Казни Ормалленские

За ним пришли в воскресенье в одиннадцать часов, когда все нормальные люди еще спят или только готовятся вставать. Они знали свое дело — скрыться он не успел.

Увидев на пороге две высокие фигуры в черном, он сразу все понял, но не подал и виду, а нарочито грубовато спросил:

— Что вам надо?

— Собирайся, — мрачно промолвил один. — И пошли.

— Куда? — подчеркнуто наивно спросил он.

— Сам знаешь.

Он знал. Все знали, что происходит дальше, когда у тебя на пороге появляются двое в черном. Но, по привычке всех обреченных цепляться за угасающую надежду, он попытался протестовать:

— А что я такого сделал? Может вы меня с кем-нибудь перепутали?

— Перепутаешь вас тут, — проворчал сквозь зубы тот, что повыше. — Астирэн?

— Да, — пролепетал он. От своего имени отрекаться было глупо. Даже в такой момент.

Второй тем временем протопал в комнату и нашел там несомненные улики — растрепанную распечатку «Черных Хроник Мистиэра», кассеты с песнями Санаврии и, наконец, самую существенную улику — тоненькую школьную тетрадочку с потретом Добролюбова на обложке. Увидев свою заветную тетрадь в руках палачей, Астирэн понял — пощады не будет.

— Так, все ясно, — сказал тот, который повыше. — Черные Хроники читаем, Санаврию слушаем, сами кой-чего пописываем, а потом невинным стэрманочкам мозги пудрим.

— Я не знаю никаких стэрманочек, — с отчаяньем в голосе проговорил Астирэн. Не хватало еще, чтобы начали копать круг его знакомых и выяснять, кому и когда он проповедовал учение Санаврии. И так ведь ясно — пощады не будет.

Астирэн надел куртку, ботинки и нарочито бодро крикнул в закрытую дверь родительской комнаты:

— Мама, я ушел! К обеду, наверное не успею!

Только-только проснувшиеся предки пили кофе под сладкое урчание телевизора и на странный визит кого-то к сыну не обратили внимания — за два года его пребывания на Вильярэсте они уже привыкли ко всякому.

На лестничной площадке его подхватили под локти с двух сторон и так вели по улице, подсадили в троллейбус и ввели в метро, где на мгновение отпустили — чтобы сам достал проездной. Астирэн и не думал бежать, он знал, что обречен. Он думал об Хэйнириэне, о том, как тяжело было ему слышать последний приговор, глядя в глаза Мистардэн, которая еще совсем недавно признавалась ему в вечной любви. Он всей свой душой был там, на серой безжизненной земле Эссерейч и даже не замечал, что они куда-то едут.

— Станция метро «Алексеевская», — объявил диктор.

— Выходим, — толкнул Астирэна в бок тот, который повыше. — Ты там заснул что ли?

Астирэн покорно дал себя вывести из вагона. Он не сказал ни слова, пока они поднимались по эскалатору, заворачивали за угол дома и входили в подъезд. Лишь увидев на входной двери леденящую душу цифру «14» и надпись «Здесь царство ужаса и ненависти», он осознал, куда его привели и сделал слабую попытку вырваться, но двое в черном держали крепко. Но почему на Ормаллен? Почему не Вильярэст или Изенхард? Говорят, Митхор — более справедливый судья, а про жестокость Харадвэста ходили страшные легенды...

— Тэйшен, кого вы там привели?

— Еще один санаврийщик, мой повелитель, — высокий парень склонился в поклоне перед вышедшем из кухни Харадвэстом.

— Санаврийщик, значит? — кровожадно усмехнулся Харадвэст. — Это хорошо, мы их любим... особенно на завтрак. Где мой наместник?

— Я здесь, Повелитель, — из комнаты вышел Астхеннер, держа в одной руке половину доспеха, а в другой странный инструмент, больше всего напоминающий помесь паяльника с будильником.

Двое в черном ввели Астирэна в комнату и застыли, ожидая приказаний.

— Садись, — Харадвэст повелительным жестом указал на кресло. — Все в сборе? Райни!

Он появился из ванной — растрепанный мокрый кайфанец.

— Пива принесите, — распорядился Харадвэст.

Кайфанец и Астхеннер мгновенно исчезли и тут же появились с четырьмя бутылками пива.

— Пей! — приказал Харадвэст, протягивая Астрирэну бутылку.

— Я не пью... — попытался протестовать Астирэн, но Тэйшен уже всучил ему бутылку, а второй харбинер держал его за плечи, чтоб не сумел вырваться. Ничего не оставалось, как глотнуть темного горьковатого пива, оказавшегося на поверку не столь уж и противным. Но как можно санаврийщику пить на харбинятнике! Санаврия учила, что истинный ученик Астениэра не должен пить пива, что пиво противно Равновесию, ибо пьют его одни лишь харбинеры и фидошники...

Кайфанец и Тэйшен внимательно следили, чтобы Астирэн выпил все пиво, и он давился горьким напитком, стараясь побыстрее покончить с этим мучением, но быстро пить из узкого горлышка не получалось, пиво текло по его губам, пузырилось на подбородке, он задыхался, он был уже весь в

пиве и пахло от него, как от первого корпуса МИИТа во время большого перерыва, он хотел крикнуть и не мог — слова застряли в темно-коричневом стекле и лишь одна тяжелая капля прорвалась на только что вымытый стэрманками паркет...

