Чертополох

1

Предотъездная суета — дело неизбежное. Когда несколько человек собираются куда-то ехать, они бегают и кричат намного больше, чем того требует дело. Но когда наконец сборы завершаются и начинается, собственно, дорога, энергия у некоторых еще остается и настоятельно ищет себе выхода.

Едва наша карета поднялась над землей и взяла курс на север, мы все стали свидетелями безобразной истерики Флер. Ей, видите ли, померещилось, что она забыла дома гребень. За шесть проведенных вместе лет я хорошо изучила Флер — она скорее забудет имя родной матери, чем гребень, губную помаду, тени для век и прочие средства нанесения красоты. Разумеется, гребень нашелся, и, разумеется, Флер даже и не подумала извиниться. Хотя бы перед Камиллой, которую только что обвинила во всех смертных грехах. Со мной связываться опасно — могу и в морду дать, а Камилла у нас безответная. Милая, тихая, спокойная и вообще, единственный нормальный человек в этом цветнике. Хотя она, в отличие от меня, в цветник вписывается. А я — нет.

Года два тому назад я написала картину. Она висела над кроватью в нашей спальне, но с собой я ее брать не стала, отдала тете. На картине — цветник в саду, множество цветов самых разнообразных оттенков. От пышных роз до скромных незабудок. Включая и те, что в природе не встречаются. И посередине этого роскошного цветника — куст чертополоха, непонятно как там оказавшийся. Цветник — это наша школа, а чертополох — это я. Если кто-то думает, что мое положение меня не устраивает и я от него страдаю, то он жестоко ошибается. Я совершенно не страдаю от того, что у меня нет ничего общего с Флер, нашим самым главным и самым красивым цветком. Слишком уж все ею восхищаются, и просто обязан быть кто-то, кто это восхищение не разделяет. Но я не разделяю вовсе не поэтому — просто она мне не нравится. И это взаимно.

Страдать я бы стала в одном-единственном случае — если бы меня не взяли в Англию. Но попробовал бы меня кто не взять, если по результатам экзаменов я оказалась третьей! Хотя у меня стойкое впечатление, что тетя отговаривала мадам Максим, но та проявила мужество и стойкость и меня из списков не вычеркнула. Меня тетя пыталась отговаривать еще с начала сентября, когда объявили список, но потерпела неудачу. Ну и что с того, что я вряд ли буду участвовать в Турнире? Разве в Англию стоит ехать только за этим?

Я знаю, почему тетя не хотела меня туда отпускать. Она боится, что я там и останусь. На самом деле она мне не тетя, но степень нашего родства мне узнать так и не удалось. На все вопросы о родителях она отмалчивалась. Я знаю только то, что родилась в Англии, мои родители умерли и мне лучше о них не знать. Зря тетя так считает. То, что мне нужно знать, я все равно в конце концов узнаю. Не от нее, так от кого-нибудь другого. Не было бы этого Турнира — поехала бы в Англию после окончания школы, благо средства у меня есть, на моем счету в банке солидная сумма лежит — видимо, родители оставили. Я только в этом году узнала, когда мне семнадцать исполнилось.

Флер с Эсмеральдой считают, что мои родители были черными магами. На что я им еще давно сказала, что мне все равно, какими они были — темными или светлыми, главное — они были чистокровными волшебниками. Не хотела бы я иметь бабушку-вейлу, как у Флер, или мать-маглу, как у Эсмеральды. Эсмеральда, кстати, не имя, а прозвище. Она себя обозвала так еще на первом курсе, по магловской книжке, которую я впоследствии прочитала. Книжка хорошая, но у нашей Эсмеральды с книжной общее только то, что обе дуры. Хотя нет, наша, пожалуй, умнее. Была бы совсем дура — не поехала бы с нами, а осталась в школе.

Эсмеральда — полукровка, результат случайной встречи на морском берегу легкомысленного молодого волшебника и не менее легкомысленной девушки-маглы. По-моему, оба были еще и нетрезвые, ибо волшебник забыл об этой встрече напрочь, и магла, по-видимому, тоже. Там, в Марселе, как я поняла, это обычное дело. Встреча отца с дочерью произошла, когда последней было лет семь-восемь, причем не без участия комиссии по неправомерному использованию магии. В отце взыграли не столько отцовские чувства, сколько уважение к закону о секретности, потому как дочь являлась ходячим его нарушением. Девочку забрали от маглов, хотя магловские привычки у нее остались до сих пор. Не понимаю, как при этом они с Флер являются лучшими подругами. Видимо, по контрасту. Они настолько разные и внешне и по характеру, что сравнивать их просто невозможно.

Эсмеральда очень любит жаловаться, как отец не дает ей встречаться с матерью. Меня эти жалобы всегда забавляли, ибо она сама говорила, что ее встречи с матерью обычно кончаются встречей ее отца с комиссией по неправомерному использованию магии. А этим летом она чуть не угодила под суд за нанесение тяжких телесных повреждений какому-то маглу, который, по ее словам, приставал к ее младшей сестре. Эсмеральду спасло только то, что магла она избила безо всякого применения магии. Хотя если она не применяла магию — как ее засекла комиссия? Впрочем, я в подробности не вдавалась, мне они неинтересны.

Кому я сейчас завидую — так это Цезарю, который сидит на облучке и правит лошадьми. Пусть там холодно и ветер, зато нет никого. Я хоть и ушла из гостиной в спальню, но все равно остаться в полном одиночестве не удалось — постоянно кто-то забегает навести красоту или взять какую-нибудь вещь. Один только Цезарь хорошо устроился. Это тоже прозвище. Он утверждает, что происходит из рода римских императоров. Думаю, что врет — он врет постоянно. Но слушают его, развесив уши, ибо врать он умеет хорошо. Он гуляет с Эсмеральдой, хотя это не мешает ему приставать ко всем девушкам, исключая разве что Флер. Он пытался приставать даже ко мне, но получил по морде. Потом я узнала, что он это делал на спор с Марио, и тогда по морде от меня получил уже Марио. Мария, его сестра-близнец, попыталась выяснить со мной отношения, выслушала все, что я думаю о ее брате и его лучшем друге и, похоже, на нее это подействовало больше, чем мордобой.

По идее, для поездки в Англию на Турнир должны были выбрать лучших. У меня такое чувство, что выбрали не столько самых лучших, сколько самых ненормальных. Даже Камилла — и та своей нормальностью кажется ненормальной. Обо мне и говорить нечего. Флер с Эсмеральдой — самые красивые цветки в нашем цветнике, куда же без них. Еще есть Мануэлла, помешанная на средневековой охоте на ведьм, и Виоллета, утверждающая что происходит из рода французских королей. Вот она, похоже, не врет. Хотя могла бы напоминать об этом и пореже. Так же как и Мануэлла. Я уже пообещала ей провести эксперимент — сможет ли она не сгореть на костре, если у нее отобрать палочку. Теперь при мне она молчит. При мне вообще похваляться и врать бесполезно — пропущу мимо ушей. Пусть друг другом восхищаются, если им это так нравится.

Я сидела на кровати и пыталась читать «Историю Хогвартса». Читалась она почти легко, хотя я еще не привыкла одолевать такие толстые книжки по-английски. Два последних месяца я взяла в оборот бедную Камиллу, заставляя ее разговаривать со мной исключительно на английском и читая вместе с ней английские книги. В одиночку все-таки сложновато. В результате мы уже можем без напряжения беседовать, и есть надежда, что в Хогвартсе языковые барьеры преградой нам не будут.

Оторвавшись в очередной раз от книги, я обнаружила, что мое одиночество нарушено. На этот раз — Эсмеральдой. Странно, что она одна, без Флер. Но потом я заметила у нее в руках колоду карт и поняла, почему она одна. Из всех областей прорицания Эсмеральда признает только одну — гадание на картах, но делает это превосходно. Это даже я признаю. Может, поэтому она редко гадает, если ее просят. А иногда, согласившись, не сообщает результат. Я, конечно, никогда ее не просила. Во-первых, не люблю от кого-то зависеть, а во-вторых, не люблю оказываться в рамках. И прорицание толком изучать именно поэтому не стала.

Эсмеральда произнесла фразу, которую можно было перевести на нормальный язык словами «Ну и чушь же получается», после чего посмотрела на меня.

— Колючка! Подойди сюда!

Терпеть не могу, когда они меня так называют. За глаза — сколько угодно, но когда обращаются ко мне, я стараюсь не откликаться. На этот раз не выдержала и ответила, не откладывая книги:

— Что тебе, Жаннет?

Эсмеральда, в свою очередь, не любит, когда ее зовут по имени. Можно считать, что мы квиты.

— Розье, брось придуриваться, иди сюда.

— Зачем?

— Затем! Иди сюда и сдвинь мне колоду.

Вот тут мое любопытство пересиливает, и я встаю. Подхожу к Эсмеральде и одним пальцем дотрагиваюсь до засаленной колоды. Однако результатов мне увидеть так и не удается, ибо Эсмеральда тут же отворачивается вместе с картами.

— Опять чушь получается! — с досадой произносит она и добавляет еще несколько слов, которые в нашей Академии Волшебства вообще-то знать не положено. Слова я пропускаю мимо ушей. Но от вопроса удержаться не могу:

— Что получается?

— Сказала бы я что... — ворчит Эсмеральда. Наверное, она не стала бы мне ничего говорить, но ей безумно хочется поделиться хоть с кем-нибудь, причем прямо сию секунду.

— Что? — не отстаю я.

— Скажи мне, Розье, у тебя родственники в Англии есть?

От неожиданности я с полминуты смотрю на Эсмеральду, не зная, как ответить. То, что я родом из Англии, а мои родители умерли, знают все. Нет необходимости об этом спрашивать.

— Мои родители... — начинаю я, но Эсмеральда меня обрывает:

— Я знаю. Я тебя про родственников спрашиваю. Есть они у тебя там или нет?

— Не знаю. Но зачем тебе...

Эсмеральда смотрит на меня, словно прикидывая, стоит говорить, или нет. Наконец все-таки решается:

— Видишь ли, у меня тут смертельная опасность получается. Которая исходит от твоего не то родственника, не то друга семьи. Правда, ты ему все равно помешать не сможешь, хотя я бы настоятельно рекомендовала.

— А откуда этот родственник взялся и что он намеревается делать? — спрашиваю я с максимальной иронией, на которую только способна.

— Так тебе все и скажи!

— Сама небось не знаешь.

Может и не знать. А может и знать. Но подначками на Эсмеральду действовать бесполезно. По крайней мере, когда речь идет о гадании.

Она пристально смотрит на меня, опять прикидывая, что стоит говорить, а что не стоит, и наконец произносит:

— Кто бы он там тебе ни был — если хоть пальцем тронет Флер, ты об этом пожалеешь!

— Больно уж кому-то ваша Флер нужна! — огрызаюсь я.

Дискуссию о том, кому нужна Флер, я принципиально поддерживать не собираюсь. Лично мне она не нужна. Меня больше интересует этот родственник. Но если я начну расспрашивать Эсмеральду, она будет меня долго дразнить и в итоге ничего не скажет. Поэтому я не спрашиваю, а встаю с ее кровати и возвращаюсь к своей.

Прорицательница нашлась. Захочет — сама расскажет.

Но она, видимо, не хочет. Убирает колоду в карман и уходит из спальни.

Вот и хорошо. Можно спокойно продолжить чтение.

Хотя оставаться спокойной у меня как раз и не получается. Книжку я так и не открываю. О последних событиях в ней ничего не сказано. А в Англии в последнее время творится что-то странное. Этим летом несколько человек из нашей школы, включая Флер и Эсмеральду, ездили на финал чемпионата мира по квиддичу. Целый месяц, ахая, охая и перебивая друг друга, они рассказывали о том, как злобные темные маги устроили переполох после матча, подожгли палатки, подняли в воздух каких-то маглов и в довершение ко всему запустили какой-то страшный знак. При этом Эсмеральда смотрела на меня так, как будто я была к тем событиям причастна. А меня на том матче не было, я не настолько люблю квиддич, чтобы ради него куда-то ехать. Флер тоже не любит, но для нее чемпионат — повод себя показать. Лучше бы вместо этого по сторонам смотрела. Когда ее стали расспрашивать, она ничего толком рассказать не смогла.

Из раздумий меня выводит тихий голос Камиллы.

— Бетти, заколи мне волосы, пожалуйста. Мадам Максим сказала, что через два часа уже будем на месте.

Ну вот, называется, только расслабилась, — думаю я, закалывая Камилле волосы. Сейчас надо самой что-то с прической сделать. Хорошо Эсмеральде — у нее волосы пышные и вьющиеся, она может их сколь угодно коротко стричь, все равно выходит красиво. Флер вообще никакой прически делать не надо — на нее и так оборачиваются все, включая статуи. А мне надо не только расчесаться, но и заплести косы и уложить их на голове, иначе буду выглядеть растрепой.

— А потом ты мне поможешь, ладно?

Я, конечно, могу справиться и в одиночку. Но раз Камилла так хочет помочь, не буду же я ее прогонять! Тем более сейчас сюда набежит толпа девчонок, и начнется невообразимый шум. К Камилле, пока она со мной, никто не полезет. Но постоянно таскать ее за собой я не могу — слишком уж она тихая. Даже меня порою раздражает. Да и задевают ее не всегда, порою она даже с Флер нормально разговаривает. Это я не могу.

Как я и думала, последние минуты перед прибытием оказались самыми тяжелыми. Флер жаловалась на то, что она голодна, хочет спать и к тому же замерзла. Это у нее любимое развлечение. Эсмеральда выглядела мрачной и смотрела на меня очень злобным взглядом. Мануэлла и Виолетта щебетали без умолку. Я делала вид, что меня все это не касается и до последнего момента держала в руках «Историю Хогвартса», перечитывая в третий уже раз описания факультетов. Интересно, какой из них подошел бы мне?

Я так и не успела решить этот вопрос, зависнув между Гриффиндором и Слизерином, как наша карета наконец-то приземлилась. Цезарь, похоже, решил поразить всех своим мастерством, сделав лихой поворот, потому как тряхнуло нас здорово. Все дружно завизжали, а я выронила книжку и потеряла место, на котором остановилась. Закладка в книжке была, но закладку я тоже потеряла.

Когда карета наконец-то остановилась, у меня вдруг закружилась голова. Пока летели, почему-то не кружилось. А сейчас было чувство, что шага сделать не могу — тут же рухну на кровать. И, похоже, не у меня одной. У Флер цвет лица сравнялся с цветом волос и она стала похожа на призрак. Эсмеральда громко и с чувством высказала все, что она думает о Цезаре и его методах управления лошадьми, причем именно в тот момент, когда мадам Максим вошла к нам в спальню сказать, чтобы мы выходили. За всей этой суматохой я не надела теплый плащ. Впрочем, про плащи забыли все, может быть потому, что садились мы в карету без них, да и идти нам предполагалось недолго.

Но только мы вышли на улицу, я поняла, как мы ошиблись. Не думала, что вечером может быть так холодно. Что с того, что конец октября, на Средиземном море в это время еще купаются! А здесь если и купаются, то исключительно в теплой ванне, предварительно законопатив все окна. Кстати, и мне бы не помешало. Флер закутала голову шарфом, и все девчонки последовали ее примеру. Кроме меня. Я даже шарф в суете не захватила.

Хогвартс впечатлял. Раза в два больше нашего школьного замка. А может, и в три. С тем домом, где живу я, даже и не сравнить, несмотря на то что он один из древнейших и красивейших замков во Франции. А во дворе столпилась куча народа — вся школа небось вышла нас встречать. Разумеется, мы попрятались друг за друга и мадам Максим, а Камилла еще и вцепилась мне в руку. Бояться вроде бы было нечего, но даже мне стало не по себе. Незнакомое место, незнакомые люди — и все на тебя уставились. А я не люблю, когда на меня смотрят. Даже Флер, привыкшая быть в центре внимания, засмущалась и что-то горячо зашептала Эсмеральде, крепко схватив ее за руку.

Лиц в толпе я вообще не различала. Что в темноте и неудивительно. Единственно, кого я, да и все мы, заметила и отметила — директора Хогвартса. Пока мы выбирались из кареты, он стоял и разговаривал с мадам Максим. Такой, каким я себе его и представляла, — высокий, седобородый и довольный до ужаса. В отличие от нас, потому что за две минуты на ветру мы враз превратились в ледышки. Я уже подумала, не слазать ли мне быстренько в карету за плащом, пока Дамблдор и мадам Максим обмениваются любезностями. Этак они до утра пробеседуют.

— Идите за мной, — наконец-то сказала нам мадам Максим и двинулась в сторону замка.

Флер пошла впереди, явно недовольная тем, что на нее никто не смотрит. А на что там было смотреть — бледная, дрожащая, в шарф укутанная. Это уж скорее на меня будут таращиться — что за ненормальная в шелковой мантии на почти зимний холод вылезла. А нам, между прочим, еще обратно в карету возвращаться! Об этом никто и не подумал, торопясь скорее в тепло.

Пройдя через пустой холл, мы вошли в огромный зал. Под потолком парило множество свечей, а на стенах, напротив торцов четырех длинных столов, висели громадные флаги четырех факультетов. По описаниям я их сразу узнала и направилась было к столу Гриффиндора — вероятно потому, что красный лев на золотом фоне смотрелся наиболее тепло. Но мадам Максим указала нам на соседний стол — стол Равенкло.

Терпеть не могу манеру держаться скопом. Впрочем, потом, может быть, и пересяду.

Пока мы рассаживались, мадам Максим куда-то исчезла, — видимо, продолжать беседу с Дамблдором.

— Ничего себе замок отгрохали! — присвистнул Цезарь, оглядывая зал. — Хотел бы я здесь учиться!

— Здесь жутко холодно! — возразила Флер, поправляя шарф на голове.

Мануэлла согласно закивала.

— Это тебе после улицы холодно, — отозвалась я. — Лично я уже согрелась.

Не совсем правда. Почти согрелась — было бы точнее.

— Ну ты у нас любишь большие замки, — тут же влезла Эсмеральда. — Десять комнат на человека мало, нашей Колючке подавай что-нибудь грандиозное, вроде Парижской Оперы!

Виолетта с Мануэллой тут же захихикали. Историю с Парижской Оперой у нас успели обсосать со всех сторон до блеска, несмотря на то что прошло уже три года. Когда мне было четырнадцать, на летних каникулах я залезла ночью в Оперу, чтобы проверить истинность легенды о волшебнике, жившем там в прошлом столетии. Волшебника я не обнаружила, но зато меня саму чуть не нашла магловская охрана. Досталось мне потом и от тети и от мадам Максим! А потом от одноклассниц. Ну и дуры. У самих бы небось смелости не хватило!

— Интересно, какие здесь мальчики, — подняла любимую тему Мануэлла.

— Англичане, они все холодные и надменные, — тут же не преминула заметить Эсмеральда.

— С чего ты взяла? — снова вмешалась я. — Ты их хоть видела?

Ненавижу, когда судят о том, чего не знают.

— Представь себе, видела, сколько угодно! Этим летом.

Ну да, как я могла забыть — она же была на том самом финальном матче. Небось, на нашу красавицу никто внимания не обратил. Что неудивительно — сначала напряженная игра, а потом все эти страсти с темными волшебниками.

Я хотела все это высказать Эсмеральде, но не успела. В двери зала начали входить школьники. Эсмеральда, Флер и Мануэлла шарфы еще не сняли и смотрели на входящих весьма мрачно. Я же наконец-то почувствовала, что согрелась. Сейчас чего-нибудь горяченького съем — и буду чувствовать себя превосходно.

— Смотри! — Цезарь ткнул Эсмеральду в бок, показывая на входящих дурмстрангцев. Впереди рядом с Каркаровым шел высокий юноша. На мой вкус — ничего красивого в нем не было. Но все наши уставились на него так, как и на Флер не смотрели.

— Ты что, не знаешь? Это же Крам! — зашептала мне в ухо Камилла.

Ах, это Крам? Величайший ловец столетия, как про него говорят. И что такого в этом Краме? Я понимаю, Цезарь и Марио от него без ума — они вообще от квичдича без ума. Но все девчонки заворожено на него уставились, а Мануэлла даже помахала рукой — садись, мол к нам! Интересно, куда они тут сядут, — хоть стол и длиннющий, но места за ним не осталось. Разве что по краям.

Разумеется, дурмстрангцы сели не к нам, а за соседний стол — стол Слизерина. Цезарь с Марио взахлеб обсуждали квидичные матчи с участием Крама. Что с них взять — мальчишки! Меня больше интересовали ученики Хогвартса. А вдруг среди них и впрямь есть мои родственники? И как, интересно, я их должна вычислять? Лиц кругом было слишком много, и ни на ком конкретно пока взгляд не останавливался. Ну ничего. У нас время до конца учебного года. Успею оглядеться.

В зал вошли преподаватели. При виде мадам Максим мы все дружно вскочили на ноги. Кто-то за слизеринским столом рассмеялся. Ну и дураки. Они что, не уважают своего директора?

— Добрый вечер, — сказал Дамблдор, улыбаясь. — Мы рады приветствовать вас в стенах Хогвартса. Надеюсь, вы все успели оценить по достоинству удобства нашего замка.

Флер громко хихикнула.

— Ничего себе удобства, — вполголоса проговорила она. — Окоченеешь тут!

— Ешьте и пейте, гости дорогие! — возгласил Дамблдор, и тут же стоящие на столе блюда наполнились едой. Весьма вовремя. Я уже боялась, что урчание в наших животах слышно по всему залу.

— А здесь неплохо! — осмелела Виолетта, кладя себе сочный ломоть мяса.

Я только усмехнулась. Сейчас можно было сказать что-нибудь язвительное, но мне не хотелось тратить силы на препирательства. Еще аппетит пропадет.

Минут через десять Флер наконец-то сняла шарф. Тряхнула головой, рассыпав волосы по плечам, и огляделась вокруг. Никто на нее не смотрел. Я опять усмехнулась. Все, сейчас наш цветочек будет горько плакать — никто ее, бедную, не заметил, никто ей, бедной, не восхищается!

Некоторое время потерпев, Флер не выдержала. Поднялась со стула, подошла к соседнему с нами гриффиндорскому столу и на ужасном английском произнесла:

— Будьте любезны, передайте, пожалуйста, буйябес!

Ничего умнее придумать не могла. Вот оно, блюдо с буйабесом, стоит прямо передо мной. Зачем за соседний-то стол идти!

Но цели своей она добилась. Рыжий мальчик, к которому она обратилась, уставился на нее выпученными глазами и потерял дар речи. И не он один. Разве только некоторые девчонки морщились и что-то недовольно бурчали вслед. Флер медленно прошла и села, нет — прошествовала и воссела на свое место рядом с Эсмеральдой. На нее продолжали оглядываться с риском вывихнуть шеи.

Блюдо с буйябесом, принесенное Флер, так и осталось стоять нетронутым.

Видя мое недовольное лицо, Эсмеральда перегнулась через Камиллу и язвительно произнесла:

— Что, Колючка, завидно?

— Почему это мне должно быть завидно? — огрызнулась я.

— Ну как же — никто на тебя не смотрит!

— Неправда, — вмешалась Виолетта, — смотрят. Колючка, ты глянь, какой красавец на тебя уставился!

Я сначала было и не подумывала оглядываться. Никогда не велась на их подколки, и сейчас не поведусь. Но вдруг возникло ощущение, что на меня действительно смотрят. Не очень приятное, к слову сказать, ощущение. Я не Флер, мне всеобщее внимание не нужно. Оно только на расстоянии хорошо, это внимание, а протяни руку — и рассыплется.

Я подняла голову от тарелки. Обвела глазами зал. И обмерла.

Он сидел за преподавательским столом. Более безобразного лица я в жизни не видела. Как будто кто-то вылепил из глины голову, не удовлетворившись результатом, швырнул ее несколько раз наземь, потом дал высохнуть, швырнул еще раз, потом подобрал и склеил осколки, не потрудившись собрать их все. А вместо одного глаза вставил круглую мерцающую пуговицу. Это что еще за чудовище у них в Хогвартсе преподает? Из какого бестиария его выкопали? И я ему зачем?

— А может, он на тебя смотрит? — еще не оправившись от шока, прошептала я Эсмеральде. — Он прямо как этот твой... Квазиморда!

— Квазимодо! — поправила Камилла. Ей очень нравится смотреть, как я довожу Эсмеральду. Но беда в том, что Эсмеральду довести очень сложно, поскольку на ее поддержку сразу сбегаются все.

— Нет, дорогая, — нараспев произнесла Эсмеральда. — Именно на тебя. Можешь себя поздравить, Колючка, ты наконец-то обрела свою любовь!

— Какой красавчик! — поддержала ее Флер. — А глаза-то какие!

— Особенно левый, — добавила Виолетта.

— Интересно, у него только лицо в шрамах или все остальное тоже?

— Ты ведь нам расскажешь, правда?

— Когда сведешь с ним более тесное знакомство!

Лучшее в этом случае было — промолчать. Что я и сделала. И пока Эсмеральда высказывала предположения, что именно у преподавателя в шрамах и отчего могли эти шрамы возникнуть, я обратилась к сидящей рядом девушке с восточной внешностью:

— Расскажи мне о ваших преподавателях.

Девушка тут же с охотой принялась рассказывать. Ей было все равно, смотрит кто-то на меня или не смотрит. Во-первых, она меня первый раз видит, а во-вторых, это только свита Флер умеет отличать взгляды, направленные на Флер, от взглядов, направленных на кого-то еще.

Строгая дама, сидящая неподалеку от мадам Максим оказалась профессором МакГонагалл — преподавателем трансфигурации и деканом Гриффиндора. Коротышка рядом с ней — профессор Флитвик, декан Равенкло и преподаватель заклинаний. Мрачный тип с длинным носом и черными волосами — профессор Снейп, декан Слизерина и преподаватель зельеварения. Ни одного красивого лица. Не то, что у нас. Впрочем, от учителя не требуется быть красавцем.

— А это кто? — наконец-то мы подошли к самому главному — тому страшному старику с разными глазами. Сейчас, к счастью, он отвернулся и изучает взглядом сидящего рядом с мадам Максим волшебника средних лет.

— Ой, — оживляется девушка, — это профессор Хмури, наш преподаватель по защите от темных искусств. Он ненормальный.

— Что значит ненормальный?

— Помешался на бдительности. Мариэтту чуть до слез не довел, когда она палочку в карман засунула. Раскричался — ты мол, без рук и без ног хочешь остаться! А еще ему повсюду темные маги мерещатся.

Замечательно. Может, он и меня за темного мага принял?

— И часто у вас ненормальных в учителя берут? — спрашиваю я с иронией.

— А у нас больше года учитель по защите не удерживается. Говорят, эта должность проклята!

— Кем проклята?

— Не знаю кем. В позапрошлом году у нас был Локхарт, может, слышала? Он кучу книг написал про свои подвиги, а на самом деле это все вранье. Красавчик хоть куда, но дурак! А в прошлом году был профессор Люпин, самый лучший! Но он оказался оборотнем.

Это что же у них за школа такая, что в ней преподают идиоты и оборотни? Как-то враз расхотелось тут оставаться.

А придется. Не только остаться, но и учиться. Не терять же даром последний год!

— А этот... Хмури что из себя как учитель представляет?

— Как учитель — нормально. Жестковат, пожалуй, но рассказывает интересно.

Меня это не утешает. Может, бросить этот предмет? Зачем мне защита? Нет, нельзя. Во-первых, бросать что-то в последний год учебы — глупость. Во-вторых, что я — сдамся? Чтобы надо мной все смеялись? Ну уж нет!

— А вот это что за верзила на краю стола?

— А это Хагрид, он был у нас лесничим, а с прошлого года преподает уход за магическими существами.

Хагрид доверия не внушает. Хорошо, мне с ним близко общаться не придется. Ибо, судя по дальнейшим словам моей соседки, он прославился своей любовью к опасным тварям, а сейчас вывел какой-то новый вид, от которого лучше держаться подальше. То-то у него самого рука забинтована. И какой он громадный! Не ниже мадам Максим. Но к ней-то мы уже привыкли.

Еще минут десять болтаю с девушкой, пока не убеждаюсь, что наши обо мне забыли и взахлеб обсуждают достоинства и недостатки здешних мальчиков. Больше они ни о чем думать не способны. Лучше бы подумали над тем, кто в Турнире будет участвовать и как нам здесь учиться.

Взгляд мой падает на принесенное Флер блюдо с буйябесом. Флер про него благополучно забыла. Я уже почти сыта, но тем не менее накладываю себе полную тарелку.

Не пропадать же добру!

Я думал, что научился справляться со своими воспоминаниями. Если поначалу они вламывались ко мне не просто как непрошенные гости — как грабители, то сейчас они неуверенно топчутся на пороге и робко стучат. Я даже могу их и не пускать. Здесь, в Хогвартсе, обычно не до них.

Я очень быстро приспособился. Никогда не думал, что могу оперативно принимать решения. Раньше этого не умел. Но теперь это были чужие решения, а чужое решение, оказывается, принять гораздо проще, чем свое. Все равно что его принимают за тебя. Главное — не думать. Если бы я стал рассуждать, как бы на моем месте поступил бы Аластор Хмури, я бы попался в первый же день. Я просто стал им.

Но став им, я все равно оставался собой. У меня были свои вкусы, свои мысли, свои воспоминания. Которым я уже два месяца не давал воли. Лучше я буду управлять ими, чем они мной.

Так оно и было. До сегодняшнего дня. Я мог на уроке говорить о дементорах, как о чем-то отвлеченном, и описывать способы борьбы с ними. Слово «Азкабан» мог произносить без малейшей дрожи в голосе. Меня не смущало даже прибытие отца на Турнир — он понятия не имел, где я, и не мог предполагать, что встретит меня в Хогвартсе. Так что я совершенно спокойно сел за преподавательский стол на свое привычное место, обвел глазами зал... и вот тут-то меня накрыло.

За столом Равенкло в голубой бобатонской мантии сидела семнадцатилетняя Белла и сосредоточенно накладывала что-то в тарелку. Те же черты лица. Та же прическа. И та же манера двигаться и говорить. Я не слышал, что она сказала однокурснице, сидящей неподалеку, но сказано это было совершенно в стиле Беллы. Конечно, я не видел ее студенткой, но, во-первых, я видел ее колдографию с седьмого курса, а во-вторых, не так уж она и сильно изменилась с семнадцати до тридцати. Менее красивой точно не стала.

У меня уже было такое, что воспоминания накатывали неожиданно и погребали под собой. Было такое, что я ощущал их как единственную реальность, а себя здесь и сейчас не чувствовал вовсе. Но чтобы воспоминание во плоти сидело неподалеку от меня и увлеченно поглощало йоркширский пудинг с говядиной — такого не случалось никогда! Да и для соседок по столу оно было достаточно материальным, охотно передав кому-то блюдо с ветчиной.

Я сошел с ума. Давно пора — за два-то месяца пребывания в шкуре сумасшедшего Хмури. На самом деле, не такой уж он и сумасшедший. Не больше чем я. А теперь, может быть, и меньше. Интересно, что бы он подумал на моем месте?

Нет, стоп, так нельзя. Я не должен так рассуждать! Я не должен сомневаться и колебаться! Хорошо, что Дамблдор не видит сейчас моего замешательства. Ему не до меня — с ним активно беседует Каркаров. О чем — я не слышу. Каркарова я хотел основательно напугать. И напугаю. После ужина. Если к тому времени не сойду с ума окончательно.

Нет, Барти, так нельзя. Давай думать. Логически. Ты не умеешь, я знаю, но надо хоть раз попробовать. Во-первых, Белла в Азкабане. Во-вторых, ей уже далеко не семнадцать. В-третьих, даже если каким-то чудом ей удалось сбежать из Азкабана и принять облик себя в юношестве, она не придет в Хогвартс. Даже если и придет — не в этом обличье. Ее же все преподаватели мгновенно узнают! МакГонагалл, кажется, уже узнала, бросив пару недоумевающих взглядов в ее сторону. Да и зачем Белле приходить в Хогвартс, если здесь уже есть я?

Не надо себя тешить немыслимыми предположениями. Белла в Азкабане и будет там, покуда не возродится Темный Лорд и не вызволит ее. И ты должен помогать возрождению Темного Лорда, а не пялиться на девчонку, по какой-то шутке судьбы похожую на Беллу. Мало ли похожих лиц на свете!

Немало. Но не настолько похожих.

Может, дальняя родственница? Все чистокровные волшебники в родстве между собой. А сходство передается весьма извилистыми путями. Скажем, Нарцисса Малфой очень похожа на мою бабушку, хотя родство довольно отдаленное — троюродная племянница или что-то в этом духе.

Похожа-то похожа, но не как две капли воды!

Продолжая наблюдать за девушкой, я убедился, что какое-то различие есть. Почти неуловимое. С первого взгляда не определишь, только со второго. Наверное, так же Гарри Поттер похож на своего отца, о чем мне неоднократно втолковывал Хвост. Я Джеймса помнил смутно, но тоже отметил сходство.

Вот если бы у Беллы была родная дочь...

Но у Беллы действительно была родная дочь! Была. И умерла в трехлетнем возрасте от какой-то детской болезни. Я, правда, на похоронах не был — не стоило сыну главы департамента магического правопорядка светиться в компании лиц, мягко говоря, неблагонадежных. Но я помню и заметку в газете, и мои переживания по поводу того, что я не мог найти слов утешения, и лицо Беллы тоже хорошо помню. Незадолго до этого, в том же восьмидесятом году, убили Ивэна Розье и Теда Уилкса. Ивэн был кузеном Беллы. А Тед — моим кузеном. Веселая выдалась осень, нечего сказать... А у меня тогда еще даже не было Метки, и я мучался от чувства собственного бессилия.

Зато сейчас мучаюсь от потери чувства реальности. И неизвестно, что хуже. Сегодня — решающий день. Если мне не удастся бросить имя Поттера в Кубок Огня — план будет провален. Возможно, Темный Лорд придумает другой, но выполнять его буду уже не я. Как я могу потерять доверие Темного Лорда, того, кому я обязан жизнью?

Девушка, похожая на Беллу, заметила, что я на нее смотрю. Похоже, что раньше это заметили ее однокурсницы и показали глазами в мою сторону. Способность девушек замечать чужие взгляды меня еще со школы удивляла. Впрочем, я тоже могу, но не столько ловить взгляды, сколько чувствовать настроения. Девчонки явно потешались надо мной и над своей товаркой, но та не обращала на их насмешки ни малейшего внимания. Посмотрела на меня. Потом на однокурсниц. И спокойно заговорила с сидящей рядом пятикурсницей Чо Чанг. Судя по тому, что они то и дело поглядывали на наш стол, у Чанг было спрошено о преподавателях Хогвартса. Ну что ж, вполне разумно.

На протяжении всего пира я то и дело поглядывал на нее. Нарочно пытался смотреть в другую сторону. Не получалось. То и дело возвращался взглядом к ней, словно боясь, что она исчезнет. Нет, никуда она не исчезла. Сидела, как ни в чем не бывало, наслаждаясь изысканными блюдами и подколками соседок по столу. То, что это были именно подколки, чувствовалось по лицу. Пару раз поглядывала на меня с вызовом. Наверное, ей уже рассказали, что я старый параноик, постоянно твержу о неусыпной бдительности и люблю превращать студентов в хорьков.

А так оно и есть. Я старый параноик. А она очень напоминает мою давнюю знакомую из Упивающихся Смертью. И пока мне не докажут, что сходство случайное — буду неустанно следить. Уж кому, как не мне знать о том, как дети способны мстить за родителей. Или родителям.

Наконец-то пиршество закончилось, и Дамблдор объявил об открытии Турнира. Все, что он говорил, я знал и так, поэтому наблюдал за студентами. Интересно, кто же будет тремя чемпионами? То, что на самом деле их будет четыре, знал только я. Но вот остальные трое... Почему-то мне не хотелось, чтобы Белла... нет, она, конечно, не Белла, но пока я ее называл именно так, участвовала в Турнире. Вряд ли кто-нибудь из них погибнет, но нельзя исключать случайность.

Но меня не хватит и на то, чтобы обеспечить участие в Турнире Поттера и не допустить к нему Беллу. Пугать ее, как Малфоя или Снейпа, и запрещать кидать в Кубок свое имя — тоже нельзя. Дамблдор не поймет, мадам Максим — тем более. Останется только надеяться на случайность.

Кстати, о запугивании. Я хотел попугать Каркарова, который сделал вид, что меня не заметил. Поймать на выходе из зала — наилучший вариант. Там он не сможет не заметить.

2

Спать мы не могли лечь долго. Сначала наперебой обсуждали пир, выступление Дамблдора, а также самое главное — кого же из нас выберет Кубок. Виолетта хотела бежать и бросать пергамент с именем прямо сейчас, но мадам Максим сказала, что сделаем это все вместе и завтра утром.

Мне, честно говоря, участвовать в Турнире не хотелось. Лучше пусть выберут Флер или Эсмеральду, пусть они рискуют жизнью, а я от них отдохну. Тысяча галлеонов, тоже мне! Разве это деньги? Соревноваться в магических искусствах стоит не ради денег. Тем более таких.

Но меня все равно не выберут, так что можно об этом не заботиться и спокойно лечь спать.

Спокойно лечь спать не получалось. Когда наконец-то тема хогвартских красавцев и Кубка Огня была исчерпана, Флер заявила, что ей холодно. И еще часа два обсуждалась тема страшных английских холодов, к которым наша хрупкая карета не приспособлена. Интересно, почему-то когда мы летели над землей, холодно не было.

На самом деле и правда стало прохладней, хотя вслух я этого не сказала. Но вторым одеялом укрылась. И заснула, кажется, еще до того, как все угомонились, ибо последнее, что я запомнила, — рассказ Эсмеральды о ее приключениях в Марселе, явно незаконченный. Еще подумала, что средиземноморские курорты — не самая подходящая тема для английской поздней осени. Только сказать не успела.

Дальше начался сон, который я поначалу восприняла как продолжение реальности. К нам в спальню пришел профессор Хмури и заявил, что я — злобный темный маг и меня надо арестовать. Девчонки тут же согласно закивали, причем их стало почему-то не семь, а двадцать или даже тридцать. Я приготовилась отбиваться, но не нашла свою палочку. Только что лежала на тумбочке возле кровати — и уже нету. Вместо палочки попадались то шпильки, то гребень, то книга незнакомых мне сказок с цветными картинками. Хмури схватил меня за руку и потащил куда-то прочь из спальни. Вышли мы почему-то в главный зал Хогвартса, где было совершенно пусто и только Кубок Огня светился зловещим красным светом. Он меня потащил к Кубку, а я не могла сопротивляться. Даже оттолкнуть его рукой не смогла.

Красные языки пламени взлетали метра на два. Хмури пробормотал что-то, и я поняла, что он хочет бросить в Кубок меня.

И попыталась закричать... но не смогла. Голос пропал вместе с умением сопротивляться.

И тут я проснулась. За окном — темень, в спальне — холодина, все спят, одна я, как дура, ворочаюсь без сна. Так и не смогла заснуть до самого утра, что не мешало мне проваляться дольше всех. Уже часу в одиннадцатом меня растолкала Камилла и со страшными глазами сообщила, что надо срочно идти на завтрак и не забыть кусок пергамента со своим именем. Который, я, конечно, с вечера не подготовила.

С недосыпа половина дня прошла, как в тумане. Когда мы вернулись в карету, все стали старательно наводить красоту, а я залегла спать. И проспала часов до четырех, после чего проснулась в бодром расположении духа. Наверное потому, что на этот раз мне ничего не снилось.

Разбудил меня пронзительный голос Виолетты:

— А я тебе говорю — он весь завтрак на нее пялился, не сводя глаз!

Неужто опять меня обсуждают? За завтраком я даже не обратила внимания, смотрел на меня кто-нибудь или нет.

— Мало того, — вступила в разговор Мануэлла, — мадам Максим тоже на него поглядывала!

Я раздвинула полог и встала с постели. Моему взору предстала картина: Эсмеральда старательно зашнуровывает платье на Флер, Мануэлла вдумчиво красится, Виолетта со страдальческим видом расчесывает волосы, Камилла, уже одетая, читает учебник по трансфигурации, а Мария и Сильвия тихонько хихикают, сидя на одной кровати.

Интересно, про кого они говорят?

— Я бы на месте мадам Максим на такое и глядеть бы не стала! — решительно сказала Флер.

— Ну почему? — вмешалась Эсмеральда. — По комплекции он ей подходит. Кого другого она просто придавит во сне.

— А как его хоть зовут? Бетти, ты наверняка уже тут все знаешь, как его зовут?

— Кого? — с недоумением спрашиваю я.

— Громилу, что за нашими конями ухаживает и за преподавательским столом сидит.

— Хагрид. Он преподаватель ухода за магическими существами. Любит возиться со всякими опасными тварями.

Мой простой ответ вызывает взрыв хохота. Сначала я не понимаю, отчего, а потом до меня доходит и я начинаю смеяться вместе со всеми.

— Вы представьте, — давится от смеха Сильвия, — подарит он мадам Максим какого-нибудь василиска вместо цветов!

— Ты другое представь, — вторит ей Эсмеральда, — как они любовью заниматься будут! Наша карета точно не выдержит!

— Тогда нас переселят в Хогвартс, и будет нам тепло! — заканчивает Мануэлла, что вызывает очередной взрыв хохота.

Честно говоря, мне не верится в то, что наша мадам Максим могла кем-то увлечься. Тем более этим Хагридом, совершенно непохожим на нормального волшебника. К громадному росту мадам Максим мы привыкли, а вот Хагрид внушал опасения. Да еще эта его любовь к злобным созданиям вроде трехголовых псов или драконов. Лично я от такого держалась бы подальше.

Когда мы наконец-то вышли на улицу, выяснилось, что наши самые худшие опасения сбылись. Возле кареты стоял Хагрид. Его прическу лучше всего можно было охарактеризовать словами Эсмеральды «взрыв на макаронной фабрике», а костюм напоминал шкуру убитого лет этак двести назад чудовищного животного. Вчера вечером он был и то симпатичней. Вот что значит — наводить красоту, того не умея.

Мы еще не успели ужаснуться внешнему виду Хагрида, как они с мадам Максим дружно понеслись к входу в замок.

— Да... — вздохнула Эсмеральда. — У меня слов нет.

Судя по отсутствию у Эсмеральды слов, событие действительно выдающееся. Флер вообще смотрела на удаляющуюся пару с ужасом. Да и мне, честно говоря, было немного не по себе. Лучше бы у мадам Максим с Дамблдором роман был, честное слово! Ну и что с того, что тот ее лет на пятьдесят старше?

На протяжении всего пира мы только об этом и говорили. Даже я в стороне не осталась. То и дело кидали взгляды на преподавательский стол, и увиденное нас отнюдь не радовало. Несмотря на то что Хагрид и мадам Максим сидели не рядом, переглядывались они довольно часто. И я бы не сказала, что внимание верзилы было нашей директорше неприятно. Интересно, как здесь относятся к романам преподавателей? У нас смотрят сквозь пальцы, лишь бы не в учебное время.

Но все равно — он мадам Максим не пара!

Интересно, а этот Хмури по-прежнему мной интересуется? Или успел позабыть? Я украдкой глянула в его сторону, и тут же наткнулась на ответный взгляд. Какие жуткие у него глаза! Особенно левый. Говорят, он им видит сквозь парты. Интересно, кто ему нормальный глаз выцарапал?

Ужин все никак не хотел кончаться. Мы, кажется, обсудили все, что могли, и наелись так, что было не встать. Оглядываясь по сторонам, я обнаружила, что мною интересуется не только Хмури. Сидящий за слизеринским столом белобрысый мальчик лет тринадцати-четырнадцати пристально за мной наблюдал, но стоило мне перехватить его взгляд, как он тут же смутился и отвернулся. Ну, допустим, Хмури я показалась похожей на какого-то темного мага. А этот-то что уставился? Влюбился, что ли? Как говорит Эсмеральда, я еще не настолько стара, чтобы интересоваться мальчиками. Если я уж в кого-нибудь и влюблюсь, то он будет старше меня лет на пять. Можно даже больше. Дядя старше тети лет на пятнадцать, что им абсолютно не мешает. Этому мальчику надеяться не на что.

Наконец-то золотые тарелки опустели, и Дамблдор поднялся с места. Все, как по команде, замолчали.

А вдруг я забыла бросить свое имя в Кубок? Помню, что мы все вместе к нему подходили... но я спала на ходу и вполне могла забыть.

— Камилла, — прошептала я на ухо соседке, — я точно пергамент в Кубок бросила?

— Точно, — успокоила меня Камилла, — ты прямо передо мной шла!

— Тише, вы! — шикнула на нас Эсмеральда.

И вовремя — Дамблдор заговорил.

— Кубок огня вот-вот примет решение, — сказал он. — Думаю, ему потребуется еще одна минута.

Еще минута? Он и так два часа думал, если не больше!

— Когда имена чемпионов будут названы, прошу их пройти в комнату, примыкающую к залу. Там они получат инструкции к первому туру состязаний.

Ну так называйте же скорей, не тяните!

А вдруг и в самом деле выберут меня?..

Нет, вряд ли.

Большая часть свечей погасла, и зал погрузился в полутьму. Кубок, казалось, засветился еще ярче. Хотя его пламя осталось тем же — просто при свете множества свечей синеватые языки пламени терялись.

И вдруг — красная вспышка, и из Кубка вылетел обгоревший кусок пергамента.

— Чемпион Дурмстранга — Виктор Крам!

Зал взорвался криком и аплодисментами. За нашим столом громче всех орали Цезарь и Марио.

— Какой-то он некрасивый, — презрительно поджала губы Виолетта.

— Ты что, не видела, как он летает? — накинулся на нее Цезарь.

— Ты летаешь не хуже! — влезла Мария.

Цезарь только усмехнулся.

— Эх, хорошая ты девчонка, Мария, только в квиддиче не смыслишь.

— Тихо! — оборвала начавшийся спор Эсмеральда.

Крам уже удалился в соседнюю комнату и все постепенно умолкли. Сейчас. Сейчас...

— Чемпион Бобатона — Флер Делакур!

Я так и думала. Кто же еще. Разве что Эсмеральда. Она в чем-то сильнее Флер, но может, Кубок решил, что не стоит выбирать в чемпионы полукровку?

— Флер, поздравляю! — Эсмеральда с радостным криком кинулась подруге на шею.

Остальные ее радость отнюдь не разделяли. Виолетта с Сильвией даже заплакали. Ну и дуры. У них точно шансов не было. Даже Камилла сидела расстроенная.

— Я думала, он тебя выберет, — прошептала она, глядя вслед удаляющейся Флер.

Я только усмехнулась.

— Я же говорила! — торжествующе произнесла Эсмеральда.

Врет. Ничего она не говорила.

— Ты что, расклад делала? — заинтересовался Цезарь.

— Ага. У меня так и вышло. Правда, попутно чушь какая-то получилась...

— Какая чушь?

— Да, ерунда. Потом расскажу. Когда третьего чемпиона объявят.

Эсмеральда замолчала и как раз в это время кубок выбросил еще кусок пергамента.

— Чемпион Хогвартса — Седрик Диггори!

— Хорошенький! — протянула на весь зал Сильвия.

Я не могла не согласиться — действительно хорошенький.

Кубок что, по внешности выбирает? Тогда непонятно, почему чемпион Дурмстранга — Крам. Там и посимпатичней ребята есть.

За столом Хаффлпафа все до единого вскочили на ноги и долго вопили и хлопали. Их радость была столько заразительна, что даже я не выдержала и захлопала в ладоши. Мне было абсолютно все равно, кто станет чемпионом Хогвартса. Но почему бы не порадоваться вместе с его студентами?

Когда все угомонились, Дамблдор начал речь:

— Теперь мы знаем имена чемпионов. Ваш долг — оказать им поддержку...

А что нам еще остается? Хотя лично я поддерживать Флер не буду. Зачем ее поддерживать, она сама ходит.

Внезапно Дамблдор остановился на полуслове. Кубок огня снова взметнул фонтан красных искр и выбросил еще один листок пергамента. Четвертый.

Директор Хогвартса протянул руку и взял пергамент. Смотрел на него долго-долго. И наконец произнес:

— Гарри Поттер!

Эсмеральда схватилась за голову. Такого ужаса на ее лице я никогда не видела. Даже когда вчера она говорила мне о грозящей опасности, то выглядела всего лишь встревоженной.

— Это кто еще такой? — недоуменно спросила Виолетта.

— Он стал причиной исчезновения Того-Кого-Нельзя-Называть, одного из сильнейших темных магов нескольких последних столетий, — четко, как на уроке, проговорила Камилла.

