кончится эта пытка, а отец неумолим — он следит, чтобы слова клятвы произнес каждый.

— Мыши плакали, кололись, но продолжали есть кактус, — шепотом произносит Тьелкормо.

Как ни странно, старая шуточка помогает и мы договариваем клятву до конца. Феанаро вздыхает с облегчением, закрывает глаза и бессильно обвисает на руках Куруфинвэ и Карнистиро.

И тут я заплакал. Совершенно искренне и совершенно по жизни. Я упал на землю навзничь, опять задев ушибленную руку, и разрыдался. В этих слезах было все вперемешку — и произнесенная дважды клятва, и питерские маньяки, не фиксирующие удары, и пламя, пожирающее белоснежные паруса, и оставшийся на том берегу, нет — в далеком прошлом — Финдекано, и смерть отца, и железнодорожная катастрофа в вологодской области...

— Майтимо!

Не надо, не зовите меня, не утешайте меня! Дайте побыть наедине со своим горем!

— Майтимо, у нас гости!

Постепенно осознаю, что зовут меня не просто так, что от меня действительно что-то надо. Я же теперь старший. Я же теперь король нолдор...

Я поднимаю глаза и вижу стоящих перед нами парня и девушку. Оба в черном. Он — в плаще с капюшоном, надвинутом так низко, что не видно глаз. Она — в обтягивающем трико и плаще, широком, как крылья. Наверное, это крылья и есть.

— Мы имеем честь созерцать перед собой правителя нолдор? — с нескрываемой издевкой в голосе говорит парень.

— Может быть, вы представитесь? Я не разговариваю с незнакомцами, — нарочито холодно говорю я. Не нравятся они мне. Ой, не нравятся.

— Никогда не заговаривайте с неизвестными, — подает реплику Тьелкормо. Я скорее чувствую, чем вижу, как Макалаурэ пихает его в бок.

— Мы посланники Владыки Мелькора, — говорит девушка. — Мое имя Турингветиль, а он — Морраэн.

Майяр. Черные майяр, мне не надо вглядываться в них, чтобы это понять. На службе Моргота еще и майяр. У него тут гораздо больше силы, чем мы могли подумать. Отец, что думал ты, когда клялся преследовать Моринготто, куда бы он ни скрылся? Здесь его земля, здесь его слуги, которые долгие века ждали его и, прибыв сюда, он времени зря не терял.

— И что же ваш владыка имеет сказать мне? — в моем тоне нескрываемое презрение. Я не должен выказывать перед ними, ни страха, ни отчаяния, ни слабости.

Впрочем, мою слабость они уже имели возможность наблюдать...

— Владыка Мелькор признает свое поражение и предлагает вам переговоры для обсуждений условий мира, — продолжал Морраэн с той же издевкой.

— Переговоры? — усмехнулся кто-то за моей спиной. Не то Куруфинвэ, не то Карнистиро.

— Да, переговоры, — подхватывает Турингветиль. Если в голосе у Морраэна издевка, то у нее холодный интерес, смешанный с явным чувством превосходства. — Владыка готов предложить вам мир и один из Сильмариллов, если вы согласитесь на его условия.

— И какие же у него условия?

— А это, Нельяфинвэ Майтимо, он будет обсуждать с тобой лично, — Морраэн подходит ко мне вплотную и мне делается не по себе. Я машинально пытаюсь нащупать рукоять меча... и не нахожу. Проклятье! Я же его так и не подобрал, когда его выбили из моей руки!

— Хорошо, передай своему повелителю — я согласен на переговоры.

Парень и девушка синхронно кланяются, потом плавно разворачиваются и исчезают в темноте.

Я поворачиваюсь к своим. Вид у меня сейчас — краше в гроб кладут. У всех остальных — не лучше.

— Послушайте меня, — я пытаюсь придать голосу твердость. — Вы все видели, как велика сила врага. Сегодня мы победили их, но наши потери были поистине невосполнимы.

— Что ты предлагаешь? — Атаринке криво улыбается. — Заключать мир на его условиях?

— Нет! Я предлагаю ударить по врагу тогда, когда он этого не ждет! Одолеть не силой, а хитростью. Я возьму с собой больше войска, чем положено для сопровождения, и они нанесут удар, пока я буду отвлекать Моринготто разговорами. Он любит поговорить о том, какой он умный и какие мы идиоты, так мы ему и покажем, кто на самом деле идиот. Хорошо смеется тот, кто смеется последним!

— А это будет честно? — пискнула в задних рядах какая-то дева.

— Я не обязан быть честным с Врагом! Поступил ли он сам честно хоть раз? — твердо говорю я, и знаком останавливаю Карнистиро, который, кажется, собрался объяснять этой деве, где ее место.

Я оглядываю народ.

— Кто пойдет со мной?

Вперед выходят трое. Войско внушительное, что и говорить. Но больше и не надо.

— Брат, позволь нам отправиться с тобой! — неожиданно вылез Амбарусса. Второй молча кивнул, тем самым признаваясь, что и он заодно с братом.

— Нет. Вы со мной не пойдете.

Близнецам прямо в каждую дырку надо влезть!

Интересно, а почему Майтимо не взял с собой никого из братьев? Слишком опасно? А для остальных не опасно?

Об этом я подумаю потом. Если это «потом» когда-нибудь будет...

— Макалаурэ...

Мы отходим в сторону. Я осознаю, что ухожу в неизвестность, уверен ли я в успехе — не знаю сам, а значит — я могу и не вернуться. Или вернуться, но — через несколько часов или через несколько лет. И — я ли это буду?

Я всю игру держалась благодаря присутствию рядом Макалаурэ, что я буду делать сейчас? Объяснять Морготу, что мне плохо по жизни и ломать игру всему темному блоку? Ну уж нет.