— Кайфанец, затри это, — брезгливо сказал Харадвэст, ткнув пальцем в пол. Дождавшись, когда кайфанец с помощью половой тряпки ликвидирует последствия самой страшной ормалленской пытки, Харадвэст подошел к Астирэну вплотную и зловещим, но спокойным голосом произнес:

— Значит, ты — Астирэн, последователь Санаврии и ученик Астениэра?

— Да, — попытался гордо сказать Астирэн, но неожиданно икнул и гордого ответа не получилось.

— И ты продолжаешь упорствовать в своем заблуждении?

— Это не заблуждение, а единственно верное... ик! учение о происхождении... ик! и предназначении Мистиэра... ик! Только Астениэру была открыта... ик! суть Равновесия... — на этом Астирэн зашелся в кашле и не смог вымолвить больше ни слова.

— Ты даже не в состоянии рассказать о своем учении, — презрительно бросил Харадвэст, — жалкий пустотник. Астхеннер, еще бутылку!

Астирэн задрожал так, что чуть не свалился с кресла — ему и так уже было хуже некуда. Голова кружилась, руки совершенно не слушались, вместо слов выходило сплошное икание. Глядя на него, Харадвэст усмехнулся:

— Слабоват ты, пустотник. Ничто ты против славного воинства Ормаллена. Боишься меня?

— Боюсь, — пролепетал Астирэн. Он хотел гордо сказать «Ученики Хэйнириэна ничего не боятся», но опасался, что из-за икоты ничего гордого и возвышенного у него не получится.

— Правильно. Харбинеров надлежит бояться, а не плакать над ними, как у Санаврии. Ты знаешь, зачем мы тебя сюда позвали?

— Нет, не знаю, — ослабевшим от икоты голосом произнес Астирэн.

— Ты знаешь, кто я?

— Харадвэст, вождь Черной Твердыни Аст Айрэ.

— А еще?

Астирэн умоляюще глядел на Харадвэста, не зная, что ответить и моля все силы Пустоты только об одном — чтобы вторая бутылка миновала его. Видимо силы Пустоты услышали его молитву, потому что Харадвэст осушил бутылку сам, одним глотком, как умеют только харбинеры, да немногие посвященные студенты МИИТа.

— Не знаешь, — промолвил Харадвэст, отбросив пустую бутылку в сторону (ее тут же поймал кайфанец и засунул в стоящую у стены зеленую пузатую авоську), — а я тебе скажу, кто я. Я — мастер МИ-95, член оргкомитета. И мне нужны люди.

— МИ-95, — мечтательно прошептал Астирэн, — там Санаврия Эссерейч ставит...

— Санаврия пусть Эссерейч ставит, — жестко произнес вождь Аст Айрэ, — а ты будешь посредником по экономике в Эстерилене.

— Что? — в глазах у Астирэна потемнело. Он ожидал всего чего угодно, он воображал себе ужасные пытки, но до такой тяжелой кары додуматься не мог даже в страшном сне. — А как же Эссерейч... Санаврия...

— Санаврия переживет, — отрезал Харадвэст. — Нам нужен мастер по экономике в Эстерилен.

— Ну хотя бы не по экономике! — взмолился Астирэн. Пусть он трус, пусть он недостоин звания ученика Хэйнириэна, но разве он мог соглавиться на такое! Он не боялся позора, не боялся смерти, для истинного адепта Пустоты смерти нет, есть лишь вечное бытие, меняющее форму... но не попасть на МИ-95 в Эссерейч — это было превыше его сил.

— Именно по экономике, — Харадвэст был непреклонен. — И именно в Эстерилен. Приговор обжалованью не подлежит. Астхеннер, Райни, исполняйте!

Астхеннер и Райни выволокли пустотника из кресла и вручили ему толстенную папку с надписью «Правила МИ-95».

— А вот это телефон Джессерин, она Эстерилен ставит, — сунул в его карман бумажку Райни.

— Джессерин... отступница... — пробормотал Астирэн, сгибаясь под тяжестью бумаг. Это имя каждый санаврийщик произносил с дрожью презрения в голосе — ведь она бросила Санаврию в самый тяжелый момент и ничем не помогла ей при написании истинных хроник Мистиэра, и это Джесерин, когда-то ее лучшая подруга!

— Пошли, — взял его за плечо Райни.

— Куда? — из последних сил выдавил из себя несчастный пустотник. Ноги не держали его, а злополучные бумаги все рвались белыми птицами разлететься по квартире и он еле удерживал их.

— К Асваду. У него сегодня собрание команды. Я туда менестрелем еду.

Слов не было, слез не было тоже. Была лишь затягивающая, облекающая пустота. Астирэн напялил куртку, ботинки и вслед за кайфанцем вышел из квартиры. Харадвэст проводил его взгядом и повернулся к Астхеннеру:

— Кто нам там еще нужен?

— Мастер по поездам в Вэрию.

— В Вэрию, говоришь? — Жестокий на мгновение задумался. — Кто у нас там еще остался?.. Астинрайта пристроили в Стэрману... Айчинер — мастер по ремеслам в Меннересте...

— А Астамир? — осторожно спросил Астхеннер.

— Точно! — обрадовался Харадвэст. — Истар, Тэйшен, быстро за Астамиром! А ты, наместник, сходи пока сдай бутылки и купи еще пива. Что делать, — кивнул он в такт тяжелому вздоху Астхеннера, — игра требует жертв.

И Харадвэст открыл последнюю бутылку пива.