Ах да, теперь и я вспомнила. Мы это все изучали. И прошло с тех пор каких-то тринадцать лет. Только книжные строчки совершенно не ассоциировались с живыми людьми. Даже не думалось, что Гарри Поттер — обычный мальчик, такой же, как и мы все, и учится в обычной школе. Абстрактная книжная фигура — и не больше. Оказывается, не абстрактная, а вполне реальная. Вот он медленно поднялся со своего места и нерешительно направился к преподавательскому столу. Все смотрят на него: кто с недоумением, кто с неприязнью или даже с ненавистью, но только Эсмеральда — с ужасом. Это что, и есть та самая «чушь», которую ей показали карты? А что тут страшного? Странно — да, еще никогда в Турнире Трех Волшебников не было четырех участников. Но, может, Кубок просто ошибся? Может он хоть раз за столько лет ошибиться?

— Эсмеральда, — осторожно позвал Цезарь. — Так что за чушь у тебя получилась?

— Это не чушь, — страдальчески проговорила Эсмеральда.

Она и это предугадала? Но почему тогда не сказала нам?

И этот загадочный мой не то родственник, не то друг семьи... И этот Гарри Поттер, чуть ли в колыбели победивший страшного темного мага...

Ну и дура же я!

Я хлопаю себе по лбу с такой силой, что на меня все дружно оборачиваются.

— Бетти, ты чего?

Я ничего. Я полная дура. Я не могу сложить простейшие ингредиенты в элементарнейшее зелье.

Война с Волдемортом в Англии длилась одиннадцать лет. И закончилась в восемьдесят первом году, когда он так некстати нарвался на этого мальчика. А меня отправили во Францию в восьмидесятом году, в трехлетнем возрасте. Как раз война была в самом разгаре. И что там говорила тетя про английских Розье, которые пошли по неверной дорожке?

Я могу, конечно, обвинить тетю, которая мне ничего не рассказала. Но при чем тут тетя, если я не потрудилась сделать выводы из известных фактов, которые нам на уроках истории магии давали! Некого винить, кроме себя. Я круглая дура, и чтобы хоть немного искупить свою дурость, завтра проведу весь день в библиотеке.

— Ох и устроит сейчас мадам Максим скандал! — мечтательно произносит Виолетта.

Я поглядела на преподавательский стол — действительно, мадам Максим нет. И большинства преподавателей тоже. Скандал, судя по всему, будет грандиозный.

— Эсмеральда, ты куда? — восклицает Цезарь.

— В карету!

— Зачем?

— Посмотреть надо кое-что.

Вот и мне надо посмотреть кое-что. Но никто меня сейчас в библиотеку в такое позднее время не отпустит.

— Подожди, сейчас все вместе пойдем, — говорит Виолетта. — Вот мадам Максим дождемся...

— Мы ее еще долго не дождемся, — мрачно говорю я.

— Может, хватит на сегодня предсказаний? — сердито произносит Марио.

Мадам Максим мы, конечно, не дожидаемся. Хотя сидим добрых полчаса, и только когда все начинают расходиться, Эсмеральда решительно встает со стула и направляется к выходу.

Еще минут двадцать мы сидели в нашей гостиной и ждали. Эсмеральда сразу же куда-то убежала и вернулась только, когда пришли мадам Максим и Флер.

Флер была очень сердита. Посмотрев на нас и недовольно что-то пробормотав, она направилась в спальню. Эсмеральда бросилась за ней.

Судя по выражению их лиц, назревал скандал. Не много ли на сегодняшний день? Скандала с преподавателями мы не видели, и наблюдать новый я тоже не хотела бы. Но девчонки орали так громко, что слышно было даже в гостиной.

— Ты должна отказаться от этого Турнира!

— Ты что, с ума сошла?

— Это ты сошла с ума! Тебе грозит опасность!

— Раньше ты мне этого не говорила!

— Я не могла поверить, что это случится! Что выберут еще и Поттера!

— При чем тут Поттер?

— При том, что кто-то замышляет против него зло!

— А я тут при чем?

— А ты можешь случайно встать у него на пути!

— Как я, по-твоему, откажусь? Чемпион не может отказаться, он связан магическим контрактом!

— А изменить этот контракт нельзя? — тон Эсмеральды стал спокойнее. — Чтобы кто-нибудь другой участвовал в Турнире? Хоть Колючка.

Здрасте! А я-то тут при чем?

— Нельзя! Ты не слышала, что Дамблдор говорил? Как я могу отказаться? Ты представь — тысяча галлеонов!

— Дура! Тебе что дороже — галлеоны или жизнь?

Насчет дуры я с Эсмеральдой целиком и полностью согласна. Насчет жизни, по-моему, она преувеличивает. Ну кому наша Флер нужна? Кто ее убивать станет?

— Сама дура! Ты мне завидуешь!

— Я тебя спасти хочу!

— Не надо меня спасать!

— Флер, ты не понимаешь...

Дальше Эсмеральда заговорила очень быстро и очень тихо, так что слов было уже не разобрать.

Не знаю, как кому, а лично мне надоело сидеть и слушать перебранку. Я решительно встала с дивана и направилась в спальню.

— А спать нам не пора?

Флер и Эсмеральда одинаково злобно посмотрели на меня. И хором сказали:

— Не пора!

После чего посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Кажется, одним скандалом меньше. Ну и хорошо. Не люблю скандалов.

Это был, без сомнения, самый тяжелый день в моей жизни. Поздним вечером, сидя в своем кабинете, я дико боялся провала. Мне казалось, что Дамблдор раскусил меня с первого же дня. Мне казалось, что он наблюдает за каждым уголком Хогвартса и стоит мне подойти к Кубку, как меня сразу схватят.

Я даже не стал спускаться к Хмури. Ничего, переживет один день без еды. Я в Азкабане питался через два дня на третий, и пища была куда хуже. Ему жаловаться не на что. Все равно он большую часть времени в отключке. И дементоров здесь нет.

До полуночи я сидел за столом и тупо смотрел в висящий на стене Проявитель Врагов. Можно было отвлечься и попроверять рефераты: у меня накопилась их целая гора и эту гору надо разобрать к началу следующей недели. Но сама мысль об этом вызывала у меня приступ тошноты. Кому на самом деле нужны эти рефераты, эти контрольные и опросы, если Темный Лорд в беспомощном состоянии пребывает под опекой Хвоста в нашем доме, а его немногие оставшиеся верными сторонники мучаются в Азкабане?

Как ни странно, мысль об Азкабане придала мне силы. Я не раз думал о том, что когда-нибудь, возможно совсем скоро, мы освободим тех, кто там томится. В том числе и Беллу. Она не могла умереть, она должна дождаться! Вот она будет рада, когда узнает, что я не умер!

А чтобы она дождалась, я должен действовать.

В час ночи я надел мантию-невидимку и вышел из кабинета.

Как и в тот последний день лета, стоило мне начать действовать, сразу ушли все страхи и я почувствовал себя уверенным. Но тогда мне ужасно мешал Хвост и чуть не испортил все. А сейчас я был один и мешать было некому.

Темный Лорд научил меня, что надо делать. Поэтому и волноваться было нечего. Бросив в кубок пергамент, я еще долго стоял и любовался. Дух переводил. Два месяца хожу в обличье Хмури, а привыкнуть к его деревянной ноге все не могу. Как он умудряется с ней бегать? В ночь, когда мы на него напали, он нас так загонял!

Оставалось спокойно ждать завтрашнего вечера. Заклятие должно сработать.

А вдруг не сработает?

Нет, Темный Лорд предусмотрел все.

По замершим и притихшим коридорам Хогвартса я вернулся в свой кабинет. Мне не встречалось даже привидений, не говоря уж о ком-то более материальном. Я знаю, что иногда на Филча нападает охота патрулировать коридоры в поисках не то василиска, не то Гарри Поттера, не то обоих сразу. Хотя ни с тем, ни с другим он не сладит. Но Филча не было, хотя я от него на всякий случай защитился — мало того, что мантия-невидимка на мне, так еще заглушающее заклятье на себя поставил.

Вернувшись в свою комнату, я долго не мог заснуть. После того как принял свой нормальный облик, долго смотрелся в зеркало — не в Проявитель Врагов, а в обычное. Всегда выглядел моложе своих лет. А сейчас — на полные тридцать два, если не больше. Но чувствую-то я себя не на тридцать два! Двенадцать лет я вычеркнул из жизни, связал узлом прошлое с настоящим, а все, что между ними — безжалостно выбросил. Вот если бы при этом и выглядеть на двадцать...

Вспомнилась девочка, похожая на Беллу. Поговорить бы с ней. Выяснить, откуда она такая взялась. Поговорить в своем обличье, а не в том, в котором я вынужден находиться в Хогвартсе. Хмури она, похоже, уже испугалась.

А вдруг она и меня испугается? Вон сколько у меня морщин на лице, и волосы наполовину седые. Это я не считаю двенадцати не прожитых лет. А на самом деле один азкабанский год стоит считать за двенадцать. Так сколько мне сейчас в итоге?..

Полностью разочаровавшись в своем теперешнем внешнем виде, я отправился спать. И приснилось мне нечто странное. Нет, Белла мне снилась и раньше. До Азкабана — очень даже часто. После — в основном кошмары. Вроде того, что я прихожу ее освобождать, а она умирает за минуту до моего прихода. Но сейчас она мне приснилась совсем молодая, не старше восемнадцати. И мне было примерно столько же. И в этом сне мы собирались пожениться. Где-то была мысль, что У Беллы уже есть муж, но это было в какой-то другой жизни, не здесь. Или это была другая Белла? Или вообще не Белла, а та девочка из Бобатона?

То, что мне снилось дальше, я бы не стал пересказывать даже самому себе. Просыпаться не хотелось, а когда я наконец проснулся, то долго еще лежал в постели и пытался удержать образ Беллы из сна.

Весь день я старательно делал вид, что выспался. Впрочем, Дамблдору было не до меня — он искренне потешался над попытками студентов обойти запретную линию. Я издали понаблюдал над тем, как бобатонцы одни за другим подходят к Кубку, обратил внимание, что Белла нынче тоже какая-то вялая. Ей что, всю ночь кошмары снились? Я, например.

Когда за окном пошел дождь, навевая сонное настроение, я махнул рукой на все и пошел к себе в кабинет спать. Несмотря на то что на этот раз я просыпался, чтобы принять очередную порцию оборотного зелья, чего не делаю ночью, отдохнуть я сумел. И на ужин спустился бодрый и в хорошем расположении духа. То бишь готовый раскрывать очередные заговоры очередных врагов. Враг на примете уже есть — Каркаров. Вчера я лишь припугнул его, а сегодня следовало его дожать. Желательно — при Поттере.

Весь ужин я провел в каком-то полусне, невзирая на то, что выспался. Что-то ел, отвечал на какие-то вопросы, сам говорил что-то, но это проходило мимо моего сознания. Я ждал. Ждал, когда наконец-то объявят имена чемпионов.

— Чемпион Дурмстранга — Виктор Крам!

Знаменитый ловец болгарской сборной. Разумеется — кто же, как не он, достоин быть лучшим. Помню, как здорово он играл на том финальном матче. Несмотря на то что половину матча я думал о чужой палочке в моем кармане и о том, что можно с ней сделать, я успел понаблюдать за игрой Крама и восхититься ей.

Жаль, что ему ничего не светит.

— Чемпион Бобатона — Флер Делакур!

У меня отлегло от сердца. Не она. Она, похоже, и сама не надеялась. Не плакала, как пара ее однокурсниц. Только усмехнулась, глядя на то, как Делакур идет к преподавательскому столу.

— Чемпион Хогвартса — Седрик Диггори!

Мне абсолютно все равно кто. Диггори так Диггори. Лучше даже он, чем кто-нибудь из слизеринцев. Не так жалко отдавать победу другому.

Теперь все успокоились, а я, наоборот, напрягся. А вдруг ничего не выйдет? Вдруг я напутал?

Нет, не напутал! На середине проникновенной речи Дамблдора о том, что надо оказывать всемерную поддержку своим чемпионам, кубок огня выбросил сноп красных искр и с ними — кусок пергамента.

— Гарри Поттер!

Мне захотелось вскочить на ноги, захлопать в ладоши и заорать что-нибудь радостное. Но я сдержался. Только нахмурился еще сильнее и пристально стал оглядывать зал. Обоими глазами сразу. Все в смятении. Даже бобатонцы. Даже Белла. А она-то что?

А я? Я тоже в смятении. Прямо здесь, на моих глазах, случилось нечто странное, если не сказать — страшное. Кто-то бросил в Кубок имя Гарри Поттера, который вряд ли сам собирался участвовать в турнире. Да и не пустила бы его запретная линия.

Первым сорвался с места Людо Бэгмэн. За ним, спустя пару минут, последовали Дамблдор, Крауч, Каркаров, мадам Максим, МакГонагалл и Снейп. Я остался на месте. Выжду еще минут пять, чтобы скандал успел разгореться.

Вот тогда-то появлюсь и еще раз напугаю Каркарова. При Поттере. Чтобы тот окончательно убедился, кто ему друг, а кто — враг.

3

Почти все воскресенье я провела в библиотеке. Когда я оттуда уходила, у меня было полное впечатление, что вчера вечером я знала больше. Я взяла толстенную «Энциклопедию чистокровных магических семей» и несколько книг о войне с Волдемортом, которого они даже в книгах не всегда называют по имени. В «Энциклопедии» я нашла имя своего дяди, длинную историю рода Розье — как английской, так и французской его ветви, но ни малейшего упоминания, что же случилось с английскими Розье в настоящее время. Книги по новейшей истории дали мне еще меньше — от количества имен рябило в глазах, а длинные рассуждения о правомерности и неправомерности чьих-то действий наводили сон. Несколько раз попадалось имя Гарри Поттера, но с таким количеством занудных пояснений и предположений, что он казался не живым человеком, а придуманным специально для книг логическим построением. До чего же любят у нас в книгах туманно выражаться! Небось, считают, что чем больше слов — тем умнее, а как их простой школьник читать будет, никто и не задумывается.

Я всерьез подумывала, не подремать ли мне прямо здесь за столом — дома я не раз так делала. Но тут в библиотеку вошел Хмури, и я тут же сделала вид, что усердно читаю.

Он, к счастью, ничего мне не сказал, посмотрел косо и направился к библиотекарше. У меня было четкое впечатление, что, стоя ко мне спиной и разговаривая с мадам Пинс, он все равно за мной следит. Чо Чанг говорила, что он своим волшебным глазом видит даже то, что у него делается за спиной.

А что за мной следить? Сижу и читаю «Взлет и падение темных искусств», совершенно не запрещенную книгу. Может, в следующий раз что-нибудь вроде «Древнейших проклятий» попросить? Чтобы хоть повод был меня подозревать. Раз уж так ему неймется.

Но почему именно меня? Почему не Эсмеральду, к примеру? Она куда заметнее.

К обеду у меня в голове была мешанина из фактов и имен. Я спустилась в Большой Зал, что-то съела, не поддержала разговор о том, какой красавчик Седрик Диггори, не расслышала вопрос Камиллы, буркнула ей что-то нечленораздельное и убежала снова.

К вечеру я успела забыть даже то, что успела узнать до обеда. Осталась в памяти одна только фраза: «Благодаря успешно проведенной операции департамента магического правопорядка были ликвидированы Розье и Уилкс, одни из наиболее опасных сторонников Того-Кого-Нельзя-Называть». Произошло это осенью восьмидесятого года, как я поняла.

Самых опасных, значит? Ну-ну.

Еще мне попалось имя Хмури. Вкупе с именем мистера Крауча, ныне — одного из судей Турнира. Крауч в те времена был начальником департамента магического правопорядка, а Хмури — один из самых известных авроров.

Было чувство, что не хватает одной маленькой детали, после которой я все пойму. Мелькнула даже мысль обратиться к Эсмеральде, но мысль эту я сразу отогнала. Мало ли что у нее все сбывается. Один раз может и не сбыться.

Почему мне вообще должно быть какое-то дело до их Волдеморта, Поттера и прочих заморочек? Мне своих хватает. Какая связь между участием Поттера в Турнире и опасностью, якобы грозящей Флер? Эсмеральда сама небось не знает. Сегодня утром, когда к ней приступили с расспросами, ничего убедительного сказать не смогла.

Я чуть не уснула второй раз, когда меня тронула за плечо Камилла.

— Бетти! Ты учебники взяла?

— Какие учебники? — Я как будто проснулась, хотя и не дремала вовсе. Только подумывала об этом.

— Обыкновенные. Для седьмого курса.

С первого раза я не поняла, чего хочет от меня Камилла, но потом до меня дошло. Я отдала все книги, которых набралась немалая стопка, и получила взамен такую же гору книг. Только других.

Камилла попыталась выпытать у меня, чем я тут занималась. Я не могла ответить, что полнейшей ерундой, она бы меня уважать перестала. Заявила, что смотрела книги по новейшей магической истории Англии, чтобы быть в курсе последних событий. Кажется, она поверила. Камилла у нас вообще легковерная, она даже Цезарю верит. А мне — тем более. Да я и не врала почти. Только недоговаривала.

В понедельник я проснулась с трудом. Мысль о том, что надо идти в Хогвартс и учиться, вызывала отвращение. И не у меня одной. Флер выражала сожаление, что она на седьмом курсе, а Седрик на шестом. Эсмеральда, получив от мадам Максим расписание, сокрушалась, что у нас нет общих уроков с дурмстрангцами. Неужели она уже успела кого-то там себе приглядеть? Я же обрадовалась, что уроков не так много. Есть время и на самостоятельную работу — а работать я предпочитаю в одиночку — и на отдых. На последнее очень надеюсь.

Первым моим уроком была трансфигурация вместе со Слизерином и Равенкло. Студенты Хогвартса с любопытством смотрели на наши голубые мантии, но и только. Мы за эти два дня вообще мало с другими студентами общались, да и они знакомиться не спешили. Кто кого боялся?

Я села на свободное место рядом с симпатичной слизеринской девушкой. Волосы у нее были посветлее, чем у меня, и чем-то она мне с первого взгляда понравилась. Мы с ней переглянулись, но разговаривать не стали, хотя и очень хотелось.

Профессор МакГонагалл стала проводить перекличку. Когда она назвала мое имя, сидящая рядом девушка удивленно глянула на меня, а потом, увидев, что преподавательница на нас не смотрит, прошептала:

— Ты из бретонских Розье, да? Моя мама тоже Розье.

Я мгновенно повернулась к ней.

— Да ну? Я вчера весь день в библиотеке просидела, пыталась хоть что-нибудь про английских Розье найти, и ничего путного!

Хотела было рассказать о единственной застрявшей в памяти фразе об опасных сторонниках Волдеморта, но тут нас оборвал строгий голос МакГонагалл:

— Розье и Уилкс, перестаньте разговаривать!

Разговаривать мы перестали. До самого конца урока. Но когда прозвенел звонок, из класса вышли вместе.

Ее звали Айрин. Айрин Уилкс. Все ее звали Риной. Мы нашли общий язык с первой же фразы. Как будто всегда знали друг друга и расстались только вчера.

— Ты расстроилась, что тебя не выбрали в чемпионы?

— Наоборот! Пусть Флер отдувается. Она любит, чтобы на нее все смотрели — вот и побудет в центре внимания.

— А я тоже свое имя бросала, но не особенно надеялась, что меня выберут. Но не понимаю, почему именно Диггори? Что, у нас в Слизерине лучше никого нет? Он только тем и примечателен, что в прошлом году у Гриффиндора в квиддич выиграл. Да и то, потому что Поттер с метлы упал.

— И часто у вас Поттер с метлы падает?

— Всего лишь второй раз. В прошлом году его дементоры напугали. Представляешь, явились прямо на стадион. Даже мне жутко стало! Хорошо, хоть падать было некуда — меня с двух сторон наши девчонки держали.

— А что у вас дементоры делали?

— Сириуса Блэка искали. Ты что, ничего не знаешь?

— Откуда мне знать, я же ваших газет не читаю!

Следующий час Рина мне подробно рассказывала про дементоров, про поиски Блэка по всей школе, про то, как в позапрошлом году по школе ползал василиск и Дамблдора сняли с должности директора, а я слушала и удивлялась — ну ничего себе дела творятся в этой школе! То василиск, то сбежавший преступник... интересно, а что в этом году стрясется? А ведь Эсмеральда ничего этого не знала!

Да ну ее, эту Эсмеральду. Я ей уделяю больше внимания, чем она того достойна.

Мы проговорили весь день, за исключением уроков. Я узнала все подробности о преподавателях Хогвартса, о том, что стоит от каждого ждать и как на каждого воздействовать. Меня посвятили во все тонкости отношений факультетов между собой и отношений к ним преподавателей.

За обедом я села рядом с Риной за слизеринский стол. Не знаю, как на это отреагировали наши, — я сидела к ним спиной. Впрочем, поднимаясь из-за стола, я поймала возмущенный взгляд Эсмеральды и непонимающий Камиллы.

О главном мы с Риной пока не говорили. Я так и не спросила ее о Розье, решив оставить на потом. Никуда мы друг от друга не денемся.

Друг от друга мы действительно не делись. Следующие два дня от завтрака до ужина мы были постоянно вместе. В свободные часы сидели в библиотеке над домашним заданием, а потом говорили не умолкая. Я рассказывала ей о Бобатоне, но о предсказаниях Эсмеральды пока умолчала. Не хотелось пока ничего тревожного и серьезного. Достаточно нам задания по трансфигурации, которое оказалось не таким уж простым, как думалось сначала.

В среду после обеда у нас был урок по защите от темных искусств. Честно говоря, мне было немного не по себе, это заметила даже Рина. Она не обращала внимания, но я-то видела, что Хмури продолжает за мной наблюдать. Кто его знает, что он обо мне думает. И находиться в непосредственной близости от него не очень-то и хотелось.

— Бетти, ты чего?

— Этот ваш Хмури... — я замешкалась.

— Он ненормальный, — усмехнулась Рина. — Успокойся. Он на слизеринцев страшно злой, а ты-то ему ничего не сделала.

— Ничего не сделала? А что же он на меня пялится с первого вечера! Мне наши девчонки проходу не дают, говорят — влюбился.

— На меня он тоже пялится, — серьезно сказала Рина. — С первого занятия. Не обращай внимания.

Я удивленно посмотрела на Рину, но не успела задать ей вопрос — в класс вошел профессор Хмури.

Пока он делал перекличку, мне казалось, что смотрит он только на меня. И то, что мы сидим рядом с Риной, ему явно не нравилось. В голове вертелась какая-то мысль, но оформиться во что-то определенное не успела.

— Я вижу, у нас появились новые ученики, — с кривой усмешкой произнес Хмури. — Стоит проверить, что вы знаете. Мисс Розье, подойдите сюда.

А почему я?

— Палочку не забудь, — чуть слышно прошептала Рина.

Я действительно чуть ее не забыла. Вот бы хороша была! Сразу можно «неудовлетворительно» ставить.

Главное — оставаться спокойной и не дать показать, что ты волнуешься или боишься. Медленно встать. Не оборачиваться. Размеренным шагом подойти к преподавательскому столу...

Но не успела я сделать и шага, как что-то резко хлестнуло меня по лицу. Я не удержалась на ногах, попыталась уцепиться за ближайшую парту, но рука соскользнула, и я повалилась на пол.

— Это нечестно! — крикнула с места Камилла. — Вы не дали ей подготовиться!

Это он меня что, заклятьем приложил? Ну ничего себе!

— Ваш противник не будет ждать, когда вы подготовитесь к нападению. Нужно быть всегда готовым!

Ах, всегда готовым? А сам-то готов?

Я медлила подниматься, сделав вид, что сильно ушиблась и встать мне трудно. Рина протянула мне руку, я было потянулась к ней в ответ, но вместо того чтобы встать, оперлась левой рукой на пол, а правой подняла палочку и подумала про себя: «Импедимента!» Можно было бы и посильнее, но на первый раз с него хватит.

Реакция у Хмури оказалась превосходная. Я даже додумать до конца не успела, как он встречным заклятьем опрокинул меня на спину.

— Вы слишком долго думаете, мисс Розье, — сказал он, глядя, как Рина помогает мне встать.

Я долго думаю? Ну смотри, старый хрыч!

И снова он меня опережает. Палочка вылетает из моей руки и опускается к его ногам.

— Запомните — постоянная бдительность! Вы не должны дать противнику опередить вас!

Как ты меня достал, старый параноик!

Уловив паузу в его речи, я выпаливаю на одном дыхании:

— А не надо создавать себе врагов! Сами себе врагов создаете, а потом говорите про бдительность!

В классе повисла мертвая тишина. Рина посмотрела меня с ужасом. А я стояла в проходе, держась левой рукой за стол, так как меня еще шатало, и с вызовом смотрела на Хмури.

Он молчал, наверное, с полминуты. И, честно говоря, было ощущение, что он приложит меня заклятьем потяжелее. Или вообще непростительным — выглядел он сейчас способным на все.

Наконец он медленно заговорил:

— Непозволительная дерзость, мисс Розье. Завтра в шесть жду вас в моем кабинете.

Что?

Переспрашивать я не стала. Хотела сесть на свое место, но он жестом удержал меня.

— Я не велел вам садиться. Идите сюда.

До конца урока мы отрабатывали защитные приемы. Причем Хмури показывал их исключительно на мне. На этот раз хотя бы предупреждал меня о нападении. Но несмотря на это, половину ударов я все равно пропускала.

Если он и хотел дождаться от меня извинений или просьбы о пощаде, то он их не дождался. Я вообще ни слова не сказала.

Зато, когда мы выходили из класса, меня трясло. Если бы Рина не держала меня под руку, я бы упала и умерла прямо тут, на месте.

— Идем, — говорила она, настойчиво таща меня куда-то.

Перепугалась за меня еще больше, чем я сама. Но у меня сил бояться уже не осталось.

Хорошо хоть, что это последний урок на сегодня.

— Куда идем?

— К нам в гостиную.

— Но мне туда нельзя...

— Плевать!

Мне и вправду было плевать. К себе в спальню я сейчас идти не хотела. Наши соберутся там и начнут надо мной потешаться. А мне никого из них не хотелось видеть. Даже Камиллу.

Опустившись в мягкое кресло у камина и выпив стакан тыквенного сока, начинаю приходить в себя. Хватает сил даже осмотреться по сторонам. Здесь мне нравится даже больше, чем в нашей гостиной в Бобатоне и тем более — у нас в карете. Здесь просторнее. Нет навязчивого уюта. Есть пространство, в которое можно вложить любое содержание — какое хочешь.

— Ты в порядке? — с беспокойством в голосе спрашивает Рина.

— Почти, — отвечаю я. — Еще немного посидим — и буду совсем в порядке.

— Спешить нам некуда. Уроки можно и после ужина сделать.

А я и думать забыла, что у нас есть какие-то задания, которые надо делать. Да кому они вообще нужны, эти задания!

— За что он меня так ненавидит?

— За то, что он псих. Свихнулся на своей работе. Так ему и надо. — Рина смотрит на меня, словно прикидывая, стоит еще что-то говорить или нет. И наконец решается:

— Он убил моего отца.

— Что?

— Это было еще до падения Темного Лорда, в восьмидесятом году.

— Погоди! — я чуть не вскакиваю с кресла. — Я об этом читала! Все воскресенье проторчала в библиотеке, а запомнила только фразу, что были ликвидированы Розье и Уилкс, одни из самых опасных сторонников Того-Кого-Нельзя-Называть. А Розье...

— Это мой дядя. Ивэн Розье. Брат моей матери. Их с отцом застали врасплох... — Рина помолчала, а потом добавила: — но дядя в долгу не остался — отхватил Хмури половину носа. На большее его уже не хватило...

Рина замолчала. Я тоже не смогла сразу заговорить, переваривая услышанное. А в самом деле, что можно сказать? Посочувствовать? Сколько можно сочувствовать четырнадцать лет спустя!

Я могу понять, как Рина может с этим жить. Я ведь живу, не зная ничего о своих родителях. Но я не могу понять, почему она при этом так спокойно может ходить к Хмури на уроки. Я бы на ее месте ему показала...

Хотя сегодня уже пробовала. И не получилось. Может, она права и лучше не связываться?

Вместо того чтобы спросить о Хмури, спрашиваю совсем о другом:

— А у твоего дяди детей не было?

— Он не был женат.

— При чем тут женат? Я про детей спрашиваю!

— Ну раз не был женат, значит, и детей не было. А зачем тебе?

— Понимаешь, — я смотрю куда-то в пол, потому что мне первый раз за три дня нашего знакомства становиться трудно говорить, — я родилась в Англии. Когда мне было три года, меня отправили во Францию к дальним родственникам. Как раз в восьмидесятом году. Мне сказали, что мои родители умерли.

— Как? — Рина смотрит на меня большими удивленными глазами. — Ты хочешь сказать...

— Что твой дядя был моим отцом.

— Не может быть! — Рина энергично мотает головой, но в ее голосе слышно радостное возбуждение. — Но я тебе говорю, что он не был женат!

— Ну мало ли кто не женат! А может, он женился и никому не сказал. А может, он скрывался.

— С трехлетним ребенком?

— Ну вот ребенка во Францию и отправил. Или после его смерти отправили.

— Невозможно, — говорит Рина, продолжая улыбаться.

— Ну почему невозможно?

— Тогда ты получаешься моя кузина? А ты знаешь, мне с первого взгляда в тебе что-то знакомое почудилось.

— Мне тоже!

— Знаешь, — Рина пытается говорить серьезно, но пока что у нее не получается, — я маме напишу. Она должна знать.

— Напиши. А что нам с Хмури делать?

— Я же тебе говорю — не обращай внимания!

— К тебе он тоже с первого урока цеплялся?

— Скорее я к нему. Говорила таким тоном, как будто он — ничтожество. Он мне той же монетой платил.

— Он меня так ненавидит, потому что я Розье... — вслух размышляю я. И тут осекаюсь: — Но ведь он с первого дня на меня смотрел! Я уверена, что он еще тогда меня возненавидел! А ведь он не знал мою фамилию! Слушай, а я на твоего дядю сильно похожа?

— Совсем не похожа, — качает головой Рина. — Он светлый, а ты темноволосая. И глаза у тебя не такие. А ты своих родителей совсем не помнишь?

Я качаю головой.

— Не помню. Помню, кукла у меня была — большая такая, с меня ростом, в красном платье. Куклу помню, а маму — нет.

— А я папу немного помню. Он меня читать учил. И считать. Мы с ним кубики в слова складывали. А еще, — Рина замешкалась, — я вспомнила недавно, как мы переезжали... тогда отец с дядей нас отправили куда-то в другой дом, а сами остались, сказали, что вернутся попозже. И не вернулись. А я все спрашивала маму, куда они пропали, а потом увидела, что мама плачет...

Рина замолчала. Потом добавила:

— Я это только в прошлом году вспомнила. Помнишь, я тебе говорила про дементоров на стадионе? Вот тогда. Хорошо, что я в квиддич не играю, а то бы я тоже с метлы свалилась. Как Поттер.

— Дементоры что — пробуждают воспоминания?

— Не просто воспоминания, а самые страшные воспоминания. Не удивлюсь, если Поттеру Темный Лорд тогда привиделся.

Поттер меня сейчас не волнует. Темный Лорд тоже. Меня больше волнует завтрашний вечер. Я уже решаю, что при случае еще раз выскажу Хмури все, что о нем думаю, раз уж Рина не хочет. У них за провинности баллы снимают, а с меня никто баллов не снимет.

— Как ты думаешь, что он со мной сделает? Он тебя еще после уроков не оставлял?

— Нет. Он в первый день учебы Драко Малфоя в хорька превратил за то, что тот на Поттера напасть пытался.

— Если он меня превратит в хорька, — решительно говорю я, — я откушу ему остаток носа!

— От этого менее уродливым он не станет, — давится от смеха Рина, — дальше уже некуда!

Смеемся вместе, и я осознаю, что теперь я действительно в порядке. Даже Хмури не боюсь.

Кто он, на самом деле, такой, чтобы его бояться?

После перебранки с Каркаровым в субботу вечером я, кажется, обрел второе дыхание. Которого мне хватило на проверку работ всего третьего курса в тот же вечер. Чувствовал я себя на подъеме. Ночь проспал спокойно и без сновидений, утром в воскресенье еще немного поработал, а потом решил зайти в библиотеку покопаться в Запретной Секции. Не то чтобы я искал там что-то определенное — мне нравилось пройти вдоль книжных полок, вынимая и перелистывая одну книгу за другой.

Я вошел в библиотеку и увидел Беллу. Она сидела, обложившись горой книг, с видом студента, у которого завтра экзамен и который только сегодня удосужился раздобыть учебники. Насколько я успел заметить, одна книга была о родословных волшебников, а все остальные — о войне с Темным Лордом. Девушка явно боролась со сном, но была одержима решимостью что-то узнать, иначе бы не засела в библиотеке в воскресенье. Пока я разговаривал с мадам Пинс, Белла убежала на обед. И хорошо, потому что я почти забыл, зачем пришел.

К вечеру я успел поговорить с мадам Максим и знал о бобатонских студентах все. Точнее — все, что она захотела мне сообщить. В том числе и о ней. Ее, конечно, звали не Беллой. Ее звали Беатрис. Беатрис Розье. В раннем детстве она потеряла родителей, живет у дальних родственников. Очень независимая и строптивая девочка. В школе ни с кем не дружит, противопоставляя себя всем остальным. Ну, это я и сам заметил.

Я не подал виду, что интересуюсь ей больше чем кем-либо другим, и терпеливо выслушал обо всех. А потом еще пошел говорить с Каркаровым. Правда, от этого разговора толку вообще не было. Напуганный мною до полусмерти Каркаров половину разговора посвятил Краму, а вторую половину — отсутствию необходимости учить его подопечных защите от темных искусств.

Вечер воскресенья я провел за проверкой оставшейся горы домашних заданий и в тяжелых раздумьях. Я никак не мог понять, что со мной творится. Вновь и вновь мои мысли возвращались к этой девочке. Каждое ее движение казалось исполненным смысла, а каждое слово значительным. И то, что я не имел возможности слышать, что она говорит, и наблюдать за ней постоянно, мне причиняло почти физическую боль.

Когда-то я точно так же тосковал о Белле. Мы виделись крайне нерегулярно, и каждый проведенный с ней день давал мне силу на многие месяцы. Когда она не могла мне писать, я не находил себе места и все валилось из рук. Я ревновал ее к мужу, хотя прекрасно понимал, что не иду с ним ни в какое сравнение. Начиная хотя бы с того, что я моложе его на десять лет, а психологически — еще больше, лет на пятнадцать. Однако осознание этого не мешало мне страшно мучиться. Белла мне говорила, что я сам себя извожу и переживать нечего.

Сейчас я точно изводил сам себя, переживая совершенно без повода. Какое мне дело до этой девочки? Мало ли на кого она похожа! Может, и вправду дальняя родственница. Розье живут и в Англии и во Франции, и мало ли где могут неожиданно всплыть фамильные черты.

Но в том-то и дело, что ни на одного из знакомых мне Розье девочка не походила! Все, что в ней было, — было чисто блэковское. Я знал Беллу, я помнил Сириуса, я долго общался с Регулусом и мог распознать блэковские черты. Это неповторимое сочетание твердости и хрупкости, пламенности и ранимости — ни у кого другого такого не было. Одновременно — и тонкая растянутая до предела струна, и мощные языки пламени. Во мне ничего блэковского не сохранилось, но Блэки меня чем-то привлекали. Возможно, потому я подружился с Регулом, еще с раннего детства. Моя бабушка была дружна с его матерью и часто брала меня с собой, отправляясь в гости.

А с Беллой мы познакомились много позже на каком-то светском приеме. Я долго любовался ею издали, но никак не мог подойти. Когда мы с ней совершенно случайно оказались наедине в какой-то маленькой комнатке, она заговорила первая... и тогда меня понесло, и я ей рассказал, кажется, все, что о себе в тот момент вспомнил.

Но это было давно. И об этом сейчас лучше не вспоминать. И тем более никакого к этому отношения не имеет та девочка. Что общего у Беатрис Розье с Беллатрикс Блэк? Ничего. И мне надо забыть о ней и заняться делом.

С переменным успехом я уговаривал себя весь вечер воскресенья и все утро понедельника. Почти уговорил. Но когда в обед машинально взглянул на равенкловский стол и не обнаружил там Беатрис, меня охватила паника. В ужасе я обвел глазами зал... и почти сразу нашел ее за слизеринским столом. Хорошо, что бобатонцы ходят в голубых мантиях, а не черных, видно издалека. Девушка сидела рядом с Айрин Уилкс и о чем-то увлеченно с ней говорила. Ни с кем из своих однокурсниц она с таким счастливым видом не разговаривала.

В отношении Айрин Уилкс наши с Хмури взгляды расходились. Он не считал ее опасной, тем не менее осторожно наблюдал, как, впрочем, и за всеми слизеринцами. Мне же она приходилась двоюродной племянницей и была симпатична. Симпатию эту я скрывал за напускным равнодушием. Она же делала вид, что меня ненавидит, и выглядело это очень забавно, потому что ненависть этой спокойной и рассудительной девочке была не под силу.

Зато Беатрис — вполне под силу. Она ведь того же типа характера, что и Белла. Импульсивная и решительная. Как раз такого типа, который всегда мне нравился.

В следующие два дня где бы я ее не встретил — в коридоре или в Большом Зале за трапезой — она была исключительно с Айрин. На своих однокурсниц не обращала внимания, что было им не слишком по душе, хотя до того они не очень-то ее уважали и даже смеялись над ней.

В среду мы должны были первый раз увидеться на уроке. Так я не волновался даже перед нападением на Хмури. Даже перед приходом в Хогвартс и первым уроком у четвертого курса Гриффиндора. На перемене я заперся в кабинете и долго смотрел на себя в зеркало, выпрашивая помощи у того, кто в нем отражался. У Аластора Хмури.

Получилось. Войдя в класс, я почти забыл, что я — это я. Правда, не смотреть на нее все равно не мог. Но Хмури смотрел на нее совсем не так, как я. Она, в отличие от Айрин Уилкс, была опасна. Пока я еще не знал чем. Но опасна. Айрин наверняка рассказала ей и о своем отце, и о его друзьях, и о том, кому они служили. Девочка с внешностью и характером Беллы не упустит случая отомстить за подругу.

А на что она реально способна? Желание и решимость — это еще не все, нужно умение!

— Мисс Розье, подойдите сюда!

«А почему я?» — явственно прочел я в ее глазах. Тем не менее она встала без колебаний. Хотя я видел — волнуется. Чуть палочку на столе не забыла. Решительно сделала шаг мне навстречу, показывая всем своим видом, что не боится меня, хоть я и чудовище.

И тут я ударил. Не слишком сильно, только чтобы сбить с ног, но не оглушить.

— Это нечестно! — закричала одна из ее однокурсниц. — Вы не дали ей подготовиться!

Ох, тепличные растения, кто ж вас учил-то! Думаете, в реальном бою у вас будет время подготовиться?

— Ваш противник не будет ждать, когда вы подготовитесь к нападению. Нужно быть всегда готовым!

Я смотрел на нее и видел, что она хочет застать меня врасплох. И ее движения меня не обманули. Делает вид, что хочет встать, и, кажется, вся сосредоточена на этом, а сама достает палочку...

На этот раз я, кажется, приложил ее сильнее. Она упала на спину и вроде бы ударилась головой о пол. Появилось желание броситься к ней, но я удержался. Этого только не хватало!

— Вы слишком долго думаете, мисс Розье, — с усмешкой сказал я.

Она не успокоилась и в третий раз попыталась меня опередить. И, разумеется, у нее ничего не получилось. На этот раз я не стал ее ни ронять, ни оглушать, просто отнял палочку.

Реакция у девочки есть. Но для семнадцати лет — плохо. Такой реакции можно ожидать от второкурсника, а не от выпускника. Чему их в Бобатоне учат, интересно? Хорошим манерам?

Надо и им прочитать лекцию о бдительности. Хотя бесполезно, конечно, — все равно позабудут, едва выйдя из класса.

Едва я делаю короткую паузу, чтобы перевести дух, она выпаливает на одном дыхании:

— А не надо создавать себе врагов! Сами себе врагов создаете, а потом говорите про бдительность!

Да как она смеет! Что она вообще знает о тех временах? Что она знает о временах постоянного напряжения, когда опасность стояла не только у тебя за спиной, но и за спиной твоих близких, особенно беззащитных перед нею? Что она могла знать, живя в безопасной Франции? Мы создаем врагов! Да я делал все возможное, чтобы не впадать в бессмысленную жестокость! Сколько раз я останавливал Крауча, когда видел, что он перегибает палку!

Не узнавая своего голоса и не задумываясь над своими словами, я говорю:

— Непозволительная дерзость, мисс Розье. Завтра в шесть жду вас в моем кабинете.

Она порывается было сесть, но я ей не даю. Трепать языком мы все умеем. А работать?

Я разбил класс на пары, смешав хогвартцев и бобатонцев, и поставив Розье перед собой. Показывал им различные защитные приемы, которые они должны были повторить. Ей доставалось сильно, хотя она и старалась отбиваться. Но отбиться у нее получалось едва ли в половине случаев, хотя на этот раз без предупреждения я уже не бил.

Она не сказала ни слова. Смотрела на меня с ненавистью, но молчала. В ее глазах читалось горячее желание сбить меня с ног и приложить об стену. Пока что с ног сбивал я. Она молча вставала, отряхивалась и становилась на прежнее место.

Когда прозвенел звонок, вышли они из класса под руку с Айрин. Она еле стояла на ногах. Даже я видел, как ее трясло.

Меня тоже трясло. Я дошел до своего кабинета, закрыл дверь не только на замок, но и на заклятье, опустился в кресло и попытался понять, что происходит.

У меня и до этого не раз бывало, что я не только говорил, но и думал, как Хмури. Как будто он поселился в моей голове, и я могу действовать и думать за двоих, попеременно. Но такого протеста его мысли у меня раньше не вызывали. Понятно, что девочку надо учить. Но не так же! Когда я в конце августа отрабатывал боевые и защитные заклятия на Хвосте, и то действовал мягче! Хотя чего уж Хвоста-то жалеть!

Или мне это только так кажется? Или я только по отношении к ней не могу простить жесткость?

Хмури ее ненавидит. Так же как Малфоя, так же как Каркарова и Снейпа.

А я?

Мне было проще провести еще двадцать уроков подряд, чем ответить на этот вопрос.

Даже самому себе.

4

Возвращаясь вечером в карету, я пожалела, что учусь не в Хогвартсе и не могу отправиться в слизеринскую спальню вместе с Риной. Впрочем, это недолго, рано или поздно я там поселюсь. Попрошу разрешения у мадам Максим, а если она не разрешит — все равно поселюсь. Но сегодня лучше этого не делать. Пусть они не думают, что их мнение обо мне меня волнует и что я хочу от них спрятаться.

— Ну что, Колючка, тебе свидание назначили? — с порога задала вопрос Виолетта.

— Наконец-то! — подхватила Мануэлла.

— Ты расскажешь, что именно у него в шрамах? — закончила Эсмеральда.

Я не обратила на них никакого внимания, прошла к своей кровати и медленно стала раздеваться. Они еще немного посудачили и через некоторое время угомонились, видя, что я не реагирую. Фантазии у них нет. Точнее, есть, но работает только в одну сторону.

Камилла к всеобщему хору не присоединилось, но тоже не поняла, в чем дело.

— Скажи мадам Максим! — настойчиво говорила она утром. — Он не имеет права тебя наказывать!

— Ну вот еще, — отмахнулась я.

Имеет или не имеет — это пусть они с мадам Максим и Дамблдором потом разбираются. А я пойду к нему, чтобы он не посмел потом сказать, что я струсила.

Все это я выложила во время завтрака Рине, прибавив:

— А будет наглеть — я ему второй глаз выцарапаю!

Рина смеялась так, что на нас стали оглядываться с других столов. Мне тоже стало смешно, и на урок зельеварения мы отправились в превосходном настроении.

Про профессора Снейпа я слышала всякое. В том числе и от Рины. Однако никаких мрачных предчувствий он не оправдал. Наоборот, мое настроение стало еще более радостным, когда он осадил Флер, сделавшую вид, что она не понимает по-английски. У нее это в последние дни стало любимым развлечением. МакГонагалл в ответ на ее стенания повторила фразу на чистейшем французском, а Хмури вчера попросил меня перевести. Снейп же велел ей прочесть то же самое по учебнику и не отстал от нее, пока она не уразумела, что там написано. На меня он взглянул пару раз и на этом успокоился. Я тоже. Мне одного Хмури хватило.

В шесть часов я решительно постучалась в его кабинет. Страшно мне не было ничуть. Самое худшее, что со мной может случиться, — отправят домой. Хотя как раз этого и не хотелось. Не хотелось расставаться с Риной. Да и она уже успела ко мне привыкнуть.

— Входите, мисс Розье, — послышался голос из-за двери.

Вхожу. С любопытством рассматриваю кабинет, заставленный всякими странными штуками. Но остановить на чем-то взгляд не успеваю — Хмури показывает мне на стул, стоящий возле стола. На столе — стопка листов пергамента, перо, чернильница и какая-то книга.

И что дальше?

— Мисс Розье, подчеркнуто вежливо говорит он, — ваше самомнение гораздо больше ваших знаний.

Он меня с Флер, часом, не перепутал?

— Я полагаю, вам будет полезно ознакомиться с историей той страны, куда вы приехали. И не только вам, но и вашим подругам.

Каким еще подругам? В Бобатоне у меня подруг нет. А Рина и так все знает.

— И что? — не выдерживаю я. — Что я должна делать?

— Вы должны взять эту книжку, мисс Розье, и перевести ее на французский.

Он с ума сошел? Я ему за один вечер должна целую книгу перевести?

Впрочем, книжка не очень толстая. Называется «История войны, Или то, о чем нельзя умолчать». Издана в восемьдесят втором году. Когда я в воскресенье копалась в библиотеке, мне такого не попадалось. Пока Хмури что-то еще говорит, успеваю пробежать глазами первые две страницы и убеждаюсь, что книжка еще и интересная. По крайней мере в сон не клонит.

— За один вечер я ее не переведу, — для виду возражаю я. Смысла в этом возражении нет, но должна же я посопротивляться!

— А никто и не просит, чтобы вы это сделали за один вечер, — ласково говорит Хмури. То есть это он думает, что ласково, а на самом деле улыбается вполне себе кровожадно. — У нас с вами целый год впереди.

Ну, допустим, не год, а восемь месяцев. За это время можно всю его библиотеку перевести.

Возражать я больше не стала, взяла лист пергамента и стала писать.

Работа меня увлекла. Во-первых, приятно было в очередной раз убедиться в своем хорошем знании английского. Во-вторых, сама книга оказалась безумно интересной. Без лишних слов, без абстрактных рассуждений, автор почти бесстрастно обрисовывал картину войны с Волдемортом в конце семидесятых. Поначалу я даже не поняла, на чьей он стороне. Пару раз он даже прошелся по Министерству, причем весьма жестко. Несколько раз я увлекалась и вместо того, чтобы записать фразу, принималась читать дальше, спохватываясь только через три страницы.

О своем намерении выцарапать Хмури оставшийся глаз я не забыла, но решила отложить его до лучших времен. Во-первых, надо подучиться — пока что я даже палочку у него из рук вышибить не способна. Во-вторых, надо побольше узнать о том, что здесь происходило и происходит, чтобы знать, о чем говорить. Той фразой на уроке я и впрямь задела его за живое. Оказывается, политика Министерства зачастую приводила к тому, что они сами создавали себе врагов. Но Хмури пытался этому противодействовать... чему я, честно говоря, не очень верила.

Единственное, чего не хватало в этой книге, — колдографий. Там были перечислены все главные сторонники Волдеморта, но колдографий не было. А у меня еще несколько дней назад родилось стойкое убеждение, что я на кого-то из них сильно похожа. Иначе почему Хмури так уставился на меня еще в первый день?

За работой я сама не заметила, как часы пробили десять.

— На сегодня хватит, — сказал Хмури, отрываясь от проверки домашних работ.

Я как раз остановилась на самом интересном месте и отрываться мне не хотелось. Хотя в этой книге все места, пожалуй, были самыми интересными.

— А взять с собой ее нельзя? — вырвалось у меня.

— Нельзя, — сурово ответил Хмури. — Вы ее, того гляди, потеряете или испортите, а книга редкая.

Ну это он зря. Портить книги привычки не имею. Или он думает, что книга пойдет по рукам и ее истреплют? Это тоже зря. Кроме Рины, я бы книгу никому не дала.

— Жду вас завтра в шесть часов.

А когда я буду делать уроки, интересно?

Впрочем, впереди еще выходные. Успею.

На выходные я выпросила у мадам Максим разрешение ночевать в слизеринской спальне. Та была не очень-то довольна, но согласилась. Она постоянно мной недовольна. Тем более сейчас, когда я сцепилась с Хмури и заработала наказание на первой же неделе учебы. Но попробовала бы она мне не разрешить! Дамблдор говорил в первый день о необходимости крепить международные связи и о дружбе между волшебниками разных стран. Чем мы с Риной не положительный пример дружбы между народами?

Или Рина у них на плохом счету из-за отца? Тогда можно весь Слизерин во враги скопом записывать. Рина говорит, что у большинства родители были на стороне Темного Лорда.