— Макалаурэ, я вернусь, ты не бойся за меня, вот видишь, мы его перехитрим, мы его убьем, мы отберем у него Камни, честное слово, Макалаурэ, поверь мне...

— Майтимо, конечно, я верю, — а у самого в глазах тревога.

Я стою, вцепившись обеими руками в плечи Макалаурэ и чувствую, что отпустить его и уйти я просто не в силах. Как я оставлю себя без него? Его без себя?

— Макалаурэ... — кажется, я опять плачу. Веду себя совершенно неподобающе для короля нолдор. К счастью, никто, кроме Макалаурэ, этого не видит.

Мы стоим, обнявшись, непозволительно много времени. Никаким расписанием эта пауза не предусмотрена, надо срочно идти с посольством, надо срочно складывать своих сопровождающих, чтобы было кому отвезти лодки обратно, ибо денежки за них плачены наши кровные и чем больше они без дела простоят, тем больше денежек накапает... а я не в силах расстаться с братом. Я не в силах расстаться с прежней жизнью.

— Майтимо, тебе пора, — Макалаурэ говорит извиняющимся тоном, но он прав. Мне действительно пора.

— Макалаурэ, а если тебе будут звонить?

На этот раз он отвечает без длительных раздумий — видимо, был готов к такому вопросу с моей стороны.

— Тогда я перезвоню Морготу, его телефон у меня есть. Надо же — Макалаурэ звонит Морготу, чтобы тот передал Майтимо, что Финдекано жив!

Линданарэ, видимо, хотела рассмешить меня этой фразой, но добилась эффекта прямо противоположного.

— Майтимо, ну что ты, ну не плачь. Может тебе еще валерьянки дать?

— Не надо, — отвечаю я сквозь слезы. — Сейчас... сейчас я пойду.

Но пока я действительно успокаиваюсь и чувствую себя готовой идти играть дальше, проходит не меньше пяти минут.

На меня уже смотрят с нетерпением, а некоторые — и с раздражением. Действительно, я не имею права раскисать. Как король нолдор, как игрок на ключевой роли — не имею.

— Кто со мной? Мы отправляемся!

Последнее, что я вижу в нашем лагере — это полускрытый в кустах силуэт Феанаро с сигаретой. Не волнуйся, отец, твой старший сын отомстит за тебя!

Сопротивлялись мы отчаянно. Даром, что перед нами не было ни одного орка — два балрога и двое темных майяр, те самые, что приходили к нам в лагерь. Впрочем, сражался с нами один Морраэн, Турингветиль со скучающе-брезгливым видом стояла в стороне. И хорошо, что орков не было. Нас никто не рубил в капусту. Нас просто спокойно и методично перебили, согласно всем правилам воинского искусства. Это было красиво. И это было страшно. Они могли положить нас одним словом, они могли обездвижить всех и взять готовенькими, но они предпочли нормальный бой, в котором мы все равно бы победить не смогли.

Я видел, как один за другим падали мои товарищи. Я чувствовал, что меня щадят нарочно, что я нужен живым, но даже это не помогало мне в бою. Миг — и вот я уже лежу на земле, надо мной стоит ухмыляющийся Морраэн, а Турингветиль с тем же брезгливым видом связывает мне руки. Я еще пытался трепыхаться для приличия, но один из балрогов легонько до меня дотронулся... и я тут же понял, что им сопротивляться бесполезно.

Морраэн и Готмог поволокли меня вверх по склону. Второй балрог — невысокая темноволосая девушка — и Турингветиль шли сзади, разговаривая о чем-то совершенно отвлеченном. Кажется, обменивались впечатлениями от полетов по воздуху и ныряний в жерла вулканов. Всем своим видом они показывали мне, что до меня им нет никакого дела. Приказали взять меня живым и доставить в Ангамандо — взяли и доставили, а у них есть дела куда интереснее, чем общаться с какими-то там эльфами.

Ангамандо находилось на холме, гораздо более высоком и крутом, чем Таниквэтиль. Местами меня просто несли на руках, особенно после того, как я чуть не упала, поскользнувшись на глинистой почве. Морраэн и Готмог были изумительно предупредительны по жизни, при том, что я чувствовал их нескрываемое презрение ко мне. Когда Турингветиль, увлекшись разговором, чуть не упала, Готмог подал ей руку тем же самым движением, что и мне, и точно так же помог преодолеть особо трудный участок.

Останусь жива к окончанию игры — приду и поблагодарю ребят. Как хорошо, что до них не докатилась мода последнего времени — если страдать, так по жизни. Попадись мне сейчас приверженцы этой моды — была бы я сейчас по уши в грязи и с вывернутой ногой. А так — и волки сыты, и овцы целы, сиречь и игрок в порядке, и персонаж получил все, что ему, персонажу, причитается. Точнее — еще получит...

Меня приволокли на огороженную со всех сторон черной тканью полянку, посадили на пенку и оставили одного в этом темном закутке. Впрочем, нет, не одного — в проеме маячили фигуры двух орков. И еще — перед тем, как меня оставить, Морраэн связал мне не только руки, но и ноги. Правильная предосторожность. Орки — не майяр, на них я бы мог и попробовать кинуться. Хотя вряд ли я смог дойти хотя бы до ворот цитадели.

Сколько я провел в этой темной камере? Минут десять, не больше. Но для меня они были часами, нет — вечностью. Я так боялся остаться один все это время, начиная с первого произнесения Клятвы... нет, еще раньше — со времени, когда Тьма пала на Валинор. И я не оставался один ни на минуту. Со мной был Макалаурэ, со мной были мой отец, мои братья, мои дружинники... Со мной не было только Финдекано. Но я запретил себе думать о нем. А теперь я — один. И там, где моя сила мне нужна больше всего. Но нет у меня ее, этой силы. Именно сейчас, после Клятвы, после Альквалондэ, после Лосгар, после смерти отца одиночество мне страшнее всего.

