Три светильника и море воспоминаний

Меллькьорэ Миёрэнтэимо отложил ручку и задумался. Странные навязчивые образы приходили к нему давно — то трехглавая вершины горы, увенчанная снежными шапками, то устремленные ввысь башни черного замка, теперь вот черные маки... Маки торинн видел только один раз на картине в учебнике для детей Верхних, который для него сперли тэй-инн. Но там маки были красными. А тут черные. Что за бессмыслица! Однако торинн привык доверять своим видениям, несмотря на то, что окружающим, да, и что греха таить, ему самому они порою казались бессмыслицей. Ну что это, с позволения сказать, за мир, где не то что нет ни одной машины и ни одного трамвая, а вообще отсутствует электричество! А в подземельях, богато и красиво украшенных местными жителями, нет поездов! Ну что же это за метро без поездов? А если не метро, то какой смысл тогда вообще жить в подземелье? Впрочем, жить в лесу не менее бессмысленно. Но видения не спрашивали, а просто приходили. И становилось горько и больно, светло и печально, пронзительно и отчаянно... и еще пара сотен эпитетов, до которых еще не додумались квейлы. Вот и сейчас... Откуда взялся этот образ? Что связано с черными маками? И почему сразу вспоминается станция Ильтэсиэнрильд Звёздные сумерки, которую вот уже много лет как разгромили верхние, и все, что Меллькьорэ успел спасти оттуда — это светильники великого мастера Арвальда. Но маков там точно не было, и вообще никаких цветов не было поблизости, разве что на решетке перед валтэ-миа, и то железные.

Размышления торинна прервал громкий стук в дверь.

— Открыто! — отозвался Меллькьорэ.

В дверь продолжали барабанить. Торинн посмотрел, не закрыл ли он случайно засов, которым обычно не пользовался. Нет, все в порядке, дверь открыта.

— Входите! — торинн повысил голос. Но стучавший увлекся так, что голоса из-за двери не слышал.

Пришлось вставать и идти открывать самому. В тот самый момент, когда Меллькьорэ взялся за ручку двери, ее выломали снаружи, и на бедного торинна свалилась сначала дверь, а потом здоровенный широкоплечий парень двух метров роста. Хотя Меллькьорэ и сам был не хрупкого телосложениями, хэлдри, как и положено, превосходил его по габаритам. Стоявшая рядом миниатюрная квейлинка испуганно ойкнула и зажала рот ладошкой.

— Дверь открывается на себя, — спокойно сказал торинн, выползая из-под двери. — Ирэймо Бесстрашный из клана Состязающихся с Ветром, если я не ошибаюсь?

Ошарашенный хэлдри только кивнул головой. Торинн махнул рукой в направлении дальнего угла, где стояла канистра бензина как раз для таких гостей.

— Угощайся!

Ирэймо не надо было просить два раза. Он легко, словно лист бумаги, поднял десятилитровую канистру и присосался к горлышку. Метрожительница смотрела на него со смесью ужаса и восхищения. Хэлдри бросил пустую канистру на пол и довольно крякнул.

— Ветра тебе и скорости, — произнес Меллькьорэ, выжидающе глядя на парочку. Пришли они явно с чем-то важным, причем настолько, что не решаются сразу об этом заговорить. Но с чем?

— Мы это... — заговорил Ирэймо, тут же запнулся, не в силах подобрать слова. — А еще бензин есть? — он жалобно посмотрела на торинна.

Бензин был, местные хэлдрин натаскали его столько, что хватило бы на вечеринку для целого клана, но не успел торинн открыть рот, как его опередила метрожительница:

— Хватит пьянствовать! Все маме скажу!

— Чьей? — поинтересовался Меллькьорэ.

— Его! — отрезала девушка.

Хэлдри вжал голову в плечи и растерянно заморглал глазами. Судя по всему он боялся своей мамы больше, чем всех семицветников города, вместе взятых. Меллькьорэ его понимал, сам как-то сталкивался с Райвиль Не Знающей Преград, и только авторитет тори-энн спас его от выволочки за что-то совершенно несущественное.

— Хэллерин, если я не ошибаюсь? Я могу чем-то вам помочь? — спросил Меллькьорэ, садясь в кресло у окна. Из окна открывался великолепный вид на рельсы, платформу и вечно закрытый шлагбаум. На шлагбауме было крупными буквами написано, куда следует ехать тем машинам, которые не могут встать на две ноги и обойти преграду.

— Да! — выпалил хэлдри. — Мы за светильниками пришли!

Меллькьорэ поднял взгляд к потолку. Три светильника, спасенные со станции Ильтэсиэнрильд, светились неярким светом, наполняя комнату теплым золотым сиянием. Они могли светить и сильнее, но торинн не любил слишком яркого света, порою ему было достаточно одной настольной лампочки, а то и света фонарей у платформы.

— За этими? — переспросил Меллькьорэ.

Хэлдри смутился окончательно, выдохнул облако бензиновых паров и посмотрел в пол. Точнее на квейлинку, которая еле доставала ему до груди.