И мои, скорее всего, тоже. О них мы пока еще ничего не узнали. В субботу утром Рина получила письмо от мамы и сказала мне, что у Ивэна Розье точно не было никаких детей. У меня создалось впечатление, что в письме было больше или же ее мама что-то умолчала.

Я пока не могла понять, как я отношусь к Темному Лорду. Ни в одной книге, даже в той, что я переводила для Хмури, не было толком сказано, чего он хочет и к чему стремится. Сказано было, что он хочет власти. Так власти все хотят. А то, что он проповедовал чистоту крови и очищение магического общества от влияния маглов, — это я считаю правильным. Маглы дурно на нас влияют. Взять ту же Эсмеральду. Все ее ужасные манеры и работающая только в одну сторону фантазия — от маглов. И она уже испортила всю свою компанию, большей частью чистокровных. Меня не испортила, но только потому, что я не из их компании.

На два дня я полностью забыла, что имею вообще какое-то отношение к Бобатону. Рина еще на неделе познакомила меня со своими однокурсниками, так что чувства, что я среди чужих, абсолютно не было.

В субботу вечером, когда мы с Риной доделывали уроки, я снова поймала на себе взгляд светловолосого мальчика, которого запомнила еще с первого дня. Совсем про него забыла — не до того.

Я тихонько тронула Рину за плечо и шепотом спросила:

— А это кто сидит там в углу, вон видишь, со светлыми волосами?

— Драко Малфой, — так же шепотом ответила Рина, — мой троюродный брат. Он на четвертом курсе. А что?

— Он тоже на меня смотрит. С первого дня. Влюбился что ли?

Рина подняла голову и посмотрела на меня. Очень странно. Мне ее взгляд не понравился.

— Может, познакомишь меня с ним? Я у него сама спрошу.

— Он со мной год уже не разговаривает, — с видимым облегчением отвечает Рина.

— Из-за чего?

— Я попыталась ему внушение сделать, — улыбается Рина. — Его, видишь, ли год назад на уроке ухода за магическими существами гиппогриф клюнул. То, что Драко по глупости сам нарвался, флоббер-червю понятно. Но какую он из этого трагедию сделал! Ходил чуть ли не полгода с перевязанной рукой и громко требовал, чтобы его жалели. А я не люблю, когда напоказ страдают, вообще показухи не люблю.

Это она права. Я тоже не люблю.

— Он вообще любит из себя трагическую фигуру строить. За Поттером постоянно бегает и издевается над ним, а потом всем вещает, какой нехороший этот Поттер. Ты бы видела, что тут было, когда Поттера четвертым чемпионом избрали!

— Ты бы видела, что у нас было, — мрачно добавляю я.

— А вам-то что?

— Да Эсмеральда что-то там такое нагадала, якобы из-за Поттера с Флер случится несчастье.

— С Флер не знаю, а Драко когда-нибудь нарвется. И я его останавливать не буду! — решительно говорит Рина.

Мы смеемся. Я решаю все-таки поговорить с Драко при случае.

Честно говоря, я не верила, что я не родственница Рине. Кто знает ее дядю — может, он дочь от родной сестры скрывал? А может, они просто мне не хотели говорить?

Рина точно что-то недоговаривает. Но добиваться от нее ответа силой — бесполезно.

На следующей неделе я еще два раза ходила к Хмури переводить книжку. Мне бы это занятие даже понравилось, если бы не ощущение, что он следит за каждым моим движением. Несмотря на то что сидит спиной. И если бы просто смотрел — так смотрит с явной враждебностью! Меня так и подмывало спросить — что я вам сделала? Кого я вам напомнила? Он даже на Рину не так смотрел. Впрочем, Рина спокойнее меня. Это я могу без раздумий в морду дать. А она подумает сначала и в результате не даст.

На следующем уроке защиты от темных искусств Хмури опять практиковался на мне. Но мне один раз удалось его все-таки достать. Совершенно не по правилам, в тот момент, когда он приготовился объяснять очередной прием. Упасть он, правда не упал, но пошатнулся и ухватился рукой об стол. Зато потом меня об стенку головой приложил.

Ничего. Когда-нибудь я его тоже приложу. Так, что от головы ничего не останется. От стенки тоже.

В пятницу вечером наконец-то выдался случай поговорить с Малфоем. Он первый подошел к нам с Риной и протянул значок, на котором большими буквами было написано: «Поттер — смердяк». Через минуту надпись сменилась на другую: «Поддержим Седрика!»

— Это что? — спросила Рина таким тоном, будто ей протянули слизняка или дохлую мышь.

Драко смешался — он явно ожидал восторженной реакции. Потом, вспомнив, что лучшая защита — это нападение, перешел в атаку:

— Ты что, считаешь, что нашу школу должен представлять этот придурок со шрамом?

— Я считаю, что ты слишком много о нем думаешь. Мой брат столько о своей девушке не говорит, сколько ты — о Поттере.

При виде возмущенного лица Драко мне стало весело. Рина — молодец, умеет на место поставить. И кто сказал, что она тихая?

— Ты считаешь, что это справедливо?

Я уже не могу сдержать смех. Видно же — справедливость его не волнует. Ему хочется покрасоваться, во-первых, и чтобы его пожалели — во-вторых. Теперь понимаю, почему он с Риной год не разговаривает. Хотя я бы на месте Рины нашла более действенные методы воспитания. Жаль, он не мой брат.

А может, и брат. Я о своей родне так ничего и не узнала, но чувство, что мы с Риной — родственники, никуда не делось.

— Что именно справедливо, Драко? — невозмутимо спрашивает Рина. — Твое повышенное внимание к Поттеру?

— Я не про это говорю! — окончательно обижается Драко.

Мы смеемся уже вместе. У Драко такой несчастный вид, что становится еще смешнее, хотя дальше уже некуда. Бедный ребенок, оскорбили в лучших чувствах!

— Бетти, — обращается он ко мне, — может, ты возьмешь?

Рина делает страшные глаза. Я прекращаю смеяться и пристально смотрю на мальчика.

— Зачем?

На такой простой вопрос у него ответа нет.

— Видишь ли, Драко, — продолжаю я, — лично мне совершенно все равно, кого избрали чемпионом. Если ты хочешь привлечь к Поттеру всеобщее внимание, то ты этого уже успешно добился своими значками.

— Он слишком много о себе воображает! Сегодня его прямо с урока вызвали фотографироваться! Знаменитый Гарри Поттер, тоже мне!

— А тебе что, завидно?

— Не завидно!

— Тогда что ты к нему так прицепился? У тебя других дел нету?

— Я не прицепился!

Сколько ему лет? Четырнадцать? По-моему, не больше семи. Моя кузина так себя вела, когда была маленькая. Впрочем, она и сейчас иногда так себя ведет. Но ей еще только двенадцать. А в четырнадцать пора начинать взрослеть.

Мы на него даже не сердимся. Нам просто смешно. А он, кажется, серьезно обиделся. Теперь еще год с Риной разговаривать не будет. А ко мне вообще не подойдет.

— Драко, — говорю я серьезно, — скажи мне лучше, что ты на меня все время смотришь? Я не такая знаменитость, как Поттер.

Он смущается. В таком виде он еще смешнее, чем в обиженном. Долго смотрит в пол, потом кидает быстрый взгляд на Рину и, наконец, выпаливает на едином дыхании:

— Давай отойдем, я тебе скажу.

— Говори здесь.

— Но... — он подозрительно смотрит на Рину.

— У меня нет секретов, говори здесь.

Еще немного — и я опять засмеюсь. Но вот Рина выглядит слишком уж серьезно, и мне это не очень нравится. Что за заговоры за моей спиной?

— Через две недели у нас прогулка в Хогсмид, — произносит Драко, — туда обещала прийти моя мама. Она хочет с тобой встретиться.

Что?

Теперь уже у меня глупый вид. Я себя со стороны не вижу, но думаю, что смотрюсь именно так.

— Зачем? — ничего умнее сейчас сказать не могу.

— Просто хочет с тобой поговорить.

Ага, просто ни с того ни с сего хочет поговорить с незнакомой девочкой из Франции. Очень логично.

— Ладно, — говорю я, — когда — через две недели? Я приду.

Назначив Беатрис прийти в мой кабинет, я понятия не имел, что заставлю ее делать. Обычно наказанных учеников я сдавал Филчу — у него всегда находилась работа. Но сейчас делать этого не хотелось. Хотелось подольше побыть с ней наедине, даже несмотря на то, что меня она ненавидит. Но ненавидит-то она Хмури, а не меня! Обо мне она еще не знает.

И очень жаль, что и не узнает.

Весь вечер я мучительно думал, что же мне с ней делать. Наконец вспомнил, как в воскресенье она сидела за книгами, и довольно улыбнулся. Кажется, я нашел решение.

Девочку интересует война с Темным Лордом. В нашей библиотеке такое море книг, что в нем утонуть можно, а от Айрин объективной информации не добьешься. А еще мадам Максим спрашивала у меня, нет ли хороших книг на эту тему на французском. Я чуть не ответил, что и на английском-то хороших нет, проще написать еще одну, чем составить цельную картину из множества уже имеющихся книг. А потом сказал, что поищу.

Искать на самом деле было нечего. Книга, удовлетворяющая требованием самого придирчивого исследователя как с темной, так и со светлой стороны, существовала. Я нашел ее в библиотеке у отца. И чуть не пропустил, если бы меня не остановило имя автора. Я помнил его по грандиозному скандалу, разразившемуся в конце восьмидесятого года, когда тот попытался издать книгу о политике министерства, где хорошо прошелся по моему отцу. Той книги, я, кстати, так и не нашел. Незадачливый писатель в итоге угодил в Азкабан на полгода, потом, по выходе оттуда, видимо и написал ту книгу, что я сейчас держал в руках. Но сразу издавать ее не стал, ибо еще раз в Азкабан не хотел.

Насколько я знаю, он не принадлежал к числу Упивающихся Смертью и даже им не сочувствовал. Но не сочувствовал и Министерству.

Найденная мною книга не была запрещенной. Но в широкой продаже ее найти было нереально, да и в хогвартской библиотеке я ее не обнаружил. Зато обнаружил дома у Хмури, что было весьма кстати.

Вот ее-то я и дам Беатрис. Пусть переведет на французский. Решу сразу две задачи — и девочка узнает о том, что у нас на самом деле было, и мадам Максим получит то, что хочет.

В шесть часов она вошла в мой кабинет с видом героя, готового на страшные муки. Я чуть не улыбнулся. Но остался серьезным, объяснил, что следует делать, а сам сел к ней спиной и взялся за очередную стопку домашних работ.

Я в очередной раз был благодарен Хмури за его волшебный глаз, ибо, сидя спиной, я тем не менее мог наблюдать за девочкой. Принималась за работу она с мученическим видом, но потом втянулась и даже забыла, что ненавидит меня и мечтает откусить мне остаток носа или выцарапать глаз.

Еще бы! Я сам, когда нашел эту книгу, оторваться не мог. Даже обедать с ней пошел, хотя никогда не читаю за едой.

Может, слишком мягкое наказание?

Зато полезное. Потом еще пробегусь по тому, что она перевела, и подредактирую. Сам по переводам соскучился.

Сидели мы в полном молчании каждый за своей работой, пока не пробило десять часов. Тут я спохватился, что поздно, а ей еще в свою карету возвращаться.

Не хотелось ее отпускать почему-то. Даже несмотря на то, что мы почти не разговаривали.

Она попросила дать ей книгу с собой, но я отказался. Не столько потому, что я не люблю отдавать свои книги, а потому, что хотелось, чтобы Беатрис переводила это при мне.

Странно. Я никак не мог понять, почему мне так хочется ее видеть. Мне мало было уроков и редких встреч в коридорах. За последние два дня то чувство, которое я ощутил, едва ее увидев, выросло еще сильнее. Теперь я не просто наблюдал за нею издали. Теперь я с ней общался. Точнее, не я, а Хмури, но я принимал в этом непосредственное участие, хоть она об этом и не знала.

Я сошел с ума. Я окончательно сошел с ума. Хоть вытаскивай из сундука Хмури, и пусть он ведет уроки вместо меня. Под «Империо». А мне — залезть в сундук на его место и там найти в себе хоть каплю здравого смысла.

Рудольфус несколько раз уже упрекал меня за излишнюю эмоциональность. Я постоянно обижался, хотя сейчас вижу, что он был прав. Эта эмоциональность всех и погубила тогда. И еще погубит, если я ей дам волю.

Но я не мог заставить себя не думать о ней. Как раньше не мог не думать о Белле.

5

Предстоящая встреча с миссис Малфой меня здорово взволновала. Две недели я не то чтобы не могла найти себе покоя, но вновь и вновь возвращалась к ней мыслями.

В следующее же утро после разговора с Драко, дождавшись, когда все уйдут из спальни, я пристала к Рине с расспросами. Рина стойко отмалчивалась и порывалась идти на завтрак, но я вцепилась в нее крепко и не отпускала.

— Я тебе кого-то напомнила?

— Нет, — смущенно отвечала Рина.

— Я Драко кого-то напомнила?

— Не знаю. Наверное.

— Я ему ни слова за неделю не сказала, не могла его мама просто так захотеть меня видеть! Значит, либо я на кого-то очень сильно похожа, либо ему знакома моя фамилия. Он ведь тоже родственник Розье.

Рина внимательно выслушивает мои логические построения, но ничего не говорит. Явно ведь знает что-то!

— Ну что ты молчишь! Рина! Ты смерти моей хочешь?

— Нет, — наконец отвечает она, — не хочу. Давай дождемся встречи, ладно? Я сама еще ничего не знаю — может, и не подтвердится.

— Это насчет твоего дяди?

— Не только.

Как я ни тормошила Рину, ни в этот день, ни в следующий ответа от нее не добилась. Поняла, что бесполезно, и прекратила. Ее не переупрямишь. Проще действительно дождаться.

Тем более что скучать в эти две недели мне не приходилось. Кроме учебы и сидения за переводом у Хмури, я собирала сплетни. Как бобатонские, так и хогвартские. Сплетен было много, все они были разные и неизменно меня веселили. Веселило меня и то, что наши девчонки, которые меня не особо жаловали, страшно обиделись на мой отрыв от коллектива. Когда в воскресенье вечером я пришла в карету, меня встретило шесть презрительных взглядов. Камилла предпочла отвернуться. Так было и в прошлые выходные, но в этот раз, кажется, девчонки разозлились больше. Может, тогда они решили, что это ненадолго? Ну и зря.

Я сделала вид, что ничего не случилось, села на кровать и принялась расчесываться. Процесс этот долгий и хлопотливый, и меня в его время лучше не отвлекать. Меня и не отвлекали. Флер начала рассказывать о том, как в пятницу вечером всех чемпионов вызывали для проверки волшебных палочек. И кроме того, еще фотографировали для «Пророка». Конечно, рассказывала она это не мне одной, но наверняка с пятницы успела пересказать не один раз. А я этой трогательной истории еще не слышала.

Кроме предвосхищения будущей статьи в газете, большая часть вдохновенного монолога Флер была посвящена хогвартскому чемпиону Седрику Диггори. Кажется, Флер нашла себе очередную мишень.

Вот чего не пониманию и не принимаю — так это подобных развлечений. Приставать на спор, влюбить в себя ради хвастовства перед подружками... не для меня это. Прямо хоть иди к Седрику и предупреждай его.

Может, и правда пойти? Или Малфоя попросить. Он же собрался Диггори поддерживать — вот пусть и поддерживает. Делом, а не словом.

К Малфою я, поразмыслив, не пошла. К Седрику тоже. Если он умный парень — поймет, что Флер нужна его слава, а не он сам. Если нет — то его и не жалко.

Через несколько дней статья в газете вышла. Мы с Риной читали ее вместе и хохотали до слез. Хотя ничего смешного в ней не было. Почти вся статья была посвящена Поттеру. Я, конечно, не знакома с английскими журналистами, но вряд ли правды в этом рассказе было больше половины. А может, и вообще не было. Диггори не упоминался вообще, а о Флер был один абзац, в котором ее обозвали Делакруа вместо Делакур. Над этим я ржала так, что Рине пришлось хлопать меня по спине, чтобы я не задохнулась. Потом я увидела лицо Флер, прочитавшей эту статью, и приступ смеха повторился.

Хорошо, что чемпионом выбрали не меня. Я бы такого издевательства над собой не простила. А с Флер давно пора сбить спесь.

Но хуже всего после статьи было, наверное, самому Поттеру. Не дразнил его только ленивый. Вроде нас с Риной. Мы нашли себе другое развлечение — представили себе, как бы Рита Скитер взяла бы интервью у Аластора Хмури.

— «Мое любимое занятие — раскрывать заговоры темных сил», — сказал он, и скупая мужская слеза скатилась по испещренной шрамами щеке, — торжественно произносила я.

— Помедленней! — просила Рина сквозь смех. — Я не успеваю записывать!

— «Даже здесь, в этой школе, темные маги гнездятся в небывалом количестве. Вчера я обнаружил в своем кабинете дохлую мышь, каковая, без сомнения, является трасфигурированным проклятым артефактом, обрекающим на смерть каждого, кто к нему прикоснется! Однако школьный смотритель Филч не разделяет мои опасения и утверждает, что эту мышь задушила его кошка, миссис Норрис».

В таком духе мы накатали пару свитков, а вечером читали это в переполненной слизеринской гостиной. Хохот стоял такой, что я всерьез опасалась за цельность стен.

— Вот бы это Хмури дать почитать! — сказал кто-то, рыдая от смеха.

— И дам! — воодушевилась я.

Рина пришла в ужас и попыталась меня отговорить, но решимость моя была тверда.

В четверг я пришла в очередной раз переводить книгу и незадолго до ухода, убедившись, что Хмури полностью погружен в работу, вытащила из кармана заранее подготовленные листки и сунула их между листами своего перевода.

Хмури виду не подал, что прочитал наше творение, но всю следующую неделю заставлял меня ходить к нему каждый день. И мало того — начал придираться к моему переводу. Прочитал мне целую лекцию по поводу этимологии фамилии «Лестранж» и ее звучания на английском и французском языках. Хочет показать, что он не только палочкой махать умеет, но и в языках разбирается? Ну-ну.

Одно было плохо — из-за Хмури я еле успевала делать домашние задания. Все свободные уроки мы с Риной проводили в библиотеке, и больше времени не оставалось ни на что. В том числе и на мысли по поводу моих родных, чему я была несказанно рада. Зачем мне себя изводить?

Был момент, когда я подумала, не является ли Рина тем самым родственником, о котором говорила мне Эсмеральда. Но тут же отбросила эту мысль. Рина ничего опасного сделать не способна. Придумать, составить план, полностью проработать идею — да. А реализовывать ее должен кто-нибудь другой. Я, например.

И отец у нее такой же был. Судя по ее рассказам и тому, что я прочитала в книге.

Если бы у меня было побольше времени, я почитала бы еще и газеты. Но времени не было абсолютно.

В пятницу Хмури отпустил меня чуть ли не около полуночи, и сил у меня хватило только прийти в слизеринскую гостиную, сказать что-то Рине и рухнуть на постель.

Зато утром я проснулась в прекрасном настроении. Во-первых, перевод был почти закончен — осталась буквально пара вечеров, во-вторых, впереди два выходных, в-третьих, через три дня первое испытание Турнира, и я предвкушала возможность полюбоваться на то, как Флер опозорится. Реакция у нее никакая. Кроме того, наше с Риной издевательство над Хмури приобрело небывалую популярность в школе и весь Слизерин смотрел на меня с восхищением. В том числе и Драко, который с того вечера не подходил ни ко мне, ни к Рине.

Даже встречи с Нарциссой Малфой я не боялась. А, собственно, чего бояться?

После завтрака я вернулась в гостиную и долго приводила себя в порядок. С полчаса, наверное, делала себе прическу. Даже глаза чуть-чуть подвела и губы накрасила. Почему-то захотелось казаться взрослее. Рина сидела как на иголках и все время меня торопила, хотя спешить было некуда — Драко просил нас подойти в «Три метлы» к часу дня. До этого времени можно было обойти весь Хогсмид, и не один раз.

Что мы и сделали. Сначала зашли на почту, где я отправила письмо дяде с тетей. Письмо получилось на редкость кратким — я осознала, что не могла им написать ни о предсказании Эсмеральды, ни о встрече с матерью Драко, ни о Хмури. Написала, что у меня все хорошо, что чемпионом избрали Флер, а я подружилась с Риной Уилкс, по матери — Розье. Про Рину можно было и не писать, но я не удержалась. Тетя постоянно упрекала меня, что я не дружу ни с кем в классе, но вряд ли она считает дочь Упивающегося Смертью хорошей компанией. Пусть поволнуется за меня, ей это полезно.

Потом мы прошлись по главной улице, зашли в кондитерский магазин и накупили себе конфет и мороженого. В магазине и на улицах было полно студентов, и чуть ли не каждую минуту мы останавливались и приветствовали друг друга радостными воплями. Я увидела даже Эсмеральду с каким-то парнем из Дурмстранга и сделала вид, что ее не заметила. А она меня и в самом деле не заметила.

Время приближалось уже к часу, мы устали, замерзли и только собрались направиться в «Три метлы», как я заметила входящих туда Хмури и Хагрида.

Этого еще не хватало!

Я схватила Рину за руку.

— Ты чего?

— Опять этот старый параноик!

— Ну давай подождем.

Ждать на ветру — не очень приятное занятие. И вдобавок к тому же и бесполезное. Мы проторчали под дверью минут двадцать, но Хмури оттуда не вышел.

Ждать дольше смысла не было, и мы вошли. Пока я растерянно оглядывалась по сторонам, Рина схватила меня за руку и куда-то потащила. Через несколько секунд я и сама заметила Драко, за столиком в дальнем углу. А рядом с ним сидела женщина в синем плаще с капюшоном.

Мы подошли и сели. Драко представил меня своей маме, хотя, по-моему, в этом необходимости не было. Чем-то она напоминала мою тетю, не чертами лица, а скорее общим его выражением. И цветом волос, хотя у тети они чуть потемнее. А еще — она, как ни странно, больше походила на меня, чем на Драко. Я в прошлом году, упражняясь в трансфигурации, перекрасила себе волосы в белый цвет — чтобы подразнить Флер. Ненадолго — к вечеру вернула обычный цвет. Смотрелась я, честно говоря, по-идиотски. Не то что миссис Малфой, которой, в отличие от меня, светлые волосы идут.

Я смотрела на миссис Малфой с интересом и вежливым любопытством. Зато она, по-моему, от одного взгляда на меня впала в шок. Потом быстро справилась с собой, посмотрела на Драко, потом на Рину и указала нам на стоящие на столе бутылки сливочного пива:

— Угощайтесь.

Драко с любопытством следил за матерью, но заговорил совсем о другом:

— Мама, а ты читала эту статью о Поттере?

Рина картинно подняла глаза к потолку. Я вспомнила наше с ней творчество и тихонько прыснула в кулак.

Драко не удержать — минут пять он вдохновенно вещает о Поттере и демонстрирует матери значок. Она его, по-моему, и не слушает. Или делает вид, что слушает, а сама украдкой наблюдает за мной.

Одно хорошо — я немного расслабляюсь. Поначалу все-таки было немного неловко, а болтовня о постороннем эту неловкость сглаживает.

Минус через десять разговора о Поттере, Турнире, разнице методов преподавания в Англии и Франции и прочем, Нарцисса говорит:

— Драко, Рина, идите, погуляйте.

— Мама... — Драко корчит несчастную рожицу, но Рина вцепляется в его руку и тащит прочь. На полдороги оборачивается и ободряюще мне подмигивает.

Все в порядке. Ничего я не боюсь. Чего мне бояться?

И Хмури куда-то делся. Ушел, наверное. Хагрид точно ушел. Я заметила, как они вместе подходили к гриффиндорской девчонке, подружке Поттера, а потом куда-то делись. И девчонка тоже ушла. Интересно, а где сам Поттер? Страдает в своей спальне, как предположил Драко?

— Бетти, — говорит миссис Малфой, — расскажи мне, пожалуйста, о себе. Ты с рождения живешь во Франции?

— Нет, мне говорили, что я родилась в Англии, но мои родители умерли, когда я была совсем маленькая, — повторяю я уже, наверное, в сотый раз.

— А ты что-нибудь помнишь?

Расспрашивает она меня минут пять, на протяжении которых я чувствую себя полнейшей дурой. Ничего я не помню, кроме той несчастной куклы. И ничего мне тетя с дядей не рассказали. И сама ни о чем не догадалась и ничего не узнала.

— Когда у тебя день рождения?

— Двадцать девятого мая.

— Семьдесят седьмого года?

— Да, — отвечаю я и нетерпеливо смотрю на нее. Ну сколько можно меня мучить! Сначала Рина, потом мать Драко. Не говоря уже о самом Драко.

— Я дочь Ивэна Розье, да? — не выдерживаю я.

Нарцисса качает головой.

— У Ивэна Розье не было детей.

Я хочу что-то еще спросить, но почему-то не могу заговорить. Но почему тогда я так уверена, что мы с Риной родственники? Да и Рина это чувствует, она мне сама сказала.

Тем временем Нарцисса достает из своей сумочки колдографию и протягивает ее мне.

— Взгляни.

Беру в руки и смотрю. Первые полминуты вообще не могу понять, откуда эта колдография взялась. На ней две девочки в хогвартских черных мантиях со слизеринскими гербами, и та, которая постарше, — вылитая я. А младшая похожа на мою кузину Аннет, но это не она. У Аннет волосы темнее и черты лица не такие. Но старшая — точно я!

Что я делаю рядом с незнакомой девочкой? Да и хогвартской мантии у меня никогда не было! Рина предлагала мне одолжить, но я пока еще не согласилась.

Я растерянно хлопаю глазами, наверное, еще минуты три. Потом смотрю на миссис Малфой:

— Это я?

— Это не ты, — качает она головой. — Это моя старшая сестра Беллатрикс на седьмом курсе. А рядом — я.

Что?

В настоящий момент, я смогла бы, наверное, победить в конкурсе на самый глупый вид.

Надо что-то сказать, и я спрашиваю первое, что приходит в голову:

— А у нее дети были?

— Да, — отвечает Нарцисса и отпивает большой глоток из своей бутылки.

Я про свое пиво-то и забыла. А зря — в горле совсем пересохло.

— И что?.. — севшим голосом говорю я.

— В восьмидесятом году, после смерти Ивэна Розье и Тэда Уилкса, Белла объявила о смерти своей дочери. Я была на похоронах.

Он говорит медленно и неуверенно, словно бы сомневаясь, стоит ли мне вообще говорить.

— Но я же не умерла! — совершенно по-детски возражаю я.

— Да, — улыбается Нарцисса, — ты не умерла. Я думаю, что Белла и Рудольф тебя спрятали, тайком отправив за границу. Времена тогда были неспокойные, они решили, что надежнее будет объявить о твоей смерти.

— А... сколько ей было?

— Столько же, сколько и тебе. Я помню дату рождения. И звали так же — Бетти. Только полное имя у тебя не Беатрис, а Бетельгейзе. Блэки, как правило, давали детям имена звезд и созвездий. Я — исключение.

Ну надо же. Вспоминаю, что Бетельгейзе — звезда из того же созвездия, что и Беллатрикс. И действительно сокращается до Бетти.

А Драко, оказывается, мне брат. Двоюродный. И я с полным правом могу его воспитывать. Вот сегодня и начну. А Рина тогда, получается, моя троюродная сестра. Вот это повезло — столько родственников сразу!

Думаю я совершенно не о том. Точнее сказать — ни о чем. Мысли путаются.

Все ведь сходится. Или не все?..

— А фамилия моя — Розье?

— Нет, фамилия твоя — Лестранж. Розье — наши родственники во Франции, раз тебя отправили к ним, то сочли нужным поменять и фамилию.

Логично. И имя тоже поменяли на близкое по звучанию, ибо оно не просто редкое — уникальное.

Стоп, я же читала про Лестранжей! Они упоминались в той самой книге, как наиболее активные из сторонников Темного Лорда! Хмури еще придрался к моему переводу этой фамилии и целую лекцию мне прочитал!

— А они давно умерли? — с тем же глупым выражением лица спрашиваю я.

— Нет, — тихо отвечает Нарцисса. — Они не умерли.

Что?

— Тебе сказали, что они умерли, и я вполне понимаю почему. Они в Азкабане. Уже почти тринадцать лет.

Мне захотелось лечь и разреветься. Несмотря на то что я даже в детстве никогда не плакала. Только поверила, что родители живы и я смогу их увидеть... Азкабан — это хуже смерти. Рина рассказывала мне про дементоров. Ей становилось плохо, даже когда они на небольшое время оказывались поблизости. А в Азкабане они рядом постоянно. Как можно выдержать такое?

— И надолго? — спрашиваю я, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Пожизненно.

Мы замолкаем. Я допиваю наконец свое пиво. Мне его явно мало, но вставать с места и идти к стойке не хочется.

Теперь понятно, почему тетя мне так говорила. И надо же — Эсмеральда оказалась права, утверждая, что мои родители — темные маги. А Хмури? Он смотрел на меня с первого же дня, потому что я похожа на Беллатрикс?

— Тетя Нарцисса, — такое обращение для меня пока непривычно, но ее так даже Рина называет, так что надо привыкать, — у нас есть профессор Хмури...

Я замолкаю, потому что не знаю, как можно выразить в словах весь наш опыт общения за последний месяц. Но поскольку миссис Малфой молчит и мне не помогает, то приходиться продолжать:

— Он так странно смотрел на меня с самого первого дня... А теперь он меня просто ненавидит.

— Неудивительно, — вздыхает Нарцисса, — ты ведь так на нее похожа.

— Это он посадил маму в Азкабан?

Слово «мама» мне пока тоже непривычно. Особенно в сочетании с Азкабаном.

— Нет, приговор вынес Барти Крауч. Ты его видела на открытии Турнира. А Хмури ее, скорее всего, допрашивал.

Крауча я действительно видела. Строгая мантия, усы щеточкой... Сухарь сухарем. И в той книге про него много было. Только не было ответа на вопрос, почему же его сместили с поста главы департамента магического правопорядка.

Хмури, значит, допрашивал. А в те времена, как я узнала из той же книги, было разрешено применение к подозреваемым непростительных заклятий.

Наверное, лицо у меня становится каким-то совсем ужасным, потому что Нарцисса берет меня за руку и что-то тихо шепчет, я даже не слышу поначалу что. Кажется, призывает успокоиться.

Успокоишься тут... Жаль, что Хмури ушел, я бы сейчас вцепилась ему в морду и выцарапала оставшийся глаз безо всякой палочки.

Нет, не жаль. Потому что меня бы тут же схватили и отправили в Азкабан. Глупо попадаться так рано и так нелепо. Вообще, попадаться глупо.

А Крауч, между прочим, должен на первый тур приехать. Может, ему глаза выцарапать?

— И что мне теперь делать? — растерянно спрашиваю я.

— Будь осторожна, — мягко говорит Нарцисса. — Прошу тебя, не надо пытаться отомстить и вообще куда-либо лезть.

Она и правда на мою тетю похожа. Та очень любила говорить, чтобы я никуда не лезла. А я лезла постоянно. То в Лувр, то в Оперу.

Сейчас меня не хватит даже на то, чтобы до школы дойти, не то что лезть куда-нибудь.

— Конечно, тетя Нарцисса, — покорно отвечаю я.

Голос какой-то не мой. И я — это не я?.. А кто?

Я ведь почти этого ждала... но когда знание навалилось на меня и придавило сверху, оказалось, что предугадывать и знать — это разные вещи.

Мы говорим еще некоторое время, причем говорит в основном Нарцисса, а я пытаюсь хоть как-нибудь обуздать рвущиеся в разные стороны мысли. Чувствую себя вымотанной до предела. Надо будет еще раз обсудить все с Риной, может, тогда в голове все и уложится.

— Тебе, наверное, пора в школу, — говорит Нарцисса. — Пиши мне. Я бы позвала вас с Драко к себе на каникулы, но вы, скорее всего, захотите остаться, у вас там грандиозный праздник намечается.

Праздник меня сейчас не волнует. И на каникулы я бы поехала к Рине, а не к Драко.

Но до каникул надо еще дожить. Жить осталось меньше месяца, но этот месяц кажется мне бесконечным. С тем, что я сейчас узнала...

Выхожу из «Трех Метел» и сразу же натыкаюсь на Рину и Драко. Вид у обоих встревоженный.

— Ну что? — нетерпеливо спрашивает Драко.

— Здравствуй, кузен, — отвечаю я. — Идем в замок, воспитывать тебя буду.

Я влюбился. С самого первого дня, как ее увидел, только не сразу это осознал и признался самому себе. Ничего умнее придумать не мог, как влюбиться во время выполнения ответственного задания.

Но это так. И теперь я ничего не могу с собой поделать.

То, что Хмури ее ненавидит, мне на руку. Любовь очень просто скрыть за ненавистью. Вообще сильные чувства очень легко подменить друг на друга, чем я активно и пользуюсь, изображая Хмури. Иногда наши чувства совпадают. Иногда — нет. Но совпадает их сила, поэтому мне так легко.

Все, что дает ей Хмури, на самом деле ей пригодится. И этот перевод, от которого она получает удовольствие, и наши постоянные спарринги на уроках. Ей ведь не хватает теории и практики, а со мной она освоит их лучше и быстрее.

А что дальше? Раскрыться я ей не имею права. Что будет после окончания Турнира — я даже загадывать не смею. Может, я вообще до него не доживу. Может, меня схватят возле Кубка или даже задолго до того, как я к нему подойду.

Нет, так не должно случиться. Мы все просчитали. Темный Лорд незримо стоит за мной и руководит мной. Провала быть не должно. Я его не допущу.

Но что мне делать с этой девочкой и свалившимся на меня чувством?

Я не думал, что я еще способен любить. У меня оставалась преданность Темному Лорду и любовь к Белле. А теперь получается, что я ей изменяю. С девочкой, на нее похожей.

Или — не изменяю? Или к Белле была не та любовь?

Я очень плохо помнил то, что было до Азкабана. Нет, не так — для меня прошлое было словно за прозрачным, но непроницаемым стеклом. Это при том, что для меня всегда прошлое было таким же реальным, как и настоящее. Я не мог сравнивать свои чувства тогда и сейчас, потому что я их не помнил.

Но кто эта девочка? Откуда она взялась?

Чтобы узнать о ней побольше, я снова отправился к мадам Максим. Повод был — обсудить наказание, которое можно было счесть слишком строгим — я ведь хотел, чтобы девушка перевела мне всю книгу. Мадам Максим со мной согласилась, тем более книгу на французском она просила сама. Разумеется, мне пришлось выслушать еще массу сведений обо всех приехавших студентах Бобатона, но и о Беатрис я кое-что новое узнал.

Она родилась в Англии. И ее родители погибли, когда она была еще совсем маленькая.

Вернувшись к себе, я долго не мог успокоиться.

А если это действительно дочь Беллы?

Но она же умерла.

Ну и что? Я тоже умер.

И инсценировка похорон в моей жизни уже была. Пустая могила в нашем саду, которую я пустой не считаю, хотя знаю, что мама лежит не там.

И по возрасту подходит, и по внешности. Имя другое, но ведь имя можно сменить.

Беатрис ведь тоже сокращается до Бетти.

Дочь Беллы я видел один раз, в конце лета семьдесят девятого года, когда еще учился в Хогвартсе. В августе я несколько раз бывал у Лестранжей, и в один из таких визитов к нам в комнату вбежала двухлетняя темноволосая девочка, увидела меня и остановилась.

— Бетти, — произнесла Белла, — поздоровайся с дядей.

От «дяди» я чуть не засмеялся, а девочка подошла ко мне и с серьезным видом протянула ладошку. Только я до нее дотронулся, как девочка развернулась и убежала.

Глядя на мою растерянную физиономию, Белла рассмеялась. И тут Бетти вернулась, ведя за руку куклу с нее ростом.

— Поздоровайся с дядей, — сказала она, копируя тон матери и протягивая мне руку куклы.

Пришлось поздороваться еще и с куклой. После чего девочка сочла свой долг выполненным и убежала.

Она, конечно, этого не помнит. Я в восемнадцать лет не помнил своего раннего детства. Она и Беллу может не помнить. И вообще не знать, кто ее родители.

Если это, конечно, она.

А кто же еще?

Мне хотелось видеть ее как можно чаще, но пока что я ограничивался двумя разами в неделю, не считая уроков. На уроках я продолжал третировать ее, как мог, а на наших дополнительных занятиях делал вид, что не замечаю, а сам пристально следил.

На одном из занятий она, воровато на меня оглянувшись, достала что-то из сумки и всунула в стопку листов с готовым переводом. Думала, что я не вижу. Я оставил ее в этом убеждении, сделав вид, что ничего не случилось. Еле дождался, когда она ушла, и взялся за пергамент.

Заголовок, написанный аккуратным девичьим почерком, гласил: «Интервью, данное бывшим аврором, а ныне преподавателем школы Хогвартс Аластором Хмури газете «Ежедневный Пророк».

Первые же строчки сего интервью вызвали у меня дикий хохот, а дальше я смеялся, не переставая.

«Поначалу я превратил полтора десятка студентов Слизерина в хорьков, но мистер Филч пожаловался на меня профессору Дамблдору, утверждая, что хорьки загадили ему всю лестницу. Теперь я просто заставляю их учить наизусть названия всех ста четырнадцати заклятий, которые я использую против темных магов».

Ну молодец девочка! У меня бы фантазии и смелости не хватило так издеваться над Хмури. А я-то сегодня не мог понять, почему слизеринские пятикурсники, глядя на меня, так улыбались. Конечно же, Бетти с Айрин прочитали это вслух в гостиной, иного я от них и не ждал.

Мне было так весело, что я не смог даже понять реакцию Хмури. Похоже, что он тоже смеялся, читая это интервью. Оно было написано в духе обычных школьных шалостей, и обижаться на такое было просто глупо. Мы в школе рисовали профессора Слагхорна в виде моржа, сидящего на льдине, а потом Белла с Рудольфом рассказали мне, что занимались тем же самым.

Прямо говорить ей, что я недоволен ее творением, было глупо, поэтому я просто-напросто всю следующую неделю заставил ее ходить ко мне каждый день. Она даже виду не подала, что ей это неудобно, хотя я прекрасно знал, что на седьмом курсе остается не так много свободного времени. И, кроме того, я еще стал к ней придираться. Мне хотелось говорить с ней, все равно о чем. Даже наблюдать, как с ней говорит Хмури, — все равно было приятно. Еще мне было интересно, узнала ли она о своих родителях, поэтому я прочитал ей целую лекцию о происхождении фамилии «Лестранж» — все, что узнал от Рудольфа и вычитал в книгах по истории магии. Она не отреагировала. Значит, не знает.

В субботу вечером должны были привезти драконов. И в эту же субботу была назначена прогулка в Хогсмид. Хагрид с утра пребывал в приподнятом настроении и направился отмечать это настроение в деревню. Поймать его в «Трех Метлах» и разговорить было делом несложным. Там же обнаружился и Поттер. В мантии-невидимке рядом со своей подружкой Грейнджер.

Пока я уговаривал Хагрида показать Гарри драконов, в трактир, воровато оглядываясь, вошли Айрин и Бетти. И направились в противоположный от нас угол, где сидел Драко Малфой, а рядом с ним еще кто-то. Этот кто-то сидел мало того что спиной к залу, так еще и капюшон на голову натянул, чтобы быт неузнанным. Явно не школьник. Люциус? Нет, Люциус повыше будет и в плечах пошире, скорее всего это женщина. Нарцисса?

Не я один заметил сходство девочки с Беллатрикс. Если Драко видел колдографии тети, он тоже отметил сходство. И теперь позвал свою мать, чтобы та убедилась лично...

Но сначала мне надо саму убедиться, что это Нарцисса. После того, как я договорюсь с Гарри и Хагридом.

Все прошло на удивление гладко. Убедившись, что Поттер и Хагрид условились о встрече, я распрощался с Хагридом и направился в туалет. Вход в который, по счастью, находился в том же углу, в котором расположилась интересующая меня компания.

Меня они, кажется, не заметили, поскольку я прошел не мимо их столика, а мимо соседнего, где сидела шумная компания пятикурсников-хаффлпафцев.

Из туалета я вышел в мантии-невидимке. Сделал несколько шагов, убедился, что никто меня не заметил, и застыл, прислонившись к стенке.

Я оказался прав. Это действительно Нарцисса. Она отослала Драко и Айрин и теперь расспрашивала Бетти о ее происхождении.

Нарцисса тоже думала, что дочь Беллы умерла. Все так думали.

Интересно, а что сообщили родственникам, у которых она воспитывалась?

Лицо Бетти я не вижу, зато хорошо вижу лицо Нарциссы. Бледное и сосредоточенное. Она задает Бетти вопрос за вопросом и старательно делает вид, что не волнуется. Впрочем, Бетти сама далека от душевного равновесия, так что можно и вида не делать.

— Я дочь Ивэна Розье, да? — спрашивает она.

Ах вот в чем дело! Бетти-то фотографий Беллатрикс не видела, она ориентируется только на свою фамилию. Но ведь Айрин наверняка сказала ей, что у ее дяди не было детей! И Нарцисса говорит о том же.

Задумавшись, я чуть не пропускаю момент, когда Нарцисса протягивает девочке колдографию. Я не успеваю разглядеть, кто на ней, но судя по реакции — Беллатрикс и Нарцисса в юности.

Да. Это она. Теперь я точно знаю. И Нарцисса тоже. Вижу по реакции. Реакцию Бетти не вижу, но чувствую. Она в растерянности. Не может понять, что ей делать. Отвечает неуверенно и смотрит куда-то вниз.

— А они давно умерли?

Бетти ведь даже не знает, что сейчас с Лестранжами! Правильно — откуда ей знать! Айрин могла и не рассказать, а в книге этого нет, потому что она написана до падения Темного Лорда. Издана после смещения моего отца с поста главы департамента магического правопорядка, но написана раньше. О предательстве Каркарова там тоже нет.

Может быть, не стоит ей говорить?

Нет, Нарцисса говорит. Наверное, это правильно.

Я стою, держась за стенку и закусив губу. К вечеру будет еще один шрам. Ничего, шрамом больше, шрамом меньше... Никто их не считал и считать не будет.

— Тетя Нарцисса, — говорит она, — у нас есть профессор Хмури...

И про Хмури вспомнила. Ну как же — у них такая пылкая обоюдная ненависть... хорошо, что она не видит, что за этой ненавистью скрывается. Она не видит меня.

Интересно, что она будет делать, поняв причину этой ненависти? Пытаться отомстить? Ну, мне она уже пыталась на уроке, но все ее попытки мной быстро отслеживались и пресекались. А пародия на интервью — это не месть, а школьная шалость.

Она может попытаться отомстить старшему Краучу. А вот это надо пресечь. Скорее всего, у нее ничего не получится, и ее в лучшем случае отправят домой. Я даже этого не хочу. А что случится в худшем — даже предполагать боюсь.

Да и отца не хотелось бы терять раньше времени. Он нужен, дабы подставить его в случае нашего успеха. Кто виноват в несчастье, случившемся на Турнире? Распорядитель Турнира, кто же еще!

Я не хотел смерти отца. Я хотел отправить его в Азкабан. Пусть испытает то, что испытал я.

Нарцисса уговаривает ее быть осторожной и никуда не лезть. Я улыбаюсь. Чтобы Бетти никуда не лезла! Полезет непременно. Значит, надо следить за ней. И за Поттером, чтобы он не просто прошел первое испытание, но и победил в нем.

И это я тоже буду делать ради Бетти. Когда темный Лорд вернется, он освободит своих верных сторонников. В том числе и Беллу.

Когда Бетти, а вслед за ней и Нарцисса вышли из трактира, я сделал глоток из фляжки, и медленно, не снимая мантии-невидимки, направился к выходу.

6

Весь день я усиленно давала понять Рине и Драко, что со мной все в порядке. И действительно пыталась Драко воспитывать, пока он от меня не сбежал. Точнее, его у меня отбил весь его курс во главе с Пэнси Паркинсон. После чего они убежали, а мы с Риной дружно над ними смеялись. А потом мы долго обсуждали предстоящий первый тур и унылый вид Флер.

После ужина я не выдержала и поднялась в спальню. К счастью, там никого не было. Рина, разумеется, направилась за мной. Я в тот момент даже не знала, хочу я ее видеть или нет. Я вообще не знала, что мне в тот момент хотелось — не то кого-то убить, не то упасть на кровать и разрыдаться.

— Ты почему мне раньше не говорила? — набросилась я на Рину. — Ты ведь знала! Драко тебе с первого дня сказал!

— Драко не мог сказать мне в первый день, — спокойно ответила Рина. — Он же со мной не разговаривает, ты забыла?

— Сейчас разговаривает! Ты ничуть не удивилась, когда он назначил мне встречу с Нарциссой! Ты знала!

— Я не знала.

— Знала! Я сразу поняла, что ты скрываешь! Вы до того поговорили с Драко!

Рина тяжело вздыхает.

— Я не хотела тебе говорить заранее — вдруг бы не подтвердилось. Когда я написала маме, она рассказала о моем письме тете Нарциссе. А ей еще раньше написал Драко.

— Вы все знали!

— Мы только догадывались. Тебе было бы легче, если бы мы ошиблись?

— Куда уж тут ошибиться! Ты колдографию видела?

— Я — нет. Драко видел.

— А я видела. Они там вдвоем — мама в моем возрасте и тетя Нарцисса...

Вспомнив колдографию, я уже не смогла сдержаться — упала на кровать и разрыдалась.

Рина сидела рядом со мной, гладя, по волосам и шепча что-то успокаивающее.

За что я на нее, в самом деле, накинулась? Она ни в чем не виновата.

К вечеру мне удалось прийти в себя, и когда в спальню поднялись другие девчонки, мы с Риной, как ни в чем не бывало, сидели рядышком и болтали о пустяках.

Хотя нельзя было сказать, что я успокоилась. Просто не хотелось показывать кому-либо свое состояние.

Перед сном я пыталась представить себе Азкабан. Я не люблю замкнутых пространств, темноты и тишины тоже не люблю. Разве что ночью, когда знаешь, что завтра будет солнечное утро и новый интересный день. А если утра не будет? И еще дементоры, о которых я знала только из учебников, а значит — ничего не знала. Рассказы Рины давали совсем другую картину. Когда я попыталась все это представить вместе, мне стало жутко. До того жутко, что я не выдержала, откинула полог кровати и тихо позвала Рину. И мы еще два часа сидели рядышком и шептались, тихо, чтобы никого не разбудить.

В воскресенье после завтрака мы отправились в библиотеку рыться в старых газетах. Сначала обнаружили в одном из осенних «Пророков» восьмидесятого года маленькую заметочку о том, что мистер и миссис Лестранж с прискорбием сообщают о смерти своей дочери. Да, странно читать о собственной смерти. Интересно, а где находится моя могила? Мы даже посмеялись немного, представив, как мы кладем на могилу цветы.

Но потом мы взялись за газеты начала восемьдесят второго года и нам стало не до смеха. Рина все это знала в общих чертах, а я не знала вообще. У меня было впечатление, что в войне с Темным Лордом хороши были обе стороны. Но «нашей» для меня была та сторона, на которой были отец Рины и мои родители. Что до методов, ими используемых, — так в войне не будешь особо разборчивым в средствах! Не ты, так тебя.

Но в восемьдесят втором войны уже не было. И поэтому совершенное Лестранжами в стройную картину уже не укладывалось. Или это в «Пророке» все показывалось только с одной стороны?

А в той книге про Лонгботтомов ничего не было. Но и про падение Темного Лорда тоже. Она была написана раньше? Интересно, есть ли продолжение? Надо будет спросить у Хмури, как мне ни противно с ним разговаривать. Интересно, он уже знает, кто я? Даже если не знает, должен догадаться, он не дурак, хоть и сумасшедший. Нарцисса же догадалась.

В газете, кроме многословных обвиняющих статей, были еще и колдографии. Первой снимок Беллатрикс Лестранж обнаружила Рина и молча протянула мне. Тут мне пришлось приложить все усилия, чтобы не расплакаться. Мы все-таки в библиотеке, а не в слизеринской спальне. Неподалеку от нас Поттер со своей подружкой что-то лихорадочно искал, обложившись горой книг. Вид у него был растерянный и расстроенный, примерно как у меня. Интересно, он тоже узнал что-то шокирующее?

«Мама», — говорю я про себя, глядя на колдографию. Вслух сказать не решилась. Здесь она постарше меня, это видно. Но смотрит точь-в-точь как я смотрю на Флер или Эсмеральду. Конечно, меня-то она не видит. А то смотрела бы по-другому.

Интересно, это не она Хмури глаз выцарапала?

Определенно, пора ему выцарапать второй. Для симметрии.

Еще там было изображение Лонгботтомов. Молодые и красивые. Алиса с маленьким ребенком на руках. Год-полтора, не больше. Младше меня. Мне тогда было уже четыре с половиной, и я уже жила у тети. Тетя мне еще не говорила, что моя мама умерла, и я надеялась, что она скоро вернется за мной...