Что теперь будут делать мои братья? Что будет делать Макалаурэ?

Нет, об этом я буду думать позже... Или не буду думать никогда.

Хоть бы пришел кто-нибудь. Пусть меня мучают, пусть меня убивают, только бы не быть одному. Лучше вообще — не быть...

Я так погрузился в собственные мысли, что когда за мной пришли, даже и не заметил этого. Вероятно, я представлял собой весьма любопытное зрелище, если балроги некоторое время молча за мной наблюдали и только спустя полминуты, а то и больше, велели оркам вывести меня из камеры.

И вот я перед троном Моргота. Был бы я в чуточку более адекватном состоянии — восхитился бы. А пока что только равнодушно и молча взирал на расставленные вдоль черных полотнищ свечки, на факелы в руках орков, на черный трон, представляющий собой довольно внушительное зрелище. На голове у Моргота — корона с тремя камнями. Сильмарили. Вот, значит, что он с ними сделал.

Эту корону я уже где-то видела. Кажется, на прошлогодней игре. Только Сильмарили в ней не светились. Тогда мы еще такими тонкими технологиями не владели. А теперь овладели. И Сильмарили светятся. Радостным красным светом. Этакий светофор, всеми тремя огнями показывающий — стоп, сюда нельзя!

— Развяжите его! — приказывает Моргот.

Так это они меня связанного по всему Ангамандо волокли? Я даже и не заметил...

Моргот не торопится заговорить со мной. Моргот пристально меня осматривает. Я стараюсь отвести взгляд как можно дальше. Было бы там на что смотреть... Вот Саурон — сидит возле трона и смотрит на повелителя. Балроги пристроились с другой стороны и время от времени шепчутся между собой. Забавно — все высшее ангбандское руководство разбилось по парочкам. Моргот и Саурон, два балрога, Морраэн и Турингветиль... А где они, кстати?..

И тут до меня доходит, где они. И я вздрагиваю. Первое мое проявление эмоций за все пребывание в плену.

Моргот хочет насладиться моим страхом? Нет, я не боюсь его! Я ничего не боюсь! Чего может бояться тот, чья жизнь кончена?

— Ну что, Майтимо, нравится тебе у меня в гостях? Я был в гостях у вас, теперь ты в гостях у меня. Что морщишься? Не слишком теплый прием? Но ты пойми меня — я не мог не принять мер безопасности. Тебе были предложены переговоры для обсуждения условий мира, ты же зачем-то привел войско, попытался напасть на моих слуг... Посуди сам — что мне еще оставалось делать?

Я молчал. Я не понимал, как я вообще стою на ногах. И все силы уходили на то, чтобы не упасть. Я все-таки король нолдор, а не куль с мукой, мне надо твердо стоять на ногах, а не валяться на земле.

— Что молчишь? Не хочешь говорить со мной? Я для тебя неподходящий собеседник? Зря, Майтимо, раз мы живем в одно и то же время на одной и той же земле, нам надо выработать условия совместного существования. Валинор был вашей землей, а Эндорэ — мое владение. Ты в гостях у меня, а в гостях принято вести себя вежливо.

Угу. Так я тебе и поверил. Что тебе от меня надо, Моргот? Сказал бы прямо!

— Я тут послал кое-кого из своих повидаться с твоими братьями. Ты ведь не обидишься, что им передадут привет от твоего имени? Мне не хотелось тебя тревожить — ты был такой уставший после боя, надо было дать тебе возможность отдыха! Скажи — может, ты хочешь что-то передать им? Может быть, ты хочешь видеть здесь кого-то из них? Например, Макалаурэ?

Он нарочно бьет меня по самым слабым местам. Конечно, он знает, кто из братьев мне ближе всего Он достаточно изучил нас там, в Валиноре. Вот для чего мы были ему нужны, вот для чего он проявлял такой искренний интерес к нам — чтобы узнать слабое место и ударить по нему.

— Ты же сам говоришь — я твой гость. А если ты пригласишь в гости всех нас, я не смогу уделить тебе должного внимания, Моринготто!

Что, получил, фашист, гранату?

— Тогда почему же ты не желаешь говорить со мной? Я не устраиваю тебя, как собеседник? Помнится, в Амане мы не раз беседовали об устройстве мира и благости Валар. Ты не хочешь возобновить наши беседы?

— Мне уже надоело твое вранье, Моринготто. У тебя фантазии уже не хватает на что-то новенькое.

Мои насмешки ему — даже не булавочные уколы. А на что-то более серьезное я не способен.

Моргот собрался что-то возразить, но не успел. В тронный зал вальяжной походкой вошла Турингветиль и, потупив глазки, остановилась в шаге от меня.

— Ну что, Турингветиль, вы выполнили задание?

— Да, Повелитель!

— И что же они сказали вам? Говори, пусть он тоже послушает!

— Они не хотят исполнять твою волю, Повелитель! — тоном обиженного мультяшного злодея ответила девушка. — Они сказали, что не собираются никуда уходить и что они не верят тебе!

— Вот как? Даже зная, что их брат в плену?

— Да. Мы сказали им об этом в первую очередь!

— И они даже ничего не захотели передать брату? А я-то думал, что у эльфов принято любить своих родичей!

— Ничего, мой господин. Они сказали нам, чтобы мы убирались, а один из них попытался напасть на нас и ранил Морраэна.

— Вот как? — в голосе Моргота прозвучало искреннее беспокойство. — Что с ним? Может быть, нужна помощь?