— Да, именно за ними, светильниками со станции Ильтэсиэнрильд, которые хранятся у тебя! Негоже, когда они скрыты от глаз Ирханы, их место в подземельях квалльерн!

— Прости, — в замешательстве проговорил торинн, — но уцелевшие квейлы Ильтэсиэнрильда поклялись восстановить свой дом и вернуть туда светильники!

— Да когда они еще ее восстановят! — махнула рукой Хэллерин.

— У вас же свои светильники есть? — полу-утвердительно, полувопросительно произнес Меллькьорэ.

— Теперь нет, — метрожительница так посмотрела на парня, что сразу стало ясно, почему нет.

— Я нечаянно, — жалобно произнес Ирэймо.

Хэллерин только фыркнула, показывая свое отношение к словам хэлдри.

— «Он нечаянно»! — передразнила она. — А мне теперь что — из дома уходить? Я на твоей бензоколонке жить не буду!

— У нас очень красивый гараж, — начал было хэлдри, но договорить ему не дали.

— Ничего не бывает красивого вне метро! Разве что Белая Электричка, летящая над городом по эстакаде. У вас есть Белая Электричка?

— У нас есть эстакада, — попытался оправдаться Ирэймо, — но маленькая и без рельсов.

Только Белая Электричка, наверное, знала, каких сил стоило Меллькьорэ удержаться от смеха. Он понял, что произошло, и что от него хотят, но не засмеяться было очень трудно.

Наконец, торинн справился с собой и заговорил:

— Но почему именно эти светильники?

— Они хранят песню Великой Белой Электрички, — без тени сомнения ответила метрожительница. — О них сложили множество прекрасных строк и они прославлены в веках.

Меллькьорэ мог возразить, что стихотворные строки сложены о чем угодно. В городе, где каждый первый метрожитель поэт, а каждый третий — хороший поэт, очень трудно отыскать улицу, дом или станцию метро, о которой нет стихотворений. Даже про штаб-квартиру подразделения «Радуга» и то есть. Но распаленная метрожительница его бы не поняла.

— А как же наследники Арвальда? — спросил он, вставая с кресла, чтобы достать из стенного шкафчика бутылку вина и бокалы. — Я пообещал им хранить их достояние.

Хэлдри с тоской посмотрел на вино. В его взгляде читалась тоска по качественному высокооктановому бензину, но выразить свои чувства вслух он побаивался.

— Мы будем хранить их достояние! — ответила Хэллерин и осушила бокал одним глотком. — Дайрин-соньорэй не менее прекрасна, чем Ильтэсиэнрильд, благословение Великой Белой Электрички пусть хранит и нас!

Торинн все-таки позволил себе легкий смешок:

— А меня оно, по-вашему, недостойно хранить?

— Так ты же сам электричка, — сказал хэлдри. — Оно всегда с тобой.

Торинн даже не знал, что ответить на это. Нарушать обещание не хотелось, разочаровывать юных ирханцев тоже. Воспользовавшись замешательством, Хэллерин предложила:

— Хочешь, я почитаю тебе стихи?

— Давай, — согласился Меллькьорэ. Стихи он любил, стихи способны разрядить любую обстановку и сгладить любую напряженность.

Хэлерин вышла на середину комнаты, вскинула вверх правую руку и торжественно заговорила:

Золотой и серебряный свет
Слились воедино под сводами
Переливаясь в бликах мозаики
И на окнах ночных поездов.

Стихи были не то, чтобы особо хороши, но образ золотого и серебряного свечения, слившихся воедино напомнил торинну что-то из нездешнего мира, того самого, где был черный замок, черные маки и белые вершины черной горы. Он словно воочию увидел свет, изливавшийся почему-то не из ламп на стенах и потолке, а из листьев причудливых деревьев, растущих на зеленом холме. И никакой ограды рядом, и даже надписи «По газонам не ходить!» не было. И он смотрел на этот свет и понимал, что свет неестественный. Чем — пока еще не знал. Что-то в нем было от Альды, хотя деревья нисколько не походили на трамваи, и ржавые провода с них не свисали... но все же дыхание Альды чувствовалось. Не то в свете, не то в воздухе. Или же в нем самом? Он не додумал эту мысль, его унесло куда-то в звездный простор, где свет звезд не резал глаза, не наполнял собой все пространство, а оставлял место для тьмы. И Белая Электричка, пролетая мимо, мягко тронула его лицо своим крылом...

«Что за чушь? — подумал Меллькьорэ. — Какие крылья у электрички? Даже Великой?»

С трудом открыв глаза, торинн встал. Он свалился на пол рядом с креслом, неподалеку валялась пустая бутылка и разбитый бокал, а с потолка был аккуратно выкручен один светильник. Не то до остальных двух парочка не дотянулась, не то он их спугнул. Меллькьорэ покачал головой и невольно рассмеялся. Пусть сами с наследниками создателя светильников объясняются. А он лучше займется выяснением природы своих видений. Эта парочка тоже кого-то ему напомнила...

Меллькьорэ взял чистый лист бумаги, поднял упавшую ручку и вывел аккуратным почерком первые строки:

Прощай, любовь моя, прощай,
О, Лютиэнь Тинувиэль...