— Рина, — тихо говорю я, — а этот мелкий Лонгботтом сейчас где?

— В Гриффиндоре на четвертом курсе. Вместе с Поттером.

Я его, наверное, видела, но не обращала внимания. А он, видимо, не читал старых газет. Или у него плохая память на лица. У меня хорошая память на лица, но плохая память на колдографии. Я по снимку человека узнать не могу. Наоборот — запросто.

— Драко над ним смеется постоянно, — продолжала Рина. — У него все из рук валится, и соображает он не очень...

Я в этом точно не виновата. Но почему-то становится неловко.

— А Драко хорошо соображает?

Рина смеется.

— Иногда мне кажется, что вообще не соображает. Вот увидишь, он с и тобой перестанет разговаривать.

— А я с ним не разговаривать собираюсь. Рина, ты хороший человек, но слишком мягкий. Ему надо было еще в детстве всыпать хорошенько. Впрочем, и сейчас не поздно.

Мы смеемся вместе. Потом Рина осторожно трогает меня за рукав, я оглядываюсь и обнаруживаю, что в библиотеку вошел Хмури. Его только не хватало!

Убивать взглядом я еще не научилась. А жаль. Он пропустил мимо себя мой взгляд и спокойно себе похромал к столу библиотекарши.

За мной следит, не иначе. Да, я сижу за подшивкой старых «Пророков» и любуюсь колдографией Беллатрикс Лестранж, как две капли воды похожей на меня. Ну и что?

— А что сейчас с этими Лонгботтомами, не знаешь? Они умерли?

— Нет, — качает головой Рина. — Они в больнице святого Мунго. До сих пор.

Невиллу не позавидуешь. Мне тоже. У него родители в больнице, у меня в тюрьме. А если бы меня за границу не отправили, еще неизвестно, где бы я была. Может, тоже в больнице. Или в могиле. Стараниями тех же Лонгботтомов.

И с чего я взяла, что война к тому времени уже кончилась? А попадись мои родители в руки аврорам — что бы с ними сделали?

Еще несколько минут — и я начинаю успокаиваться. Хмури к тому времени уходит — и это хорошо. Зато приходит Крам, а за ним — толпа поклонниц. Делать девчонкам нечего. Я бы ни за кем бегать не стала.

Берусь за следующую газету. Почему-то чем больше статей, тем меньше информации. Приходится собирать ее по кусочкам и держать в голове, чтобы не забыть. Интересно, газетчики специально пишут так, чтобы у читателей мозги в трубочку сворачивались?

Пробегаю статьи глазами, не останавливаясь ни на чем, ища лишь новые факты, которые можно было запомнить. И имя «Барти Крауч» меня сначала не останавливает, ибо про него я уже прочитала немало. Но потом я спотыкаюсь и возвращаюсь глазами назад. Контекст какой-то не такой. Как понять, что против Барти Крауча четких улик нет, но он, несомненно, виновен?

— Рина, — опять взываю я о помощи, — я не поняла, при чем тут Барти Крауч?

— Это другой Барти Крауч. Это его сын.

— Сын? Ты хочешь сказать, сын Барти Крауча был вместе с нашими родителями?..

Мне становится смешно. Но это какой-то неправильный смех. Невеселый.

— Его тоже посадили в Азкабан. И он там очень быстро умер.

Вот как. Крауч спятил, честное слово. Интересно, чем он довел сына, что тот переметнулся на противоположную сторону?

Хотя если он додумался до применения непростительных заклятий... Интересно, он их лично применял? Почему-то мне кажется, что да. Не ко всем, конечно. Но к таким, как выражается газета, «закоренелым преступникам», как Лестранжи — скорее всего.

— Сволочь этот Крауч, — говорю я. — И он еще смеет приезжать в Хогвартс!

— Ну так он начальник департамента международного сотрудничества, ему по должности положено.

— Мало ли что ему положено, — сквозь зубы говорю я. — Ненавижу! Убила бы, не задумываясь! Стой, — спохватываюсь я, — он же приедет на первый тур!

— Ты его убивать собираешься? В Азкабан захотела?

Нет, в Азкабан я не хочу. Мама с папой мне явно там не обрадуются.

— А если сделать так, чтобы он долго мучался, но не умер? И чтобы нас не поймали?

Рина задумывается.

— Есть сколько угодно зелий... Но ты ему зелье в еду не подольешь!

— А заклятием никак?

— Наверно можно. Но сложнее...

Я улыбаюсь. Ничего, для нас нет никаких сложностей.

Встаю и иду мимо книжных полок. Рина уже объяснила, где здесь что находится, и в хогвартской библиотеке я ориентируюсь достаточно свободно.

— Сейчас что-нибудь найдем, — говорю я, кладя на стол книгу «Тысяча и одно проклятье».

У меня не было никакого желания возвращаться в карету вечером, да и вообще когда-нибудь. Но за ужином ко мне подошла Камилла и, игнорируя пристально смотрящих на нее Рину и Драко, спросила, приду ли я сегодня к ним ночевать. Это было похоже на вызов, а отказ был похож на трусость, поэтому я уверенно сказала, что приду.

Когда я постоянно была с ними, меня считали чужой. А теперь, стоило отдалиться, так я срочно понадобилась. Интересно, зачем?

Рина проводила меня почти до самой кареты, причем мы сделали порядочный крюк, прежде чем до нее добрались.

— Ты в порядке? — спросила она, когда мы подошли к карете и ходить кругами дальше уже не было ни времени, ни сил.

— Конечно! — безмятежно ответила я.

Действительно, я чувствовала себя гораздо лучше, чем вчера вечером. Во-первых, сказанное Нарциссой и найденное в газетах уже уложилось в голове. Во-вторых, мы нашли замечательное проклятье — осталось только дождаться вторника, чтобы испробовать его на Крауче.

Ну почему первый тур во вторник? Не могли в среду сделать? Тогда бы урок по Защите пропал. А во вторник после обеда у нас ничего нет.

В спальню я вошла почти веселая, подошла к своей кровати и поставила на нее сумку. Надо разобрать вещи и убрать те книжки, что не понадобятся завтра. И вообще, наверное, пора потихоньку перетаскивать вещи в слизеринскую спальню, чтобы постепенно переселиться туда окончательно.

— Розье, — окликнули меня. Я даже не сразу сообразила, кто — Виолетта или Эсмеральда. Кажется, все-таки Виолетта.

— Что тебе, Бланшфор? — в моем ответе явно читалось: «А не пошла бы ты». А при желании можно было и угадать маршрут, по которому Виолетте предстоит пойти.

— Поговорить с тобой хотим, — сказала Эсмеральда тоном, не предвещающим ничего хорошего.

— Говорите между собой, — парировала я, укладывая книги в тумбочку. — Вас тут много, до утра как раз наговоритесь.

Флер сидит на своей кровати и в разговор не вмешивается. Цвет ее лица можно сравнить с цветом ее волос. Вчера она и то была веселее. Еще бы — первый тур уже послезавтра.

Хорошо, что чемпионом выбрали не меня. Я бы не выдержала двойной нагрузки. Да и на Крауча сил бы уже не осталось.

— Ты совсем про нас забыла, — произнесла Мануэлла, растягивая слова, — забыла, что мы должны быть все вместе...

— Я вам ничего не должна! — отрезала я.

— Какие мы гордые! — усмехнулась Эсмеральда. — А что у тебя с Уилкс? Ты отчаялась добиться взаимности мальчиков и решила перекинуться на девочек?

Виолетта и Мануэлла захихикали.

— А у тебя с Делакур что? — ответила я вопросом на вопрос. — Или ты у нас с мальчиками, девочками и со всем, что движется? Говорят, Хагрид новых огнедышащих тварей вывел, с ними не пробовала? Ты же любишь экзотику!

Всю злость на Крауча и Хмури, что накопилась во мне за последний день, я была готова обрушить на Эсмеральду. Пусть она совершенно ни при чем! А может, как раз и при чем — она первая сказала, что мои родители были темными магами! Значит, знала. И молчала.

— Не трогай Флер!

— А зачем мне ее трогать? Я любовью к нелюдям не страдаю.

Эсмеральда чуть не подавилась от моих слов. Собиралась что-то сказать, открыла рот и тут же его закрыла. Раньше я никогда прямо не говорила «нелюдь», тем более что Флер вейла только на четверть. Но сегодня я разозлилась и способна сказать и не такое.

Флер не выдержала. Поднялась с кровати и встала рядом с Эсмеральдой. Я ожидала, что она сейчас скажет все, что обо мне думает, и приготовилась к отпору.

Но дальше случилось странное. Флер что-то произнесла нараспев, я даже не поняла что, подумала, что какое-то заклинание и хотела потянуться за палочкой... но тут же об этом забыла. Все вокруг обволокло каким-то туманом, в этом тумане звучал голос Флер и ярко сияли ее светлые волосы... и больше я ничего не помнила.

Как сквозь сон до меня доносились голоса.

— Смотри, получилось!

— Думаешь, и с драконом то же выйдет? Он же огромный!

— Колючка по вредности дракону не уступает.

— Зато по весу уступает!

— Ничего, от веса оно не зависит!

— Она жива вообще?

— Да что с ней сделается! До утра поспит — и все.

Диалог я слышала, но ничего из него не понимала. И не могла не то что встать и дать Флер по морде, но даже и подумать об этом.

Утром меня растолкала Камилла.

— Вставай, мы опаздываем на завтрак.

Я встала, обнаружила на полу свою полупустую сумку и осознала, что не помню, как я ложилась спать. И даже не расплела косу перед сном, а расчесываться и заплетать ее заново было уже некогда.

— Что случилось? — требовательно спросила я.

— Ничего, — ответила Камилла, глядя на меня честными глазами.

Так я ей и поверила!

Флер со мной явно что-то сделала. Но что? Как я ни добивалась от Камиллы ответа, она хранила упорное молчание.

На завтрак мы пришли последними. Рина, увидев меня, вскочила из-за стола и бросилась ко мне:

— Куда ты пропала! Я чуть с ума не сошла!

— Никуда я не пропала, — пожала плечами я, — просто чуть не проспала.

Я бросила взгляд на равенкловский стол, где Флер с компанией уже кончали завтракать. Флер явно повеселела по сравнению со вчерашним днем. А я никак не могла понять, что же случилось вчера вечером. И случилось ли вообще чего-нибудь, или я просто легла, не раздеваясь, а все остальное мне приснилось.

После трансфигурации мы с Риной зашли в пустой класс, и там я рассказала, что было вечером. Точнее — что никак не могу понять, было что-то вечером или не было.

— Может, она тебя заколдовала?

— Без палочки?

— Так она же вейла!

— На четверть.

— Ну и что? У вейл способности передаются по женской линии!

— Я же говорю — нелюдь! — с чувством произнесла я.

— Сегодня ты ночуешь у нас! — подвела итог Рина.

Я была не против. Мадам Максим я ничего говорить не стала. Завтра первый тур, ей не до меня.

Вечером в гостиной Драко долго распространялся на тему того, как завтра Поттер опозорится перед всей школой. Честно говоря, я даже и не полагала, что эту мысль можно развить в получасовую речь. Не то что я не нашла бы столько слов, но столько бессмысленных слов подряд я произнести не могу. Просто потому, что они бессмысленные.

Да, послал Мерлин родственничка. В другой день я бы ему задала, но сегодня у меня не было на это настроения. Меня тоже заботил завтрашний день. Только сам первый тур меня не волновал совсем. Наверное, единственную во всей школе.

Утром к Драко Малфою прилетел обычный филин из дома с пакетиком сладостей. Зачем ему эти сладости, не понимаю — у нас и так всего достаточно. После того как Драко забрал свой пакет, филин подлетел ко мне. Я удивилась, но конверт от лапки отвязала. Мне от тети Нарциссы. Письмо и колдография.

Письмо я и читать не стала, только глазами пробежала. То, что и следовало ожидать, — призывает быть осторожной. Это она зря. Если бы хотела от меня осторожности, не присылала бы мне эту колдографию.

— Рина, смотри, — говорю я.

Если я это Рине не покажу, то точно расплачусь. Колдография датирована летом семьдесят девятого года, и на ней изображена семья Лестранжей в полном составе. Мама держит меня на руках и улыбается, а я сосредоточенно изучаю мамины бусы. Папа изо всех сил хранит серьезный вид, но видно, что и он вот-вот улыбнется.

— Как на тебя похожа! — восклицает Рина.

— А я на себя похожа?

— Похожа! Такая же наглая!

Мы смеемся. Драко на нас оглядывается — ему безумно интересно, что мне написала его мама, — но не подходит. Впрочем, он эту колдографию мог и видеть. Он же меня как-то узнал!

— Как живые... — говорю я.

Рина кивает. Она понимает, что я хотела сказать. Вот уже пятнадцать лет прошло с тех пор, и на колдографии маленькая Бетти до сих пор сидит у мамы на руках и теребит мамины бусы. И будет их теребить еще пятнадцать лет. Или двадцать. Или сто. В то время как ее мама и папа медленно умирают в тюремных камерах.

Во Франции, между прочим, ничего похожего на Азкабан нет. Есть крепость на одном маленьком острове в Средиземном море, но там нет дементоров. И жизнь вполне сносная. Эсмеральда как-то рассказывала. Не знаю, откуда она знает, — видимо, ей говорил кто-то. У нее совершенно неожиданный набор знакомств.

Ненавижу Крауча! Хмури тоже ненавижу. Только Хмури мне сейчас не достать, хотя это было бы и удобнее — я не только часто с ним вижусь, но и наедине остаюсь. Но он мне не даст даже палочку вытащить, а магией вейл я не владею. И не овладею, даже если Флер захочет меня научить, — для этого надо иметь кровь вейлы.

Я усмехнулась — ну надо же, я уже жалею, что во мне нет крови нелюдей!

Ничего, я до него и традиционной магией как-нибудь доберусь. А сейчас на очереди — Крауч. С ним сложнее, потому что близко к нему не подойдешь. Но и проще — он, в отличие от Хмури, нападения не ждет.

А может, Хмури его предупредил?

— Рина, — шепчу я, — у Хмури с Краучем какие отношения?

— На открытии Турнира они не разговаривали. А что — ты боишься, что Хмури догадался и Краучу скажет? Крауч ему не поверит, все ведь знают, что Хмури — параноик.

Будем надеяться, что не поверит. Будем надеяться, что Крауч вообще приедет. За завтраком его нет. Впрочем, и Бэгмена нет. Наверное, прибудут к началу состязаний. А мы даже не знаем, где это будет проходить и как, будет ли возможность оказаться близко от Крауча.

Время тянулось невыносимо медленно. Стрелки часов, казалось, застыли на месте. Уроки никак не хотели кончаться. Нумерология, потом заклинания... Я половины не понимала из того, что слышала, и даже возникло желание, подобно Флер, сказать профессору Вектор, что я плохо знаю английский.

Вот мы будем хороши, если нас поймают и посадят в Азкабан!

Нет, так нельзя. Нельзя думать, что сорвется. Иначе на самом деле сорвется.

Во-первых, нас не поймают.

Во-вторых, даже если и поймают, ни в какой Азкабан не посадят. Мы же не собираемся применять к мистеру Краучу непростительные заклятья! Всего лишь маленькая детская шалость, за которую в худшем случае заставят две недели мыть полы в коридорах. Зато Крауч эти две недели проведет, не выходя из туалета.

Скорее всего, никто и не догадается. Подумают — съел что-нибудь не то.

На обеде у меня кусок в горло не лез. Кое-как похлебала суп и запила тыквенным соком. Крауча не было. Один Хмури никуда не делся и то и дело на меня посматривал.

А у меня на лице все написано! Как бы этот старый хрыч все не испортил!

Из-за нашего стола поднялся Крам и направился к выходу. Флер тоже поднялась, бледная и взволнованная. Последним из зала вышел Поттер. Ну наконец-то! Еще пара минут — и мы пойдем.

А Крауча все нет. Наверное, уже на месте. Знать бы еще, на каком.

— Внимание! — говорит Дамблдор. Вроде и негромко, но слышат его все. — Первый тур начнется через десять минут. Идите за деканами своих факультетов.

Разумеется, все факультеты смешались, и образовалась большая беспорядочная толпа. Но мы с Риной протолкались к Снейпу и пошли вслед за ним. Ничего подозрительного — сказали следовать за деканами, вот мы и следуем. А к тому, что я вот уже три недели со Слизерином, а не с Бобатоном, все уже успели привыкнуть.

Снейп как-то странно на меня посмотрел, но ничего не сказал и целеустремленно пошел дальше, туда же, куда и все — вдоль опушки Запретного Леса.

— Рина, — сказала я, стараясь не отставать от слизеринского декана, — а Снейп маму знал?

— Мог знать. Он ведь тоже состоял в организации.

Интересно, а почему тогда он преподает в Хогвартсе, а не сидит в Азкабане?

Впрочем, пусть делает, что хочет. Рина говорила, он неплохой декан. Строгий, но справедливый. И мне, опять-таки, ни слова не сказал по поводу того, что я постоянно торчу в слизеринской гостиной. Не то что Хмури, который, встретив меня как-то в подземелье, с подозрением спросил, что я здесь делаю. На мой стандартный ответ, что укрепляю международные связи, он заметил, что я их не с теми укрепляю. Он что, думал, что я с Поттером подружусь?

Держась возле Снейпа, мы рассчитывали быть поближе к судьям. Наши надежды не оправдались — судейская трибуна находилась на другом конце стадиона, на вышке, обтянутой золотой тканью. Не достанем. Да еще и Хмури появился из ниоткуда и сел сзади. И в довершение ко всему рядом со Снейпом и с нами устроился Драко. И тут же заговорил о том, как сейчас дрожит Поттер, узнав, с чем ему придется иметь дело. А я, поспешая за Снейпом и выискивая взглядом Крауча, не озаботилась выяснить, что же за зрелище нам приготовили.

— Неужели ты не видела! — Драко аж подпрыгивает на месте. — Драконы! Четыре штуки. Такие громадные! Спорим — Поттер уже обделался!

— Я тебе сейчас как дам, — мрачно говорю я, — сам обделаешься.

— Если ты мне кузина, это не значит, что мною можно командовать!

Идиот! При Снейпе! При Хмури! При полных трибунах! Ну ладно, народ шумит так, что самих себя не слышит, но Снейп-то рядом сидит!

Съездить бы ему по морде со всего размаху, но не могу. Из-за Снейпа. И из-за Хмури.

Беру его за руку, разворачиваю лицом к себе и размеренно говорю:

— Тебя в детстве, видать, мало пороли. Мне исправить этот недостаток?

Кузен что-то пищит и пытается вырваться. Это он зря. По морде я его ударить не могу, а вот сжать руку так, чтобы он всю мою злость почувствовал — это запросто.

Снейп улыбается или мне показалось?

— Хорошо, — заключаю я, полюбовавшись на покрасневшую физиономию Драко, — посмотрю, как ты себя будешь вести.

Драко бормочет что-то неразборчивое, но в этот момент появляется Бэгмен и объявляет о начале первого тура.

Мне в настоящий момент глубоко наплевать на всех драконов и всех чемпионов на свете, поэтому за попытками Диггори подойти к дракону я наблюдаю рассеянно и пропускаю их мимо сознания.

Будем считать, что слово «кузина» было произнесено в переносном смысле и означает оно родственницу вообще. А раз моя фамилия Розье, то мы с Драко определенно какие-то родственники. Зову же я Аннет кузиной.

А мое сходство с мамой? Хмури его заметил точно, Снейп — возможно. Хмури, наверное, уже знает. То-то он мне на той неделе о Лестранжах рассказывал! Проверял мою реакцию. А теперь он, похоже, знает, что я знаю.

А вот Снейп... А чем мне опасен Снейп? Пусть его Поттер боится. Драко рассказывал, как Снейп третирует Поттера на каждом уроке. Так же как меня Хмури. Ну, Хмури когда-нибудь от меня получит. Получит ли Снейп от Поттера, не знаю, и у меня нет ни малейшего желания ни помогать, ни мешать этому.

Интересно, а я смогла бы подойти к дракону? Не знаю. В моей голове вертится столько всего одновременно, что дракон в нее просто не влезет. Если хорошо подумать... Но лучше подумать о том, как подобраться поближе к Краучу. Можно считать его пятым драконом, а меня — очередным участником Турнира. С той разницей, что за Крауча мне очки не начислят, а наоборот, снимут. И не с меня, а с Рины, поэтому ей рисковать вообще не следует.

Я наклоняюсь к Рине и шепчу ей о Крауче и драконах. Она смеется. И в этот момент трибуны взрываются оглушительным ревом — Седрик схватил золотое яйцо.

Следующая — Флер. Это я не пропущу. Интересно, что она сможет против дракона-то! Это не на меня наскакивать при поддержке Эсмеральды. Впрочем, у нее и со мной обычно не выходило, позавчерашний случай — исключение. Если он был, конечно, этот случай.

Флер вошла в загон с высоко поднятой головой. При этом вся дрожала и вид имела бледный. Я усмехнулась, сложила руки на коленях и принялась наблюдать.

Она сделала несколько шагов, посмотрела на оскалившего клыки дракона, подняла палочку и начала что-то нараспев произносить. У меня вдруг возникло впечатление, что я нахожусь не сейчас и не здесь, а в нашей спальне в карете, и стою перед Флер, а она что-то нараспев произносит и я засыпаю...

— Бетти! Что с тобой! — голос Рины выводит меня из оцепенения. — Смотри — она его, кажется, усыпила!

— Дракона одному волшебнику усыпить невозможно, — машинально говорю я.

Волшебнику невозможно. А вейле?

И тут до меня доходит. Ничего мне не приснилось. Это Флер тренировалась на мне. Узнала как-то про драконов и решила испробовать на мне свою магию. Теперь я начала припоминать — сквозь сон я ведь слышала что-то о драконах!

Я тут же пересказываю догадку Рине. И добавляю:

— Врезать бы ей хорошенько!

— Давай сначала с Краучем разберемся. А потом подумаем про Флер.

Да, Рина у нас голос разума. Иногда даже разум зашкаливает.

Вновь перевожу взгляд вниз. Кажется, нам не надо ничего делать с Флер — из пасти дракона вырывается язычок пламени и юбка на Флер загорается. Я не выдерживаю и начинаю громко аплодировать. Правда, Флер тут же тушит огонь и получается, что аплодирую я не ее поражению, а победе. Поскольку яйцо она забирает, подойдя к треугольной кладке легким шагом, прямо как к кавалеру на балу.

Смотрю на оценки. Семь, восемь, девять... Неплохо.

Все-таки справилась. А как мы надеялись, что она провалится и мы ее засмеем!

После Флер я расслабляюсь и на Крама смотрю вполглаза. Крам действует напролом, засветив дракону каким-то заклятием по глазам. Ну и дурак. Какой же дракон такое потерпит! При всей своей нелюбви к Флер приходится признать, что она обошлась со своим драконом наиболее гуманно. Интересно, что придумает Поттер?

Поттер призвал откуда-то свою метлу и изобразил матч по квиддичу с венгерской хвосторогой. Зрелище было, без сомненья, замечательное. А если смотреть еще и на лицо Драко — то целых два зрелища, друг другу не уступающих. Под конец я только на Драко и смотрела. Когда хвосторога задела Гарри хвостом, Драко захлопал в ладоши точь-в-точь как я. Я засмеялась.

Но Гарри, в отличие от Флер, на Драко не тренировался. Чем же мой кузен так недоволен?

Через несколько минут все было кончено, и зрители вздохнули с облегчением. Все, кроме нас с Риной. К нашему счастью, Хмури сорвался с места и побежал поздравлять Гарри.

— Выходим первыми и ждем судей? — спрашиваю я.

— Чтобы Хмури спросил — зачем вы здесь стоите?

— Как зачем? Ждем Флер, чтобы поздравить!

— Скажешь, Хмури не знает, в каких вы с Флер отношениях?

— Откуда ему знать? А что — последними идти?

— Ладно, пойдем первыми, но не совсем. Чтобы вертеться в толпе и постепенно приблизиться к Краучу.

— Надо его вперед пропустить! И насылать заклятье буду я!

— Почему ты?

— А потому что с Бобатона баллы не снимают!

Кстати, о баллах — судьи наконец-то выносят свое решение. Поттер получает сорок очков, как и Крам. Флер с Седриком позади. Хоть это хорошо.

Расходились, как я и предполагала, медленно. Множество народу стремились поздравить чемпионов прямо сейчас, не отходя от загона, и из-за этого остаться на месте, не вызывая никаких подозрений, было проще простого. Хотя мы никого поздравлять и не собирались.

Наконец мы увидели идущего вдоль купы деревьев Крауча. Он аккуратно обошел толпу и направился к замку. Я осторожно двинулась за ним, а Рина страховала меня со спины. Когда я приблизилась к бывшему главе департамента магического правопорядка на три шага, я достала палочку и приготовилась произнести заклинание.

И тут меня грубо схватили за руку.

— Что вы делаете, мисс Розье?

Какая мантикора принесла этого Хмури!

— Ничего, — с нахальной улыбкой ответила я, — возвращаюсь в школу.

— С палочкой наизготове?

— А вдруг дракон вырвется? — с той же улыбкой произношу я.

— Прекратите шутить, мисс Розье! — рявкает Хмури. — Кого вы собрались проклясть?

— Не скажу, — еще наглее улыбаюсь я. — Можете хоть все непростительные заклятья ко мне применять — все равно не скажу.

Кажется, его проняло. Он вздрагивает и вертит своим волшебным глазом во все стороны.

— Вы получите еще одно наказание, мисс Розье!

— Да хоть десять, — меланхолично говорю я, ища глазами Рину. Куда она девалась? Только что стояла за мной, но Хмури меня развернул, значит, она должна быть передо мной. А ее нет. Жаль, у меня нет волшебного глаза и я не могу заглянуть себе за спину.

— Можно и десять, мне не жалко, — неожиданно легко соглашается Хмури. — Идемте в школу.

До замка плетемся с неимоверно низкой скоростью, ибо Хмури меня от себя не отпускает. Рины не видно, и я начинаю волноваться. Едва мы входим в холл, я вырываюсь из рук Хмури, говорю ему что-то неразборчивое и несусь в слизеринскую гостиную.

Только я вхожу в проем в стене, как Рина бросается мне на шею.

— Все в порядке?

— Все, а что может случиться? Хмури мне наказание назначил, но это не страшно. Наказанием больше, наказанием меньше... А ты куда пропала?

— А я его достала! — радостно смеется Рина. — С двух шагов! Пока Хмури с тобой говорил, я побежала вперед и достала Крауча!

— Молодец! — с чувством говорю я. Мне даже не обидно, что я не сделала этого сама. Главное — оно сделано!

— И мистер Крауч на своем опыте познает уют хогвартских туалетов! — сквозь смех говорит Рина.

— В течение двух недель, — добавляю я. — Раньше он не вылезет.

— К Рождеству вылезет. А на Рождество что-нибудь посерьезней придумаем, — добавляет Рина, и мы снова весело смеемся.

Мы победили в сегодняшнем Турнире. Несмотря на то, что официально в нем не участвовали.

Полночи с субботы на воскресенье я провел в мечтах. Представлял, как было бы хорошо, если бы не было необходимости таиться и скрываться под чужой личиной. Как бы я поговорил с Бетти и Айрин, как бы мы вместе пошли в «Три метлы», а потом на прогулку по Хогсмиду, а потом мы бы с Бетти нашли какое-нибудь уютное место и остались вдвоем... Я был уверен, что меня, такого, как я есть, примут и Бетти и Айрин. Айрин мне все-таки родня. Хотя ее отца я знал плохо. В детстве я мало общался с Тедом — мешала разница в возрасте, а потом видел его всего пару раз у Беллы. Вряд ли я смог бы рассказать Айрин многое о Теде. Но, думаю, ей и без меня про него рассказали.

Замечтавшись, я сам не заметил, как уснул. А наутро меня захватили мысли более практические. Во-первых, как дела у Поттера, а во-вторых, что думает Бетти после вчерашней встречи?

Поттер прибежал в Большой зал к концу завтрака, есть ничего не стал, дождался, пока поест Грейнджер, и вместе с ней убежал на улицу. Понятно, у кого же еще ему спрашивать совета.

Бетти пришла на завтрак вместе с Айрин, выглядела утомленной и почти не разговаривала. Только огрызнулась на Малфоя, когда тот в очередной раз принялся громко разглагольствовать. А после завтрака они с Айрин неспешно удалились.

Через пару часов я решил заглянуть в библиотеку. Там обнаружились обе неразлучные парочки. Гарри и Гермиона обложились стопкой книг о драконах, девчонка открывала очередную книгу и зачитывала имеющиеся в ней заклинания, а мальчик уныло качал головой. Не умеет сегодняшнее поколение работать с книгами. Не учат их этому в Хогвартсе. Меня тоже толком никто не учил, я сам научился. Мог найти все, что угодно, в кратчайшие сроки. Даже тот древний обряд, который поможет Темному Лорду вернуть тело, знал. Еще до Азкабана. И в первом разговоре с Темным Лордом, пришедшим ночью в наш дом, об этом обряде вспомнил. До того как он мне сам сказал, что ему от меня нужно.

Если бы только этот Поттер не был таким тупицей!

Бетти и Айрин сидели над подшивкой старых газет. Бетти, не отрываясь, смотрела на колдографию Беллы. В глазах девочки стояли слезы, а подруга обняла ее за плечи.

Та же самая выдранная из газетного листа колдография лежит у меня в кабинете. Ни одного изображения Беллы в нашем доме не сохранилось, пришлось рвать газету.

Бетти посмотрела на меня очень злобным взглядом. Поттер меня и не заметил.

Я поговорил немного с мадам Пинс, взял приготовленные для меня книги и вышел из библиотеки.

Ночь с воскресенье на понедельник я спал плохо. Представлялись всякие ужасы — то я не успеваю вовремя выпить оборотное зелье, а в это время входит Дамблдор, то Поттер заваливает первое задание, то Бетти пытается наслать на кого-нибудь проклятье и попадается при этом. Или же поведение моего отца кажется Дамблдору подозрительным, он снимает с отца Империо и тот все рассказывает. Или же я сам проговариваюсь перед Бетти, а потом ее ловит Дамблдор и заставляет все рассказать...

Интересно, как там Бетти? Не задохнется ли она под шквалом сведений, обрушившихся на ее голову? Сумеет ли она понять и принять тот мир, где жили ее родители и где живу я? И что она будет делать после этого? То, что неутомимая энергия девочки потребует выхода, я не сомневался.

В понедельник она прибежала на завтрак последней. Растрепанная и взволнованная. Поттер тоже был взволнован.

А мне что — разорваться?

Разрываться я не стал. Поттер сейчас важнее. Бетти никуда не денется. У меня было предчувствие, что до начала первого тура она ничего не сделает. А там я ее остановлю. Поттера же надо ловить сейчас и выяснить, готов ли он к испытанию. Я чувствовал, что не готов.

Разумеется, он понятия не имел, что будет делать с драконом. Зато успел предупредить Диггори. Гриффиндорское благородство, будь оно неладно!

Я сделал Поттеру такой намек, который понял бы и хаффлпафский первокурсник. Со способностью соображать у Поттера обычно плохо, но сейчас сообразил даже он. Под конец нашего разговора точно сообразил.

Бетти тоже, кажется, что-то сообразила. В понедельник вечером вид у нее был довольный и радостный. Поттер в Большом зале вообще не появился, и Грейнджер тоже. Тренируются, наверное. Вот и хорошо.

Больше ничего с Поттером я сделать не мог — все зависело от него. Будем надеяться, он меня не подведет.

А вот надеяться на Бетти не следовало. Чем дольше я на нее смотрел, тем больше ее вид мне не нравился. Нарвется ведь! Она уже почти месяц только и делает, что нарывается. А я могу ее защитить только тем, что сам же и наказываю.

К загону с драконами я вышел первым. Поскольку шел я медленно, самые торопливые ученики успели меня обогнать. Бетти и Айрин шли рядом со Снейпом и вид имели заговорщицкий. Они, случаем, не Снейпа проклинать собираются? Три четверти школы им за это благодарны будут!

Нет, вряд ли все-таки Снейпа.

Я постарался устроиться поблизости от них, и мне это удалось. Хорошая компания — Снейп, Малфой, две неразлучных подружки и я сзади них. Всем четверым мое соседство явно не нравилось. Девчонки посматривали на судейскую трибуну и перешептывались.

Они что, моего отца собрались проклинать?

Скорее всего.

В восьмидесятом году можно было получить полгода Азкабана всего лишь за фразу: «Этот Крауч совсем зарвался!», а за брошенное сквозь зубы «Чтобы ты сдох!» светило до пяти лет. Сейчас девяносто четвертый, и Крауч всего лишь начальник департамента международного магического сотрудничества. Но это не значит, что нападение на него пройдет безнаказанно. В Азкабан, может, и не посадят, если у девочек хватит ума не применять непростительные, а вот из школы вылететь можно.

Сейчас они Крауча не достанут, поэтому можно сидеть спокойно. А вот после окончания соревнований — держать ухо востро.

Отца мне было нисколько не жаль. Но он нам нужен. Живым и желательно невредимым. Чтобы не вызывал подозрений. Я бы сам его с удовольствием заклял, например какой-нибудь сыпью по всему телу. Но что в Министерстве подумают?

Пока чемпионы сражались со своими драконами, Бетти то ерзала на месте, то пристально смотрела на судейскую вышку, то перешептывалась о чем-то с Айрин. А когда на Флер от дыхания дракона загорелась одежда, Бетти зааплодировала. Я не удержался от улыбки.

Ну почему я не могу сейчас сидеть рядом с ней и беззаботно болтать, подобно Айрин?

А все из-за моего отца, будь он неладен! Если бы он не засадил меня в Азкабан... Или хотя бы дал не пожизненное.

Нет, нельзя об этом думать.

Лучше пойти поздравить Поттера, который уже завладел золотым яйцом. Не могу не признать, что зрелище было красивое. Поттер летает не хуже Крама. Мог бы стать хорошим игроком в квиддич.

Не станет. Никем не станет.

Я спустился вниз и подошел к Поттеру. Оставить Бетти я не боялся. Все равно отец пойдет с другой стороны, и девчонки должны его дождаться. Тут-то я их и заловлю.

Скрываться девочки не умели. На их лицах большими буквами было написано «Мы идем делать гадость!». Правда, не было написано — кому. Может, дернувшему вчера за косичку однокласснику. Или Драко Малфою, который во всеуслышание назвал Бетти кузиной. Я-то и так знаю, а вот Снейп... Хотя Снейп тоже мог догадаться, он не дурак.

Я схватил ее за руку, едва она достала палочку. Меня они вовремя не заметили, потому что я спрятался за спинами шестикурсников-равенкловцев.

— Что вы делаете, мисс Розье?

«Какая мантикора тебя принесла?» — прочитал я в ее глазах.

Да, именно мантикора. Можешь считать так, девочка. Ты играешь во взрослые игры, не зная, что это такое. И тебя надо защищать от самой себя. Но ты сама этого не дашь — слишком гордая. Ты хоть подумала, кому и за что собираешься мстить? И как мстить?

Дабы Бетти не побежала вперед, чтобы догнать Крауча-старшего, я взял ее за руку и до замка мы дошли вместе. Да, Барти, мечтал пройтись с ней под ручку? Вот и прошелся. Можешь наслаждаться моментом, пока Хмури не мешает.

Только войдя с Бетти в холл, я сообразил, что нет Айрин. Она пропала в тот момент, когда я схватил Бетти за руку. Плохо. Надо уметь контролировать сразу двоих. И если бы эти двое не были Бетти с Айрин, я бы ни одну не упустил из виду.

Может, Айрин просто убежала от меня подальше?

Оказалось, нет. Придя в учительскую, я узнал, что мистеру Краучу стало плохо, у него случилось расстройство желудка и он быстро отбыл к себе домой. И на праздничный ужин, посвященный завершению первого тура, не придет.

Неужели Айрин сама это сделала? Или случайность?

Да нет, вряд ли. Отец ведь и не ел ничего в Хогвартсе.

Молодцы, девочки! Я бы так не смог.

Но этим выходкам надо положить конец. Пока что они не опасны для меня, но могут стать опасными для них. Надо остановить раньше. Для их же блага.

Хмури тоже считает, что пора. И что это надо было сделать раньше. Но раз раньше не получилось, придется сейчас.

Пока они еще кого-нибудь не прокляли. Меня, например.

7

Когда мы с Риной направлялись в школу вслед за Краучем, за нами и впереди нас шла целая толпа. Но эта толпа как-то незаметно рассосалась, а частью даже повернула назад, так что некоторое время мы были в гостиной одни. Только минут через пятнадцать стена отъехала в сторону, и вошел Малфой с одноклассниками.

Драко во весь голос поносил Поттера и жалел, что тот не свалился с метлы. Мерлин, как мне это надоело! Ведь красиво было и правильно, что после драки кулаками махать? Чужие победы надо уметь признавать, иначе не видать тебе своих собственных!

— Драко, — спокойно и по-деловому произношу я, — подойди сюда.

— Зачем? — подозрительно смотрит он на меня, но подходит.

Я встаю с кресла и с размаха бью его по морде.

Какое наслаждение сделать то, о чем мечтала уже две недели!

— Ты чего? — испуганно вскрикивает Драко.

— А не надо языком трепать где ни попадя, — все так же по-деловому говорю я.

Его друзья, разумеется, не выдерживают такого насилия над одноклассником и бросаются ко мне. Я их останавливаю взмахом руки:

— Драко в детстве родители мало били. Я на правах кузины исправляю этот недостаток. Вопросы есть?

— А тебя в детстве родители били? — спрашивает Гойл.

Ну идиот! Откуда вообще такие берутся?

— Мои родители, Грегори, — очень холодным тоном говорю я, — уже почти тринадцать лет сидят в Азкабане и не имеют возможности меня воспитывать. Еще вопросы есть?

В гостиной становится тихо. Так тихо, что слышно хлопанье ресниц Пэнси Паркинсон. Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп-хлоп... Гойл паническим взглядом смотрит на Крэбба, тот на Малфоя. Малфой медленно краснеет и начинает хлопать ресницами в такт Пэнси.

Я с ума скоро сойду с такими родичами. Хотя нет — с Риной не сойду. Она не даст.

Первым молчание нарушает Нотт:

— А почему тогда твоя фамилия Розье?

— Потому что Розье — наши дальние родственники, у которых я жила. Или ты думаешь, меня во Францию отдыхать отправили?

Ребята медленно обдумывают сказанное. Даю им минуту, после чего добавляю:

— Информация о моем происхождении не должна выйти за пределы этой гостиной. Прежде всего это касается тебя, Драко.

— Думаешь, Хмури не догадался? — возражает Драко.

— Догадаться и знать — это разные вещи, — вступает в разговор Рина. — Скажешь, мы с тобой сразу все поняли?

Отмечаю мысленно это «мы с тобой». Впрочем, мы с Риной об этом уже говорили и обижаться тут нечего. Они решили мне сразу не сообщать. Якобы мне так было бы легче. Наверное, так и так было бы тяжело.

Вот почему Драко не пришлось ни от кого прятать?

— А ты после школы во Францию вернешься или здесь останешься? — спрашивает Пэнси.

— До окончания школы еще дожить надо, — отвечаю я. — А с таким братцем, как Драко...

— А что я?

— Языком меньше болтай налево и направо!

В этот момент стена снова отъезжает в сторону, и в гостиную вваливается взъерошенный первокурсник.

— А вы знаете, что Крауч заболел! — выпаливает он в пространство.

— Как заболел? — спрашивает Рина.

— А я не знаю, у него живот схватило, и он как побежал!..

Первокурсник окидывает всех нас восторженным взглядом и убегает обратно в проем, который еще не успел закрыться.

Мы с Риной заходимся в хохоте.

— Что вы смеетесь? — подозрительно спрашивает Драко.

— Ваша работа? — уточняет Нотт.

Мы не можем ответить. Мы заняты — мы хохочем.

Вот что странно — никогда хохотушкой не была. Наоборот — всегда была предельно серьезной. Мне девчонки постоянно говорили: «Розье, ну что ты, как на похоронах!». И если у меня при этом было мрачное настроение, я еще и отвечала: «Да, на похоронах, потому что я в гробу вас всех видала». А здесь, в Хогвартсе, мы с Риной только и делаем, что хохочем по поводу и без повода. Я в субботу вечером думала, что не смогу больше смеяться, — так нет, продолжаем веселиться, как миленькие. Рина, кстати, тоже раньше всегда была серьезной. Мы друг друга испортили, не иначе.

Все еще продолжая смеяться, мы поднимаемся с кресел и идем к лестнице, ведущей к спальням. И только сев рядышком на кровать Рины, успокаиваемся.

— Что бы нам такое с Флер сотворить? — вслух размышляю я. — То же, что и с Краучем?

— Ты что! Нельзя повторяться, догадаются. У меня поинтересней кое-что есть. Она косметикой пользуется?

— Не то слово! У нее просто тонны всяких кремов, помад и теней для век!

Рина лезет в чемодан и, порывшись там, достает маленькую скляночку, наполненную каким-то серым порошком.

— Держи. Сможешь ей в какой-нибудь крем насыпать?

— Да запросто! А что это?

— Ты насыпь, а на следующий день она будет очень красивого синего цвета.

Я захлопала в ладоши.

— Откуда у тебя такая прелесть?

— Да я еще летом сделала, хотела Хмури куда-нибудь подсыпать. Но к нему близко не подойдешь.

Ай да тихая Рина! Ничего, до Хмури мы тоже доберемся.

— Сегодня и сделаю, — радостно говорю я. — Пока все в Большом зале. Мне как раз надо носки чистые взять и книжки на завтра.

— Когда ты совсем сюда переберешься?

— А я постепенно. К Рождеству и переберусь окончательно, — говорю я.

И мы снова смеемся.

Утром в среду я забежала в карету за специально забытым рефератом по защите, чтобы полюбоваться плодами рук своих. Плоды были просто великолепны — Эсмеральда и Виолетта сидели на кровати рядом с рыдающей Флер, лицо которой было нежно-голубого цвета. Между прочим, ей так даже идет. С цветом волос хорошо сочетается. И сразу видно, что не человек.

Завидев меня, Эсмеральда тут же вскочила.

— Это ты!

— Что я? — спросила я с недоумением.

— Ты Флер заколдовала!

Я пожала плечами.

— С чего бы?

— А кому еще, кроме тебя? — истерически выкрикнула Виолетта.

Я снова пожала плечами.

— Может, это побочный эффект от дыхания дракона?

На меня продолжали смотреть очень злобно и повторять, что виновата непременно я. Я забрала свой реферат и побежала на завтрак.

Флер на завтрак не пришла. На гербологию тоже. Камилла сообщила мне, что ее отвели в больничное крыло, где ей предстоит провести три дня как минимум.

Я загадочно улыбнулась.

— Это не ты? — с надеждой спросила Камилла.

Я в очередной раз пожала плечами и отвернулась.

Нам было весело. Мы то и дело сдерживались, чтобы не засмеяться, и даже предстоящий по урок по защите от темных искусств не портил нашего хорошего настроения.

До обеда оставалось еще два часа, и мы вошли в замок, намереваясь провести это время в гостиной. В оранжерее мы изрядно промерзли, и теплый камин был бы весьма кстати.

И вдруг наши мечты были разрушены какой-то неизвестной мне девчонкой с Гриффиндора, которая поймала меня за рукав:

— Ты Беатрис Розье?

— Да, а что?

— Тебя просят подойти в учительскую.

И девчонка упорхнула, проскользнув между нами.

— А где эта учительская? — спросила я, как ни в чем не бывало.

Рина посмотрела на меня, так, как будто ей только что сообщили время моей смерти — через пять минут.

— Да ты не бойся, — усмехнулась я, — никто не докажет, что это я.

— А Крауч?

— А что Крауч? Может, в нем совесть проснулась тринадцать лет спустя. И от этого он сразу заболел.

Рина не выдерживает и смеется.

— Никогда не думала, что пробуждение совести имеет именно такие последствия!

— У Крауча — да! — смеюсь я в ответ.

Доходим до двери учительской, не прекращая по дороге смеяться. Мне страшно. Но я этого не показываю. Только не хватало, чтобы там оказался Хмури — вот он-то точно не поверит моим отговоркам!

Разумеется, самые плохие мои предчувствия сбываются. В учительской обнаруживаются Хмури, МакГонагалл и мадам Максим. Она одна занимает добрую половину комнаты. Странно, в Бобатоне у меня такого впечатления никогда не было. Или там классы просторнее? Хотя сам замок меньше.

Стою, приняв самый невинный вид, какой только могу изобразить. Хотя прекрасно знаю, что мадам Максим мне не обмануть. Она меня уже изучила.

— Бетти, — говорит мадам Максим почти ласково, — что ты сделала с Флер?

В который раз за день пожимаю плечами.

— Я? С Флер? А что случилось?

— Жаннет сказала, что ты видела, что именно случилось. Она утверждает, что это твоих рук дело.

Какая такая Жаннет? Ах, Эсмеральда? Ну, по мнению Эсмеральды, я всегда во всем виновата.

— Все, что я видела, это что она посинела. Может, от холода, мне-то откуда знать? Я вообще в карете почти не бываю. И на каком, интересно, основании Жаннет утверждает, что это я? Я точно так же могу сказать, что Жаннет сама это проделала, а теперь сваливает на меня.

— Жаннет — подруга Флер. Зачем бы ей это делать?

— А может, они из-за мальчика поссорились. Вы же знаете, что они только о мальчиках и думают. Может, Жаннет хотела устранить соперницу... — тут уже я сама понимаю, что несу чушь. Если бы Эсмеральда хотела устранить Флер как соперницу, она бы краской не ограничилась. Уж на что не люблю Флер, но Эсмеральда даже разноцветной Флер в подметки не годится. Потом, все знают, что Флер положила глаз на Диггори, а Эсмеральда — на кого-то из дурмстрангцев. Флер же ни румын, ни болгар за людей не считает.

Еще минут десять я препираюсь с мадам Максим, причем со второй фразы мы переходим на французский. С нашим директором мне по-французски общаться куда проще, ибо на английском она говорит с таким чудовищным акцентом, что даже меня коробит. Быстро я привыкла к чистой английской речи в Хогвартсе.

Интересно, а как у Хмури с французским? МакГонагалл говорит свободно, Флер уже проверяла. Вроде понимает, хотя по его лицу ничего не разберешь. На него лучше вообще не смотреть.

Мадам Максим — о чудо! — задумывается. Так надолго, что я успеваю вообразить, будто спасена. А нет, фигушки. Соображает наша директриса медленно, но верно.

— Жаннет до такого не додумается, — выносит вердикт мадам Максим.

Ага, а я значит, додумаюсь. Спасибо, мне очень лестно, но...

— Значит, если она не додумается, то можно просто валить на меня, да? Кто бы что ни сделал — валите все на Розье? Просто потому, что я не такая, как все вы?! — Я останавливаюсь — перевести дух — и пытаюсь успокоиться. Нельзя давать волю чувствам. Я одна среди трех взрослых людей, имеющих надо мной власть, и двое из них — чужие, а теоретически «своя» мадам Максим — не на моей стороне.

Уловив паузу в нашем разговоре, вклинивается Хмури. На английском, так что я сначала выслушиваю фразу, а потом уже осознаю, о чем она.

— Мисс Розье, вы еще скажите, что с мистером Краучем ничего не делали.

Ах ты, негодяй!

— Я ничего с ним не делала, — говорю я размеренно и четко, словно объясняя в сотый раз какому-нибудь тупице.

— Тем не менее на него определенно наслали порчу, и сделали это вы.

На спокойный тон меня уже не хватает, и я почти кричу:

— А где доказательства? Вы с Краучем раньше в Азкабан людей так же отправляли — потому что они вам не нравились?

МакГонагалл бледнеет. Мадам Максим пытается встать со стула и тут же садится обратно. Стул зловеще скрипит. Хоть бы он сломался, что ли. Будет зрелище поинтереснее разозленной Бетти.

Малфою я морду набила за длинный язык, а сама чуть не разболтала. Еще секунда — и выдала бы фразу о том, кого именно они с Краучем засадили в Азкабан, и что после этого они вообще не имеют никакого права мной распоряжаться.

— Может быть, вы мне еще объясните, за что мне на Крауча порчу насылать? Я его в Англии первый раз увидела! Он мне ничего не сделал! Что мне, по-вашему, от него потребовалось?

— Мисс Розье, я вижу, вы плохо усвоили то, что я вам давал на дополнительных занятиях, — говори Хмури, совершенно не подавая вида, что мои слова его задели.

Да я все забыла, что прочитала в той книге! Твои родители, между прочим, в Азкабане не сидят! Можешь хоть сто раз меня после уроков оставить — и тебя головой о стенку приложу, и на Крауча еще что-нибудь такое нашлю, что он двумя неделями на унитазе не отделается!

А с Флер — всего лишь детская шалость. Через три дня пройдет.