— Нет, мой господин, — с обворожительной улыбочкой сказала Турингветиль. — Я сама исцелю его.

По ее голосу явственно можно было прочитать, каким именно способом она собирается его исцелять. Интересно, кто из моих братьев ранил темного майя? Наверное, Куруфинвэ. Или Карнистиро.

Это я еще осознаю. Это на них похоже. А то, что от меня отказались, то, что меня предали — еще нет.

Турингветиль кланяется Морготу и походочкой киношной соблазнительницы проходит мимо меня. Даже задевает крылом плаща. Она красива — отмечаю я машинально.

И тут на меня накатывает понимание того, что произошло. Раньше, чем Моргот снова заговорил, решив, что либо до нолдор доходит как до жирафов или как до телери, либо же я воспитал в себе способность сохранять спокойствие при любых обстоятельствах. Это было, как болевой шок — в первый момент вообще ничего не чувствуешь.

— Вот видишь, Майтимо, — с показательным участием произнес Моргот, — твои братья от тебя отказались. Мы с тобой товарищи по несчастью, Майтимо — мои братья тоже отказались от меня. Так что одни мы с тобой остались. Отец твой себя не сберег, мать твоя за вами не пошла, теперь и братья твои тебя предали — куда тебе теперь податься? Только ко мне. Будешь мне служить, Майтимо?

— Нет! — я замотал головой так, как будто сто тысяч комаров напали на меня одновременно и я пытался их отгонять. — Я никогда не буду тебе служить, Моринготто!

— А зря. Я понимаю, тебе больно слышать о предательстве братьев. Но они всего-навсего взяли пример с твоего отца и с тебя. Вы ведь предали ваших родичей, оставшихся на том берегу? Я, признаться, ожидал, что ты прибудешь вместе с Финдекано, я же знаю, как крепко вы дружили. Однако ты хорошо усвоил науку предательства своих друзей и родичей. Не удивительно, что и твои братья поступили точно так же!

Если Моргот хотел мне нанести такой удар, чтобы я от него не оправился, то ему это удалось. Перед моими глазами все поплыло, я уже не мог стоять на ногах, я куда-то падал, и. в поисках хоть какой-то точки опоры, я в полубессознательном состоянии сделал шаг до ближайшей стены и оперся на нее.

За моей спиной что-то трещит, я чувствую, что падаю, хватаюсь за что-то первое подвернувшееся — какую-то палку — и в результате оказываюсь на земле, в полной темноте, и попытки вырваться приводят только к очередной потере равновесия. Кажется, я куда-то падаю...

— Я понимаю — Феанаро огненный дух, но зачем же стены ломать? — сквозь смех говорит Моргот.

Балроги выпутывают меня из черной ловушки. Оказывается в этом месте не нашлось подходящего дерева и очередной кусок ткани укрепили на палке, воткнутой в землю. А я оперлась об нее всеми своими шестьюдесятью килограммами и палку свалила. Хорошо, меня успели вовремя подобрать, пока я не скатилась вниз по склону! Может быть, и не скатилась бы, но вот задушить себя вполне могла.

Чего угодно я ожидал от Ангамандо. Но чтобы быть там посмешищем...

Отсмеявшись, Моргот обращается ко мне:

— Я вижу, ты слишком устал, чтобы говорить серьезно. Ну что же, времени у нас много, не будем спешить. Отдохни и подумай над моими словами. Гортаур, отведи его в камеру.

Ночь. В палатке полутемно. Или светло. Читать, наверное, нельзя, а вот найти пропавшую расческу можно без труда. Я пытаюсь заснуть. Или уже не пытаюсь. Где-то жужжит одинокий комар, успевший просочиться сквозь полог.

А может быть, я лежу полубесчувственный в камере, а все, что вижу перед собой — наваждение Моргота? И этого не существует? Есть только я и воля Моргота, который сильнее меня во сто крат. И который хочет, чтобы я ему покорился.

Моргот прав в одном — я действительно предатель. Я спокойно смотрел на то, как отец поджигал корабли и даже не пытался возражать ему. Я действительно заслуживаю то, что получил.

Что же теперь будут делать мои братья? Нет, это меня почему-то не заботит. А вот что будут делать наши родичи, оставшиеся в Арамане? Возвращаться обратно? Нолофинвэ слишком горд, чтобы просить прощения у Валар.

Мое сознание странным образом раздваивается. Оставаясь все в той же камере, освещенной серым призрачным светом, я переношусь на крайний север, в Араман. Я вижу зарево на восточном берегу, вижу его глазами Нолофинвэ, глазами Финдарато, глазами Финдекано... И слышу, как Финдекано говорит отцу: «Они попали в беду, иначе бы вернулись за нами, мы должны спасти их!».

И вот — они идут по льду. По Хэлкараксе, которое мы считали непроходимым. Я вижу это так отчетливо, словно сам нахожусь там. Но я не чувствую пронизывающего все тело холода, я не теряю опоры под ногами, я словно бы в стороне и они не видят меня, они видят только этот лед, на многие мили впереди... А впереди отряда — Финдекано. Он ищет верную дорогу, он подбадривает отстающих, он обнадеживает уставших... «Финдекано, — шепчу я, — Финдекано, ты слышишь меня?». Финдекано поднимает голову, прислушиваясь. Неужели слышит? Неужели только он один меня здесь замечает? «Финдекано, держись!» Я ничем не могу тебе помочь, но ты держись! Финдекано, прости меня!..». Я готов поклясться, что он слышит то, что я говорю, он видит меня, в то время, как ни для кого более я не существую. «Майтимо...» — произносит он одними губами... и в это время ледяная скала над ним подламывается и он летит в черную глубину воды. «Финдекано!» — кричу я изо всех сил. Но я не могу подать ему руку, я не могу дотянуться до него, я вижу только всплеск на поверхности воды... и больше ничего. Финдекано!!!