— Я прекрасно усвоила, что вы всегда бьете на опережение! Вы меня и тогда опередили! Схватили меня, как... как... — я не нахожу слов — а это плохо. А еще хуже — то, что чувствую слезы в голосе. Еще чуть-чуть — и почувствую не только я. Я с усилием проглатываю комок, с чего-то вставший поперек горла. — Вы меня схватили, когда я шла к друзьям — не знаю, что вам взбрело в голову! Но только с той минуты и до того, как мы вошли в холл, я была рядом с вами. У вас на глазах. Могла я в таких условиях на кого-нибудь наслать порчу, как по-вашему?! — Я тебя побью твоей же логикой, я... Я вдруг замолкаю. Не приведи Мерлин ему сообразить, что у меня был сообщник! Ведь на эту роль подходит только Рина! У меня здесь больше нет подруг... Злость во мне опадает проколотым воздушным шариком. Ладно, страдать — так хоть за что-то стоящее. За кого-то. За Рину.

Хмури собирается что-то сказать.

И тут в паузу вмешивается декан Гриффиндора — вот уж от кого я не знаю, чего ожидать. А та произносит ровно три слова:

— Хмури, так нельзя. — И добавляет еще два: — Девочка права.

И после этого мне остается только окончательно заткнуться.

Мадам Максим медлит перед тем, как вынести приговор. Наконец...

— Значит так, Бетти, — говорит мадам Максим снова по-французски. — До рождественских каникул запрещаю тебе появляться в гостиной Слизерина.

Что?

— Совсем? — вырывается у меня.

— Совсем. — Мадам Максим непреклонна.

Не иначе, Хмури ее надоумил. Ну надо же было такое наказание придумать!

— И завтра я вас жду в восемь часов у себя в кабинете, — добавляет Хмури, уже по-английски.

Да пожалуйста. Сколько угодно.

Но запретить мне появляться в Слизерине — это действительно тяжелое наказание. Я на бобатонцев уже смотреть не могу. А теперь целый месяц каждый день ночевать с ними в одной спальне, под шепот Виолетты и насмешки Эсмеральды!

— Ну что? — спрашивает меня Рина, когда я выхожу из учительской. — Что с тобой, Бетти?

— Плохо, — отвечаю я. — Мадам Максим до каникул запретила мне к вам ходить.

— Как? — Рина смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— А вот так. Я не то что ночевать — даже прийти посидеть к вам не смогу.

— Ну, сидеть и в библиотеке можно, или класс пустой найти...

— Все равно в гостиной уютнее, — вздыхаю я. — Ладно, пошли в библиотеку хотя бы.

В десять вечера я вышла из дверей замка и направилась к нашей карете. Рина проводила меня до дверей, но наружу я ее не пустила — дул сильный ветер, а она не захватила плащ. Я тоже, но мне было уже все равно.

В библиотеке, конечно, было уютно и тепло, но с гостиной ее было не сравнить. Ни мягких кресел, ни камина. И говорить лучше шепотом, чтобы не мешать. Библиотекарша и так на наш громкий смех очень нервно оглядывается каждый раз.

Пока мы сидели в библиотеке, до меня дошло, что я еще легко отделалась. Могли и назад во Францию отправить. Перед отъездом в Англию мадам Максим пригрозила нам, что отправит назад тех, кто будет плохо себя вести. И при этом очень выразительно посмотрела на меня. Я, честно говоря, не особо верила, что ради одного человека будут гонять карету в Бобатон и обратно, а портал до Франции у них вряд ли приготовлен. Но мало ли?

А я не могу оставить Хогвартс! Здесь Рина, жизни без которой я себе уже не представляю, здесь Драко, которому надо вправлять мозги, здесь Хмури, которого я еще приложу головой об стенку. И здесь много лет назад учились мои родители и вся моя родня! Я готова хоть месяц подряд сидеть у Хмури, только бы меня не отправляли обратно!

Хмури, как я и ожидала, на уроке только и делал, что придирался ко мне. Заставил рассказывать про основные события войны с Волдемортом и устроил мне страшный разнос за то, что я сказала «Темный Лорд» вместо «Тот-Кого-Нельзя-Называть».

А я всегда так говорю. Половина Слизерина так говорит. А вторая половина не говорит, но думает.

Правда, на уроке проговорилась я первая.

Если конец учебного года я встречу в Хогвартсе, а не в Бобатоне и не в Азкабане, то можно считать, мне повезло.

После разноса от Хмури я еще получила разнос от Рины за то, что не берегу себя. Я только кивала, сделав печальное лицо, и кончилось тем, что Рина сказала, что такое лицо мне не идет. Я рассмеялась, прекратив тем самым дискуссию о моем поведении.

Но Рина права — соблюдать хоть какие-то правила придется, если я не хочу распрощаться с Хогвартсом.

Я уже почти подошла к карете, как мне показалось, что кто-то на меня пристально смотрит. Я обернулась. Никого.

— Кто здесь? — спросила я, держа палочку наизготове.

Ответом было молчание. Но ощущение, что кто-то еще здесь и этого кого-то очень интересует моя персона, осталось.

И вдруг из темноты возникло что-то белое и полетело ко мне. Оно вылетело так быстро, что я не успела даже испугаться. А потом оказалось, что и бояться нечего, поскольку, медленно описав вокруг меня круг, оно приземлилось на моей ладони.

Непонятный предмет оказался всего лишь бумажным самолетиком. Мы так всегда записки складывали. На крыле было что-то написано, в темноте не разглядишь, что именно. Записка? Мне? От кого, интересно?

Разворачивать и читать записку прямо на улице я не стала. Мало ли кто пройдет мимо, а я буду стоять посреди дороги с зажженной палочкой.

Я сунула записку в карман и поспешила в карету.

Девчонки встретили меня злобными взглядами, но промолчали. Наверное, потому, что Эсмеральда была занята — она сидела на кровати и лихорадочно раскладывала карты. Вытаскивала сразу штуки три, кидала на кровать, через секунду отбрасывала и доставала новые. Делала она это с такой быстротой, что даже сведущий человек ничего бы не понял в ее раскладе. Такой человек был — Виолетта наблюдала из-за спины, но, судя по ее лицу, не могла разобрать, что именно поведали Эсмеральде карты.

— Бетти, — тихо позвала меня Камилла.

— Что? — Я повернулась к ней. Желания разговаривать у меня не было. Но это все же Камилла, а не Эсмеральда.

— Правда, что у Айрин Уилкс, с которой ты дружишь, отец был темным магом?

— А тебе какая разница? Я же с ней дружу, а не с ее отцом.

Вот интересно, она сама такие вопросики задает или ее надоумили? Компания Флер частенько использует Камиллу, как передаточное звено для общения со мной. Она как патологически честный и мягкий человек отказать никому не может. А последствий обычно не предвидит. Ей скажешь — позови Бетти, мы с ней хотим поговорить, она и пойдет. Думая при этом, что со мной хотят именно поговорить, а не набить морду.

— Мадам Максим сказала, что Слизерин пользуется плохой репутацией, а ты постоянно там торчишь.

Ага, так это она меня в порядке перевоспитания от слизеринской гостиной отлучила? Думая, что Рина и ее сокурсники на меня дурно влияют?

— Знаешь, Камилла, Дурмстранг славится куда большей любовью к темным искусствам, чем один-единственный факультет в Хогвартсе. Тем не менее, если я не ошибаюсь, Эсмеральда гуляет с кем-то из Дурмстранга.

Услышав свое имя, Эсмеральда поднимает голову и смотрит на меня. Виолетта, наоборот, голову опускает и пытается разглядеть сочетание карт. Разглядеть ей, может, и удается, а вот осознать...

— Колючка, ты ни с кем никогда не гуляла, раз не понимаешь разницы, — говорит Эсмеральда снисходительным тоном. — Я же не темной магией с ним занимаюсь.

Мануэлла, делающая вид, что читает учебник, хихикает в кулак.

— О да, — я картинно закатываю глаза к небу, — мы с Риной занимаемся темной магией и пьем кровь нерожденных гриффиндорских младенцев!

Ой, что-то я не то сказала. Во-первых, как можно пить кровь нерожденных младенцев? Во-вторых, младенцы гриффиндорскими не бывают. Гриффиндорскими они только в одиннадцать лет становятся.

— Бетти, ты зря над этим смеешься, — говорит Камилла. — Помнишь, что сегодня профессор Хмури говорил на уроке о сподвижниках Того-Кого-Нельзя-Называть? А я еще пару книг взяла почитать...

— Камилла, — перебиваю я, — война есть война, а на войне без жертв обойтись невозможно. С обеих сторон. Я для профессора Хмури одну книгу на французский перевожу, там про это есть.

Как мне надоели эти разговоры! Но пока от меня не отстанут, я не смогу нормально прочесть записку.

Эсмеральда сгребает карты в кучу и начинает энергично их тасовать.

— Опять черт знает что получается!

— Что получается? — пытается спросить Виолетта. Но Эсмеральда своих тайн не открывает никому.

— Ничего не получается! Пойду завтра к профессору Трелони, спрошу у нее.

— Можно я с тобой?

— Нет! — отрезала Эсмеральда.

Я улыбнулась. Люблю смотреть, как Эсмеральда Виолетту с Мануэллой отшивает. Они потом еще очень забавно дуются, бывало, что и по паре дней.

Странно, что на меня как-то вяло реагируют сегодня. Я ожидала большего и уже приготовилась к отпору. Боятся меня, что ли?

— Эсмеральда, — спрашиваю я, — что у тебя получается? Что страшные темные маги — мы с Риной — изведут под корень всю школу?

— Почти, — совершенно серьезно ответила Эсмеральда. — Но вы — это еще не самое страшное.

— А Флер? — влезла Виолетта.

Вспомнили все-таки. Даже странно, что так не сразу. Я ожидала, что они меня, как я только войду, на части раздирать начнут.

— Флер послезавтра выпишут, — отмахнулась Эсмеральда.

— Ей так даже идет, — заметила я.

Но на Эсмеральду это почему-то не подействовало. Она только сказала незлобно:

— Да отстань ты!

На нее это было совсем непохоже.

Я усмехнулась, взяла с тумбочки «Историю Хогвартса» и бросила на кровать. Потом незаметно переложила записку из кармана платья в книгу. Почитаю перед сном, это никого не удивит.

Некоторое время я действительно читала «Историю Хогвартса», при зажженном огне палочки и задвинутом пологе кровати. Мало ли кто захочет поинтересоваться, чем я тут занимаюсь.

Поведение Эсмеральды было более чем странным. Неужто она меня и вправду боится? Или Камилла рассказала мадам Максим, как Флер на мне тренировалась? На Камиллу это похоже.

Постепенно шум в спальне затих, только тихо переговаривались о чем-то Виолетта и Мануэлла. Ну, эти могут и до утра болтать. Мне не помешают.

На крыле бумажного самолетика было написано мое имя. Что я и ожидала. Медленно, чтобы бумага не шуршала, я развернула записку.

«Мисс Розье! Прошу прощения за то, что так настойчиво вторгаюсь в Вашу жизнь. Я — друг Вашей матери. Сейчас скрываюсь в разных местах, в том числе и в Хогвартсе. Не ищите меня здесь, Вы можете, сами того не желая, мне помешать».

Я еле удержалась от удивленного возгласа. Письмо показалось мне чем-то нереальным, как будто бы пришедшим из другого мира. В этом мире, в дне сегодняшнем была превращенная в русалку Флер, издевательство над Хмури, веселые посиделки в слизеринской гостиной... А что же в том мире?

Если он друг моей матери, значит, он тоже... Что тоже?

Надо хотя бы дочитать до конца, а потом делать выводы.

«Я понимаю, что просьбы о необходимости быть осторожной Вам уже надоели, но я вынужден просить об этом еще раз. Берегите себя, если вы хотите встретиться со своими родителями».

На этот раз я сама зажимаю себе рот свободной от письма рукой. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь услышал!

«Пока я не могу сказать большего, но надеюсь, что смогу позже. Я прошу Вас поверить мне. Слишком многое сейчас находится в моих руках — и висит на волоске. Не говорите никому об этом письме, даже Вашей подруге и Вашему кузену».

Кузену я точно не скажу. Ему что скажешь — наутро вся школа узнает.

«Если Вы захотите мне ответить, положите письмо в дупло большого дерева в двадцати шагах от Вашей кареты строго на север. Оно там одно».

Не помню никакого дерева. Ладно, можно будет пойти и посмотреть. Дерево там явно не одно, но возможно, что с дуплом и вправду одно.

Подписи не было.

Я перечитала письмо еще два раза и на третий начала что-то соображать.

Эсмеральда говорила о родственнике или друге семьи. А ведь это он и есть! Больше некому. Что он здесь делает и где именно скрывается — это я узнаю. Но упускать его из виду не стоит ни в коем случае.

Что он собирается делать — а какая, собственно, разница? Да пусть хоть Темного Лорда в Хогвартс за ручку приводит. Я его не боюсь. Если он сумеет освободить моих родителей...

Нет, на эту тему лучше не думать. Лучше лечь спать. Если к Хмури мне надо прийти в восемь, он меня может задержать до ночи, а выспаться хоть когда-то надо.

Перевоплощаясь в Хмури, я был готов ко всяким неожиданностям. В том числе и тому, что он будет поступать совсем не так, как хочется мне. По крайней мере, он был у меня под контролем. Сдавать меня Дамблдору точно не побежит. Как он может меня сдать, если мы с ним практически одно?

Но того, что он сделал сегодня, я никак не ожидал. Когда тема неожиданного недомогания Крауча в учительской практически исчерпала себя, Хмури топнул деревянной ногой об пол, обращая на себя внимание, а потом громко заявил:

— Крауча прокляли! И я знаю кто.

— Кто? — Дамблдор, до этого момента разговаривающий с МакГонагалл на темы, далекие от Турнира и Крауча, повернулся ко мне.

— Розье! — торжествующе сказал Хмури.

Вот гад, а? Кто его просил Бетти закладывать? Точно не я.

— Которая Розье? — заинтересовалась МакГонагалл. — Из Бобатона? Она еще с Уилкс дружит.

— У нас, кажется, одна Розье, — проворчал Хмури.

— Почему ты думаешь, что именно она прокляла Крауча? — спросил Дамблдор, улыбаясь.

Он все время улыбается так лукаво, как будто мы все тут первокурсники, а он наш добрый дедушка. Эта улыбка меня раздражает больше всего. А вот Хмури, наоборот, нравится.

— Да потому что я ее за руку поймал, когда она собиралась наложить на Крауча заклятье!

— Собиралась или наложила? — поинтересовалась МакГонагалл.

— Я не увидел. Возможно, и успела. Я поймал ее с палочкой наготове, совсем рядом с Краучем.

Дамблдор продолжал все так же лукаво улыбаться.

— Аластор, а почему ты подозреваешь именно ее?

— А она тебе никого не напоминает? — Хмури пристально посмотрел на Дамблдора.

Ну идиот! А если директор сейчас легилименцию применит и меня увидит? Я окончательно перестал понимать логику Хмури.

Логику Дамблдора тоже.

Дамблдор снова улыбнулся. Почему-то каждый раз он улыбается по-разному, хотя всегда лукаво.

— Мне люди постоянно кого-то напоминают. Недавно показалось, что встретил в «Кабаньей голове» старого приятеля, который уже лет сто как умер. Оказалось — не родственник и даже не однофамилец.

Он издевается, честное слово! Но, кажется, ничего не заподозрил.

Хмури, вот зачем тебе это было надо? Легенду о своей паранойе поддерживаешь?

Дамблдор улыбается очередной лукавой улыбкой. Сколько их у него в запасе?

— Как насчет стоящей в углу кабинета швабры, за которой может скрываться засада?

Мерлин! Это же цитата из пародийного интервью! Мы с Хмури не выдерживаем и смеемся.

— Альбус! Ты это читал?

— Вы про что? — заинтересованно спрашивает МагГонагалл.

— Про творение неизвестных студентов о том, как бывший аврор Аластор Хмури дал интервью «Ежедневному пророку».

— Не неизвестных, — не выдерживает Хмури, — а Розье и Уилкс. Розье мне это сама на стол и положила, спрятав в кипу листов. А у тебя-то откуда?

Дамблдор загадочно улыбается.

Наверное, кто-нибудь переписал и распространил по всей школе.

— Какие знакомые фамилии — Розье и Уилкс, — вздыхает МакГонагалл. — Помнится, в шестьдесят седьмом году они подсунули мне в стол маленького розового крокодильчика...

Лично я не вижу в этом ничего смешного. Ни я, ни Хмури.

Раз дошло до таких воспоминаний, нам тут делать нечего. И я вышел из учительской, сказав, что у меня еще куча непроверенных работ.

Только я собирался отдохнуть после успешного окончания первого тура...

Кроме непроверенных домашних работ был еще краткий отчет для Лорда. В котором я не стал писать ни про Бетти, ни про отца. Мало ли отчего тот мог заболеть? А для нас же и лучше, если он будет сидеть дома, а не ходить в Министерство и ездить в Хогвартс. Если даже я смог освободиться от Империо, то отец и подавно сможет, если его оставить без присмотра.

Писать про Бетти я тем более не стал. Зачем это Лорду? Ему нужно, чтобы я выполнил задание. И я его выполню. Все остальное — уже мое личное дело.

А вот сделать так, чтобы Бетти не помешала мне выполнить мое задание, я должен сам. Зачем тревожить Лорда?

Я был уверен, что одним Краучем не ограничится, что неутомимая энергия девчонок еще найдет себе выход. И я был прав — на следующий день с самого утра мадам Максим заявила, что кто-то заколдовал Флер, покрасив ее лицо в голубой цвет. Все девочки единодушно утверждали, что сделала это Бетти.

А я и не сомневался.

Бетти, вызванная в учительскую, упорно все отрицала. Поскольку перед этим Хмури долго распространялся о том, как дурно влияют на нее слизеринцы, а особенно Уилкс, дочь Упивающегося Смертью, мадам Максим запретила Бетти появляться в гостиной Слизерина.

Отчасти я был согласен с Хмури. Некоторые слизеринцы, особенно Малфой, и впрямь могут на Бетти дурно повлиять. Айрин — другое дело, но они могут встречаться и не в гостиной. Да и запрет действовал только до каникул.

Я же назначил ей прийти в свой кабинет позже обычного, еще не зная, что предложу ей делать. Книга переведена еще не до конца, но хотелось придумать что-нибудь новое. И более трудоемкое, чем перевод.

На уроке же я попросил ее рассказать в общих чертах о войне с Волдемортом. И она опять отличилась, сказав «Темный Лорд» вместе привычного «Тот-Кого-Нельзя-Называть». Сказала — и сама того не заметила.

— Мисс Розье, повторите то, что вы сейчас сказали.

Она повторила, на этот раз — с вызовом. Осознала.

Бобатонцы так ничего и не поняли. Слизеринцы смотрели на нее со смесью испуга и восхищения. Айрин ойкнула и зажала рот ладонью. Бетти наверняка от нее научилась. Не с детства же она помнит.

Нет, добром дело не кончится. Надо ее как-то остановить.

Но как? Хмури ее не остановит, а наоборот, раззадорит. Ну дал ей переводить книгу, и что она усвоила? Ровным счетом ничего. В голове у нее, может, и отложилась, а в душе — нет. Представится ей еще раз случай отомстить мне или отцу — пойдет, не задумываясь. А если и задумается — то только над способом мести. И то, скорее всего, план обдумает Айрин. В одиночку она не опасна, но вдвоем они разнесут всю школу по кирпичику еще до окончания Турнира.

Вот если бы я смог с ней поговорить. Я, а не Хмури.

А это возможно? Говорить ей, что я — вовсе не Хмури, я не стану. У нее все на лице написано, и она не сможет в дальнейшем относиться ко мне, как к Хмури. А вся школа уже знает об их взаимоотношениях. Примерно как у Снейпа с Поттером, если не хуже.

Может, написать ей письмо? Не раскрывая себя. Скажем, я вокруг школы в мантии-невидимке бегаю.

Идея с письмом мне понравилась, и до ужина я ее обдумывал. А после ужина заперся в своем кабинете и принялся писать. Точнее сказать — попытался начать.

С полчаса сидел и тупо смотрел на чистый лист бумаги. Хотелось начать словами «Бетти, милая!» — но я понимал, что так нельзя.

Это только сказать легко — написать письмо. А что писать?

«Бетти, я тебя люблю»? Она даже не знает обо мне!

«Бетти, береги себя» — это уже ближе.

«Береги себя, если хочешь увидеться с матерью» — это почти то, что нужно.

Никогда не думал, что слова откажутся мне подчиняться. Сколько всего я написал за свою короткую жизнь до Азкабана — школьные рефераты, письма матери, письма Белле, отчеты Рудольфусу, докладные записки в Министерстве... И вот, одно-единственное письмо написать не могу!

Я не мог понять, как же я к ней отношусь. Я помнил ее маленьким ребенком и порой и сейчас воспринимал как ребенка. Они с Айрин вдвоем и смотрелись, как дети, особенно когда дружно и взахлеб смеялись над чем-нибудь. Но она уже не ребенок, она взрослая девушка, ей семнадцать. Даже семнадцать с половиной. И она — не копия Беллы, а вполне самостоятельная личность. Хотя общего между ними много. Прежде всего то, что обе не признают никаких рамок.

Разобраться в своих чувствах было еще сложнее, чем написать письмо. Обычно я в них и не разбирался, это они разбирались со мной. Я знал, что я ее люблю. И мне этого было достаточно.

Еще через полчаса мучений я написал несколько фраз. Каждую приходилось подолгу обдумывать, и на одно записанное слово приходился десяток вычеркнутых. Стиль поразительно напоминал служебные записки, которые я сотнями писал в Министерстве, не задумываясь. Мог думать об одном, а перо выводило стандартные фразы о международных стандартах, стабильном положении, необходимости сотрудничества... Этот стиль прочно впечатался в мой мозг и теперь вылезал безо всякого моего на то желания.

Ладно, пусть будет так. Излишней эмоциональностью можно ее и напугать.

А как она мне ответит, ты не подумал?

Надо найти какое-нибудь приметное дерево с дуплом на опушке запретного леса.

Переписав набело большую часть письма, я надел мантию-невидимку и отправился на улицу. Пока я искал дерево и дописывал прямо на ходу последнюю строчку, на тропинке, ведущей к карете Бобатона, показалась чья-то фигурка в синем шерстяном плаще. Она!

Я встал за деревом, сложил письмо самолетиком и отправил в полет.

8

С утра я перечитала письмо раз десять, убедилась, что выучила его наизусть, и сожгла. В туалете, чтобы никто не видел. Рине решила пока ничего не говорить. Я ей и про предсказание Эсмеральды не говорила. Рина не доверяет прорицаниям. Я тоже не доверяю, но у Эсмеральды всегда все сбывается.

Что меня совершенно не заботило — так это предсказанная смертельная опасность. Мне она точно не грозит. Да и Флер, я думаю, тоже. Но об этом я с таинственным другом матери еще поговорю. Мне вовсе не нужно, чтобы его разоблачили.

А впрочем — кто сказал, что Эсмеральде поверят? Она сама взрослым не доверяет и делиться своими открытиями ни с кем не будет.

Но в дальнейшем надо будет действительно быть поосторожней. И до каникул ничего серьезного не предпринимать. А то еще в слизеринскую гостиную не смогу вернуться.

Когда я собрала сумку и вышла из кареты, чтобы идти на завтрак, ко мне подошла Камилла. Вот интересно — вроде бы они с Риной похожи, обе спокойные, задумчивые, говорят мало и по делу, но если Рина сейчас мне как вторая половинка, то с Камиллой общаться вообще не тянет. Подойдет — можно поговорить, а сама искать встречи не стану.

— Бетти, ты меня прости.

— За что? — удивилась я.

— За то, что я ничего тогда не сделала, когда Флер на тебе тренировалась. Я и правда не знала.

Я уже и думать забыла о том случае. Когда это было? Вечером в воскресенье? Такое чувство, что прошло не три дня, а три года. Флер, Эсмеральда, драконы — какие мелочи! Меня больше волнует таинственный отправитель письма. И его слова о встрече с родителями.

Чем Камилла отличается от Рины — своей правильностью. Она бы не стала участвовать в нападении на Крауча. Заявила бы сразу: «Это нечестно!».

Из бобатонских девчонок меня никто не поймет. Все могут увидеть своих родителей, когда пожелают. Даже Эсмеральда, хотя и ноет постоянно, как ее разлучают с матерью и сестренками.

— И что? — спрашиваю я. — Что вчера все были такие притихшие? Меня испугались?

— Ну не то, чтобы испугались, — смущается Камилла. — Я рассказала все мадам Максим, когда она спрашивала...

Так я и думала. Предельно честная Камилла все рассказала. А если она случайно увидит, что я готовлю нападение на Крауча или на Хмури, она тоже расскажет. И меня посадят в Азкабан, а Камилла будет считать, что выполнила свой долг.

— Мадам Максим мне запретила появляться в слизеринской гостиной, ты знаешь?

— Знаю. Но я же тебе вчера говорила — раз у твоей подруги отец был темным магом...

Я перебиваю:

— То мы непременно изведем под корень весь Хогвартс. Эсмеральда поэтому меня вчера на кусочки не разорвала?

— Эсмеральда сказала, чтобы тебя не трогали. Она что-то такое нагадала...

Эсмеральда просила меня не трогать? Воистину, мир перевернулся. Этак скоро она придет ко мне с предложением руки и сердца.

— И правильно сделала, — с кровожадной улыбочкой говорю я. — Потому что я страшный темный маг...

— Бетти, — теперь уже Камилла меня перебивает, — о таких вещах не шутят. Не поверю, чтобы ты искренне могла захотеть причинить кому-то зло.

— Это смотря кому, — все тем же кровожадным тоном говорю я. — А о добре и зле можно дискутировать бесконечно, все равно никто толком не знает, что это такое.

На этот моменте мы как раз входим в Большой зал, я делаю Камилле ручкой и почти бегу к слизеринскому столу.

Рине я пересказала разговор с Камиллой, но про письмо говорить не стала. И про предсказание — тоже. Скажу позже, когда прояснится.

Но все-таки, кто мог написать это письмо? Он находится в Хогвартсе. Кто из знающих мою маму может здесь быть?

Перед дверями кабинета зельеварения меня настигла неожиданная мысль — а если это Снейп? Он был Упивающимся Смертью, он, скорее всего, знал маму, он слышал, как Драко назвал меня кузиной... Тогда почему он написал, что скрывается?

А может, он имел в виду, что скрывает ото всех, чем занимается, помимо преподавания зельеварения и третирования Гарри Поттера. Одна его нелюбовь к Поттеру чего стоит — ведь именно из-за Поттера сгинул Темный Лорд! Если бы Снейп не хранил до сих пор ему верность, стал бы ненавидеть того, кто послужил причиной его гибели?

Во время урока я тщательно обдумывала эту мысль и чуть не запорола свое зелье. Рина вовремя схватила меня за руку и спасла и зелье, и мою репутацию у Снейпа. А Снейп ничего не заметил, ибо препирался с Эсмеральдой. Жалко, я не слышала, о чем.

Когда прозвенел звонок, я сказала Рине:

— Иди, я сейчас.

Рина не стала ничего спрашивать, а взяла сумку и вышла. Я подождала, пока последние ученики покинут класс, и подошла к Снейпу. Что я ему скажу — я так и не придумала. Спрашивать в лоб: «А вы знали мою маму?» глупо. Вдруг я все придумала и он вовсе не хранит верность Темному Лорду?

— Профессор Снейп, — начала я. Но продолжить не успела.

— Ничего не могу вам помочь, мисс Розье, — холодным, но довольно-таки вежливым тоном сказал Снейп. С Эсмеральдой он разговаривал куда язвительней. — Наказание вам назначила мадам Максим, и я не могу его отменить. К сожалению, вы не на моем факультете.

К сожалению?

Интересно, в чем выражается это сожаление? В том, что он не может наказать меня еще сильнее? Или в том, что без меня факультет много бы потерял?

Вот то, что много потерял, это точно.

На этом Снейп счел разговор законченным и отвернулся к шкафу с ингредиентами. А мне ничего не осталось, как выйти в коридор, где меня поджидала Рина.

— Ну, что он сказал?

Рина поняла меня так же, как и Снейп. Совершенно так же. И с тем, что только меня Слизерину и не хватало, согласилась с восторгом.

А я так и не поняла, чем считать ответ профессора зельеварения. Наверное, все же не он. Если бы это он написал мне письмо, мог бы хоть как-нибудь намекнуть.

Или все же он? А тем, что так быстро меня перебил, дал понять, что в Хогвартсе не место таким разговорам.

К обеду я склонилась к мысли, что это все-таки не Снейп. Снейп мог бы подойти и поговорить, зачем писать письма и посылать их в темноте из-за деревьев?

Он был в нескольких шагах от меня, но все же предпочел не говорить, а послать записку. И видно его не было. Маскировался под дерево? Или надел мантию-невидимку? Впрочем, в темноте можно было и просто за дерево встать, я бы и не увидела.

Но интересно, чем я могу ему помешать? Что там находится в его руках? И связано ли это с участием Поттера в Турнире?

Да кому он нужен, этот Поттер. Не думаю, что, если его убить, Темный Лорд возродится.

А может, мой таинственный незнакомец собирается прибить Хмури? В этом я ему с удовольствием помогу!

Только бы Хмури не прибил его раньше! Кто знает, если он видит сквозь парты и стены, может, и мантия-невидимка от его взгляда не спасает? Надо отвлечь его внимание. Пусть считает меня главным нарушителем спокойствия и хоть все вечера со мной просиживает — только чтобы таинственный друг моей матери смог довести свое дело до конца.

Хотя перестараться тоже нельзя. От меня просят быть осторожной — буду осторожной. Больше насылать порчу ни на кого не стану и травить тоже. Но кто мешает мне еще раз нахамить Хмури? Хоть на уроке, хоть с глазу на глаз. У нас и так с ним отношения такие, что больше уже и не испортить.

С этой мыслью я и пошла в кабинет Хмури после ужина. Уже представляла себе, как я ему отвечу, если он начнет придираться к моему переводу. Может, вообще от рассеянности на французский перейти? Раз он смеет критиковать перевод, пусть по-французски со мной поговорит, тогда и увидим, кто лучше языком владеет.

Но когда я вошла в кабинет, то обнаружила, что к переводу ничего не приготовлено — ни пергамента, ни пера, ни книжки. Все заготовленные фразы сразу вылетели у меня из головы. Я как вошла, так и застыла у двери.

Хмури сидел за столом спиной ко мне и, кажется, проверял очередные работы. Может быть, даже и наши — издали они все одинаковые. Когда дверь за мной закрылась, он обернулся.

— Добрый вечер, мисс Розье. Не надо садиться, сейчас мы с вами пойдем.

— Куда? — вырвалось у меня.

Так и представилась картина — мы рыщем по Хогвартсу и окрестностям в поисках скрывающегося агента Темного Лорда. А я — в качестве приманки.

Ну уж нет, от этого я как-нибудь отделаюсь.

— Пойдем в подземелья замка, — явно наслаждаясь моим замешательством, продолжил Хмури, — и поищем там боггарта. Мне как раз нужен боггарт для занятий, а в подземельях хотя бы одного да найти можно.

Я чуть не засмеялась. Полазать по подземельям я бы не отказалась. Но — одна. Хмури в качестве напарника мне совсем не нужен. Что я, сама с боггартом не справлюсь?

— Профессор Хмури, а если я одна пойду?

— Одну я вас не пущу, мисс Розье. Вы уверены, что хорошо знаете хогвартские подземелья?

Я пожимаю плечами. Зачем мне их знать? По знакомым подземельям лазать неинтересно.

— А что — там еще один василиск может быть?

— Василиск? — Хмури усмехнулся. — Все может быть.

Какой-то он странный был сегодня.

Мысленно пожелав ему встретиться с василиском первым, я вышла вслед за ним из кабинета.

В подземельях я действительно не ориентировалась. Сначала мы пошли в сторону слизеринской гостиной. Наткнулись по пути на пару первокурсников, которые сразу от нас шарахнулись. Рину не встретили. Что ей делать в коридоре, она давно в гостиной сидит, или в спальне.

Только я хотела спросить, не в Слизерин ли мы идем, как мы куда-то свернули. Потом еще раз, потом еще, и я уже сбилась с направления. Здесь было гораздо темнее, чем в коридорах. Свет шел откуда-то с потолка, но был он приглушенный и холодный. Туман какой-то, а не свет. Хмури зажег огонек на своей палочке, и я последовала его примеру.

— Что, мисс Розье, — сказал Хмури, не оборачиваясь, — это вам не Парижская Опера?

И этот вспомнил про Оперу! Мадам Максим, конечно, разболтала по всей школе.

— В Опере маглы все испортили, — проворчала я. — И подземелий я там не нашла.

Точнее сказать — не дошла.

— А я вот не был в Парижской Опере, — почти дружелюбно сказал Хмури. — Не до того было.

Мерлин, что это с ним? Что-то он на себя сегодня не похож.

— Ничем не могу вам помочь, — огрызаюсь я. — Я в ближайшее время в Париж не собираюсь.

И помолчав пару секунд, добавляю:

— Если меня, конечно, из Хогвартса не выгонят.

Хмури только хмыкает себе под нос и вдруг делает движение палочкой в сторону стены. Я инстинктивно шарахаюсь в сторону — но тут в стене обнаруживается дверь. Хмури ее распахивает и делает жест, чтобы я шла за ним.

Не знаю что это — пустой класс или какая-то кладовка. В одном углу пара парт, а в другом ведра. Боггартом и не пахнет. Василиском тоже.

Интересно, а как пахнет василиск?

Внимательно осмотрев класс, Хмури оборачивается ко мне и говорит:

— Идемте дальше.

Интересно, а я ему зачем? Он и один вполне справляется.

В следующую комнату он запустил меня первую. А сам остался в дверях.

В этой комнате обнаружилось три сломанные тумбочки, крышка от письменного стола, стул с ободранным сиденьем и живая мышь. Вторжением в свою личную жизнь мышь была сильно недовольна. Возмущенно пискнув, она соскочила со стула, побежала к дальней стене и исчезла.

Я не боюсь мышей. Чего их бояться, они забавные. Я даже докси не боюсь.

А вот чего я боюсь — я и не задумывалась. Во что превратится мой боггарт? Может, в Хмури? Мне рассказывали, как в прошлом году профессор Люпин показывал гриффиндорским третьекурсникам боггарта, итогом чего был Снейп в женском платье. Вот точно так же я и со своим боггартом поступлю, если он в Хмури превратится. Пусть покрасуется в ночной рубашке Флер — кружева, белый атлас и прозрачные рукава. Нечто среднее между ночной рубашкой и вечерним платьем. Сейчас она в ней не спит — холодно.

Представив себе Хмури в кружевах и с декольте, я не выдержала и тихонько засмеялась.

— Рано веселитесь, мисс Розье, — тут же оборвал меня Хмури. — Идемте дальше.

Он что, мысли читает? А ведь может. Надо при нем осторожнее. Точнее, не так — надо его отвлекать. Я ему сегодня еще ни разу не нахамила.

Да как-то и не хочется хамить. Он сегодня удивительно мягкий. Даже странно.

В следующей комнате вообще ничего не было, кроме круглой дыры в полу. Я подошла к краю, чтобы заглянуть в нее, но Хмури схватил меня за руку.

— С ума сошли? Провалиться хотите?

Он второй раз уже меня так хватает. У меня скоро все руки будут в синяках!

— А что там? — с интересом спрашиваю я. — Василиск?

— Не думаю, — усмехается Хмури. — Но боггарта там точно нет.

Мы обошли еще несколько комнат, но ничего интереснее сломанных часов с планетами на месте цифр не нашли. Часы мне понравились, но они были слишком большие для того, чтобы унести их с собой.

У меня было сильное подозрение, что мой боггарт превращается все-таки не в Хмури. Но очень уж не хотелось думать об этом. Сказал бы мне Хмури раньше, куда мы пойдем, я бы поговорила с Риной. Вдвоем, в каком-нибудь ярко освещенном пустом классе мы бы проанализировали все мои страхи и сообразили, как с ними бороться. А в этих пустынных коридорах и захламленных комнатах и никакого боггарта не надо. В этих коридорах почему-то думается об Азкабане. Все, что я себе представляла, начиная с воскресной ночи и до сих пор. Даже не обо всем рассказала Рине. Зачем ее лишний раз расстраивать? Я даже себя не хочу расстраивать, думая о таких вещах. А они все равно вылезают.

Наверное, прошло уже часа два или три. А может, и больше, я не считала. У меня от полутьмы и однообразия начала болеть голова. Лучше бы перевод закончила. В кабинете Хмури хотя бы светло.

Очередная комната была такая же, как и предыдущие. Три сломанных стула, рассыпанные по полу карандаши, тетрадка без обложки — обычный хлам. И письменный стол в углу. Подозрительно целый и даже не ободранный.

При виде стола Хмури насторожился. Посмотрел одним глазом на него, а другим — на меня. Меня передернуло. Вроде давно пора привыкнуть к его разным глазам — а не могу.

— Вы не боитесь, мисс Розье?

Я? Боюсь? Ну это он зря. Я даже боггарта не боюсь. Что такое боггарт? Он, по сути дела, вообще не существует.

Хмури я тоже не боюсь. Как представлю его в ночной рубашке Флер... Одна только загвоздка — он в два раза толще Флер, рубашка сразу по всем швам разойдется. А учитывая, что в ней и так сплошные вырезы, зрелище красивым не назовешь. Особенно, если у этого Хмури еще и ноги волосатые. Точнее — одна нога, вторая у него деревянная и волосатой быть не может.

Хмури все продолжал вызывающе на меня смотреть, и я сделала шаг вперед. Подходить вплотную не стала, протянула руку с палочкой вперед, чтобы открыть один за другим ящики стола. Хмури с зажженной палочкой стоял прямо за мной, и моя собственная тень мешала мне видеть, что же там делается в столе.

Может, там вовсе и нет никакого боггарта?

Дальше все произошло так быстро, что я не заметила, в каком именно ящике притаился боггарт. Про ящики, равно как и про стол, я забыла. Стало как будто еще темнее. И холоднее. И так в этих подземельях прохладно, а теперь холод стал прямо таки ледяным. И это при том, что я в теплом плаще, в котором по улице хожу!

Я невольно отступила на шаг, чуть не наступив на Хмури. Про него я тоже забыла.

Я за последние несколько дней так часто представляла себе Азкабан, что он вокруг меня и материализовался. Или это меня туда перенесло. Прямо передо мной на грязном каменном полу чье-то тело. Худая измученная женщина в лохмотьях, которые когда-то были серой мантией. Половая тряпка и то чище. Длинные волосы рассыпались по полу. Лицо безжизненное. Глаза смотрят в пустоту. Лицо напоминает череп, обтянутый тонкой кожей. И все равно видно сходство. И со мной, и с той фотографией, что тетя Нарцисса прислала мне... Мерлин, неужели только позавчера?

Нет!

Я забыла, что у меня в руках палочка. Я забыла, что я в подземельях Хогвартса. И что кроме меня тут еще есть профессор Хмури, я тоже забыла. Я закрыла лицо руками, только чтобы не видеть!

Но пронизывающий холод все равно остался. И увиденное никуда не делось — так и стояло перед глазами.

Прошло, наверное, еще часа три, когда за моей спиной раздался крик:

— Ридикулус!

Сразу стало теплее. И свет откуда-то появился.

Открываю глаза. Никакого Азкабана. Стоит Хмури с зажженной палочкой, перед ним непонятно откуда взявшийся деревянный ящик.

Протираю глаза, чтобы убедится, что реальность на месте и никуда не делась. Руки дрожат. И я сама дрожу, хотя не так-то и холодно. В плаще — так вообще почти жарко.

Хмури все это видел. Сейчас начнет задавать вопросы...

— С вами все в порядке?

Это было сказано почти тепло и немного обеспокоенно.

А я даже сказать ничего не смогла, только кивнула.

— Идемте наверх.

Он направил палочку на ящик, заставляя двигаться впереди нас, и вышел в коридор. Я за ним.

Больше всего мне сейчас хотелось оказаться в слизеринской спальне, рядом с Риной. Но мне туда нельзя. Если бы по дороге попался кто из студентов, можно было бы попросить позвать Рину, мне не откажут, меня уже давно считают своей. Но час поздний, и никто уже по коридорам не ходит.

Мы в полном молчании дошли до кабинета Хмури. Поставили ящик в угол. Хмури посмотрел на меня и снова спросил:

— С вами все в порядке, мисс Розье?

— В полном, — с вызовом ответила я.

Это была неправда. Но чтобы я призналась Хмури...

Если он скажет хоть слово по поводу того, что видел только что, я ему в морду дам. Оставшийся глаз выцарапаю и оставшуюся ногу оторву. Голыми руками, безо всякой палочки.

Но у него хватило ума никак не комментировать произошедшее. Вместо этого он выдал совсем неожиданное:

— Чаю не хотите?

Точно — сумасшедший. Чтобы я пила чай с аврором, который моих маму с папой лично в Азкабан засадил?

— Не хочу. Я могу идти?

— Идите, — ответил он как-то безразлично.

Смотрю на часы — начало двенадцатого. А я не думала, что мы так долго шатались по подземельям!

Неужели ни один слизеринец не задержался в школе? Хоть бы на несколько минут увидеть Рину, хоть пару слов ей сказать! Она — поймет.

Шагнув на главную лестницу, ведущую в холл, вижу внизу какую-то фигуру. Неужели повезло?

Но приглядевшись пристальней, вижу, что это не слизеринец и вообще не студент Хогвартса. Это кто-то из наших, из бобатонцев.

Меня, что ли, поджидает?

Прыгая через ступеньку, спускаюсь по лестнице. Фигура так и стоит, уцепившись за перила. Ни шагу не сделала, пока я спускалась. Да это же Эсмеральда! Очень странно себя ведущая Эсмеральда — даже не посмотрела, кто идет.

— Эсмеральда! — тихо окликаю я.

Эсмеральда поднимает голову, и я наконец-то понимаю, в чем дело. Она пьяна. Безобразно, просто вдребезги пьяна. Глаза смотрят в разные стороны, прямо как у Хмури, равновесие поддерживает, только крепко вцепившись в перила.

— Розье, — произносит она неуверенно. — Привет, Розье!

— Ты что здесь делаешь?

Она отрывает одну руку от перил и тут же начинает заваливаться на бок. Я вовремя ее подхватываю.

— Где ты так надралась?

— Я не надралась! — пользуясь тем, что я держу ее за руку, Эсмеральда отрывает вторую руку от перил и поднимает ее вверх, потрясая ладонью. — Я была у профессора Трелони! Мы пили чай!

Судя по ее состоянию, пили они явно не чай. И даже не сливочное пиво.

Я знала, что Эсмеральда спелась со здешней преподавательницей прорицаний. Но не настолько, чтобы напиваться до бесчувствия прямо в школе!

С бобатонской преподавательницей прорицаний, мадам Бонавантюр, у Эсмеральды были хорошие отношения, хотя и не всегда. На третьем курсе Эсмеральда чуть не бросила этот предмет, заявив, что не признает никаких видов гадания, кроме карт. Но потом примирилась и после шестого курса сдала экзамен с превосходной оценкой. Но как бы они ни были близки в последние годы, Эсмеральда никогда бы не стала с ней напиваться!

Про Трелони говорят, что она ненормальная. В Большой Зал никогда не ходит, с другими преподавателями не общается...

— Вы пили явно не чай, — ворчу я. — Пошли.

— Куда? — она пытается вырвать руку из моей руки, но это у нее не получается. Тем более что я не только ее держу за руку, но и обнимаю за талию. Иначе она просто на ногах не устоит.

— В карету. Спать!

— Нам, провидцам, никто не верит! — патетически восклицает Эсмеральда.

С пьяными лучше во всем соглашаться. Так сама Эсмеральда нас же и учила.

— Не верят, — киваю я, — никто не верит. Идем спать, там постель теплая, подушки мягкие...

Волоку я Эсмеральду из замка вовсе не по доброте душевной. Если бы со мной что случилось, Эсмеральда ко мне и близко бы не подошла. Но если оставить ее здесь, неровен час, кто-нибудь на нее наткнется. А что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Выложит Эсмеральда вслух все свои предсказания, а их потом проверять начнут... Если она Хмури попадется — тот точно начнет. И моему таинственному корреспонденту не поздоровится.

Эсмеральда внезапно останавливается и опять подымает руку.

— Розье! Ты его не остановишь! Но ты его и не спасешь!

— Угу, угу, — киваю я, пытаясь сдвинуть нашу провидицу с места. Нести мне ее, что ли? Она же тяжелая! Или оглушить и транспортировать по воздуху с помощью палочки, как ящик с боггартом?

— Смерть кружит над замком! И она приведет за собой еще больше смертей!

Я сейчас скончаюсь на месте от таких предсказаний — вот вам и смерть. А Эсмеральда от такой дозы тоже загнется. Она раньше пила, но не в таком количестве. И на ногах всегда стояла. Они как-то с Марио на спор коньяк пили. После каждой рюмки нужно было прочитать без запинки фразу из учебника зельеварения. Так Марио сбился первым! А Эсмеральда после этого выпила еще три рюмки и даже тогда по ней было незаметно.

Сколько ж они с Трелони выхлебали сегодня?

Правильно я прорицателям не доверяю. Если они столько пьют...

Пока мы шли от замка до кареты, Эсмеральда раз сто повторила про смерть, про опасность, про Поттера и что-то еще в том же духе. Я машинально поддакивала, сосредоточившись на том, чтобы дойти и не свалиться. Валяние в грязи в мои планы на сегодня не входит.

Интересно, а как я ее по ступенькам кареты втащу? Волоком?

Я не успеваю обдумать этот вопрос — дверца кареты распахивается сама. На пороге стоит мадам Максим, злющая, как дракон. Кто хоть раз увидел ее в таком состоянии, тот не сомневается, какой облик примет в следующий раз его боггарт.

— Беатрис, что ты сделала с Жаннет! Где ты шатаешься так поздно?

Смотрю в глаза мадам Максим, что весьма проблематично, ибо она стоит на верхней ступеньке, и честно отвечаю:

— Я отбывала наказание у профессора Хмури. А Жаннет пила чай с профессором Трелони.

Не стала уточнять, что это был не чай. Это и так видно.

Она что, думает, что это я напоила Эсмеральду? Или она считает, что я решила извести весь Бобатон под корень?

Внезапно Эсмеральда вырывается из моих рук, совершенно уверенно поднимается на одну ступеньку и отчетливо говорит, глядя в лицо мадам Максим:

— Берегитесь жуков!

У мадам Максим аж лицо перекосилось. Она умоляющим взглядом смотрит на меня.

Я спешу пояснить:

— Жаннет с профессором Трелони занимались гаданием. Я ее встретила внизу у лестницы.

Хоть бы помогла мне ее втащить, что ли! Сейчас ведь опять свалится!

Мадам Максим уходит в глубь кареты и что-то громко кричит. Тут же выбегают Виолетта и Мануэлла, берут Эсмеральду под руки и тащат наверх.

Я перевожу дух.

Прорицательница нашлась. Не стоит верить прорицательницам. В половине случаев они ошибаются.

Знать бы еще, где она, та половина.

Я еле себя удержал от того, чтобы с раннего утра бежать к обозначенному в письме дереву. Вряд ли Бетти смогла за ночь осознать письмо и написать ответ. К тому же она в карете не одна. Ей надо написать ответ тайком от всех. И в Хогвартсе она это сделать тоже не может, если выполнит мою просьбу и ничего не скажет Айрин. Не то чтобы я Айрин не доверял. Но я и так рисковал, позволяя знать о себе Бетти. Меньше знающих — меньше опасность.

Зато Бетти больше не решится на авантюры. Во-первых, я ее заинтриговал словами о родителях, во-вторых, если она не будет вести себя прилично, ей не позволят появляться в слизеринской гостиной.

Чем бы ее занять сегодня? Опять переводом? Там осталось уже немного, пора заканчивать. Я из-за этого перевода и волнений о Бетти и Поттере, совсем забыл о других делах. Не думал, что у школьного преподавателя их столько. Совсем завяз в суете. Пятикурсники просили показать им боггарта, а я уже месяц не могу его найти. Точнее — даже и не искал, все откладываю. Того, что был у нас на начало года, благополучно развеяли в прах гриффиндорские третьекурсники, а точнее — Джинни Уизли с Колином Криви. На мой взгляд, они перестарались, тем не менее я дал двадцать очков Гриффиндору. Боггарта не жалко.

А вот себя мне жалко. В тот раз я вывернулся так, что студенты моего боггарта не увидели. А сам я так и не набрался смелости посмотреть, во что же он превращается. В Дамблдора, поймавшего меня за руку? В тело матери в камере Азкабана? В не сумевшего возродиться Темного Лорда?

Из-за этого я постоянно откладывал поход за боггартом. Да и время куда-то уходило. То книги, то проверка работ, то Бетти... И сегодня я ее позвал, хотя у самого завал с домашними работами.

А может, пойти искать боггарта с Бетти? Ей это полезно. Мне тоже. До восьми как раз большую часть завала разгребу.

Проводя урок у четвертого курса, я отметил, что Поттер помирился с Уизли. Давно пора. Видеть их по отдельности было странно. Да и без поддержки друга Поттер совсем упал духом и прошел первый тур только моими и Грейнджер стараниями.

Надеюсь, что Бетти и Айрин тоже не поссорятся.

В восемь вечера Бетти вошла в мой кабинет и растерянно остановилась на пороге, видя, что к переводу ничего не подготовлено.

Нет, девочка, чашу терпения Хмури ты переполнила. Одним переводом не ограничишься.

Разумеется, не возразить она не смогла. Против самой идеи искать боггарта она ничего не имеет, но хочет пойти в одиночку.

Ну уж нет. Бетти одну не отпустим ни я, ни Хмури.

Интересно, чего она боится?

По-моему, она сама еще не знает.

Может быть, и меня. Я вспомнил прошлогоднюю историю с Люпином и боггартом Невилла и улыбнулся. Бетти, конечно, это уже пересказали, так что я имею шанс понаблюдать профессора Хмури в женском платье. Потом сам над этим посмеюсь.

Пока мы в полном молчании шли сначала вниз по лестнице, а потом в сторону слизеринской гостиной, я думал, как хорошо идти рядом с Бетти по Хогвартсу. Хмури молчит и не мешает. Можно считать, что мы с ней вдвоем. Можно ни о чем не говорить. Она идет рядом со мной и, может быть, в эту самую минуту думает обо мне. Что мне еще надо?

Подземелья Хогвартса я знал не то чтобы очень хорошо, но не настолько, чтобы там заблудиться. Уж не знаю, для чего были предназначены пустые комнаты, ныне служащие хранилищем всякого хлама. Филч давно порывается эти подземелья проинспектировать и просит кого-нибудь из преподавателей помочь ему, ибо встретиться может всякое, а он с магическими предметами работать не умеет. Но поскольку все учителя всегда заняты, то затея Филча в очередной раз откладывается на следующий год. И так уже лет пятнадцать. Филч и ко мне попытался подойти с этим вопросом, но мне, как всегда, было некогда. И зачем Филчу эти комнаты? Вряд ли там можно найти что-то ценное.

Бетти было немного не по себе. Она к подземельям не привыкла. Это мне после Азкабана в самом глубоком подземелье Хогвартса было тепло и уютно. Окрестности слизеринской гостиной я обследовал еще школьником. Я любил бродить по Хогвартсу в одиночку, выбирая места, где почти никто не ходит.

Интересно, а любит ли Бетти лазать по подземельям? Мадам Максим рассказывала, что однажды она залезла в Парижскую Оперу. Смелости ей не занимать. Но что же тогда сейчас она дрожит? Из-за Хмури? Так Хмури и нет почти.

— Что, мисс Розье, это вам не Парижская Опера?

Вот в Парижской Опере я не был. Хотя во Францию один раз съездить пришлось. На международную ярмарку метел, которая изначально должна была проводиться в Англии, но из-за известных событий ее перенесли во Францию. Отдел международного магического сотрудничества при моем непосредственном участии написал не одну милю писем, но убедить устроителей, что у нас безопасно, нам не удалось.

Но тогда мне было не только не до Оперы, но и не до Парижа вообще. Все три дня ярмарки я крутился, как белка в колесе, забыв обо всем, кроме метел и их производителей. Даже о том, что мне Рудольф говорил, тоже забыл. Хотя потом выяснилось, что полезная информация мимо моих ушей не прошла и я Рудольфу и Белле все рассказал.

Съездить бы на самом деле в Париж вместе с Бетти. Посидеть в какой-нибудь кофейне в магической части города, побродить по Лувру, может быть, и в ту же Оперу зайти, изображая из себя благопристойных маглов.

Не о том я думаю. Надо думать о том, где мы сейчас. А сейчас мы как раз возле двери в очередную заставленную хламом комнату.

В первую комнату я вошел сам, а дальше запускал вперед Бетти. Пусть учится.

Бетти делала вид, что ничего не боится. Ни мышей, ни василисков, ни боггартов. Даже рассмеялась тихонько. Наверное, Хмури в женском платье представила.

Мы часа три бродили по подземельям и обошли десятка три комнат. Даже я устал, не говоря уже о Бетти. Ей чем дальше, тем больше становилось не по себе, но она всячески старалась это скрыть.

При входе в очередную комнату я скорее почувствовал, что мы достигли цели. А потом и увидел. Письменный стол ничего особенно из себя не представлял — стол как стол, но что-то там было. И не какая-нибудь заблудшая мышь, а боггарт, которого мы и искали.

— Вы не боитесь, мисс Розье?— спросил я.

Если она и боялась кого-то в тот момент, то моего взгляда. Боггарта она точно не боялась. А я — испугался. Встал за ее спиной, отступив на пару шагов, чтобы боггарт, появившись из стола, первым почувствовал ее, а не меня. Я сейчас не настолько Хмури, чтобы бояться того, чего боится он.

А чего он боится, я так и не узнал. Но явно не меня.

Дальше все произошло так быстр, что я даже испугаться не успел. Бетти протянула руку, чтобы открыть ящики стола палочкой, ящики начали открываться один за другим...

Этого просто не могло быть! Откуда Бетти знает, как выглядит Азкабан изнутри? Откуда она знает, как там холодно? Здесь, может, и прохладно, но этот не тот холод, что в Азкабане. Там закутайся хоть в десять мантий и десять теплых плащей — все равно холод проберется тебе в самое сердце.

И на полу, у ног Бетти — Белла. Мертвая. То, что мне часто снилось в конце августа и начале сентября. Мы с Темным Лордом приходим в Азкабан, Лорд призывает к себе дементоров, а я иду в камеру к Белле... И застаю ее мертвой или умирающей у меня на глазах.

Откуда Бетти знает, как выглядит Белла в Азкабане?

Я тоже не знаю, но могу догадаться. Мне это просто.

Да ее ли это боггарт? Может, он вовсе не в столе прятался?

Бетти отступает на шаг и подбирается вплотную ко мне. Еще чуть-чуть — и совсем окажется в моих объятьях. А я сам растерялся и забыл, что надо делать.

Где этот Хмури? То выступает с разоблачениями невовремя, а когда надо — его и нет! Сейчас здесь будет два трупа — Беллы и мой!

— Ридикулус!

К счастью, Хмури не заставил себя ждать. Еще и ящик из кабинета сюда призвал и запихнул в него боггарта. Он может.

Это я ничего не могу.

Или все-таки могу? Ведь Хмури создал я. Оборотное зелье не меняет душу человека. Только внешний облик. А раз я сам воссоздал образ Хмури, да так, что даже Дамблдор до сих пор не усомнился, — значит, я могу. Все могу, что может он. И уроки вести, и боггартов в ящики запирать, и решения принимать. И даже с воспоминаниями об Азкабане справляться.

Не до конца. Я видел, как трясло Бетти. Меня трясло не меньше. Только она этого не видела. Слишком была потрясена. И больше всего на свете не хотела, чтобы я говорил с ней о только что увиденном.

Я этого тоже не хотел. Хмури, пожалуй, скажет.

Но и Хмури не хотел. Он хотел горячего чаю. И даже попытался предложить его Бетти, но девушка гордо отказалась.

А вот я не отказался. И пил чай в одиночестве, потихоньку отогреваясь.

Надо же — мы с ней думаем об одном и том же. И боимся одного и того же.

Про дементоров рассказать ей могла Айрин. Она ведь видела их в прошлом учебном году. Когда дементоры явились на игру по квиддичу, Поттер упал с метлы. Но на стадионе был не один Поттер. Допустим, остальные крепко держались на метлах. А те, кто сидел на трибунах? Дементорам все равно, кто ты и где. Это Дамблдор думал только о Поттере и не дал ему разбиться о землю.

Тем, кто сидел на трибунах, разбиться не грозило. Но это не значит, что они не погрузились в самое страшное, что когда-то было с ними и не с ними. Что могла вспомнить та же Айрин, я примерно представлял. То, что она могла рассказать Бетти — тоже.

А как это Бетти поняла — я видел сегодня.

Жаль, я не могу с ней поговорить.

Или — не надо? Азкабанские воспоминания надо пережить в одиночку, иначе затянет. Я не хочу затягивать в них Бетти. Мне достаточно того, что я сам еле выкарабкался.

Интересно, напишет ли она мне об этом? Если не напишет — придется делать вид, что не знаю.

С полчаса, наверное, я сидел, тупо уставившись в Проявитель Врагов и прокручивая в памяти случившееся в подземелье.

Нет, я этого не допущу. Белла дождется освобождения. Бетти тоже.

А я сделаю все возможное для этого.

9

Полночи я не могла заснуть. И чтобы не ворочаться впустую, вспоминая одно и то же, нашла себе дело — стала писать ответное письмо. Надо было как-то уйти от стоящего перед глазами видения. А было еще и подозрение, что это же мне ночью и приснится.

Остальные девчонки тоже не спали — они приводили в чувство Эсмеральду. Лучше бы дали ей спокойно заснуть. Наутро бы очнулась, как новенькая. Так нет — стали поить какими-то зельями и чуть ли не сливочным пивом. Чем они Эсмеральду слушали, когда она объясняла, как вести себя с пьяными? Я, разумеется, вмешиваться не стала. Раз Виолетте хочется побегать вокруг Эсмеральды, пусть побегает. Флер сейчас нет, вот Виолетта и претендует на все внимание Эсмеральды. А та в доску пьяная и вокруг себя никого не видит. Только продолжает нести свой пророческий бред. Мне она говорила про смерть и про опасность, а тут ее понесло на Флер и ее личную жизнь. Дескать, она свяжется с недостойным ее, хотя может найти в сто раз лучше. Это она про Седрика, что ли? Да нет у Флер ничего серьезного с Седриком, с его стороны — точно. Вообще не верю, что Флер способна кого-то полюбить. Она этим только играть умеет. Как и Эсмеральда, но у той заходит дальше.

Вот если я кого-нибудь полюблю, то один раз и на всю жизнь. Играть этим точно не буду.

Весь бред, что несла Эсмеральда, я и слушать не стала. Закрыла полог поплотнее и принялась писать. Таких длинных писем мне еще писать не приходилось. Меня понесло. Захотелось выговориться. Не перед Риной — она и так все знает. Перед тем, кто знал мою маму. Интересно, сколько ему лет? Маме сейчас лет сорок или даже больше. Я не сообразила спросить у тети Нарциссы ее год рождения. Но не меньше сорока — это точно. Значит, и ему около того. Впрочем, какое это имеет значение?

Не знаю, почему я так безусловно доверилась неизвестному человеку, но я написала все, что только вспомнила. И про встречу с Нарциссой, и про отработки у Хмури, и про то, как Флер тренировалась на мне, а я в отместку испортила ей цвет лица, и про сегодняшние поиски боггарта. Не написала только про предсказание Эсмеральды. Разве можно ее вообще всерьез воспринимать?

Да, я поверила письму из-за Эсмеральды. Но если бы не было ее и ее предсказания, разве бы я не поверила? Никто не будет ссылаться на мою мать ради того, чтобы просто надо мной подшутить. Даже Флер с Эсмеральдой. Их невозможно представить лезущими в старые газеты, дабы отыскать там подробности о моих родителях. А он меня узнал. И подкараулил на опушке Запретного леса, невзирая на то, что его могли в любой момент заметить.

Где же, интересно, он живет? И как попадает в Хогвартс?

В мантии-невидимке?

Или в чужом обличье, под оборотным зельем?

Да нет, вряд ли. Оборотное зелье такое противное, что больше одного раза не выдержать. Я пробовала. А постоянно под ним ходить — это свихнуться можно.

Заканчивая письмо, я все-таки не выдержала и приписала последнюю фразу: «А вы верите в предсказания?».

Заснула я почти в пятом часу утра и, слава Мерлину, мне ничего не снилось. Зато утром еле проснулась. Не я одна — все еле проснулись. Шли на завтрак, пошатываясь и держась друг за друга. Даже я держалась за Камиллу. Ребята на нас смотрели страшными глазами и допытывались — чем же мы занимались всю ночь.

Чем-чем. Они Эсмеральду в чувство приводили. А чем я занималась, даже Рине не скажу. Сейчас, по крайней мере.

Утром бросить письмо в дупло я не успела. Потом просидела в Хогвартсе весь день, а возвращаясь в карету, наткнулась на Хагрида и мадам Максим. При них бежать к дереву было неудобно. Мадам Максим и так посмотрела на меня очень подозрительным взглядом. Хорошо хоть Хагриду было не до меня — он любовался нашим директором.

Рине о вчерашнем я, разумеется, рассказала с самого утра, сразу после завтрака. За завтраком не стала — уж больно много народа рвалось мне посочувствовать. Половина факультета, не меньше. Половина — только потому, что младшекурсники просто стеснялись ко мне подойти. Зато смотрели такими глазами, что все было ясно. Вот интересно, откуда весь Слизерин знает, что это я прокляла Крауча? Причем именно я — на Рину никто не думает. Уже не в первый раз обсудили, какие уроды Хмури и Крауч, и даже начали высказывать предположения, что сделать с Краучем, когда он приедет в Хогвартс в следующий раз. Какой-то третьекурсник, испугавшись собственной наглости, предложил мне сотворить то же самое с Хмури. Если бы он знал, что я об этом мечтаю уже неделю! Если не с самого приезда в Хогвартс.

Драко попытался поднять тему Поттера, но его никто не поддержал. В конце концов, Поттер победил честно.

После завтрака мы с Риной зашли в пустой класс, и я на едином дыхании все и выложила. Старалась говорить как можно быстрее и не только потому, что мы опаздывали на урок. Не хотелось переживать еще раз. Я и так в себе как будто заморозила впечатление от произошедшего, пытаясь от него отрешиться. Сначала письмо полночи писала, потом со слизеринцами трепалась...

— Теперь он точно знает, — подвожу итог я.

— Я думаю, он давно знает, — возражает Рина. — Он параноик, но не дурак.

Не дурак, конечно. Я была уверена, что он знает. Но одно дело быть уверенной, а совсем другое — видеть своими глазами. Он не должен был вообще это видеть! Самого бы его в Азкабан засадить лет этак на десять!

Неизвестно даже, кому хуже — мне или Рине. У Рины хоть мама жива. И отца она немного помнит. А у меня есть слабая надежда — а вдруг? А вдруг их все-таки освободят? Об этом я в письме не спросила, но это и так ясно.

Мы с Риной всю пятницу проговорили о боггартах, Хмури, Азкабане и прочем. И в субботу продолжили. К вечеру субботы я успокоилась окончательно и стала обдумывать, как бы мне забросить письмо в дупло.

На этот раз мне повезло. Возвращаясь вечером в карету, я не обнаружила поблизости ни наших студентов, ни мадам Максим. Все, наверное, уже в карете. Это я до позднего вечера в Хогвартсе проторчала. Я обошла карету, отыскала нужное дерево — с дуплом оно действительно было одно — и оставила в дупле конверт. Возвращаться в карету не хотелось. А вдруг тот, кому письмо адресовано, вот-вот подойдет и возьмет? Сейчас ведь то же самое время, что и в среду, когда я получила письмо.

Я отошла поближе к карете и встала рядом с самым близким к ней деревом. Из кареты меня не заметят — из освещенного помещения темную улицу всегда видно плохо.

Минут двадцать я проторчала на ветру и уже раздумывала, не пойти ли мне спать. Но вдруг послышались чьи-то шаги. Причем не со стороны кареты, а сбоку. Неужели он?

— Что вы здесь делаете, мисс Розье?

Откуда здесь взялся Хмури? Мантикора его съешь!

Следил он за мной, что ли?

— Гуляю! — ответила я так нагло, как только могла.

— Я бы не советовал гулять так поздно, если вы не хотите получить еще одно наказание.

Ну не урод ли? Может сейчас оглушить его и кинуть в озеро? А если спросят — ничего не знаю, сидела в карете...

Нет, нельзя. Во-первых, он мне даже палочку не даст вытащить. На уроке мне еще ни разу не удалось его оглушить. А во-вторых, меня же просили быть осторожной!

— А вы что делаете так поздно? Упивающихся смертью ищете? Их здесь нет!

Так с учителями не разговаривают. Даже такие неудержимые нахалы, как я. Но мне уже было плевать. Что он сделает? Потащит искать еще одного боггарта? Да хоть сотню!

— Вы зря так думаете, мисс Розье. Но вам я бы посоветовал поменьше думать об Упивающихся Смертью и пораньше возвращаться к себе в карету.

— Спасибо за совет, — буркнула я.

К счастью, он пошел вслед за мной, дабы убедиться, что я действительно направилась в карету, а не бегать вокруг озера. И когда я встала на первую ступеньку, развернулся и поковылял к замку.

Все время, оставшееся до каникул, я вела себя удивительно прилично. Даже по сравнению с Бобатоном. Там я то и дело нарывалась, а здесь — ни разу. Даже Драко по морде от меня больше не получал, хотя было за что. Но в слизеринскую гостиную мне хода не было, а в других местах я его бить не хотела.

Единственной нашей шалостью за все три недели было то, что мы переделали известную песню Селестины Уорбек про котел, полный горячей и чистой любви. В нашем исполнении этот котел приготовила юная наивная студентка на уроке зельеварения, дабы поднести своему профессору, в которого была тайно влюблена. Но профессор не оценил душевных порывов студентки и безжалостно поставил ей «неудовлетворительно», раскритиковав зелье. Мы ничего не имели против Снейпа, и вообще изначально я хотела осмеять Хмури, но песенка сочинилась сама собой. Мы как будто ничего и не делали, только записывали. На следующий день песню распевала вся школа, а через день мы узнали, что профессор Снейп снял за нее двадцать баллов с Равенкло и пятьдесят с Гриффиндора.

Слизерин он почему-то не тронул.

На Хмури и его перевод я вместо двух запланированных вечеров потратила четыре. Он опять начал ко мне придираться и вместо того, чтобы спокойно сидеть и заниматься своими делами, стал читать мне лекции. Я слушала и даже ему не хамила. Но он и не давал повода. Странно.

У меня сложилось впечатление, что после боггарта Хмури стал относиться ко мне по-другому. Как будто смягчился. Врага видеть во мне не перестал, но ощущение, что он меня сейчас схватит за руку и отправит в Азкабан, пропало.

Может, в нем совесть проснулась?

Да нет у авроров совести. Ни у Крауча, ни у Хмури.

Хорошо, что он не стал мне прямо говорить о родителях. Я знала, что ему все известно, и он, скорее всего, понял, что я об этом догадалась. Но мы молчали, как будто по обоюдному согласию. Не нравилось мне это обоюдное согласие и вообще не нравилась видимость хороших отношений между нами, но я была вынуждена это терпеть, раз уж решила хорошо себя вести.

В карету я теперь возвращалась не позже десяти, а то и раньше. Мадам Максим пыталась добиться от нас, чтобы в девять все уже были на месте, мотивируя это темнотой и холодами. Так и в восемь не светлее и не теплее, чем в девять, какая разница-то? Если бы я одна приходила позже всех, то непременно получила бы выговор. Но Эсмеральда сама пару раз, загуляв со своим парнем из Дурмстранга, заявлялась чуть ли не в полночь, и поэтому мадам Максим от меня отступилась. Но все равно некоторые вечера мне приходилось просиживать в карете и прослушивать очередную порцию сплетен.

Обо мне и Крауче здесь не говорили. Зато бурно обсуждали роман Хагрида и мадам Максим, который был на подъеме. И у Эсмеральды со своим румыном, или кто он там, все было нормально. А вот у Флер с Седриком Диггори ничего, кажется, не получалось. Эсмеральда предлагала одурманить его заклятьем, оттащить в темный угол и там сделать с ним все, что полагается. На что Флер отвечала, что для этого парень должен быть в здравом рассудке, а не полусонный. Я не могла серьезно слушать этот диалог и неизменно начинала фыркать в подушку. Особенно, когда Эсмеральда принималась объяснять подробности. Казалось, она была готова поймать этого Седрика и продемонстрировать Флер наглядно, что ей следует сделать.

Кроме Седрика, у Флер была еще одна забота — то яйцо, которое она получила на первом туре. В нем, как сказал Бэгмен, крылась подсказка ко второму туру. Выло яйцо так, что не помогало даже заткнуть уши. Его кидали об стену, прятали под подушку, стучали по нему учебниками, но никакой подсказки оно открывать не желало. Мне так надоели эти упражнения, что в очередной особенно холодный и мерзкий вечер, когда в довершение всего мне еще и пришлось притащиться в карету к девяти, я не выдержала и воскликнула:

— Если вы не перестанете выть, я пойду и выброшу это идиотское яйцо в озеро!

Виолетта попыталась возмутиться, но Эсмеральда жестом остановила ее и посмотрела на Флер:

— Слушай, а может и правда попробовать его под воду?

— Думаешь, поможет?

— По крайней мере, не помешает. Пойдем!

И они действительно пошли. В десять вечера на мороз. Добились ли они чего-нибудь, я так и не узнала, ибо легла спать.

А потом заботы о втором туре отошли на второй план. Ибо Турнир — для чемпионов, а вот рождественский бал устраивался для всех. Как сказала нам мадам Максим — для укрепления дружественных связей между школами.

Ну и глупости. Кто хотел — тот уже и без всякого бала связи установил. Как я. И если они собрались укреплять связи, что же тогда меня от Слизерина отлучили?

Я, конечно, этого не сказала, чтобы отлучение не продлилось еще и все каникулы. Мы с Риной и так дни считали.

На сам бал я особо не рвалась. Подобные празднества мне еще в Бобатоне надоели. Прежде всего тем, что шумихи вокруг них было куда больше, чем сам праздник того заслуживал. Я не против потанцевать и весело провести время. Но меня дико раздражают ворохи сплетен и слухов по всякому мельчайшему поводу. Стоит тебе с кем-то пойти танцевать, так сразу на ваш счет высказываются сотни предположений, вплоть до самых неприличных. На последние особенно щедра Эсмеральда.

Без пары я никогда не оставалась. И что там на мой счет придумывали, меня абсолютно не волновало. Но в этот раз, честно говоря, мне было не до танцев и поиска пары. Я даже с Риной об этом не говорила. У бобатонцев только и разговоров, что о танцах, должна же я чем-то от них отличаться!

Где-то за неделю до начала каникул меня поймал Марио. Был очередной морозный вечер, рассиживаться в гостиной у меня желания не было. Я только направилась в спальню, как Марио меня окликнул.

С ребятами отношения у меня всегда были лучше, чем с девчонками. Даже с Цезарем, который, получив по морде, стал меня уважать. А с Марио у нас были даже приятельские отношения на почве того, что он помогал мне учить итальянский. Почему изучать языки всегда проще с парнями? Мануэлла на мои попытки поговорить с ней по-испански всегда корчит рожу и отворачивается. Хорошо, что, кроме нее, в Бобатоне есть еще испанцы. Это сейчас их нет.

— Бетти, ты с кем идешь на бал? — спросил Марио безо всяких предисловий и по-итальянски.

— Понятия не имею, — ответила я, пожав плечами. — А зачем тебе?

— Пошли со мной!

От Марио можно было ждать чего угодно, именно поэтому я и не удивилась.

— А с чего это вдруг?

Марио посмотрел на меня честными черными, как южная ночь, глазами. Он прекрасно знает, что плести про внезапно возникшую симпатию мне не стоит — не поверю. Я не Камилла.

— Вот скажи честно — тебе не очень-то хочется на этот бал.

Я неопределенно пожимаю плечами.

— Мы с тобой потанцуем пару танцев, а потом разойдемся. Ты наверняка прямо там себе кого-нибудь найдешь.

Я начинаю понимать замысел Марио. Искать пару сейчас он не хочет, хочет подцепить кого-нибудь прямо на балу. Но на сам бал хочет прийти все-таки с девушкой — для порядка.

А ведь мне такая сделка выгодна. Наверняка приедет Крауч, а чтобы без помех за ним следить, мне пара не нужна.

Но для порядка я немного упираюсь:

— А почему ты с Марией не пойдешь?

— Потому что Мария идет с Цезарем.

— А Цезарь разве не с Эсмеральдой?

— Ты что! Эсмеральда идет с Владом.

— С каким Владом? — спрашиваю я, опять-таки для порядка. Уже вспомнила — у Эсмеральды же есть парень в Дурмстранге. Только его имя я забыла. А может, оно при мне и не называлось.

— Влад Ионеску, из Дурмстранга. Он прямой потомок Цепеша!

— Такой же, как Цезарь? — скептически спрашиваю я.

— Цезарь — не потомок Цепеша! — с жаром возражает Марио.

Тут я не выдерживаю и заливаюсь смехом. Марио подхватывает, и расстаемся мы вполне довольными друг другом.

Кого пригласила Рина, я так и не собралась спросить. Даже не знала, есть ли у нее парень. Подобные темы так мне опротивели в Бобатоне, что с Риной мне поднимать их не хотелось. Но тут Рина меня спросила сама:

— А с кем ты идешь на бал?

— С Марио. Он, видишь ли, хочет найти кого-нибудь прямо на месте, а я с ним пойду для виду. А ты?

— А я с Уорингтоном. Я с ним уже год на все вечеринки хожу, с тех пор как мой парень школу закончил. К Уорингтону он не ревнует — знает, что это для видимости.

Я не сумела сдержать удивления:

— У тебя есть парень?

— Ну да. Друг моего брата. Он меня на два года старше.

— А что ж ты мне раньше не говорила?

— А разве тебя любовные заморочки не достали?

Тут она права. Достали. Когда с первого курса вокруг только и разговоров — кто в кого влюбился и кто с кем гуляет, то шарахаться скоро начнешь от подобных разговоров. Кто по-настоящему любит — тот не треплет языком направо и налево и тем более не пересказывает подробности свиданий, как Эсмеральда.

— А сейчас он где? Ты с ним в Хогсмиде не виделась?

Рина покачала головой.

— Они с братом сразу после школы уехали в Южную Америку. Обещали следующим летом вернуться, но теперь пишут, что сами еще не знают, когда приедут...

— А что они там делают?

— Да я сама толком не знаю, — Рина неопределенно пожала плечами.

У меня создалось впечатление, что знает, но не хочет рассказывать. Ладно, в конце концов, я ей сама не все рассказываю.

— Не бойся, — продолжает Рина, — на свадьбу я тебя пригласить не забуду!

— Еще бы ты забыла, — смеюсь я, — я тебе тогда в страшных снах являться буду!

— Ты это и сейчас делаешь, — смеется в ответ Рина. — Если ты к тому времени не уедешь во Францию...

— Или не попаду в Азкабан, — подхватываю я.

— В Азкабан-то за что?

— Найдут за что. Я сказала, что Крауча изведу — значит, изведу! На балу как раз будет удобный случай чего-нибудь ему подсыпать.

— Только чтобы не до смерти! Я не хочу, чтобы ты попала в Азкабан! Ты мне живая нужна!

Я тоже не хочу в Азкабан. Но навязчивая идея извести Крауча не дает мне покоя. Раз уж Хмури извести себе не дает, то начну с Крауча. Для того чтобы добраться до Хмури, у меня еще полгода.

— Да зачем мне его убивать? Во-первых, еще успею, а во-вторых, хочу, чтобы он помучался.

— Ну вот например, — радостно говорит Рина, — можно ему аппетит испортить на пару месяцев вперед. Его от всякой еды воротить будет! Только это заклятием не сделаешь, нужно зелье.

— Ничего, — не унываю я, — зелье я сама подолью. Главное — Хмури отвлечь: если он увидит, как я к Краучу подсаживаюсь, сразу неладное заподозрит.

Пока мы обсуждали планы отвлечения Хмури и изготовления зелья для Крауча, нам было безумно весело. Все готовились к Святочному балу, доставали наряды, придумывали украшения, запасались подарками для друзей, искали себе пару... А мы с Риной — не все. У нас есть заботы поважнее.

С кем бы я действительно хотела пойти на бал — так это с тем самым другом моей матери. За декабрь он написал мне еще два письма, и оба прилетели мне лично в руки. Первое — еще и в снегопад, так что сначала я приняла его за большую снежинку. В ответ на мое длинное письмо он написал не менее длинное. Я его читала и не могла понять — сколько же ему лет? Показалось, что он мой ровесник, ну разве что на два-три года старше. Но тринадцать лет назад, когда моих родителей посадили в Азкабан, ему должно было быть хотя бы восемнадцать!

На вопрос, чем он занимается в Хогвартсе и как туда попадает, он не ответил. Точнее — сказал, что ответит попозже. Зато написал целую страницу о том, как познакомился с Беллатрикс Лестранж на одном из светских приемов. Так написал, что я это как будто сама увидела.

Интересно, а колдографий у него не сохранилось? Хорошо было бы взглянуть.

Во втором письме он ответил, что колдографий не сохранилось, а про возраст опять умолчал. Как будто не заметил моего вопроса. У меня же ощущение, что он мой ровесник, стало еще крепче. Наваждение какое-то честное слово! Ему не меньше тридцати пяти должно быть! Мужчина в тридцать пять не должен быть таким наивным, как восемнадцатилетний юноша.

Но с другой стороны — он как-то попал в Хогвартс. И не затем, чтобы писать мне письма. Он намекнул, что у него есть какая-то миссия. Чтобы выполнять ее под носом у Дамблдора и Хмури, нужна смелость. И сила. Так что никакой он не наивный мальчик. А то, что романтические воспоминания юности описывает, мне даже нравится. Я их не просто вижу — чувствую. Как будто бы не просто я там была, а это было со мной.

По поводу предсказаний он подробно описал мне, как чуть не завалил экзамен по прорицаниям, увидев в хрустальном шаре что-то страшное. Я так и не поняла, верит он в них или нет, но получалось, что скорее верит.

Интересно, почему в обоих письмах у него исключительно юношеские воспоминания? Ну, допустим, сейчас у него тайная миссия. А тринадцать лет после падения Темного Лорда он что делал? И если моих родителей возможно освободить из Азкабана, почему никто не занялся этим раньше?

Третье письмо я закончила уже незадолго до начала каникул и целых два дня не могла бросить его в дупло. В письме я еще раз спрашивала, сколько ему лет. А также — чем он занимался все эти годы и нельзя ли с ним повидаться. Ведь будут каникулы, а на каникулах Рина предложила отпроситься дня на три и отправиться к ней домой. Из ее дома я могу аппарировать куда угодно, хоть в Лондон. Да мне и нужно будет в Лондон, зайти в Гринготс, чтобы разобраться с моими деньгами.

Не думала, что можно привязаться к человеку с двух писем. Ну ладно — с трех. Все равно три письма — это мало.

Но ведь с Риной мы подружились с одной фразы. Даже раньше — едва взглянув друг на друга. Три письма — это больше, чем один взгляд. Хотя взглянуть моему корреспонденту в глаза я бы очень хотела.

Всю ночь я не мог заснуть. Думал то о Белле, то о Бетти. И если раньше они у меня смешивались между собой, то теперь уже нет. Если бы я знал, чем кончится история с боггартом, я бы Бетти вниз не потащил. Пошел бы сам. Или послал их вдвоем с Айрин... хотя нет, нельзя студентов на такие опасные задания посылать. Даже совершеннолетних. И чья это была идея? Моя или Хмури? Наверное, все-таки Хмури, хотя он и самоустранился до самой комнаты с боггартом.

Хмури считает, что наказание было достойным преступления. А обо мне он и не подумал. Мне-то за что мучиться? Сидеть всю ночь и перебирать осколки воспоминаний, от которых, казалось, уже отделался — за что?

Белла — сильная. Она выдержала эти тринадцать лет и выдержит еще полгода. Полгода — не больше — осталось до возвращения Темного Лорда. Она доживет, она выдержит.

Это я не смог.

Я ничего не помню из Азкабана, кроме темноты и холода. И всепоглощающего ужаса. Странно, я до сих плохо помню, как выглядят дементоры. Я хорошо знаю, как они ощущаются, но их внешний вид описать не смогу. И не из-за темноты. В зале суда было светло. Но я и там их не разглядел. Не приглядывался. Зачем мне их разглядывать, если я их чувствую.

Самое страшное в Азкабане — то, что не на что опереться. Даже если у тебя была твердая почва под ногами — она может выскользнуть. А если ее и не было — мгновенно проваливаешься в пропасть и перестаешь видеть то немногое, что остается в твоем распоряжении из материального мира. Я не то что внешность дементоров не замечал — даже не знал, как выглядит моя камера. По крайней мере, сейчас не могу это вспомнить.

Белла была где-то неподалеку от меня, но я не мог не то что с ней разговаривать — даже осознать, что она рядом. В соседней камере, кажется, был Сириус Блэк, а Белла сразу за ним. Блэк, кажется, пытался со мной разговаривать, но я не помню, чтобы я ему что-то отвечал. Мог даже и не осознавать, что он мне говорил.

Я уверен, что Белла держится куда лучше меня. Она сильнее. Она может опираться на себя, если больше не на кого. Это я не могу.

Или — не мог, до Азкабана?

Сейчас-то я один. Бетти не в счет. Еще неизвестно, кто из нас кого поддерживает.

Я с нетерпением ждал ответа от Бетти. Я был уверен, что она его напишет его в ближайший день, если еще не написала.

В пятницу вечером ответа еще не было. Если она его и написала, то в условленное место не положила. Я уже начинал думать, что она мне не ответила и не захочет отвечать. В самом деле, зачем я ей? Беллу прямо сейчас я вытащить не могу, а даже если бы и смог, при встрече им бы не до меня было.

Весь день субботы я промучился, а вечером пошел проверить еще раз, уже не надеясь на успех. И едва обошел карету Бобатона, как заметил стоящую у дерева Бетти. А если бы я подошел к условленному месту у нее на глазах, что бы она подумала!

В следующий раз надо пойти в мантии-невидимке. Или останавливаться возле кареты, а письмо вытаскивать Манящими чарами. Ибо скоро выпадет снег, а следы Хмури не спутаешь ни с чем.

Я убедился в том, что Бетти вошла в карету, выждал еще несколько минут и направился к дереву. Письмо было там. Оно было! Я обрадовался так, что чуть не помчался к замку вприпрыжку. Хорошо, что не помчался — неминуемо бы упал. В облике Хмури нельзя бегать вприпрыжку, можно только медленно ковылять.

Я был рад даже самому факту получения письма, а когда его прочитал — обрадовался еще больше. Почти все, что она написала, я знал. Но я это знал от Хмури. А тут — она сама признавалась мне, и от этого известные факты становились совсем другими. Как будто нарисованную пером картину кто-то раскрасил яркими красками.

Она меня совсем не знает. Но она мне уже доверилась.

Я даже чуть не заплакал. Хотя чего плакать — радоваться надо!

Перед тем как писать ответ, я долго колебался. Она задала мне много конкретных вопросов, начиная с того, как мое имя, и кончая вопросом — верю ли я в предсказания.

В предсказания я верил. А вот Бетти, похоже, нет, раз уроки профессора Трелони не посещала. Но почему она спрашивает?

Один раз во время наших ежевечерних разговоров Темный Лорд сказал мне, чтобы я по возможности наблюдал за Трелони. Если это, конечно, не помешает моей основной деятельности. Больше он ничего не сказал, но у меня создалось впечатление, что Лорд не просто так ее вспомнил. Либо он с ней знаком, причем не при очень счастливых обстоятельствах, либо при подобных же обстоятельствах ему что-то рассказывали о ней. Или об ее предсказаниях. По разговору с Дамблдором у меня сложилось то же самое впечатление. Разговор же с самой Трелони оставил очень тягостное чувство. Как будто смотрю в кривое и испачканное зеркало. Я и нормальных-то зеркал в последнее время не люблю, не то что кривых.

И вот — Бетти спрашивает меня о предсказаниях. Пообщалась с Трелони? Или с ней пообщался кто-то другой?

Но этого спросить я как раз и не мог. Вместо этого рассказал, как чуть не завалил СОВ в школе. Можно сказать, даже завалил — ибо при «выше ожидаемого» по уходу за магическими существами и «превосходно» по всем остальным предметам, по прорицанию я получил всего лишь «удовлетворительно». Потому что упорно не хотел отвечать на вопрос, что же я увидел в хрустальном шаре.

А я уже не помню, что я там увидел. Дементоров? Азкабан? Самого себя в чужом облике? Не помню.

С тех пор в прорицания я верю, но отношусь к ним с опаской. И с Трелони стараюсь пересекаться поменьше. Да, Лорд просил за ней следить — но, во-первых, именно просил, а не приказывал, а во-вторых, он сказал «по возможности». А возможностей как раз и немного. Я еле-еле успеваю книги читать, не говоря уже о каком-то общении с другими профессорами.

Мой ответ Бетти получился еще длиннее, чем ее письмо. И почти весь состоял из воспоминаний. А что я еще мог сделать, если меня понесло? Как будто бы растаяла та полупрозрачная пелена, за которой скрывались мои доазкабанские воспоминания, и я смог по-настоящему погрузиться в прошлое.

Во втором письме она опять повторила те же вопросы, что и в первом. А я снова на них не ответил. И про колдографии не мог сказать ничего утешительного. Колдографий Беллы у меня дома не сохранилось ни одной. Те, которые были, отец, видимо, выбросил. А посылать свои я пока не хотел. Не стоило раскрывать себя.

Мое имя ей бы ничего не сказало. Но все равно пока сообщать его рано. Даже сама переписка — это риск. А признание, кто я, вызовет кучу вопросов, связанных с моим отцом.

Весь месяц прошел в ожидании писем. Как-то я его прожил: ходил на уроки, беседовал за обедом с другими учителями, даже с Дамблдором... Но это был не я, а Хмури. А я размышлял о том, что написала мне Бетти и что мне ответить ей.

Еще четыре вечера я потратил на завершение перевода, хотя можно было управиться и раньше. Но мне уж очень не хотелось ее отпускать. Поэтому я устроил ей подробный разбор ее перевода, начиная от лингвистики и заканчивая историей.

Чем больше мы общались с Бетти, тем больше с ней общался именно я, а не Хмури. Хмури после боггарта как будто изменил свое отношение к ней, решив оставить ее в покое. Лучше бы он не уходил — ибо мне наедине с Бетти было невыносимо трудно. Именно потому, что больше всего я хотел именно остаться с ней наедине.

Но она-то видела не меня, а Хмури! Так что наедине мы все равно не оставались.

Я считал дни до начала каникул, еще не зная, чем мне это поможет. Наоборот — мы не будем видеться на уроках, а только в Большом Зале, где нам не перекинуться и словом. Книгу мы закончили, а больше никаких идей для наказаний мне в голову не приходило. Да и наказывать ее было не за что.

Я был уверен, что на рождественский бал они с Айрин готовят очередную гадость моему отцу. Но на этот раз я даже и не подумал им мешать.

Все равно отец не приедет. Петтигрю написал мне, что Лорд приказал отца из дома больше не выпускать, ибо тот стал странно себя вести и есть опасность, что он способен освободиться от Империо.

Этого еще только не хватало. Но, прочитав письмо, я только порадовался, что отец не приедет и я буду избавлен от необходимости ловить Бетти за руку и придумывать ей наказание.

Об остальном подумаю позже. После каникул.

Должен ведь и я отдохнуть, на самом деле!

10

За неделю до каникул только и разговоров было, что о предстоящем бале. Даже за слизеринским столом. О бобатонской спальне я уже и не говорю. Там все словно с ума посходили.

Парой обзавелись все, кроме Флер. Даже Камилла. Флер же упорствовала в своем желании пойти с Седриком, а тот все никак не собирался ее приглашать.

— Пригласи его первая! — настаивала Эсмеральда. Дело было вечером в четверг последней недели занятий. Флер, судя по ее виду, дошла до предела. Еще немного — и она устроит грандиозную истерику.

— Как я его первая приглашу, если положено, чтобы приглашал парень! — с надрывом отвечала Флер.

— Кем положено? Плюнь на все правила, ты выше их!

— Вот именно, что выше! А он на меня и глядеть не хочет! На меня, понимаешь! От меня еще никто никогда не отворачивался!

Тоже мне, нашла проблему. Если бы Седрик сразу повелся, Флер бы сама на него смотреть не стала. Еще ни разу такого не было, чтобы Флер так долго парня осаждала.

— Флер, ну я не могу! С драконом справилась, а парня приворожить не можешь! Ты вейла или кто?

— Я хочу, чтобы он честно в меня влюбился!

— Вот и влюбится, куда денется! Он тебе так нужен?

— Да мне уже все равно. Зло берет, что два месяца не могу охмурить!

То что Флер нужен не Седрик, а победа над ним, я давно уже поняла. Но какой молодец парень!

А ведь если она попытается его магией вейл приворожить, Диггори не устоит. Или устоит? Будем надеяться, что он кого-то уже к этому моменту пригласил. Если бы у него никого не было, сдался бы уже давно.

— Вот завтра вечером перед ужином подойди к нему и пригласи сама. Я рядом буду, если что.

Про себя я подумала, что тоже хочу посмотреть на это зрелище. Причем болеть я буду за Седрика.

На завтрашний вечер у меня было намечено еще одно важное дело — подойти к мадам Максим и спросить, когда же кончается срок моего наказания. Провести первые дни каникул и начать подготовку к балу мне хотелось именно в слизеринской спальне. Потом, у меня опять возникло чувство, что мне что-то не договаривают. Пускаться в расспросы я не стала, ибо не хотелось делать это даже в пустых классах, не говоря уже о библиотеке или Большом зале. Вот окажусь в Слизерине — сама все пойму.

В пятницу мы с Риной не сразу пошли на ужин, а заняли наблюдательную позицию возле главной лестницы. Ученики постоянно бегали туда-сюда, кто-то кого-то дожидался, чтобы идти на ужин вместе, так что мы ничем не выделялись. Мало ли зачем мы здесь стоим.

Наши ожидания оправдались — откуда-то снизу появился Седрик в компании одноклассников, и в ту же секунду перед ним возникли Флер и Эсмеральда. Эти-то где прятались?

— Седрик, можно тебя на минуточку? — томным голосом спросила Эсмеральда.

Вот кому никаких чар не надо — так это Эсмеральде. Одной интонацией она может приворожить парня навечно. На этот раз она сработала не в полную силу — ей ведь нужно, чтобы Седрик запал на Флер, а не на нее!

Седрик послушно остановился, но было видно, что мысли его где-то не здесь. Я прекрасно знаю, что означает такое выражение лица. «Да-да, я вас, конечно, выслушаю, но меня там ждут».

Флер, похоже, тоже это почувствовала и поэтому начала издалека. Спросила, как настроение и как идет подготовка ко второму туру. Седрик вежливо отвечал, бросая при этом нетерпеливые взгляды на дверь в Большой зал, куда шли на ужин студенты.

Мы с Риной весело переглянулись и синхронно зажали рты ладонями, чтобы не засмеяться. Эсмеральда сделала очень сердитую физиономию и посмотрела на Флер. Вид у нее при этом был такой, как будто она не просто злобно посмотрела, но еще и ощутимо толкнула локтем в бок.

Флер стала произносить что-то нараспев, примерно тем же тоном, каким она усыпляла сначала меня, а потом дракона. Только слова были другие.

Седрик непонимающе на нее посмотрел и отступил на шаг, чтобы без помех развернуться и уйти.

И тут к Флер подскочил рыжий мальчишка из Гриффиндора, приятель Поттера. Драко про него говорил, но у меня вылетела из головы фамилия.

— Ты не пойдешь со мной на бал? — выпалил он на одном дыхании.

Тут мы с Риной не удержались и покатились со смеху. Ну надо же!

— Промахнулась, — выдавила я сквозь смех. — Флер промахнулась! Приворожила к себе эту рыжую мелочь вместо Седрика!

— А я знаю, кто это, — так же давясь от смеха, проговорила Рина. — Рон Уизли, друг Поттера. Драко мне им все уши прожужжал.

Флер посмотрела на Рона Уизли уничтожающим взглядом, способным продырявить шкуру дракона. Мальчишка что-то пискнул и со всех ног кинулся бежать. Седрик, пользуясь моментом, тоже ретировался. Флер, издав очень громкий стон, бросилась в объятья Эсмеральды. Мы с Риной просто согнулись пополам.

И тут к нам подошла мадам Максим.

— По какому поводу веселье? Что ты опять натворила, Розье?

А почему это сразу я? Я три недели веду себя удивительно прилично! Так прилично, что перед слизеринцами стыдно!

— Я ничего не натворила, — сделав как можно более невинную физиономию, отвечаю я.

Мне она, конечно, не верит и обращается к Эсмеральде:

— Жаннет, что случилось?

— Ничего не случилось, — отвечает Эсмеральда с физиономией еще более невинной, чем моя.

Флер все еще не отошла от шока после неудачи и поэтому молчит.

— Мы просто стояли и смотрели, — подключается Рина.

Мадам Максим все еще смотрит на меня очень подозрительно. Ну надо же было ей появиться именно сейчас — не раньше и не позже! Сейчас опять запрет меня в карете на веки вечные и плакали мои каникулы со слизеринцами.

— Мадам Максим, — говорю я все тем же невинным голосом, — а когда я смогу вернуться в слизеринскую спальню?

Конечно, спрашивать вот так напролом — чистейшей воды идиотизм. Но терпение у меня уже кончилось. И так изображала из себя чуть не хаффлпаффца, так что — все зря?

Мадам Максим только раскрывает рот, чтобы изречь приговор, как ее перебивает Эсмеральда:

— Мадам Максим, правда, простите Розье. Она нам ничего не сделала!

Что я слышу? Эсмеральда за меня заступается?

Наверное, я им просто надоела. Но какие бы ни были ее мотивы, если это заступничество мне поможет, я буду очень рада.

Нет, не понять мне наш цветник. То шипели на меня по поводу того, что я поселилась в Слизерине, то теперь упрашивают, чтобы меня туда отпустили.

Мадам Максим пристально смотрит на Эсмеральду, потом на меня, потом еще раз на Эсмеральду и произносит:

— Хорошо, Розье. Можешь на каникулах оставаться в Слизерине.

— А после каникул? — наглею я.

— А после каникул — посмотрим, как ты будешь себя вести.

Только присутствие Эсмеральды и Флер удерживает нас с Риной от того, чтобы подпрыгнуть до потолка.

— Спасибо, мадам Максим! — хором восклицаем мы обе и, схватившись за руки, бежим в Большой зал на ужин.

Первые дни каникул мы с Риной смеялись по поводу и без повода, сидя в слизеринской гостиной. Одним из главных поводов нашего веселья была, конечно же, Флер и ее неудача с кавалерами. Но не будь Флер, мы бы нашли какой-нибудь другой повод. Мне просто было весело от одного возвращения домой. Именно домой — только так я и воспринимала слизеринскую гостиную.

А где еще мой дом, простите? Больше нигде.

Несколько раз я бегала в карету за своими вещами. Непременно в темноте, ожидая, что получу очередное письмо. Но письма не было.

Девчонки при моем появлении в карете неизменно замолкали, но тут же принимались щебетать заново. У меня родилось впечатление, что они меня боятся. А с чего же еще ради Эсмеральда за меня перед мадам Максим заступалась? Явно, чтобы от меня отделаться. Ради меня она стараться не будет.

После неудачи с Седриком Флер дня два ходила хмурая и злобно смотрела на меня каждый раз, когда я оказывалась в ее поле зрения, как будто это я была виновата. В очередной свой приход за вещами, пока я рылась в чемодане, я услышала их диалог с Эсмеральдой. Диалог, кажется, шел с переменным успехом уже трое суток — и все неизменно об одном и том же.

— Ну кончай ты страдать! Хочешь — иди с Поляковым, мы с Владом его попросим, он не посмеет отказать.

— Что значит — вы с Владом? Ты считаешь, я сама не способна пригласить парня? И кто такой этот Поляков? Вот с Крамом я бы пошла.

Эсмеральда энергично замотала головой.

— Крам уже кого-то пригласил. Кого — никто не знает, даже Марта, которая знает все и про всех.

Эсмеральда не стала уточнять, кто такая Марта, и я осталась в неведении. Наверное, кто-то из Дурмстранга. Всю дурмстрангскую команду я по именам так и не выучила, несмотря на то что они сидели за нашим столом.

— Ну ты пойми, что я не могу идти просто с кем-то!

— Иди с Поттером. Он все никак себе пару найти не мог.

— Ну вот еще, — сморщила нос Флер, — с этой мелочью. Ты надо мной издеваешься, что ли? Сама кавалером обзавелась, а меня одну оставляешь?

— Я тебе когда еще предложила идти с Цезарем!

— Ты мне еще с Колючкой предложи идти!

Я не выдержала и засмеялась, прикрыв лицо парадной мантией. О да, я в виде кавалера при Флер смотрелась бы весьма занятно.

— Ну хорошо, — примирительно сказала Эсмеральда, — а что ты думаешь насчет Роджера Дэвиса?

— А это кто такой?

— Шестикурсник, капитан команды Равенкло по квиддичу.

— Он симпатичный?

— Я тебе завтра за завтраком его покажу. Они с Цезарем и Марио приятели.