— Ты чего кричишь? Спи давай!

Я ошарашено смотрю вокруг. Никакого Хэлкараксе. Палатка, спальники, на соседней пенке Саурон, только что проснувшийся от моего крика. Взгляд укоризненный.

— Уже сплю, — произношу я и отворачиваюсь к стенке.

Саурон не пускается со мной в длительный спор, а зарывается в спальник и засыпает почти мгновенно.

Так это мне, значит, такой сон приснился? Значит, я все-таки заснул?

В палатке стало еще светлее. Наверное, уже утро?

Саурон спит, как младенец. И в Ангамандо — тишина. Никому до меня нет дела. Ну что же — я спасу Финдекано!

Я вылезаю из палатки, и вот — я уже на вокзале. Стою в очереди за билетом в Тирион. Рядом со мной стоит Макалаурэ и ест мороженое с таким видом, как будто он у себя дома и никакой Моргот ничего страшного не совершал. Билетов нет. Очередь почти не двигается. «Макалаурэ, — говорю я, — я сейчас пойду посмотрю, может быть они приехали». Я выбегаю на пути. Вот идет поезд, на нем нарисованы Два Древа, это они, наши родичи, они добрались до нас! Я бегу к нему прямо по рельсам, не замечая, что за мной тоже тронулся с места поезд, а на соседней ветке набирает скорость длиннющий товарняк. Макалаурэ выхватывает меня из-под колес в последний момент. Я ищу глазами поезд из Валинора — и не вижу его. Поезд исчез, и Финдекано вместе с ним...

Нет, что-то тут не то. Какой поезд, они же по льду пошли? Надо лететь на Крайний Север, я непременно найду там Финдекано! Мы с Макалаурэ садимся в самолет и летим. В какой-то момент я обнаруживаю, что мотор заглох, еще чуть-чуть и мы свалимся с немыслимой высоты. Я открываю люк и выпрыгиваю без парашюта, однако почему-то я умею летать. Однако мне это не помогает, меня относит к черным горам прямо подо мной и я вижу ухмыляющегося Моргота, машущего мне рукой — иди сюда, мы с тобой поймем друг друга!

Я в самой глубокой темнице Ангамандо. Черный каменный мешок без окон и дверей. Я один, но присутствие Моргота рядом с собой я ощущаю постоянно. Однако я знаю, что Финдекано должен придти за мной, должен спасти меня и у него это получится, должно получиться! Вот он, я слышу его голос, зовущий меня, я откликаюсь... и тут же слышу смех Моргота: «Спасибо, Майтимо! Ты послужил хорошей приманкой».

Я просыпаюсь. Теперь уже точно просыпаюсь. Когда ты спишь, тебе часто кажется, что бодрствуешь, но когда ты действительно проснулся, то сомнения на эту тему никогда не одолевают. Я в палатке, лежу на пенке под одеялом, рядом мирно посапывает Саурон... но чьи это голоса там, в отдалении? Кто это кричит «Моргот, выходи, выходи, подлый трус!»? Неужели Финдекано?

Во сне я беспрепятственно покидал Ангамандо, почему бы не попробовать то же самое наяву?

Я осторожно откидываю одеяло, благословляя Саурона, давшего мне именно этот спальник, а не мой «кокон», выкарабкаться из которого — поистине акробатическое упражнение. Теперь надо расстегнуть полог палатки, а потом точно так же его аккуратно застегнуть — хоть Саурон мне и враг, но обрекать его на съедение комарами мне не хочется. Молнию заело и я, встав на колени, пытаюсь разобраться, что с ней там такое... нитка какая-то застряла, что ли, сейчас вытащим...

И тут чья-то холодная рука касается моего запястья. Я вскрикиваю от неожиданности и оборачиваюсь. Саурон. Он, оказывается, не спит. Или так и не спал все это время, наблюдая за моей возней.

Он не говорит ни слова. Просто держит меня за руку. Почему у него такие холодные руки? Меня дрожь пробивает — не то от его рук, не то от его взгляда. Я не могу встать, я не могу пошевелиться, я заворожен этим взглядом. В глубине зрачков Саурона я вижу свое отражение и оно пугает меня больше, чем все майяр Анбанда, вместе взятые. Тот Майтимо, которого я вижу там, уже смирился. И мне придется. Потому что деваться просто некуда.

Саурон берет меня руками за плечи и укладывает на пенку. Я даже не пытаюсь сопротивляться, лишь устраиваюсь поудобнее и поправляю одеяло.

— Спи, — тихо, но повелительно говорит Саурон.

И я засыпаю. И больше не вижу никаких снов.

— Мадам и месье, судари и сударыни, леди и джентельмены, кушать подано! Идите жрать, товарищи!

— Что у нас на сегодня? Опять эльфятина?

— Овсянка, сэр!

— Где моя миска? Я спрашиваю, где моя миска?

— А ну, сгинь с моей пенки! Сейчас кипятка за шиворот налью!

— Господа орки, ведите себя прилично!

— Морраэн, где ты видел прилично ведущих себя орков? Или это был результат твоих генетических экспериментов?

— Вот именно, Тхури. Путем сложнейших теоретических и экспериментальных изысканий мне удалось вывести экземпляр орка, который моет руки три раза в день перед едой, пользуется ножом и вилкой и говорит «извините», если наступает кому-то на ногу. Однако он долго не протянул.

— Куда лезешь, это моя миска!

— А где Повелитель?

— Так тебе Повелитель к нам и придет, он отдельно кушать изволит.

— Мне чай заваривать или каждый по вкусу себе кладет?