— Не надо мне вашей помощи, — надула губки Флер, — я сама его приглашу!

— Конечно, сама! — охотно согласилась Эсмеральда. — Я только тебе его покажу.

Мне было безумно весело, но, находясь в спальне, я не могла смеяться в полный голос. Но едва только вышла из кареты, как не смогла сдержаться и разразилась громким смехом. И вдруг на мои руки плавно опустился бумажный самолетик. Ну наконец-то!

Можно было прочитать тут же, возле кареты, но я не стала рисковать. Добежала до Хогвартса и закрылась в первом попавшемся женском туалете. Хмури может ходить где угодно, но в женский туалет он точно не пойдет.

Свое имя мой неизвестный друг так и не назвал. Он что, не замечает вопросов, которые ему прямо задают? Он, видите ли, скрывается и в Лондоне показаться не может. Но если я смогу ночью выбраться в одну из пустых комнат хогварского подземелья...

Неужели он живет там? Так кого тогда искал Хмури вместе со мной? Все-таки не боггарта. Боггарта он своим волшебным глазом мог и сквозь стены видеть, не было необходимости заходить во все двери!

На следующий день я бросила в дупло ответ. Ответ заключался в том, что я еще не знаю, когда вернусь из поездки в Лондон и к родителям Рины, но выбраться ночью из гостиной я, конечно, смогу.

Это ж не бобатонская карета. А Рина меня даже не спросит, куда я иду. Она мне безоговорочно доверяет. Как и я ей.

Неделю, оставшуюся до Рождества, мы совершали подвиг, одолев всю гору домашних заданий, чтобы освободить от них оставшуюся часть каникул. Почему-то работа шла куда бодрее и веселее, чем в предыдущий месяц, возможно оттого, что нам не приходилось шастать по пустым классам. Я периодически начинала воспитывать Малфоя, который под конец стал очень смешно от меня шарахаться. Тогда мы с Риной с громким смехом ловили его в охапку и били учебниками, приговаривая: «Никуда ты от нас, кузен, не уйдешь!»

Утром Рождества мы проснулись поздно. Спешить было некуда, вот мы и отсыпались. Все равно бал начинается только в восемь. Раздвинув полог кровати, я обнаружила возле нее груду свертков. Подарки!

На мой восторженный вопль Рина высунула голову и ехидно поинтересовалась:

— Что ты так кричишь? Тебе приснился Хмури?

— Он тебе сейчас самой приснится! — махнула я рукой. — Или я приснюсь — мало не покажется!

Рина тут же радостно засмеялась, а я стала разбирать подарки. Парадная мантия от тети, которая считает, что порядочная девушка из хорошего рода должна иметь их штук десять. Правда, из этих десяти носить я могу только одну — темно-бордовую. А эта темно-зеленая. Тоже ничего, по-слизерински по крайней мере. Аннет прислала свой рисунок — пейзаж Средиземного моря с горами, теряющимися в утренней дымке. Нравится мне, как Аннет рисует, она почти догнала меня в этом искусстве. А скоро и перегонит. Дядя верен себе — прислал толстенную книгу по высшей трансфигурации. Драко подарил золотой браслет в виде двух переплетенных змеек с изумрудными глазками. Интересно, считать это подарком от кузена или все же от тети Нарциссы? Рина подарила ожерелье из черных камушков с красными искрами. К моей бордовой парадной мантии — самое подходящее украшение! Оставался еще один сверток — от тети Нарциссы.

— Рина, иди сюда, — позвала я. — Помоги развернуть.

Развернуть я могла и сама, но мне хотелось, чтобы Рина при этом присутствовала.

Я была права. В свертке оказался альбом для колдографий. Разумеется, не пустой. Здесь были и школьные колдографии Беллатрикс Лестранж, и юношеские, и свадебные, и даже те, где она со мной. На одной из колдографий в конце альбома обнаружились две маленькие девочки лет двух — двух с половиной, стоящие рядом. У одной в руке игрушечный дракон, и она увлеченно дергает его за крыло. А вторая сохраняет очень серьезную физиономию и обнимает одетую в ярко-желтое платье куклу.

— Это я? — осторожно дотрагиваюсь пальцем до девочки с драконом.

— Ага, — весело кивает Рина. — А рядом — угадай кто!

Я непонимающе смотрю сначала на колдографию, потом на Рину. Сходства никакого, но разве в два года может быть сходство? Потом, если приглядеться...

— Ты? — удивленно спрашиваю я.

— Ага! — еще радостней говорит Рина.

Мы что, с ней знакомы с детства? Неудивительно — ведь мы троюродные сестры и почти ровесницы к тому же. Рина меня только на полгода старше. Вполне возможно, что мы играли вместе.

— Так вот почему ты мне сразу показалась такой родной! — радуюсь я. — Мы друг друга узнали! Но я тебя не помню, — заключила я упавшим голосом.

— Зато я помню! — все тем же радостным тоном продолжает Рина. — Я складывала слова из кубиков, а ты их раскидала и стала строить замок.

— И правильно! — вновь смеюсь я. — В детстве играть надо, а не зарываться в книжки, даже если они из кубиков!

Но вместе с радостью во мне опять просыпается злость на Крауча и Хмури. Чьими еще стараниями я оказалась разлучена с родителями и друзьями детства? И если с Риной мы наконец-то встретились, то родителей я никогда не увижу.

Ничего. Зелье для Крауча нами уже подготовлено. В один из вечеров мы с Риной спрятались в пустой комнате в подземелье и все сделали. Оно довольно простое, никаких особенно сложных ингредиентов не требует. Все, что нужно, мы в классе зельеварения взяли, никто и не заметил.

А впереди еще два тура. И на каждом из туров мы придумаем для Крауча сюрприз. И не только для Крауча, но и для Хмури. Бдительность — это прекрасно, но самая неусыпная бдительность со временем притупляется. Вот тут-то мы его и достанем!

За завтраком Рина получила сразу два письма. Это само по себе было странно — письма ведь могли прислать и вместе с подарками. Сов я узнала сразу — пестрая семейства Уилкс и всегдашний филин Малфоев. Значит — от матери и от тети Нарциссы. Причем Драко на этот раз филин не принес ничего.

Прочитав оба письма прямо за столом, Рина нахмурилась и забыла про еду. Мне пришлось ее толкать, чтобы она доела хотя бы кекс, а не оставляла половину на столе неизвестно кому. Драко тут же пристал к Рине, чтобы та рассказала ему, что написала его мама. Я спрашивать не стала, но Рина сама предложила мне пойти поговорить.

Мы зашли в один из пустых классов и закрыли дверь. Рина не сразу заговорила — будто бы не решалась.

— Что случилось? — не выдерживаю я.

— Да я сама не понимаю. Тетя Нарцисса вместе с мамой предлагают мне на вечер к Малфоям идти одной, без тебя.

— То есть как? — удивляюсь я.

Три дня, на которые Рина отпросилась из Хогвартса, у нас уже распланированы. Не решено только одно — отпустят меня или нет, потому что к мадам Максим я так и не подошла. Это Рина у Снейпа отпросилась. Я в тот момент стояла рядом, и Снейп отвечал нам обоим, но в конце разговора рекомендовал мне обратиться к мадам Максим. А я не обратилась — не успела. В остальном мы уже знали, чем займемся. Во-первых, осмотреть дом Рины и познакомиться с ее мамой. Во-вторых, зайти в Гринготс и выяснить, как дела с переводом моего состояния из Франции в Англию. В-третьих, зайти в аптеку Робинсов и уточнить насчет работы. Рина собралась устраиваться туда, и я решила, что пойду вместе с ней. Конечно, при моих деньгах я могла бы и не работать, но денег много не бывает. Может, они на другое пригодятся. На жилье прежде всего. Жить после школы у Малфоев я не собиралась. Поиск подходящего дома тоже был намечен, и как раз на эту тему я хотела поговорить с Люциусом Малфоем — в числе всего прочего он занимался и торговлей недвижимостью. Званый вечер у Малфоев в наши планы тоже входил. Я его ждала особенно, ибо очень хотелось посмотреть на круг общения моих родителей. И задать вопрос — как получилось, что они здесь, а мои родители в Азкабане?

Неужели тетя Нарцисса предчувствовала этот вопрос?

— Они считают, что так будет лучше. Что твое появление вызовет слишком много вопросов.

— Да? — язвительно спрашиваю я. — А меня они спросить забыли? Мне что — так на всю жизнь затвориться и никому не показываться?

— Почему никому не показываться?

— Тетя Нарцисса считает, что раз меня в детстве спрятали, то я должна прятаться и дальше? От кого мне прятаться?

Рина смущается и смотрит куда-то в пол. У меня опять возникает чувство, что мне что-то недоговаривают.

— Ну ты пойми: сейчас сложное время, а ты не знаешь тонкостей всех отношений...

— Каких таких тонкостей? По тонкостям ты у нас специалист, вот и научила бы! Что вообще происходит, скажет мне кто-нибудь или нет?

Рина смотрит на этот раз в потолок. Вздыхает. Снова смотрит в пол. Еще раз вздыхает. Я терпеливо жду.

Наконец она нерешительно произносит:

— Я сама хотела бы знать, что происходит. Именно поэтому мне удобнее идти к Малфоям без тебя.

— Ты хочешь сказать — я тебе помешаю?

— Ты притянешь к себе все внимание. Кроме того, ты можешь нечаянно что-нибудь ляпнуть...

Я уже готова была рассердиться, но остановилась. Опять я вышла круглой дурой. Рина не знает, но я-то знаю о неведомом сподвижнике Темного Лорда. А может, он не один? А может, бывшие Упивающиеся Смертью о них не знают, но догадываются? А может, им совсем невыгодна их миссия?

Вот хороша я буду, если действительно ляпну что-нибудь!

Но с другой стороны — как я узнаю настроение бывших Упивающихся Смертью? Рина, конечно, все расскажет, но она не знает того, что знаю я. А меня видеть не хотят.

Ладно, что-нибудь придумаем. Пока что первое событие на сегодня — Святочный бал.

До обеда мы гуляли на улице и даже поиграли немного в снежки с Драко и его друзьями. Кончилось тем, что меня вываляли в снегу Драко и Пэнси, но Рина с Майклом Уорингтоном не остались в долгу и закидали их снегом. На входе в замок мы походили на снеговиков, и Филч очень неодобрительно на нас косился.

После обеда мы сначала сидели с гостиной и весело говорили о всяких пустяках, а потом мы с Риной пошли в спальню переодеваться. Я достала подаренный тетей Нарциссой альбом и вытащила оттуда колдографию мамы с выпускного вечера в Хогвартсе. Надо же, как я угадала — моя парадная мантия почти такая же: бордовая и с черной отделкой. Ожерелье, подаренное Риной, оставлю, хотя у мамы такого и не было. Было другое, не менее красивое. Дело за прической.

— Рина, — торжественно сказала я. — Сделай мне точь-в-точь такую же прическу!

— Зачем?

— Меня тут и так все прекрасно знают, от кого скрываться?

Скрываться есть от кого — от Крауча, но он меня узнает с любой прической. Мне же хочется непременно быть не просто похожей на Беллатрикс Лестранж, а ее полной копией. Пусть Хмури и Краучу ночью приснятся кошмары. Особенно Краучу — на голодный желудок.

Рина попыталась меня отговорить, но успеха не добилась и смирилась со своей участью. Участь ей выпала воистину тяжелая — не только расчесать мои длинные волосы и заплести их в косы, но еще и уложить в точности как на колдографии.

Пока мы этим занимались, а потом я помогала переодеваться Рине, время подошло уже к восьми. Пора было идти на бал.

Я посмотрелась в зеркало. Сама себя узнавала с трудом, а тех, кто хорошо знал мою маму, удар хватит. И поделом.

— Ты готова? — спросила я Рину.

— А ты? — пристально посмотрела она на меня.

Ах я балда! Зелье для Крауча не взяла!

Достаю из тумбочки пузырек с зельем и прячу его в потайной карман мантии. Хороша бы я была, если бы забыла!

Да, теперь я понимаю, почему меня у Малфоев видеть не хотят. Ничего, у нас еще два дня, чтобы исправить положение.

А пока — пора на бал!

Когда я учился в школе, я одновременно и ждал каникул и не хотел, чтобы они наступали. На рождественских каникулах я неизменно отправлялся домой, даже на старших курсах, хотя свободного от учебы времени оставалось крайне мало. На «Хогвартс-экспрессе» в рождественские каникулы я никогда не ездил — мама приезжала за мной на министерской машине. Я до последнего курса стеснялся этой машины, хотя никто меня этим никогда не упрекал. Даже Регулус, которого еще ни разу не встречали родители. По приезде домой начиналась праздничная суета, от которой хотелось сбежать обратно в Хогвартс. Дом был полон гостей с утра до вечера, все хотели непременно видеть меня и повосхищаться вместе с мамой моими успехами. Я сбегал в библиотеку, где неизменно проводил весь поздний вечер и раннее утро.

Сейчас мне тоже отчаянно хотелось куда-нибудь сбежать. За почти пять месяцев в Хогвартсе я устал неимоверно. Никогда не выносил больших толп, а здесь они постоянно. Да и от Хмури тоже, честно говоря, устал. Помогать он мне помогал, но за счет того, что лишал меня последних сил. Тот Хмури, который сидел в сундуке, тоже помогал, но и он меня порядком изматывал. Меня все подмывало снять с него Империо, хотя я прекрасно понимал, что делать этого не следует ни в коем случае. Но мне было безумно интересно, что же он обо мне думает. Он меня, оказывается, узнал. Но что он еще знал обо мне, я так и не выведал. Иногда я представлял себе, как мы с ним беседуем, но ничего из мысленных наших бесед я в реальную жизнь не перенес. Я его так ненавидел, что говорить о чем-то, помимо необходимых сведений, просто не мог.

Я уже предупредил Дамблдора о том, что хочу побывать дома, проверить, все ли там в порядке. Даже не соврал — я действительно вознамерился побывать дома. Только не у Хмури, а у себя. Во-первых, надо доложить Лорду о проделанной работе. Во-вторых, захватить еще несколько книг. И в-третьих, отдохнуть.

Я мечтал об этой поездке с начала сентября. Но сейчас мне так не хотелось расставаться с Бетти, что я начинал думать — а надо ли мне вообще отправляться домой? Я не хотел говорить Темному Лорду о Бетти, но ведь он мог узнать и сам. Пускай я владею окклюменцией, но не настолько, чтобы сопротивляться Темному Лорду. Да и не я ему сопротивляться. Я просто не желаю говорить ему про Бетти.

А потом я получил письмо от Бетти, в котором она писала, что собирается уехать на несколько дней вместо с Айрин. Она спрашивала, не сможем ли мы с ней встретиться где-нибудь в Лондоне или другом месте.

Хочу ли я встретиться с Бетти?

Лучше бы она не задавала таких вопросов.

Едва я прочитал эти строчки, как мне сразу стало жарко. Я помимо воли представил нас вдвоем где-нибудь в укромном месте... например, у нас дома. Больше укромных мест я не знал.

Но дома — отец, Темный лорд и Хвост, и никому из них я бы не хотел показывать Бетти. И предпочел бы, чтобы Бетти не видела никого из них. Даже Темного Лорда, пока он в таком виде. Это я помню его в полной силе, а она может сразу и не понять, что он такое и что значит для всех нас. Она ведь так мало знает! Айрин — и та знает больше. Не разумом — сердцем. Но и Айрин я бы к себе домой не привел. Незачем.

А где мы еще можем встретиться с Бетти? В каком-нибудь лесу? В лесу холодно, а я от нервного напряжения очень быстро устаю и не смогу часами бродить. О прогулках по Лондону я уже и не говорю. Хвост думал, что в Албании он будет в безопасности, — так нет, напоролся на Берту Джоркинс. А если я тоже на кого-нибудь напорюсь? Между прочим, авроры все еще ищут Блэка. Это я у отца узнал. Он по-прежнему ревниво интересуется успехами своего бывшего отдела. А если они вместо Блэка найдут меня, то вряд ли разочаруются и пройдут мимо. Даже в Лютный переулок идти опасно, да и не знаю я там никого. Как бы я ни изменил себе внешность, Бетти не может не привлечь к себе внимания, а значит — и ко мне.

А может быть, встретится в Хогвартсе? В подземелье, в одной из тех комнат, где мы искали боггарта. Она ведь знает, что я бываю в Хогвартсе, а значит, и не удивится, когда я ей назначу там встречу. В эти заброшенные подземелья не забредают даже привидения, не говоря уже о Филче.

Но прежде чем написать Бетти, я долго колебался. Имею ли я право на такую встречу? Ведь осталось всего полгода, и через эти полгода мы сможем встретиться безо всяких помех.

А если со мной что-нибудь случиться? Если я попаду в Азкабан? Ведь буду мучаться тем, что мог с ней поговорить в своем обличье и сам от этого отказался!

Нереализованные возможности в Азкабане причиняют еще больше боли, чем самые приятные воспоминания. Это я знаю.

А может, все пройдет удачно. Почему я сразу начинаю думать о самом худшем? Как следует обезопасить себя — и наша встреча пройдет незамеченной. А в дальнейшем Бетти может и оказаться полезной. Хотя бы тем, что не будет мне мешать.

Потом, я просто хочу ее увидеть...

Через три дня мучений я прислал Бетти ответ. С началом каникул она перебралась в слизеринскую спальню, но почти каждый день бегала в бобатонскую карету за вещами. В один из таких вечеров я ее и подловил.

Ответ от Бетти пришел очень быстро. Она еще не знает, когда уедет из Хогвартса, но встретиться хочет сама.

Мне опять стало жарко, и я опять весь вечер просидел в мечтах. Под конец уже сам на себя стал злиться. Делом надо заниматься! Поттер, между прочим, тоже дурака валяет и загадку яйца не разгадал. Я уже сделал намек Седрику, сказав, что если некоторые звуки на воздухе слишком громкие, то в воде они могут оказаться более отчетливыми. Будем надеяться, он поймет, в чем дело. А поняв, скажет Поттеру — тот ведь ему рассказал про драконов.

Поттер решил устроить себе каникулы. Надо и мне устроить. Иначе не доживу не только до конца учебного года, но и до свидания с Бетти.

11

Первым, кого шокировал мой внешний вид, был Драко. Когда мы с Риной спустились в гостиную, Драко с ребятами из своего класса был уже там. Девочек-четверокурсниц еще не было — девочкам всегда требуется больше времени на переодевание.

Увидев меня, Драко на полуслове оборвал разговор с Ноттом и уставился на меня большими глазами. Глаза у него действительно стали на пол-лица, а лицо изрядно вытянулось. Мы с Риной синхронно прыснули при виде его физиономии.

— Бетти! — Драко наконец-то обрел дар речи. — Ты мне говорила, чтобы я не проболтался, а сама...

В его голосе была такая детская обида, что мы опять рассмеялись.

— А я и не собираюсь никому ничего рассказывать! — сквозь смех ответила я.

— Но ты же вылитая копия тети!

— Ну и что? Мало ли кто на кого похож? Если я тебе сейчас сделаю бороду, как у Дамблдора, ты от этого его сыном не станешь!

Тут уже рассмеялись все, включая Драко.

В этот момент в гостиную вошли девчонки, и четверокурсники дружной компанией направились к выходу. Мы неспешно пошли за ними.

В холле яблоку было негде упасть. Найти кого-то в такой толпе не представлялось возможным, но я не стала бегать и искать Марио — сам найдет. Чемпионы со своими парами стояли в стороне от двери и, как я поняла, должны были войти позже. Поттер был с какой-то смуглой девочкой в ярко-малиновой мантии. Я не собиралась спрашивать Драко, кто это, но он тут же сказал, показывая пальцем на Поттера и его пару:

— Это Парвати Патил из Гриффиндора. И что она в нем нашла?

Я пожала плечами. Мало мне того, что у бобатонских девочек любимая тема — кто кого пригласил, так еще и слизеринские мальчики это подхватили. Или это только Драко так отличился? Или его интересуют не пары вообще, а конкретно Поттер и его компания?

Мало я его воспитывала.

— Ой, вы посмотрите на Уизли! С ним еще одна Патил, интересно, как он уговорил ее пойти с собой? — не унимался Драко.

— Это явно не он уговорил, — вступила в разговор Пэнси. — Он на нее и не смотрит даже. Пошел по принципу — все равно с кем. Она что, совсем дура, если этого не видит? А еще равенкловка!

Мы с Риной тихонько хихикали, глядя на Драко и Пэнси. В этот момент к нам подошли Цезарь, Марио и Мария. Последняя имела вид надутый и на меня не смотрела. Цезарь и Марио говорили о квиддиче. Услышав знакомые слова, Майкл мгновенно навострил уши и тут же подключился к разговору. Мария надулась еще больше.

Входные двери распахнулись, и вошли дурмстрангцы. Впереди шел Крам с какой-то девочкой в голубой мантии. За ним — Эсмеральда со своим Владом. Она была в ярко-красной мантии поверх черного кружевного платья с пышной юбкой и походила на оживший костер. Ее черные волосы с заколкой в виде розы и ярко накрашенные губы еще больше подчеркивали ассоциацию с пламенем. Даже я вынуждена признать, что Эсмеральда красива. Только красота эта — не для меня. Слишком уж яркая и вычурная.

Где же Флер? Ага, вот она, недалеко от Поттера. Крам со своей девочкой направляется как раз туда же. Флер надела серебристую мантию и тоже смотрелась очень красиво. Огонь и лед, если сравнивать их с Эсмеральдой.

А я тогда кто?

За моей спиной раздался громкий возглас Драко. Я обернулась и увидела кузена, находящегося на грани обморока. Он выглядел еще более ошарашенным, чем в гостиной, когда увидел меня. Сказать ничего толком не мог и лишь показывал рукой в сторону чемпионов.

Его что, так Флер шокировала?

— Драко, что ты там увидел?

За Драко отвечает Пэнси:

— Вы посмотрите, кого пригласил Крам! Эту грязнокровку!

— Какую грязнокровку? — хором спрашиваем мы с Риной.

— Грейнджер! Да никто в здравом уме с ней пойти не способен, она же уродина!

Ну, допустим, не такая уж и уродина. Девочка как девочка. А что за Крамом бегало полшколы, а он позвал Грейнджер, тоже объяснимо — именно поэтому и пригласил, что она за ним не бегала. Совершенно не понимаю, из чего Драко и Пэнси сделали проблему. Сколько я их уговариваю забыть про Поттера и его компанию, и сколько Рина уговаривала до меня — все равно бесполезно.

Двери Большого зала распахнулись, и толпа ввалилась в зал. Вместо четырех больших столов стояло множество маленьких. Слизеринцы в основном сгруппировались посередине, там же пристроились и мы вшестером. Драко с компанией уселись за соседний столик. Кузен все еще имел вид шокированный и, честно признаться, очень смешной.

Но не Драко меня сейчас интересовал. Я посмотрела на учительский стол, вернее, на то место, где он раньше стоял. Вместо одного стола было несколько, но за самым большим сидели, как я поняла, судьи Турнира. Дамблдор, мадам Максим, Каркаров, Бэгмен... Крауча не было! Все уже сидели на своих местах, и чемпионы шли через зал, направляясь к судейскому столу, а Крауча не было!

Но ведь действие нашего проклятия давно уже прекратилось! Оно ведь не смертельно!

Взглядом, полным паники, я посмотрела на Рину. К счастью, ребята были увлечены разговором о квиддиче, а Мария — своей обидой на весь мир, поэтому мы могли спокойно говорить, не заботясь, что нас услышат.

— Странно, — произносит Рина, — что здесь Уизли делает?

— Какой Уизли? — не понимаю я.

— Видишь — за судейским столом рыжий парень в синей мантии? Это Перси Уизли. В прошлом учебном году он был старостой школы.

— А сейчас он чем занимается?

Рина пожимает плечами.

— Надо у Драко спросить. Драко!

Кузен оборачивается к нам, все еще с недовольной мордочкой.

— Что Уизли делает за судейским столом?

— Так он в Министерстве работает! — на одном дыхании выпаливает Драко. — У Крауча в отделе. Бегает перед ним на задних лапках, больше ни на что он не способен!

Так, теперь понятно. Крауч вместо себя прислал своего сотрудника. У них что, никого старше и опытнее не нашлось? Или старшие и опытные предпочли провести Рождество в кругу семьи? Но что же случилось с Краучем?

— Я надеюсь, ты не собираешься травить Уизли вместо Крауча? — шепчет мне Рина. — Он зануда редкостный, но того не стоит.

— Зачем? — мотаю я головой. — А вот поговорить с ним надо. Приглашу его танцевать — вот и поговорю.

Весь ужин мы весело трепались обо всем на свете. Включившись в разговор ребят о квиддиче, мы с Риной сумели плавно перевести его на другие темы, так что даже Мария перестала дуться и радостно присоединилась к сравнению хогвартских и бобатонских преподавателей.

Может, мне Хмури травануть вместо Крауча? Вдруг получится?

Но Рине ничего говорить не буду, иначе начнет меня отговаривать.

Хмури сидел недалеко от судейского стола и на меня никакого внимания не обратил. Даже обидно. Для кого я три часа накрашивалась и причесывалась? Для Перси Уизли? Он меня на год старше и Беллатрикс Лестранж если и видел, то только на колдографиях.

Ну и ладно, еще ничего потеряно. В зале полутемно, только на столах горят фонарики, можно и не разглядеть, кто на кого похож.

Мария на протяжении всего ужина поглядывала на нас с Риной с опаской, хоть и трепалась с нами непринужденно. Ну да, ведь отец Рины злобный черный маг, а я, по мнению Эсмеральды, представляю из себя страшную опасность для всего Хогвартса!

— Бетти, — тихо говорит мне Мария, — зачем ты себе такую прическу сделала? Ты выглядишь на десять лет старше!

— Почему это?

— Потому что никто такого сейчас не носит! Двадцать лет назад оно, может, и было модно...

А ведь она совершенно правильно угадала! Двадцать лет назад, а точнее — двадцать четыре моя мама именно с такой прической и именно так накрашенная пришла на выпускной бал. Вот интересно — я же не первый раз косы на голове подобным образом укладываю. Или Мария имеет в виду все сразу?

Теперь у них появится новая тема для разговоров — с чего ради Колючка решила следовать моде двадцатилетней давности. Ну и пусть их.

Наконец ужин кончился, и все встали из-за столов. Вовремя — если бы я еще что-нибудь съела, не то что танцевать — подняться бы не смогла. Дамблдор взмахнул палочкой — и столики отъехали к стенам, освободив пустое пространство посередине зала, а у правой стены появилась сцена, на которую вышли музыканты в нарочито потрепанных мантиях. Та самая знаменитая группа «Ведуньи», которой мне в последний месяц прожужжали все уши.

Первыми в центр зала вышли чемпионы. Поттер, похоже, раньше никогда не танцевал и повторял все движения своей девушки. Флер вертела Роджером Дэвисом, как хотела, а он глупо улыбался, полностью подчиненный ее воле. Смотреть противно. Она не может просто так с парнем пойти, обязательно зачаровать его надо? Грейнджер с Крамом танцуют совершенно под другую музыку, но красиво. Диггори с девушкой-китаянкой, с которой я разговаривала в первый день нашего приезда, выглядят приличней всех.

Марио что-то прошептал на ухо Цезарю, указывая на Поттера. Тот кивнул головой и тихо рассмеялся.

И эти туда же. Мало мне Малфоя! Этих-то чем Поттер привлек?

— Ну что, идем? — Марио обернулся ко мне.

— Идем! — тряхнула головой я.

Идея присоединиться к чемпионам осенила не нас одних и очень быстро зал наполнился танцующими парами. Учителя тоже присоединились к нам, и даже Хмури вышел вместе с преподавательницей астрономии. Не то случайно, не то нарочно мы с Марио очень скоро оказались в шаге от него.

— Добрый вечер, профессор Хмури! — произнесла я с вызовом.

Его выражение лица могло послужить мне достойной наградой за три часа возни с прической и косметикой. Он шарахнулся в сторону и чуть не наступил на ногу своей партнерше — хорошо, та вовремя успела отскочить.

Что, не нравится тебе напоминание о прошлом? А сажать в Азкабан и убивать тебе нравилось?

— Бетти! — вернул меня к действительности окрик Марио. — Ты решила меня уронить?

— Ага, — радостно отозвалась я, — прямиком на профессора Хмури!

Говорили мы, разумеется, по-итальянски, но у меня создалось впечатление, что Хмури, от которого мы не успели далеко отойти, меня понял. Он что, не только по-французски, но и по-итальянски говорит? Я понимаю, у нас даже Эсмеральда знает кроме французского еще и испанский и итальянский, причем с раннего детства — так это потому, что у нас страна такая. В Бобатоне многие на трех языках сразу говорят, а некоторые — на пяти, включая немецкий и английский. Я немецкий тоже начала изучать, но бросила, потому что мы поссорились с парнем, который мне в этом деле помогал. И поссорились-то по глупости, причем по обоюдной — я заявила, что не стоит хвалиться тем, что его отец учился в Аннэнербе. Да, а сама-то...

Танец закончился, и все дружно захлопали. Марио стал оглядываться по сторонам.

— Бетти, ты не возражаешь, если я тебя покину?

— А не рано? — возмутилась я. — Ты мне обещал пару танцев!

— А этот танец был очень длинный! — с неподражаемой улыбкой возразил Марио.

Да что я в самом деле. Мне так нужен этот Марио? Если он себе кого-то приглядел, пусть катится.

Марио кланяется мне вычурным поклоном и почти бежит к столикам у стенки. Они все пусты, за исключением одного, где сидят Поттер и Уизли со своими девушками. Марио подходит к девушке Поттера и приглашает ее.

А она его на три года младше, между прочим!

Ладно. Что еще ожидать от Марио? Мы же заранее так и договорились.

Прекрасно понимаю, что злиться не следует, а все равно злюсь. И на самом-то деле злюсь не на Марио! Злюсь на то, что нет Крауча, а у нас все продумано, кроме одного — что делать, если он не придет. Надо подойти к Перси Уизли и поговорить с ним. Но не сейчас.

Обнаруживаю на одном из столиков бутылку сливочного пива, беру ее в руки и сажусь. Ничего, сейчас что-нибудь придумаем.

И впрямь — не успела я допить пиво, как меня пригласил Монтегю, шестикурсник из Слизерина. Мы протанцевали с ним два танца подряд, а потом присели отдохнуть, и к нам присоединились Рина с Уорингтоном.

— Ни слова о квиддиче! — выпалила Рина, еще не сев на стул.

Я рассмеялась. Ребята тоже.

Мы достали себе еще пива, и следующий танец сидели и болтали обо всем. Кроме квиддича. Я бросила взгляд на столик, где сидел Поттер с Роном Уизли. Девушка Уизли куда-то успела убежать. И правильно — этим, похоже, не до девушек сегодня. Интересно, кого она предпочла?

Ну надо же! Цезаря! Так вот что они с Марио обсуждали — как отбить у Поттера и Уизли их девчонок. Весело.

А мне нужен Перси Уизли. Вот он как раз подошел к Поттеру и Уизли, о чем-то заговорил с ними, потом к ним присоединился Бэгмен... Этак они до утра проговорят. Нет, к счастью, Гарри с Роном поднялись и вышли из зала, а Перси направился к своему месту за судейским столом. Бедненький — пригласить кого-то из преподавателей ему смелости не хватает, а со школьниками танцевать не солидно.

Ничего. Со мной солидно будет. Сказала же Мария, что я выгляжу на десять лет старше!

— Простите, друзья, — церемонно говорю я, — я вынуждена вас покинуть.

— Бетти, — начинает было Рина, но я ее обрываю.

— Не волнуйся, никого проклинать не собираюсь!

Ребята переглядываются и смеются. История с Краучем известна уже всему Слизерину, и весь Слизерин наш поступок одобряет. Мы с Риной не одни такие. Не одни Крауча и Хмури ненавидим.

Перси Уизли уже успел сесть на свое место, когда я к нему подошла. Дождалась, пока он обратит внимание на стоящую рядом с ним девушку, и, подражая Эсмеральде, сказала:

— Вы не хотите со мной потанцевать?

За два месяца в Хогвартсе я научилась говорить почти без акцента, но сейчас я нарочно изображаю как можно более сильный французский акцент. Сотруднику Департамента международного сотрудничества будет лестно танцевать именно с француженкой.

Уизли смущается, хлопает глазами, смотрит в стол, наконец решается и встает.

Танцевать он немного умеет, хотя могло быть и лучше. И даже умеет немного говорить по-французски. Но мне удобнее общаться с ним все-таки на английском. После того как мы пару минут топчемся на месте, я начинаю разговор:

— А где ваш начальник, мистер Крауч?

— Мистер Крауч болен, ему нужен отдых, — отвечает Перси. — Он слишком давно работает на этом посту, и ему нужно хотя бы время от времени отдохнуть. Мы, его сотрудники, делаем все возможное, чтобы он мог на нас положиться.

Ага, отдых он заслужил. Устроить бы ему пожизненный отдых в камере Азкабана. И Хмури туда же. Пусть подумают обо всех тех, кого они туда отправили.

— А что с ним случилось? — с легким беспокойством в голосе спрашиваю я. — Я видела его на первом туре, с ним было все в порядке.

— После первого тура он как раз и заболел. Но не стоит беспокоиться — он непременно выздоровеет и вернется на свой пост.

Неужто мы с Риной перестарались? Но мы же все сделали, как в книге написано!

Может, его и вправду совесть замучила? Может, он меня заметил и теперь я ему каждую ночь в страшных снах являюсь?

Вежливость требует спросить что-нибудь нейтральное, и я спрашиваю, чем занимается их отдел. Сделала я это явно зря, ибо в продолжение всего танца мне рассказывают о стандартах на котлы, законах, ограничивающих права вампиров, контрабанде ковров-самолетов и еще о чем-то в подобном духе. За пять минут Перси успевает мне смертельно надоесть, и, когда музыка наконец-то кончается, я с удовольствием от него отцепляюсь. К счастью, пригласить меня еще на один танец у него не хватает смелости.

Оглядываюсь в поисках своих, и тут меня кто-то окликает:

— Простите, мадемуазель, можно вас пригласить?

Оборачиваюсь и вижу Бэгмена. Уизли страшно утомил меня рассказами о стандартах, но Бэгмен, по слухам, повеселее будет.

— Пожалуйста, — улыбаюсь я.

— Вы из Бобатона? — спрашивает меня Бэгмен, пока мы кружим по залу.

Он танцевать умеет. Координация просто великолепная. Ради одного этого стоило пойти с ним.

— Да, — отвечаю я, продолжая улыбаться. — Вы великолепно танцуете, мистер Бэгмен!

— Вы тоже, мадемуазель...

— Розье. Беатрис Розье.

— Я раньше вас нигде не мог видеть?

Кажется, в сегодняшний список шокированных моей внешностью можно добавить еще и Бэгмена. Хотя на него я как раз и не рассчитывала.

— Где вы раньше могли меня видеть? — с преувеличенным удивлением спрашиваю я. — Я всю жизнь прожила во Франции!

То, что не всю, а с трех лет, я уточнять не стала.

И тут мне приходит в голову странная мысль. А вдруг это Бэгмен? Он мог знать мою маму, от обвинений в причастности к Упивающимся Смертью успешно отмазался, пользуясь своей славой игрока в квиддич...

Но Бэгмену лет сорок, а тот явно моложе. Он писал, что познакомился с мамой, когда был еще школьником.

Хотя в каком году это было, он не признался. И сколько лет ему сейчас — тоже. Судя по стилю мышления — двадцать.

Но Бэгмен тоже себя ведет, как юноша. Так и брызжет весельем.

Но как тогда он проникает в Хогвартс? В мантии-невидимке? Зачем, если он может приходить совершенно официально, по делам Турнира?

— Может, я вам кого-то напомнила? — спрашиваю я томным голосом, опять-таки подражая Эсмеральде.

— Не знаю, — задумчиво говорит Бэгмен. Задумчивость ему явно не идет.

Нет, не он. Он-то меня узнал! Он-то знает, на кого я похожа.

Эх, жаль, он меня не видит! Вот кто бы порадовался сходству! А Бэгмен никак сообразить не может, кого же я ему напомнила.

Или такие имена в приличном обществе произносить не принято?

Пока Бэгмен никак не может определиться, где он меня видел и меня ли, я начинаю расспрашивать его о Крауче. Тут мне везет намного больше, чем с Уизли. Знала бы — не стала тратить время на этого рыжего зануду.

От Бэгмена я узнаю много интересного. Например, о том, как на финальном матче Чемпионата Мира домашнего эльфа Крауча обнаружили аккурат под Черной меткой, и после этого Крауч эльфа выгнал.

Про эту Черную Метку я еще во Франции от девчонок наслушалась. И Эсмеральда явно подозревала меня в причастности к появлению этого страшного знака.

Ну я-то точно не причастна. А вот тот, с кем я переписываюсь...

Но при чем тут эльф Крауча?

Может, мне в следующем письме про Крауча спросить? Я ведь ни разу еще не спрашивала. И не написала, как мы его один раз заклятьем достали и собирались достать в следующий. Может, его не только я достала? Ему тоже есть за что Крауча ненавидеть.

С Бэгменом я танцую не один, а целых три танца. Потом выдыхаюсь и понимаю, что надо чуть-чуть отдохнуть и чего-нибудь выпить. Или попить.

Бэгмен мне нравится. Он забавный. Но это не тот мамин друг. Тот умнее. И здесь его, скорее всего, нет.

Рину с Майклом я вижу в другом конце зала, они тоже устроили небольшой отдых от танцев. Машу им рукой и неспешно направляюсь в их сторону в обход танцующих. И тут меня опять окликают:

— Мисс Розье!

Опять Хмури. Он что, тоже танцевать со мной хочет? Обойдется.

— Что, профессор? — говорю я с вызовом.

— Мисс Розье, что за пузырек у вас под мантией?

Ах ты гад! Чтоб тебя дементор побрал!

— Какой пузырек? — с невинными глазами спрашиваю я.

— Который спрятан у вас во внутреннем кармане мантии. Дайте мне его сюда.

Мысленно вспоминая все ругательства, которые я слышала от Эсмеральды, я лезу под мантию и достаю пузырек с зельем. Он что, Снейпу понесет на экспертизу? Или он в зельях сам разбирается?

А я-то надеялась его провести. Надо было выбросить куда-нибудь это зелье, раз Крауч не пришел. Теперь-то мне уже не отвертеться. Хотя кто знает, для кого зелье предназначено?

— А заглядывать девушкам под мантию неприлично! — огрызаюсь я.

— А готовить запрещенные зелья можно? — парирует Хмури. — Давайте пузырек!

Сразу уже и запрещенные! Между прочим, оно не более запрещенное, чем то, что мы готовим на уроках зельеварения.

С видом оскорбленной невинности отдаю пузырек.

— Я вам рекомендую, мисс Розье, больше подобными вещами не заниматься. Особенно за пределами школы.

В гробу я видела твои рекомендации! И тебя в том же гробу.

— Какими вещами? — я все еще продолжаю разыгрывать из себя невинную жертву.

— Кого вы хотели отравить, мисс Розье?

Ах так? Ну тогда получай, старый параноик!

— Вас! — отвечаю я с очаровательной улыбкой.

— Не советую вам больше этого делать. Вы никого этим не спасете.

На что он намекает? На родителей?

— Я могу идти? — нагло спрашиваю я. «Ты меня достал, старый хрыч», — явственно читается в моем голосе.

— Идите. Мы с вами еще поговорим.

Непременно поговорим. В другой обстановке и при других обстоятельствах. На тему, которая тебе явно не понравится.

Я почти бегом направляюсь к Рине, и тут меня опять останавливают. На этот раз Мария. Этой-то что от меня надо?

— Бетти! Ты представляешь, мадам Максим с Хагридом поругались!

Никогда не замечала за Марией особой симпатии ко мне. Или это стремление сообщить новость все равно кому?

— Как поругались? — переспрашиваю я, еще не до конца поняв слова Марии.

— Ну так! Они вместе пошли в сад погулять, а потом она вернулась одна и очень мрачная. Сама погляди!

Мадам Максим действительно сидит за судейским столом одна. И действительно мрачная. Мне нет никакого дела до ее романа с Хагридом, но до ее настроения у меня есть дело. Я ведь так не попросила разрешения покинуть Хогвартс. Вдруг не отпустит?

Марии я, разумеется, всего этого не говорю.

— А почему ты это Эсмеральде не скажешь?

— А они с Владом убежали куда-то. И Флер тоже. Меня одну оставили!

— Извини, ничем помочь не могу. Меня ждут.

И, отцепившись от последней помехи на сегодняшний вечер, я направляюсь прямиком в дальний конец зала.

Святочный бал вызвал у старшекурсников небывалое возбуждение. Еще за неделю до начала каникул они мысленно находились уже на балу, и стоило немалых трудов вернуть их с небес на землю. Ну а с начала каникул все словно с ума посходили.

Меня это не касалось. Я отсыпался. Ложился рано, вставал поздно и мог даже прикорнуть на час после обеда. Из своего кабинета выходил только на завтрак, обед и ужин. По сторонам не смотрел и даже ни одному студенту замечания не сделал, хотя было кому и за что.

На бал мне идти не хотелось. С куда большим удовольствием я бы отправился домой. А лучше всего — куда-нибудь на берег моря, постоять и полюбоваться на морские волны под звездным светом. Непременно под звездным — на солнце меня не тянуло. Я и в школе все эти праздники не очень любил. Присутствовал по необходимости, изображая из себя предмет обстановки. Несмотря на то что близких друзей и, тем более, девушки у меня не было, один я на подобных празднествах никогда не оставался. Какая-то пара да находилась. Ну как же сын Крауча — да без пары?

Интересно, а с кем Бетти пойдет на бал? Не с Айрин же. И не с Драко — у того есть девушка.

Я совершенно не мог представить Бетти с кем-то. И не хотел представлять. Разве что — с собой. Но с Хмури она танцевать не пойдет, да и я не захочу. Не отдам я ее этому старому параноику, да еще и с деревянной ногой. Он и танцевать-то не умеет.

Когда двери Большого зала распахнулись и школьники стали рассаживаться, я почти сразу обнаружил Бетти в веселой компании. Конечно же, с ней была Айрин, в сопровождении Майкла Уорингтона, и еще бобатонцы — два мальчика и девочка.

А мне казалось, что Бетти не поддерживает отношений с бобатонцами. Или ей все равно с кем идти?

Но мне-то было не все равно. В зале было полутемно, а сидели они поодаль от нас, поэтому я толком не видел выражения ее лица и, тем более, не слышал, о чем они говорят. Что-то незаметно по ней было, что она тяготится обществом своих одноклассников. Но она же проучилась с ними шесть с половиной лет, было время привыкнуть...

Вот именно. А со мной она знакома только по нескольким письмам.

За ужином Флитвик рассказывал забавные истории, произошедшие на уроках, и я почти не думал о Бетти. Даже сам включился в разговор, вспомнив, как Фред и Джордж Уизли предлагали всевозможные способы борьбы с дементорами, исключая лишь те, о которых написано в учебнике. Большинство из этих способов не знал не только я, но и даже Хмури. Я специально у него спрашивал.

Когда начались танцы, поднялись все преподаватели. И даже я пригласил профессора Синистру. Только потому, что она сидела рядом. Оставаться одному на месте было как-то неудобно. Да и на Бетти мне хотелось посмотреть вблизи.

По Бетти было совершенно незаметно, что ей все равно, с кем танцевать. Она явно получала удовольствие от общения со своим одноклассником. Откуда я знаю, с кем она поддерживает отношения, а с кем нет? Могла и с кем-нибудь из слизеринцев пойти. Или вообще не пойти.

Я знал, что не имею никакого права ревновать. Несколько писем — это еще не повод. Да и то Бетти больше интересует, что я знаю о ее матери, а не я сам. Но я не мог не ревновать. Эти двое очень красиво и гармонично смотрелись вместе. И танцевали хорошо — уж в этом я разбирался после того количества праздников и званых вечеров, на которых мне пришлось побывать.

Ну почему она с ним, а не со мной? Что она в нем нашла? Просто смазливый мальчик. Хорошо играет в квиддич, а за душой ничего нет.

Когда мы оказались рядом с ними, я глянул на Бетти и оторопел. В последнее время я уже привык к тому, что Бетти — не точная копия Беллы. Если в первый день меня потрясла их похожесть, то теперь я видел все больше и больше различий. Но сейчас Бетти как будто задалась целью стать неотличимой от своей матери.

— Добрый вечер, профессор Хмури! — говорит Бетти с вызовом.

А я даже не могу ей ничего ответить — в горле пересохло. Зачем она это сделала? Специально? Меня шокировать?

Можно считать, этой цели она достигла.

— Аластор, осторожнее! Вы чуть не наступили мне на ногу! — вернул меня в действительность голос Синистры.

— Простите, — сказал я, все еще не оправившись от потрясения. Даже не знаю, почему на меня так это подействовало. Я как будто вернулся в те времена. Когда-то на небольшой семейной вечеринке в доме Лестранжей мы танцевали с Беллой... Там еще были Ивэн Розье, Тэд Уилкс, Рудольф, конечно же, может быть кто-то еще, но я не помню. Я тогда был совершенно заворожен тем, что Белла совсем рядом со мной, что весь вечер был рассеян и отвечал невпопад.

Когда танец кончился, я вернулся к своему месту, чтобы отдохнуть. Нашел в толпе Бетти и увидел, что кавалер ее покинул, направившись прямиком к спутнице Поттера.

Я вздохнул с облегчением. Напридумывал себе всякого, а на самом деле все просто. Бетти пошла с одноклассником только ради того, чтобы с кем-нибудь пойти. А одноклассник присмотрел себе девочку посимпатичней и умчался к ней.

Я почти успокоился и даже осушил бутылку сливочного пива, пока никто не видел. Конечно, Аластор Хмури пьет исключительно из собственной фляги, но Барти Крауч не может пить только оборотное зелье. Оно, между прочим, мерзкое на вкус. Поначалу я даже подумывал, не завести ли мне две фляги, но я и так аккуратностью не отличаюсь, а в чужом теле тем более. Я бы запутался с этими флягами. Лучше уж потерпеть, пока не окажусь в кабинете, а там всегда припасена бутылка с водой.

Бетти тоже пила сливочное пиво. Можно даже вообразить, что мы пьем на пару.

Но не успел я насладиться представшей перед моим мысленным взором картиной, как к Бетти подошел один из слизеринцев и пригласил ее на танец.

А ты думал, что она весь вечер просидит в одиночестве? Не тот она человек!

Это я могу сидеть в стороне и наблюдать. А она — нет.

В Слизерине ее любят. Возможно, там все уже знают, кто она такая. Малфой, конечно, уже разболтал. Почему бы кому-то из слизеринцев не составить ей компанию на Святочном балу? Просто по-дружески.

Или не только по-дружески?

Бетти и раньше была красива. А теперь, приняв на вечер облик Беллы, она выглядит еще прекрасней. Разве можно остаться к такому равнодушным?

Один я обязан сидеть в стороне и смотреть, как она танцует с другим! Проклятый Хмури! Испортил мне отношения с Бетти, так что я подойти к ней не могу!

С Монтегю она протанцевала целых два танца, в то время как я мучился, на них глядя. Потом они отошли в сторону, присели за столик, и к ним присоединились Айрин с Уорингтоном.

Мне танцевать не хотелось. Ни мне, ни Хмури. Но ему-то тяжело танцевать с деревянной ногой. А то, что я с подозрением оглядывался по сторонам, все воспринимали, как должное. Я всегда так смотрю.

Посидев со слизеринцами минут десять, Бетти поднялась со стула и решительно направилась в мою сторону.

Она что, меня пригласить на танец вздумала? Или убить хочет? Мне показалось, что под мантией у нее спрятан пузырек с каким-то зельем. Но я не особо приглядывался.

Но Бетти направляется не туда, где я сижу, а к столу судей, за который только что сел Перси Уизли. Что-то ему говорит, и они, взявшись за руки, идут танцевать.

Невозможно! Бетти и Перси! Что может быть между ними общего?

Или она хочет узнать от него побольше об отце?

Больше всех об отце знаю я. Но меня Бетти спросить не догадалась. Ни в одном из своих писем она об отце не спрашивала. И не рассказала, как они с Риной его прокляли. Самому, что ли, разговор завести? А то ведь не успокоятся.

Они почти топчутся на месте, так что я могу внимательно за ними наблюдать. Бетти не особенно довольна своим кавалером. Возможно, не узнала нужных сведений, а, может, в придачу к ним получила кучу ненужных.

Не успела Бетти расстаться с Уизли, как к ней подкатился Людо Бэгмен. Этого еще не хватало! Мой отец терпеть его не может, а я считаю его несерьезным.

Я бы понял, если бы она первая к нему подошла — за сведениями, которые не получила от Уизли. Но на этот раз-то первым подошел Бэгмен!

Он что — ее узнал? Бэгмен мог видеть Беллу как минимум на колдографиях. А может, и лично — на каких-нибудь приемах.