— А до скольки мы сегодня играем?

— А разве мы сегодня играем? Играть-то уже нечего!

— Тот, кто хочет играть, всегда найдет, во что! Кушай свою кашу и не отсвечивай!

— А этот пленный эльф уже проснулся? Его будить не пора?

Пленный эльф проснулся. Пленный эльф лежит в палатке Саурона и пытается сообразить кто он такой и на каком он свете.

Вставать не хотелось. Хотелось проспать еще часов десять, а потом проснуться в своей постели в Москве, выпить кофе и написать письмо Финдекано.

— Майтимо! — голос Саурона снаружи. — Вставай!

Его повелительный тон действует на меня как приказ. Мысленно проклиная собственную покорность, я отбрасываю одеяло и торопливо выбираюсь из палатки. Саурон ведет меня не к общему костру, а куда-то в сторону, за палатку, поднимает валяющуюся на земле бутылку с водой и помогает мне умыться. Через некоторое время Турингветиль приносит миску с едой и кружку кофе. Есть мне не хочется. Но под пристальным взглядом Саурона, я начинаю ковырять ложкой в каше и в процессе этого занятия у меня даже просыпается какой-то аппетит. От кофе я окончательно прихожу в себя и осознаю обстановку.

Утро. Причем отнюдь не раннее — часов восемь или десять. В Ангамандо все уже проснулись и радостно завтракают у костра. День обещает быть жарким. Солнышко светит, птички поют — идиллия!

Но какой бы безмятежной мне не казалась обстановка в Ангамандо, расслабляться я не имею права.

— Что за шум тут недавно был? — как будто безразличным тоном спрашивает Гортаур.

— Да эльфы какие-то приходили, — со скучающим видом отвечает Турингветиль. — Кричали, в ворота колотили, как будто Повелителю делать больше нечего, как со всякими эльфами разговаривать.

— Шустрые какие, а? — подключается к разговору Морраэн. — Что ж им на одном месте-то не сидится? Надо будет парочку поймать, для опытов.

— А этот тебе чем плох? — говорит Турингветиль, указывая на меня.

Они меня как будто не замечают. Но весь этот разговор затеян явно для меня.

— Ну, если Повелитель позволит, тогда возьму этого.

— Поделишься! — с плотоядной улыбочкой говорит майэ. — Он симпатичный...

— Ты уже на эльфов заглядываешься?

— Ну Морраэн, ну темнышко, ты же знаешь, что я одного тебя люблю! А с эльфами я только ради эксперимента!

Для подтверждения своих слов Турингветиль садится на колени Морраэну и парочка начинает бесстыдно целоваться, не обращая никакого внимания ни не Саурона, ни на меня. Я пытаюсь посмотреть куда-нибудь в сторону и встречаю взгляд Саурона. Опять все тот же взгляд.

— Ты готов? — холодно говорит Саурон. — Идем.

Я стою перед троном Моргота. При свете дня тронный зал кажется совсем не страшным. Даже черная ткань не может удержать вездесущих солнечных лучей. Но мне уже не до солнца и не до утра. Я вижу только темноту ангбандских подземелий, которую даже свет Сильмарилей разогнать не в силах. А мне предстоит решающее противостояние с Морготом, которого я не выдержу. Чувствую, что не выдержу.

Что в тех видениях было прозрением, а что — наваждением Врага? Голоса эльфов где-то за вратами Ангамандо наваждением не были, я их слышал. Но был ли среди них голос Финдекано? Или он сгинул во Льдах?

Если они пришли — они прошли через Льды. Поезда и самолеты пока что в Белерианд не ходят, а Валар вряд ли предоставили мятежным нолдор остров со всеми удобствами.

На что мне теперь опереться? Если даже мои родные братья отказались от меня, что можно ожидать от родичей, брошенных нами на том берегу? Я один, совершенно один. И все, на что я могу надеяться — это на достойную смерть.

— Ну что Майтимо, я надеюсь, ты доволен моим гостеприимством? Пока ты размышлял, приходили твои родичи. Им удалось пройти через Льды, признаться, я не ожидал от них такого. Когда я проходил этой дорогой последний раз, она была преодолима разве что для меня. И когда я шел там, я не думал, что кто-то захочет последовать моему примеру, и не заботился о сохранности льдов. Да и балроги, встречая меня, изрядно там потрудились.

Я молчал. Я понимал, чего хотят от меня подобными разговорами. Что я не выдержу и начну расспрашивать, жив ли Финдекано. Но я не должен спрашивать о нем! Я не должен упоминать его имя!

— И надо же — дошли они. Ну, конечно, их сильно поубавилось по сравнению с тем количеством, что было в Валиноре, впрочем, их все равно больше, чем вас. Пришли к стенам цитадели, стали орать, чтобы я к ним вышел... А я только-только отдохнуть собрался. Послал к ним Турингветиль — сказать, что, мол, у нас тут ваш родич в плену, не хотите ли забрать, так они в ответ говорят — на этом берегу у нас нет родичей! А теперь, я слышал, они воевать с вами собираются. Вот повеселимся! Хочешь — и тебе дам полюбоваться сим занимательным зрелищем?

Он врет. Я всеми силами убеждаю себя, что он врет — и не могу убедить. Что-то на изнанке сознания настырно шепчет, что это вполне может быть правдой. Ибо это не страшнее того, что мы уже совершили.

— Не хочу. Я и так знаю, что ты врешь, мне вовсе ни к чему убеждаться в этом еще раз.

— Что-то ты начал повторяться, Майтимо. А зря. Тебе совершенно незачем портить со мной отношения.

— Я не собираюсь иметь с тобой никаких отношений, Враг!

— Ох, какие мы гордые! Я тебе еще раз говорю — подумай. Хорошенько подумай.

— Мне не надо думать, чтобы сказать, что я никогда не буду служить тебе!

Моргот смотрит на меня. Внимательно смотрит. Мы сейчас одни в тронном зале, даже Саурон куда-то испарился. Сказать, что мне не по себе от его взгляда — значит, ничего не сказать.

— Зря ты так, Майтимо. Совершенно зря. Твои братья уже сочли тебя мертвым, твои родичи не желают тебя видеть, на кого тебе еще надеяться? Только на меня. А ты отказываешься.

Я молчал. Это я уже слышал. Не то сегодня ночью, не то вечность назад.

— Что же мне делать-то с тобой? Отпустить? Так твои же сородичи тебя первого и растерзают. Оставить здесь? От тебя пользы никакой, ты меня даже развлекать не хочешь. Убить тебя? Это банально.

Моргот деланно зевнул, изображая скуку.

— А ты чего хочешь, нолдо?

— Не видеть твою поганую рожу, Моринготто!

Я и вправду ничего больше не хочу. Все, что только существует — мои братья, еще не обследованное Эндорэ, Нолофинвэ со своим народом — так далеко от меня, словно их и нет вовсе. Но находиться рядом с Морготом, рядом с Сильмариллами я не могу. Самая изощренная пытка, которую может придумать для меня Моргот — это приковать меня здесь, в тронном зале. И больше ничего не надо.

— Ты не желаешь меня видеть? Ну, я понимаю, зрелище не из приятных. Если ты считаешь, что мне очень нравится твоя рыжая морда, ты ошибаешься. Что же, я избавлю тебя от моего присутствия. И дам тебе возможность полюбоваться на своих родичей.

Моргот подошел прямо ко мне и положил руку на плечо. Я пошатнулся. Он сейчас мог бы раздавить меня одним движением руки, но не стал. Видимо тоже счел это банальным.

А вот я это банальным не счел. Мне захотелось умереть тут же на месте, чтобы не видеть этой силы, которая так брезгливо держит меня, словно куклу, подвешенную на ниточке. Отрезал бы ниточку, упал бы я с высоты, пусть бы разбился, пусть бы сломался, только не быть бы таким беспомощным рядом с ним. С тем, кого мы поклялись преследовать.

Но вот чего-чего, а смерти он мне не даст. Потому что я слишком ее хочу. А моя жизнь, видимо, входит в его замыслы. И от этого мне тяжелее всего. Я не хотел быть частью чужого замысла. И в итоге именно ею и стал.

Лучше бы было и не покидать Валинора...

— Идем, — бросил Моргот возникшим из ниоткуда Готмогу и Морраэну.

Они вовремя подхватили меня под руки — я уже начал падать.

Мне приснился колодец пылающий,
И к нему тупиком — путь.
Но в него — далеко ли до дна еще? —
Испугался я заглянуть.

Я за трусость себя проклинал бы,
Да не липли проклятья ко мне...
Лишь под звуки твоей арфы
Мог забыть я про блеск Камней.

Нет тебя. И откуда брать мне
Чистоту, чтоб согреть металл?
Я не чувствую вас, братья,
Я вести за собой устал.

Не судьба, а стальной стержень:
Лишь огонь для нее — кузнец.
Я безверьем своим повержен
Призываю скорей конец.

Мне приснился колодец пылающий,
И к нему тупиком — путь.
Но в него — далеко ли до дна еще? —
Испугался я заглянуть.

Губы сжаты горящей расщелиной —
Крик о помощи берегут.
Не проси за меня прощения,
Я когда-нибудь сам смогу *.

Рэндина песня вертится у меня в голове с того момента, как меня вывели из тронного зала и поволокли за пределы Ангамандо. Мне было абсолютно все равно, что со мной собираются делать. Сбросить с вершины Тангородрим? Да пожалуйста!

Пока меня подвешивали, Морраэн, наверное, раз десять спросил, удобно ли мне. Причем умудрялся это делать, абсолютно не выходя из роли. Со стороны посмотреть — страшновато выглядит. Как будто я действительно вишу на правой руке, подвешенная за веревку на толстом суке высокой сосны, и мои ноги сантиметров на десять не достают земли. На самом деле, конечно, висела я не на руке, веревок была чертова уйма, все они надежно меня держали, и больно мне абсолютно не было.

Моргот разогнал орков с фотоаппаратами и ушел сам. И все ушли. Оставив меня наедине с лесным (или все-таки — горным?) пейзажем и своими мыслями. Мыслей было много. Одни ютились где-то в уголках сознания, как бедные родственники, другие нагло расталкивали толпу локтями и громко заявляли о себе.

Интересно, а собственные фотографии я увижу? Ну и рожа у меня на них, наверное, будет!

Макалаурэ уже проснулся, наверное. Что он сейчас делает?

После игры надо будет пойти на станцию, купить бутылку чего-нибудь покрепче пива и напиться. И пусть Макалаурэ только попробует сказать, что мне чего-то нельзя!

Интересно, сколько мне тут еще висеть? Часы где-то глубоко в кармане, мне туда просто не залезть. А зачем мне часы? Я один, мне никто не мешает, никакой Моргот...

Он знает. Моргот знает, что Финдекано погиб. Но не хочет говорить мне это сразу. Может быть, скажет потом. Когда увидит, что у меня больше не осталось никаких сил и никакой надежды. И отнимет у меня последнее.

Этой весной мы с Рэнди вели нескончаемые ночные беседы по сети. Не то как мы, не то, как Майтимо и Финдекано. И главной темой было одно — всегда ли есть надежда на лучшее. Я доказывала, что хорошие концы бывают только в сказках, да и то для самых маленьких. В жизни такого не бывает. Что в этой, что в той, в которую мы играем. Будь бы Сильмариллион сказочкой с хорошим концом — кто бы его любил? Положили бы на полку — и все тут. Если бы Феанаро не приносил клятву, не сжигал корабли... да не уходил бы из Валинора, в конце концов — что бы мы читали? Чем бы мы жили? А Рэнди отвечала мне, что если у наших любимых героев нет надежды там, значит мы должны подарить им ее здесь. Мы ведь не просто играем. Мы ведь больше чем играем.

Вот и доигрались. Где она, твоя надежда, Финдекано? Где она упокоилась? На каком безымянном полустанке в Вологодской области? Под какой льдиной в проливе Хэлкараксе?

Если можно обрести веру и взаимопонимание — то это ненадолго. И вскоре будет разрушено. Не изнутри — так извне.

А Макалаурэ?

Ну так то Макалаурэ... Мы сколько уже знакомы — лет пять, наверное. И мыслим мы в унисон. С Финдекано было совсем другое. Было. Вот именно — было.

Я — вне пространства, вне времени. Кажется, стоит мне присмотреться повнимательней — и я увижу не только свое прошлое, но и свое будущее. От огненного смерча в Лосгар — до огненной пропасти на развалинах Белерианда. И стоило ли жить ради этого?

Впрочем, сейчас я и не живу. Сейчас я умираю. Поскорее бы...

— Майтимо!

Это меня зовут? Нет меня. Нет Майтимо. Майтимо остался в Лосгаре, рядом с останками сгоревших кораблей. Или на скамейке рядом со станцией у передающего последние новости приемника.

— Майтимо! Да отзовись же!

Какой знакомый голос... Или мне мерещится? Наверное, я сплю. Нет, я не сплю, точно знаю, что не сплю. Я уже умер. И повсюду мне мерещится тот, что тоже умер. По моей вине.

— Майтимо! Майтимо, услышь меня!

Я смотрю вниз. Сначала вижу только бесконечные горные цепи, пыльно-серого цвета, небо над которыми тоже такое же, разве чуть посветлее. Слишком тяжелое оно здесь, это небо. Падает на голову и никак не может упасть.

Потом со зрением что-то происходит и я вижу холм, сосны и озеро вдалеке. Зеленая поляна, усыпанная шишками. На поляне стоит девушка. Незнакомая. На ней синие джинсы с прорехами на коленях и синяя туника с вышивкой по вороту. Длинные темные волосы спереди заплетены в две тонкие косички, а сзади свободно распущены по спине. В левой руке она держит лук, явно состряпанный за пять минут из ближайшей палки.

Кто она? И кто я?

Нет, я все-таки умер...

— Майтимо, ты там живой?

— Нет, — хрипло отвечаю я. — Я не живой. И ты тоже.

Девчонка смотрит на меня непонимающим взглядом, потом энергично всплескивает руками, от чего лук летит куда-то в сторону.

— Майтимо! Да я живой! Честное слово, живой! Подожди немного, сейчас я спасу тебя!

Окружающие меня сосны превращаются в валинорские Древа Света и начинают кружиться с все возрастающей скоростью. Я пытаюсь что-то сказать, что-то крикнуть, и в этот момент небо все-таки падает мне на голову, а скала, на которой я вишу, обрушивается сверху.

Придя в сознание, я обнаруживаю себя лежащей под деревом, моя голова покоится на коленях у Финдекано, подо мной какие-то шишки и ветки, но они мне не мешают. Правая рука побаливает, несильно, но ощутимо.

— Финдекано... — говорю я шепотом. Голос куда-то пропал. — Финдекано, ты же погиб. В Хэлкараксе. В Вологодской области.

— Да никуда я не погиб! — Рэнди смеется и от этого, такого узнаваемого смеха, я улыбаюсь сама. — Ты понимаешь, мы тогда с моим соседом в вагон-ресторан пошли. Пиво пить. Симпатичный такой мужик, он НЛО интересуется, и все мне про летающие тарелки рассказывал. А я ему — про Толкина. И тут как поезд остановится! Такой грохот, я подумал — все взорвалось к Морготовой матери!

— Мы в МЧС звонили... — все так же шепотом говорю я. — Нам сказали, что тебя в списках живых нет, а трупы не все опознаны...

— Да потому что я не стал никого дожидаться, а по трассе пошел! Хорошо, хоть деньги и документы были при мне, рюкзак-то я не смог выручить, там такое было! — Финдекано махнул рукой. — А как я по трассе шел — то еще Хэлкараксе.

Он еще что-то говорит, а я лежу у него на руках и глупо улыбаюсь. Рот до ушей, хоть завязочки пришей. Как у тряпочной куклы. Которую держали на ниточке, а теперь сняли.

Теперь все изменится, я знаю. Теперь я не умру. Я не умру, пока он жив.

— Ты когда приехал?

— Сегодня утром. Застрял на какой-то окраине, пешком дошел до вокзала, а с первой электричкой — сюда. Мне Финрод сказал, что вы меня почти похоронили...

— Но ведь уже другого Финдекано выбрали...

— Так она только рада была избавиться! Только я рот открыл, чтобы попросить, а она уже сразу — иди, иди, я лучше третьим эльфом в пятом ряду побуду, мне так спокойней! Майтимо, что с тобой? Почему ты плачешь?

А я просто плачу. Первый раз за двое суток — от радости. Не знала я, что на такое способна. Не знал я, что на такое способен Финдекано. Я уже было поверил, что его у меня нет.

Надежду легко потерять. Но когда вновь обрел ее — больше уже ничего не страшно.

— Пойдем, Финдекано. Пойдем в Митрим. Нас там уже заждались.