С ним Бетти выглядит куда более счастливой, чем с Уизли. Я опять начинаю мучиться. Почему он к ней подошел? Почему так на нее смотрит? А может, Бэгмену и раньше нравилась Белла и теперь он вспомнил увлечение юности?

Он и танцевать умеет. Это не Перси. Поэтому Бетти не бросает его после первого же танца, а продолжает кружиться с ним, как ни в чем не бывало, забыв про подругу, которая ее ждет.

Но почему Бэгмен? Что в нем можно такого найти? Он и Упивающимся Смертью никогда не был, а под подозрение попал из-за собственной дурости. Его и в организацию бы не взяли, поскольку, кроме квиддича, он ни на что не способен, а квиддичный матч между командами аврората и Упивающимися Смертью не запланирован.

Я не знаю, сколько прошло времени, по моим ощущениям — часа два. Я не выдержал, встал и медленно пошел в обход зала. Бетти наконец-то рассталась с Бэгменом и только собралась идти к Рине, как я ее окликнул.

— Мисс Розье, что за пузырек у вас под мантией?

Теперь, стоя рядом с ней, я отчетливо видел этот пузырек. Что за зелье в нем, распознать не мог, я не Снейп. Но не лекарство от кашля — это точно.

При желании, кроме пузырька, я мог видеть все, что угодно. Вплоть до цвета ее нижнего белья. Но это меня ужасно смущало, и я старался этого не замечать. Не замечать того, что не хочешь видеть, я привык где-то к концу первой недели в Хогвартсе. Хотя что делают студенты под партами, я видел по-прежнему. Впрочем, они быстро ко мне привыкли и посторонних вещей на уроке не доставали.

Бетти пытается огрызаться. Дескать, заглядывать под мантию неприлично. А пытаться отравить судью Турнира прилично? Она же для моего отца этот сюрприз приготовила, по глазам вижу. Хоть и говорит, что для меня. А еще по глазам вижу все, что она думает о Хмури. Никакой легилименции не надо.

Странно, но этот короткий разговор снимает с меня все напряжение сегодняшнего вечера. Пусть она ненавидит Хмури, пусть она считает его старым параноиком и ругает всем известными ругательствами, половину которых я сам не знаю, но она явно не заинтересована серьезно ни в одном из своих сегодняшних партнеров. Поэтому я могу с легким сердцем отпустить ее продолжать развлекаться со слизеринцами.

А сам направляюсь к своему столику, за которым сидят уставшие от танцев профессор Флитвик и профессор Вектор. Я тоже буду развлекаться. Как раз вспомнил несколько забавных случаев со своих уроков.

12

Вопреки ожиданиям ссора с Хагридом изменила мадам Максим в лучшую сторону. Она безо всяких возражений дала мне разрешение покинуть Хогвартс на несколько дней и даже не спросила, куда это я собралась.

Зато за завтраком к нам привязался Драко и долго канючил, чтобы мы его взяли с собой. Никто ведь его не просил оставаться на каникулах в школе! А тетя Нарцисса и тетя Лена проявили удивительную солидарность, пообещав оторвать нам головы, если мы возьмем с собой Драко. Дескать, аппарировать ему еще рано, даже вместе с нами. То же самое мне говорила моя тетя, когда летом я собиралась смотаться на юг вместе с Аннет.

Драко оставил нас в покое, только когда мы пошли в спальню за вещами, и только потому, что не мог пойти следом. Но собирались мы недолго, я почти ничего и не взяла — домашнюю одежду и пижаму мне Рина обещала дать на месте. Как только мы вышли обратно в гостиную, как Драко привязался к нам снова. На этот раз, поняв, что от нас ему ничего не светит, опять заговорил о Поттере.

— Они вчера весь вечер с Уизли вдвоем просидели, девушки от них сбежали!

Я мысленно была уже за пределами Хогвартса и прикидывала, кого я еще шокирую своей внешностью за ближайшие три дня в магической Англии. Тема Поттера была мне абсолютно неинтересна.

— Вот и пригласил бы его, — парировала Рина.

— Вот именно, — подключилась я, — твое повышенное внимание к Поттеру мне кажется подозрительным.

Драко, как всегда, обиделся. Обижается он очень смешно — выпячивает губы, возводит глаза к небу и говорит всем своим видом: «Как я несчастен, пожалейте меня!» Если бы мы находились не в коридоре, а на улице, я бы немедленно изваляла его в снегу. Кстати, помогает.

— Ага, а кто вчера с Перси Уизли танцевал?

— А что? — смеюсь я. — Я не просто танцевала, а выясняла обстановку в Министерстве!

— Ты же сказала — он тебя достал своим занудством! — смеется Рина.

— Отрицательный результат — тоже результат! — возражаю я, и смеемся уже все трое. Драко обижаться перестал и веселится вместе с нами.

Перед входными дверями, как назло, маячил профессор Хмури. Как будто специально меня караулил. Драко исчез со скоростью, наводящей на сомнения о невозможности аппарации в Хогвартсе. Мы же исчезнуть не могли, ибо нам надо было выйти из замка, а другого пути, кроме парадного входа, мы не знали.

— Доброе утро, профессор Хмури! — поздоровались мы нарочито веселыми голосами.

Сегодня я уже не так похожа на маму, как вчера. Волосы упрятаны под шапку, косметика смыта, вместо парадной бордовой мантии — голубая школьная, надежно скрытая под теплым синим плащом.

— Куда это вы направляетесь? — подозрительно спросил он.

— Домой! — с очаровательной смесью наивности и уверенности ответила Рина. — Профессор, разрешите нам пройти?

— Я бы на месте мадам Максим вас не отпустил, мисс Розье, — пробормотал Хмури.

Мы не стали с ним спорить, взялись за руки и почти побежали к двери. На месте мадам Максим он, к счастью, никогда не окажется. С него станется, конечно, меня наказать, но пусть он этим занимается после каникул. После каникул я готова на что угодно, хоть на еще одни поиски боггарта.

Мы без помех выбежали за ворота и, перед тем как аппарировать, повернулись к ним лицом и облегченно рассмеялись. Несмотря на то что ничего особенно плохого мы в Хогвартсе не оставляли, а в свете последней недели жизнь там казалась нам светлой и безоблачной, покидать школу и отправляться в новый мир было радостно.

— Ну что ты стоишь? — спросила я со смехом.

— А ты?

— А я тебя жду!

Подождав друг друга минут с десять, мы, подавив очередной приступ хохота, взялись за руки и аппарировали. Очнулись, протерли глаза, посмотрели друг на друга и снова стали смеяться.

Мы смеялись не переставая, пока дверь аккуратного двухэтажного каменного дома не отворилась и не вышла невысокая полная женщина со светлыми волосами, отливающими рыжиной.

— Рина! Что ты не проведешь гостью в дом?

— Здравствуйте, — осторожно произнесла я, в предчувствии очередного шока от моей внешности.

Но мама Рины, видимо, была давно подготовлена, и ожидаемого шока не последовало. Наоборот, последовало то, чего мы сами не ожидали и что повергло в шок нас.

— Ну что вы перед дверью стоите, как не родные? Идите обедать!

— Мама! — с легкой паникой в голосе произнесла Рина. — Мы только что завтракали!

— Ничего не знаю! — отрезала тетя Лена. — Переодевайтесь — и к столу!

Я однажды слышала, как Флер жаловалась на слишком обильную еду в Хогвартсе, из-за которой она может некрасиво растолстеть. Еще подумала про себя — а кто тебя просит столько есть? Никто ведь не заставляет!

Зато нам с Риной отказаться от обеда совершенно невозможно. Мама Рины ведь так для нас старалась, и мы ее обидим, если откажемся! Зря мы позавтракали в Хогвартсе. Если бы я знала, что здесь так кормят, я бы не только не завтракала сегодня, но и вчера на Святочном балу воздержалась от угощения.

В процессе обеда выясняется, что нам предстоит еще и ужин, который собирается почтить своим присутствием тетя Нарцисса. Мне очень хочется с ней поговорить, но вот если бы только к этому разговору не прилагалась еще и еда... Я не гиппогриф, в конце концов, в меня столько не влезет!

— Рина! — шепчу я. — Я сейчас лопну!

— Сиди тихо, — отвечает Рина, — а то дадут добавки!

Добавки, к счастью, нам не дают, но и того, что на столе, хватает с избытком. Я сижу, откинувшись на спинку стула, и улыбаюсь бессмысленной улыбкой. Вид у меня наверняка ужасно глупый, зато довольный. Никакой спешки, тишина и спокойствие, можно отдохнуть на целый семестр вперед.

Тетя Лена, глядя на нас, улыбается. У нее тоже довольный вид.

— А ты знаешь, Бетти, — говорит она, — твою бабушку, мою тетю, хотели отправить в Бобатон. Но тогда время было тяжелое, война на носу, так что остановились все-таки на Хогвартсе.

И, судя по всему, правильно сделали. Именно в Хогвартсе моя бабушка познакомилась с дедушкой. И примерно в то же время там учился мой второй дедушка.

Как я узнаю дальше, мои бабушка и дедушка по матери умерли совсем недавно — еще трех лет не прошло. Так и не узнали, что их внучка жива и обитает у дальних родственников.

Хоть десять лет-то спустя могли сообщить! Ладно, меня захотели оставить в неведении, чтобы от чего-то там оградить, но бабушку-то с дедушкой за что? И так роду Блэков постоянно не везет, так еще и внучку спрятали.

Рина видит, что разговор повернул в какую-то очень печальную сторону, и сменяет тему:

— Кстати о родственниках. Ты знаешь, что сын Крауча — мой двоюродный дядя?

— Что? Ты хочешь сказать, что Крауч — твой родственник?

— Не Крауч, а его жена. Она родная сестра моего дедушки по отцу.

Куда ни глянь — кругом одни сплошные родственники! Во Франции — то же самое. Когда я узнала, что Аннет — троюродная сестра Виолетты, мне захотелось иметь с ними как можно меньше родства. Но они сестры не по линии Розье, и слава Мерлину.

— Крауч — твой родственник! — с нескрываемым ехидством говорит Рина.

— То есть как это мой? — до меня доходит не сразу.

Глядя на мою изумленную физиономию, начинает смеяться не только Рина, но и тетя Лена.

— Он и правда твой родственник, — говорит она, — только дальний. Он троюродный брат твоего деда по матери.

Кошмар какой. Не хватало мне только Крауча в родственниках. Хорошо хоть, что родство такое отдаленное.

— Кстати о Крауче, — тетя Лена переходит на серьезный тон, — что за слухи, будто на первом туре вы наслали на него порчу?

Мы с Риной синхронно изображаем предельно невинное выражение лица. Сюда-то как эти слухи дошли? От Драко, что ли?

— Мы не насылали, — говорит Рина после паузы. Таким тоном, что видно — она сама себе не верит.

Тетя Лена, разумеется, не верит тоже.

— Не насылали? — с издевкой спрашивает она. — А за что же тогда Бетти каждый день наказанная сидела?

Ну, допустим, не каждый. И кто сказал, что наказанная я сидела из-за Крауча?

— Это все Хмури, — мрачно говорю я. — Он меня терпеть не может.

И тут я осекаюсь. Нашла при ком говорить о Хмури! Не у одной меня есть причины его ненавидеть.

Но у тети Лены превосходная выдержка. Даже виду не подает, что упоминание Хмури ее хоть каким-то боком касается. Мне бы так!

— Бетти, будь осторожна. Не надо больше никаких авантюр. И ты, Рина, тоже. Никогда ведь за тобой ничего подобного не было! А тебе еще ТРИТОНы сдавать!

— Ой, ну что я, не сдам, что ли? — машет рукой Рина. — Мама, скажешь тоже! На худой конец, в аптеку Робинсов меня и так возьмут.

Я улыбаюсь. Мне трудно представить, чтобы Рина что-то не сдала.

Тетя Лена смотрит в окно и грустно вздыхает.

— Знаешь что, Рина... Насчет аптеки... Я тут подумала...

Она говорит очень медленно, будто нехотя. Рина непонимающе смотрит на мать, но перебивать не рискует.

— Я тут подумала — может, вам с Синтией поехать к ребятам?

Я ничего не понимаю. Зато понимает Рина. Она смотрит на маму с таким ужасом, будто та предложила ей как минимум поцеловаться с Краучем.

— Мама, да ты что? Джерри спит и видит, как бы ему домой поскорее вернуться, а ты предлагаешь нам туда переселиться?

— Он писал, что они с Ником собирались к лету приехать, а я считаю, что лучше им подзадержаться. В свете того, что сейчас происходит...

— А что сейчас происходит? — спрашиваем мы хором.

Но мама Рины только грустно улыбается и ничего объяснять не хочет.

Мне не надо ничего объяснять. Я давно поняла, что что-то происходит. Но откуда это знают все, вплоть до школьников?

— Мама, — говорит Рина, — Джерри с Ником сами не хотят, чтобы я к ним ехала. Они мне только что об этом написали, причем не сговариваясь. Думаю, что Синтии они написали то же самое.

Увидев мою непонимающую физиономию, Рина поясняет:

— Джерри — это мой брат. Синтия — его невеста. А Ник — мой парень, его друг. Я тебе могу колдографии показать, когда ко мне поднимемся. Мама, можно мы пойдем колдографии посмотрим?

— Идите, — устало говорит тетя Лена.

По ней видно, что Рина ее совсем не убедила и уговоры будут продолжены.

Перспектива отъезда в неведомую Южную Америку Рину совсем не радует, а меня — так просто пугает. Меня-то туда никто не звал! Но, к счастью, Рина сама не хочет ехать. Зря я испугалась поначалу.

А я именно испугалось. До того момента, как я появилась здесь, у Рины уже была сложившаяся жизнь, о которой я толком не знала. Впишусь ли я в нее — еще непонятно, я ведь и не пробовала. Вот как уедет она к брату и жениху, что я буду без нее делать? С ними-то, в отличие от меня, она знакома давно. Конечно, если не считать того, что мы вместе играли в детстве. Я-то этого не помню!

Пока мы сидим в комнате у Рины, она успевает меня успокоить. Так что к ужину мы спускаемся вполне довольные собой и жизнью. Все прекрасно, за исключением одного — есть мне до сих пор не хочется.

Самое интересное начинается после ужина. За ужином мы мило и по-светски разговариваем с тетей Нарциссой, но после ужина она изъявляет желание поговорить со мной наедине. Сейчас мне уже не так этого хочется. Наверняка ведь будет меня ругать.

Я оказываюсь права. Тетя Нарцисса начинает с того, что спрашивает про Крауча. Интересно, почему все думают на меня, а не на Рину? Оттого что Хмури поймал меня за руку? Так как раз из-за этого я и не смогла проклясть Крауча!

— Тетя Нарцисса, ну посудите сами! Как я могла проклясть Крауча, если Хмури поймал меня за руку?

— Когда он тебя поймал за руку?

— Когда я ничего не успела сделать! Мы шли за Краучем, когда он направлялся к замку после окончания первого тура. Просто случайно оказались рядом. И тут появляется Хмури и заявляет, что я собиралась проклясть Крауча!

— Случайно? — с нескрываемым сомнением спрашивает тетя Нарцисса.

Разумеется, версия случайности здесь не пройдет. Но странно — даже Нарцисса ни в чем не подозревает Рину. Во всем виновата почему-то оказываюсь я.

Здесь-то почему нападение на Крауча считается предосудительным? Давно пора отомстить ему за все хорошее!

— Ну хорошо, — сдаюсь я, — даже если я к этому причастна, что я такого сделала? Краучу давно пора перестать чувствовать себя безнаказанным. Перешел в другой отдел и думает, что все его подвиги на посту главы Департамента магического правопорядка забыты?

Тетя Нарцисса вздыхает. Точь-в-точь, как тетя Лена. Зря я думала, что избавилась от опеки тети, уехав в Англию. Вместо одной тети получила сразу двоих. И обе солидарны в желании пресечь любые мои самостоятельные действия.

И как мне теперь доказывать обеим тетям, что я не маленькая?

— Он вряд ли понял, что это именно месть. И не задумается, за что, — говорит тетя Нарцисса.

— Я ему могу письмо написать с разъяснением! — предлагаю я, и тут же, разумеется, получаю в ответ лекцию о том, почему этого делать не следует.

Примерно в таком же тоне я воспитываю Драко. Будем надеяться, его мать об этом не знает.

— Тетя Нарцисса, — осторожно говорю я, когда ее воспитательный пыл немного угасает, — а почему я не могу прийти к вам на вечер?

— Бетти, пойми, — мягко говорит она, — соберется много незнакомых тебе взрослых волшебников, наши разговоры будут тебе неинтересны...

— Но Рина-то идет! — перебиваю я.

— Рина — другое дело. Она знает наш круг общения, и все знают ее. А ты — не забывай, на кого ты похожа! Твое появление может вызвать лишние вопросы. Сейчас непростое время...

Упоминание второй раз непростоты сегодняшнего дня вызвало у меня недовольство на грани бешенства. Обязательно надо обиняками говорить, нельзя объяснить по-человечески?

— Да что такого в нашем времени? Мне скажет кто-нибудь, что вообще происходит? — почти кричу я.

— Понимаешь, Бетти, — тете Нарциссе явно не хочется мне ничего объяснять, но она все же говорит, — сейчас ходят разговоры о возвращении Темного Лорда...

— И что? Что такого плохого в его возвращении?

Кажется, я сказала что-то не то. Но выдержка тети Нарциссы ничуть не меньше, чем у тети Лены.

— А что хорошего? Разве ты хочешь, чтобы он вернулся?

— А если он освободит из Азкабана... — у меня что-то как будто застревает в горле поэтому вместо «маму и папу» я говорю: — тех, кто там находится?

Нарцисса качает головой.

— Я в этом не уверена. Мы же не знаем, что он будет делать и о чем будет думать, когда вернется. Может быть, ему уже больше не нужны старые сторонники, он будет собирать новых. Может быть, он всех своих прежних сторонников накажет за бездействие. Поверь, лучше для всех нас, чтобы он не возвращался.

Ничего не понимаю. Как же это так — пятнадцать лет назад клялись в верности Темному Лорду, а сейчас говорят — «лучше, чтобы не возвращался».

Я не выдерживаю и вскакиваю со своего места.

— Я не понимаю — вы на стороне Темного Лорда или нет?

Тетя Нарцисса бледнеет. Такой оборот разговора ей явно не нравится. А лично мне не нравится измена собственным убеждениям! Почему-то в гостиной Слизерина слова «Темный Лорд» произносят спокойно и даже с некоторой гордостью, а наши тети от них бледнеют, краснеют и начинают вести воспитательную работу.

— Бетти, милая, — ласково говорит она, — ну что ты знаешь о Темном Лорде? Его нет, и вряд ли он вернется. А тебе надо быть сдержанной. Как я могу пригласить тебя на вечер, если ты совершенно не умеешь себя вести? Настоящие леди так себя не ведут!

Следующие полчаса мне подробно и доходчиво объясняют, как должна и как не должна вести себя настоящая леди. Разумеется, попытки проклясть Крауча, а также постоянные споры на уроках с Хмури в число ее достоинств не входят. У меня мелькает мысль, что Драко все-таки рассказал матери о том, как я его воспитываю, и она решила отомстить за сына.

— С Хмури ты должна вести себя осторожнее. Я слышала, он тебя постоянно оставляет после уроков?

— Ну да, — неохотно отвечаю я.

— И что он заставляет тебя делать?

— Да ерунда, — машу я рукой, — книжку одну ему переводила на французский. Про войну с Темным Лордом. Книжка интересная.

— А у тебя она не сохранилась? Сможешь дать почитать?

— Нет, я себе ее не переписала.

Наверное, я это сделала зря, но просить что-то у Хмури было ниже моего достоинства. Я даже не спросила его, есть ли у того автора другие книги.

— Ты не должна с ним препираться! Он ненормальный, ему и повода не надо, чтобы придраться, а ты ему эти поводы даешь постоянно!

Я киваю, делая вид, что соглашаюсь со всем.

Наверное, тетя Нарцисса права. Наверное, я не должна никого провоцировать. А должна раствориться в толпе и делать вид, что я никакая не дочь Беллатрикс, а обыкновенная девушка из обыкновенного магического рода. У Рины получается. А у меня — нет.

И не получится.

— Тетя Нарцисса, — неожиданно перебиваю я на полуслове, — Хмури однажды потащил меня в подземелья Хогвартса боггарта искать.

— Боггарта? — она смотрит на меня со страхом. — Он совсем с ума сошел!

— Ага, — киваю я и замолкаю.

Про боггарта я рассказывала только Рине. Даже Драко не в курсе. Он пребывает в уверенности, что я всего лишь переводила книжку.

Тетя Нарцисса встает со стула и подходит ко мне. Она ничего не спрашивает, но я все равно продолжаю, хотя сама не уверена, стоило ли это делать.

— Я Азкабан увидела. И маму. Мертвую...

Больше я говорить уже не в состоянии, но больше и не надо. Я не выдерживаю и кидаюсь в объятия тети Нарциссы. Она ничего не говорит, только гладит меня по волосам. Я делаю вид, что плакать не собираюсь, и на самом деле не плачу. Забыть этот случай невозможно. Но ведь с тех пор почти месяц прошел...

— Бетти, обещай мне быть осторожной и больше не совершать глупостей, — говорит тетя Нарцисса, когда я наконец-то прихожу в себя и сажусь на свое место.

— Обещаю, — говорю я, искренне веря в свои слова.

Вечером мы с Риной никак не можем наговориться и лечь спать, несмотря на то что завтра нам предстоит полный беготни день. Вдоволь обсудив желание взрослых управлять нашими судьбами и наше полное с этим несогласие, переходим к конкретной теме — нежеланию пускать меня к Малфоям. Рина, которая в Хогвартсе была согласна с тетей Нарциссой, здесь принимает мою сторону. Не иначе как разозлилась от предложения мамы ехать в Южную Америку.

— Рина! — говорю я. — У меня появилась идея. Давай, я пойду туда вместо тебя.

— Что значит «вместо»? — не понимает Рина.

— То и значит! Приму твой облик и пойду. Под оборотным зельем.

— Ты с ума сошла?

Такая реакция меня совершенно не удивляет. Рина всегда сначала говорит, что я сошла с ума, а потом сама же и помогает реализовать мою идею.

— Ну смотри — в твоем облике вести себя я буду более чем прилично, буду сидеть тихо и в разговоры не встревать. Опять-таки мою внешность никто не увидит, а к тебе все привыкли.

— Ты с ума сошла, — повторяет Рина уже с восхищением.

— Тебе так хочется на этот званый вечер?

— Да я бы не сказала, что хочется...

— А мне хочется на всех посмотреть! Не на колдографиях, а вблизи.

— Но я-то всех знаю!

— Значит, расскажешь мне, кто есть кто, а я запомню.

Слава Мерлину, общая идея принята без возражений и начинается обсуждение деталей. Здесь задает тон уже Рина.

— Где мы возьмем оборотное зелье?

— Купим. Неужели у вас оно нигде не продается?

— В Лютном переулке должно продаваться. Но там все очень дорого...

— Зайду в «Гринготс», у меня там куча денег, — отмахиваюсь я. — Подумаешь, пару галлеонов переплатим.

— А как ты его пить будешь? Вечер-то всяко больше часа продлится! С флягой будешь ходить?

Зрелище Рины, то и дело отпивающей из своей фляги, меня дико веселит.

— Ага, — сквозь смех выдавливаю я, — как Хмури!

— Ну у него вряд ли там оборотное зелье.

— Может, огневиски?

— Нет, я знаю, — задыхается от смеха Рина, — у него там зелье, которое в Мунго дают при умственных расстройствах!

— Ему это не поможет! Это не лечится!

Ложимся спать мы только через пару часов, обсудив не только возможные умственные расстройства Хмури, но и детали моего появления на званом вечере.

Видимо, за каникулы мы успели отоспаться, ибо встали ни свет ни заря, бодрые и готовые к подвигам. Тетя Лена за завтраком подозрительно на нас смотрела и даже спросила, что мы затеяли.

Ну так уж сразу и затеяли. Что, мы не можем просто так друг на друга смотреть и смеяться?

Позавтракав, мы наспех одеваемся и аппарируем в Лондон. На Диагон-Аллее народу немного. Все нормальные люди празднуют Рождество у себя дома несколько дней кряду, и только такие ненормальные, как мы, ходят за покупками. Нет, те, кто держит в эти дни свои магазины открытыми, — тоже ненормальные.

У нас в Париже — то же самое. В магловских кварталах — и то интереснее.

В банке на меня не обратили особого внимания. Гоблинам было абсолютно все равно, кто я такая, главное — это оформленные в должном порядке документы. Я набрала полную сумку золотых и серебряных монет, что сделало мое хорошее настроение еще более хорошим. Рина, правда, пыталась мне заявить, что столько денег с собой мне не нужно, что в сейфе они будут сохраннее, но я только отмахнулась. Разве это много?

В аптеке Робинса, куда мы отправились после «Гринготса», на меня посмотрели с недоумением. Я сделала невинный вид, держалась за спиной Рины и скромно смотрела в пол. Не знаю, поверил ли мистер Робинс в мою скромность, но предложил нам явиться к нему после окончания школы.

Радостные и довольные собой, мы зашли в кафе Фортескью выпить по чашечке кофе с мороженым, а затем направились в Лютный переулок.

Вот тут я осознала в полной мере страшную силу своей внешности. Продавец — маленький сморщенный старикашка, словно сошедший со страниц книги о злых волшебниках, — заломил непомерную цену. Непомерность осознала даже я, хотя в ценах на зелья никогда не ориентировалась, тем более в Англии. Еще пытался выпытать у Рины, зачем ей это нужно. Я в это время стояла у нее за спиной, прикрыв лицо капюшоном, и злорадно улыбалась. Когда Рина исчерпала свои аргументы, я откинула капюшон и сделала шаг вперед.

Старикашка весь задрожал, поднял обе руки, словно пытаясь от меня защититься, и залепетал что-то неразборчивое.

— Так сколько вы сказали? — нарочито строго спросила я.

Палочку из кармана не доставали ни я, ни Рина. Но старикашка, кажется, был уверен, что я способна применить к нему Непростительное заклятье безо всякой палочки. Цену он тут же снизил втрое и еще принялся извиняться за то, что нас сначала не узнал.

Мы забрали зелье, перед этим старательно его понюхав, расплатились и вышли из лавки.

Как только мы оказались на свежем воздухе, на нас напал приступ неудержимого смеха.

— Еще один пациент из Мунго! — хохотала Рина.

— Они что, в честь Рождества распустили всех душевнобольных? — не отставала я.

Хорошо, что в переулке было пустынно, иначе бы за душевнобольных приняли нас — так громко и заразительно мы смеялись.

Самая большая трудность состояла в том, чтобы не показываться на глаза тети Лены до тех пор, пока я не выпью зелье. Рине-то не нужно делать прическу и надевать парадную мантию! Но мы отговорились тем, что справимся вдвоем, и тетя Лена этим объяснением вполне удовлетворилась.

Когда мы только вошли в дом Рины, мне он показался большим, разве что чуть поменьше нашего. Но пообвыкнув здесь, я осознала, что он на самом деле маленький. Два этажа и комнат не больше десятка. Обстановку богатой не назовешь. Да и откуда здесь взяться богатству? Мне даже стало неудобно, когда я вспомнила, сколько денег хранится у меня в Гринготсе. Теперь понятно, почему ее брат вместе с другом поехал в Южную Америку. Там можно в одночасье сколотить большие деньги. Правда, прошло уже полтора года, а они все еще не возвращаются. Хотя не похоже, что у них там все плохо, — было бы плохо, давно бы вернулись.

Комната Рины была небольшой, но очень уютной. Мне она сразу понравилась — от темно-зеленых штор на окнах до коврика у кровати. В одном углу — зеркало, в другом — письменный стол, на столе — колдография Ника и Джерри на фоне экзотических развалин, все остальное пространство стола занято стопками книг. На полках они не помещаются.

Я сразу заявила, что ночевать буду вместе с Риной и ни в какую гостевую комнату не пойду. Даже если мне придется спать на коврике у Рининой кровати.

Кровать оказалась достаточно широкой для двоих, поэтому спать на коврике не придется. Вот и хорошо.

— А как ты думаешь, — спрашиваю я, глядя на себя в зеркало, — если я сделаю себе прическу и выпью зелье, прическа сохранится?

— Чтобы сохранилась, надо мне сделать прическу! — Рина тут же начинает смеяться.

— А в книге об этом ничего не сказано!

— Авторы книг по зельеварению никогда не экспериментировали с прической и косметикой!

— Особенно это видно по Снейпу, — заключаю я, и мы вновь умираем от смеха.

Снизу слышится голос тети Лены:

— Рина! Ты готова?

— Ты готова? — сурово спрашивает меня Рина.

Мы уже поменялись мантиями — на мне парадная, а на Рине домашняя. Опять-таки ее собственная. Мне непривычно зрелище себя в синей мантии, но я напоминаю себе, что это не я, а Рина. То есть сейчас еще я. Но еще несколько секунд...

— А прическа?

— Ты сначала выпей!

Делаю глубокий вдох и глотаю зелье. Мерлин, до чего же оно противное!

Одновременно падаем на кровать и переживаем превращение молча, стиснув зубы. Когда дрожь в теле прекращается, встаем опять-таки одновременно и, глядя друг на друга, начинаем хохотать.

До чего же странно видеть свое лицо не в зеркале! И эта мантия мне совершено не идет. Не поймешь, какого она цвета — не то фиолетовая, не то лиловая.

— Главное — будь спокойнее! — наставляет меня Рина.

Ей-то меня изображать недолго — пока мы с тетей Леной не уйдем. И гораздо проще, чем мне. Драко тут под страшным секретом признался Рине, что когда мы вдвоем, мы на себя не похожи. Когда мы вдвоем, в ней есть что-то от меня, а во мне — от нее. Поэтому здесь никакой подмены заметить невозможно.

А вот у Малфоев...

— Молчи и в разговоры не встревай! Говори только, если тебя спросят. Я всегда так делаю.

— Ты это мне уже третий раз повторяешь!

— Ничего, лишний раз повторю — лучше запомнишь! Зелье не забудь!

— А ты?

— А я вообще выходить не буду. Вы там допоздна засидитесь, я могу и спать лечь.

Правильно. Рине вторую порцию пить не надо. А вот мне придется. И не одну. А у меня во рту такой вкус, будто я помойное ведро дочиста вылизала.

У Рины в руке появляется стакан с водой. Вовремя!

— Рина! — в голосе тети Лены слышно нетерпение. — Нам пора!

— Мама, я уже иду! — весело кричу я.

И мы с Риной, взявшись за руки, выходим из спальни.

На втором часу пребывания в Малфой-Мэнор я начала сомневаться в смысле нашей затеи. На меня никто не обращал никакого внимания. Это было и к лучшему, ибо я не была уверена, что веду себя до последней черточки похоже на Рину. В ее облике я чувствовала себя крайне неуютно, как будто взяла поносить платье Флер или Эсмеральды, жутко мне не идущее. Тетя Лена активно общалась с тетей Нарциссой и про меня забыла. Я была только рада, ибо говорить «мама» было на удивление непривычно.

На мои отлучки тоже никто внимания не обращал. Что необычного в том, что мне понадобилось пойти в туалет? Даже если я туда бегаю каждый час — что в этом такого?

Плохо было одно — пока что я не услышала ровным счетом ничего интересного. Зачем, спрашивается, я пью эту гадость и изображаю из себя тихоню? Чтобы насытиться деликатесами? Да я в Хогвартсе объелась на всю предстоящую неделю! Посмотреть на круг общения семьи Малфоев? Волшебники как волшебники. Во Франции я на таких нагляделась вдоволь. Все веселые, как в праздник и положено.

Даже, пожалуй, слишком веселые. Как будто делают вид, что ничего не случилось. Когда я немного привыкла к окружающим меня волшебникам и стала их различать, я это осознала.

Но это не то, что я хотела узнать! То, что в воздухе висит какая-то тревога, я еще месяц назад почувствовала! Мне нужно знать, что конкретно! Вернется Темный Лорд или нет? Кто хочет его возвращения, а кто не хочет? И кто такой мой неизвестный друг, с кем он связан, что он делает и как попадает в Хогвартс?

Честно говоря, ни я, ни Рина толком не представляли, что же случилось с Темным Лордом и как он может вернуться. Но подходить с этим вопросом к тетям — бесполезно.

К Люциусу Малфою, пожалуй, тоже. Все-таки светская вечеринка — не лучшее место для подобных разговоров.

Проскучав еще час, я вспомнила, что тетя Нарцисса обещала дать Рине какую-то книжку по заклинаниям. Не знаю, почему надо было просить у Малфоев, а не дождаться возвращения в Хогвартс и посмотреть в библиотеке. Возможно, она не может подождать и пару дней. Я не могу — поправляю я себя.

— Тетя Нарцисса, — осторожно обращаюсь я. — Вы мне обещали книгу...

Тетя Нарцисса отрывается от глубокомысленного разговора о последних модах и кивает:

— Да, конечно. Она в библиотеке, я специально для тебя положила на столик. Поднимись и возьми сама, ладно?

Рина как будто точно знала реакцию на мою просьбу, заранее объяснив, где в Малфой-Мэнор находится библиотека. Поэтому я нахожу ее без труда. И нужную книгу тоже — она действительно лежит на столике, стоящем возле одного из книжных шкафов.

Беру книгу под мышку и уже собираюсь выходить из библиотеки, как вдруг из коридора слышатся чьи-то шаги. И голоса. Кто-то проходит мимо раскрытой двери библиотеки, не замечая, что дверь открыта, а за дверью стою я.

Осторожно высовываю голову и вижу Люциуса Малфоя с еще одним волшебником. Люциуса не узнать невозможно, а всех остальных я еще путаю. Кажется, это Эйвери.

Если они собрались говорить здесь, в коридоре, то я все услышу!

«Остановитесь! — мысленно умоляю я. — Остановитесь и поговорите здесь, что вам стоит!»

Они действительно останавливаются. И входят в ближайшую дверь. И — по счастью — оставляют ее открытой.

Я осторожно выскальзываю из двери библиотеки и прохожу несколько шагов по коридору. Дверь приоткрыта, если они закончат разговор и подойдут к ней, я успею добежать до библиотеки и спрятаться там.

— Ты уверен, Люциус? — спрашивает Эйвери.

Пока я кралась по коридору, я пропустила первую фразу Малфоя. Ее заглушил шорох моей собственной мантии. Но сейчас я уже стою не шелохнувшись и, можно сказать, вся превратилась в слух.

— Я уже ни в чем не уверен! — с раздражением в голосе произносит Малфой. — Но ты же сам чувствуешь, как оживает Метка!

Что еще за метка? Почему здесь нет Рины — она-то знает больше, чем я!

— Мы сколько раз с тобой уже об этом говорили, и я повторю еще раз — Темный Лорд не может вернуться сам, без посторонней помощи! Я сомневаюсь, что даже и с помощью может.

— Вот именно, Тим! Мы давно оставили попытки его найти. Но вдруг у него есть сторонники, которых мы не знаем?

— Откуда?

Мне тоже хочется задать этот же вопрос. Только в другой форме — а откуда вы это знаете?

— Да я знаю, что мы и об этом говорили. Начиная с Чемпионата Мира. Но сейчас я, кажется, догадываюсь, кто это.

— И кто же? — в голосе Эйвери слышится неверие.

Я обеими руками держусь за стенку. Неужели им известно?.. Да нет, не может быть!

— Послушай меня. Ты помнишь историю с Блэком, который сбежал из-под самого носа Снейпа и сотни дементоров?

— Ты про Блэка? Не шути так!

— Нет, я не про Блэка. Блэк, может, в Азкабане умом и тронулся, но не настолько, чтобы помогать Темному Лорду. Я разговаривал с Фаджем, который в тот сумасшедший день был в Хогвартсе. Разговаривал, кстати сказать, неоднократно, каждый раз пытаясь выведать новые подробности. Больно все уж странно получалось. Так вот — недавно Фадж рассказал мне, что Поттер говорил что-то такое про Петтигрю. Что это он преступник, а не Блэк...

— Это я знаю и без Поттера, — перебил его Эйвери.

— Не перебивай! Поттер сказал что-то вроде того, что они только что видели Петтигрю — и тот не умер! Фадж-то этому не верит, потому что он дальше своего носа не видит и не хочет видеть, но мы-то с тобой можем головой подумать! Если он действительно там был...

— Ты хочешь сказать, что Питер Петтигрю... — в голосе Эйвери послышалось изумление.

— Я хочу сказать, что это он запустил Черную Метку на Чемпионате Мира. И он каким-то образом нашел Темного Лорда. Больше ему деваться все равно некуда. Любой из нас его прибил бы на месте!

— Думаешь, он на это способен? — Эйвери усмехается. — Он же туп, как пробка.

— Перед страхом смерти человек и не на такое способен, — Малфой тоже усмехается.

Я стою ни жива, ни мертва. Того и гляди, они закончат говорить и увидят меня. А я с места не могу двинуться. Дальнейший разговор почти и не слышу.

Наконец-то нахожу в себе силы и двигаюсь в сторону библиотеки. Десяток шагов прохожу, кажется, за полчаса. Вползаю в дверь и падаю в ближайшее кресло.

Ничего не соображаю. Ровным счетом ничего. Мыслей так много, что они взаимно уничтожаются и можно считать, что их нет вовсе.

— Бетти, — раздается тихий голос тети Нарциссы. — Ты что здесь делаешь?

Я поднимаю голову и тут осознаю, что она назвала меня по имени. Но я же не Бетти, я Рина!

А когда я последний раз пила зелье? Час-то давно прошел! Надо же было так задуматься, чтобы не заметить обратного превращения!

— Тетя Нарцисса, я...

И замолкаю. Как оправдываться?

— Я просила тебя быть осторожной! А ты?..

— А я ничего не сделала...

— Твое счастье, что никто ничего не заметил, кроме меня и Лены! Идем.

Рина меня убьет. И правильно сделает.

Мы доходим до маленькой гостиной, всю обстановку которой составляют два дивана и один камин. Нарцисса берет коробочку с серым порошком и протягивает мне:

— Давай.

Я тяжело вздыхаю и делаю шаг в камин.

Я знал, что Бетти с Риной уезжают на несколько дней. Но поверил в это окончательно, только когда увидел их идущими к входным дверям замка в сопровождении Малфоя. Все трое весело переговаривались.

Увидев меня, Малфой тут же юркнул обратно в коридор, из которого вышел. Так быстро, что девочки даже не успели заметить, когда он это сделал.

Девочки были в таком хорошем настроении, что жизнерадостно меня поприветствовали. Я же не удержался и подозрительно спросил:

— Куда это вы направляетесь?

Куда они направляются, я знал. К Уилксам. Может быть, еще и к Малфоям.

Но я-то знал, а Хмури нет! И потом, я не мог не воспользоваться возможностью поговорить с Бетти...

Ведь в ближайшие три дня я ее не увижу...

Даже хорошо, что меня в эти три дня в Хогвартсе не будет.

К обеду я закончил со всеми делами, а после обеда, попрощавшись с Дамблдором, отправился к воротам. Без проблем вышел за пределы территории Хогвартса и аппарировал.

Когда я открыл дверь своего дома, первым моим желанием было войти в свою комнату, лечь на кровать и лежать там, не вставая, все три дня. Но сделать это не представилось возможным, ибо на меня тут же налетел Хвост и засыпал вопросами.

— Барти, это ты? Ну, как там в Хогвартсе? Как там Гарри?

Я только отмахнулся и прошел мимо него в гостиную. Сел в кресло и стал ждать, пока действие оборотного зелья прекратится.

Хвост все не мог угомониться, ему не мешало даже мое молчание. А я просто не мог говорить. Я наслаждался каждой минутой своего пребывания дома, даже несмотря на назойливость Хвоста.

— Хвост, — перебил я его на полуфразе. — Мне надо поговорить с Лордом.

Я знаю, что сделал все правильно, но разговора с Лордом боюсь. Именно поэтому я хочу поговорить с ним как можно скорее.

Пока Хвоста не было, я старательно закрыл в себе все воспоминания о Бетти. Заставил забыть. Нет никакой дочери Беллатрикс. Есть одна из безликих учеников Хогвартса, интересующих меня только как декорации, перед которыми я должен изображать преподавателя защиты от темных искусств.

Окклюменции меня учил лично Темный Лорд, но я прекрасно понимаю, что он пробьет любую мою защиту. Но он не знает, что именно я собираюсь скрывать, а значит, есть надежда, что он этого не увидит.

И действительно, не увидел. Мы проговорили почти два часа и могли бы, наверное, проговорить и дольше, но он сам отправил меня отдыхать. А я даже не заметил, что устал, и забыл, что, входя в дом, собирался лечь и пролежать трое суток.

Я знал, что выполнил задачу не до конца. Что осталось меньше двух месяцев до второго тура, а Поттер и не подумал браться за задание. Но все это было поправимо. И Лорд об этом знал.

Когда он отпустил меня, я понял, что все-таки устал, и устал неимоверно. И что идея провести все три дня, не вставая с кровати, не так уж и плоха.

Конечно, все три дня я на кровати не провел. Сидеть без работы я просто не мог и, полежав с часик, пошел работать в библиотеку.

Вечером я ни с того ни с сего наорал на Хвоста. Причем наорал так, как не орал никогда. Повод был совершенно ничтожный — Хвост забыл поставить на стол салфетки, но я припомнил все, что мог припомнить, а так же все, в чем он мог провиниться без меня. Скорее всего, так и было. И спал до полудня, и денег расходовал больше чем надо, и грязь в доме развел страшную. Раз он не возражал — значит, я был прав.

На самом деле мне нужно было просто сбросить напряжение, а Хвост подвернулся под руку. Потом я это, конечно, осознал, но извиняться не стал. Буду я еще перед этой крысой извиняться.

После ужина я еще немного посидел в библиотеке, а потом поднялся в свою комнату, тщательно закрыл дверь, лег на кровать и погрузился в мечты. Я думал о Бетти. Правильно я сделал, что не привел ее сюда, хотя она могла бы и согласиться. Хвост, конечно, поначалу ее испугается — он дико боится Беллы, тогда, в конце восемьдесят первого года, он сбежал прежде всего от нее. Но что бы он потом про меня подумал!

Правда, рано или поздно он ее все равно увидит. Но тогда мне будет уже наплевать.

В первый день я так и не поговорил с отцом. Не хотелось. Но на второй день после завтрака я пошел к нему в комнату и просидел там почти целый час.

Его состояние мне сразу не понравилось. На первом туре он выглядел куда бодрее. А сейчас отвечал через силу, смотрел куда-то в сторону, а временами вообще не реагировал. Неужели это девочки его так приложили?

Да нет, у них бы сил не хватило.

Реакция на «Империо»? Но даже я так не реагировал.

Хотя я не помню, как я тогда выглядел. Возможно, что и не лучше.

Пусть отец побудет в моей шкуре. Это ему полезно.

Я осторожно расспросил его о Хогвартсе. Ничего необычного он там не заметил, и это радовало. Даже на Бетти он не обратил внимания. И почему ему вдруг стало плохо после первого тура, он тоже не понял.

Вот и хорошо.

Я покинул спальню отца в хорошем настроении. Больше с ним можно не говорить, впереди еще два дня отдыха, а в Хогвартсе я увижу Бетти.

Я ведь ее увижу. Она обещала. А раз обещала — значит, так оно и будет.

13

Когда я поднялась в спальню Рины, та уже спала. Причем мало того, что легла по диагонали, так еще рядом с ней лежали целых три книги. Для меня места совсем не оставалось.

— Рина! — тихо произнесла я.

Никакой реакции.

Я не выдержала и хорошенько тряхнула Рину за плечо. Одна из книг упала на пол и обиженно зашелестела страницами.

Рина открыла глаза, присела на кровати и уставилась на меня удивленными глазами.

— Что случилось? Ты что мне спать не даешь?

— Рина! — зловещим шепотом сказала я. — Кто такой Петтигрю?

— Чего? — только в этот момент Рина проснулась окончательно.

— Кто такой Питер Петтигрю?

— Ты мне скажи сначала, что случилось?! Где мама?

— Она еще там.

— А почему ты здесь?

Я рассказываю. Все с самого начала. Как я и ожидала, Рина начинает меня ругать за неосторожность. Я даже не возражаю, тем более делает она это достаточно мягко. Предчувствует, что от тети Нарциссы и тети Лены завтра достанется нам обеим.

— Что ты такого сделала, что она тебя узнала?

— Да ровным счетом ничего! Все, как ты мне велела, — тихо сидела в уголке, потом попросила книгу...

— Кстати, а где книга?

А действительно, где книга? В этой суматохе я про книгу-то и позабыла.

— Ну вот, ничего тебе нельзя поручить!

— Нельзя, — соглашаюсь я. — Я без тебя ничего не могу!

Я смотрю на Рину такими невинными глазами, что она не выдерживает и смеется.

— Ладно, давай спать, а то завтра нам мама задаст!

От тети Лены нам действительно досталось. К обеду пришла тетя Нарцисса, и нам досталось еще и от нее. Мы сидели с удрученными лицами и послушно соглашались со всем, что нам говорили. Да, мы понимаем, что настоящие леди так себя не ведут. Да, мы сделали глупость. Да, мы больше так не будем.

— Но как вы меня узнали? — не выдержала я на третьем часу разноса.

— Бетти, ты думаешь, меня так легко обмануть? — тетя Лена улыбается. — Ты была уж больно заторможенная. Перестаралась малость.

Если бы я не была заторможенной, меня мгновенно бы узнали. И не только обе тети, но и все остальные гости.

Про подслушанный разговор, к счастью, никто не догадался. Малфой и Эйвери ушли раньше, чем меня обнаружила тетя Нарцисса, и вряд ли она была в курсе, куда именно направился ее муж со своим другом.

— Бетти, ты должна запомнить...

— Да, да, — киваю я, а сама думаю о другом.

О том, кто такой Петтигрю, Рина толком не знает. Знает, что он учился вместе со Снейпом и Блэком, а потом, на следующий день после исчезновения Темного Лорда, Блэк его убил. Его и еще тринадцать маглов. И попал за это в Азкабан.

Как Петтигрю удалось обмануть Блэка и Министерство и выжить, Малфой не сказал. Наверное, сам не знает. Где он скрывался столько лет — тоже.

Когда тети наконец-то оставляют нас в покое, мы с Риной выходим прогуляться по саду. В саду царит настоящая рождественская сказка, и мы некоторое время ничего не говорим, только любуемся, как красиво снег ложится на ветви деревьев.

— Интересно, кто может обо всем этом знать, — говорю я со вздохом. — Не к Фаджу же идти. Да он сам сказал, что Поттеру не верит.

— К Поттеру я не пойду, — пресекает возможный вопрос Рина. — И тебе не советую.

— А Снейп в курсе? Он ведь с Петтигрю вместе учился. Хотя бы узнать, как он выглядит!

— А зачем тебе знать, как он выглядит? — подозрительно спрашивает Рина.

Я пожимаю плечами. Пока что я не могу ответить Рине на этот вопрос, потому что обещала ничего не говорить.

Почти все сходится. Петтигрю — сторонник Темного Лорда, несколько лет где-то скрывался, а сейчас помогает ему возродиться. Он ровесник Снейпа, то есть младше мамы лет на девять.

Правда, Малфой сказал, что Петтигрю туп как пробка, и трус к тому же. Но мало ли, что думает Малфой! Если спросить Флер или Эсмеральду, они и не такого про меня наговорят.

— А как он оказался в Хогвартсе, Малфой не сказал?

— Не сказал. Я же говорю — он узнал от Фаджа, а Фадж сам этому не верит.

— А откуда Блэк узнал, что Петтигрю в Хогвартсе?

Я останавливаюсь и смотрю на Рину, как на ненормальную. Опять ей пришла в голову гениальная мысль, не имеющая никакого отношения к нашему разговору?

— При чем тут Блэк?

— При том. Когда он сбежал из Азкабана, все были уверены, что он хочет убить Поттера. Но на самом деле он и не собирался этого делать, потому что никогда не был сторонником Темного Лорда. Он хотел убить Петтигрю. Но как он узнал, что тот жив и находится в Хогвартсе?

— Рина, ты меня сейчас с ума сведешь! — смеюсь я. — Найди Блэка и спроси у него.

— Это ты его найди, он тебе двоюродный дядя, между прочим!

— Куда ни глянь — кругом одни сплошные родственники! Может, и Снейп мне какой-нибудь троюродный дедушка?

— Насчет Снейпа не знаю, — Рина тоже не может сдержать смех, — а вот Поттер тебе дальний родственник. Его бабушка из Блэков.

Вот тут я не выдерживаю и опрокидываю Рину в снег. Она не остается в долгу, осыпая меня снежным крошевом, так что через пару минут мы похожи на двух снеговиков. Если, конечно, снеговики могут бегать друг за другом с дикими криками.

На шум из дома выходит тетя Лена.

— Ну прямо как маленькие! — строго говорит она, но я слышу по голосу, что она недалека от того, чтобы засмеяться вместе с нами. — Идите ужинать!

— Но, мама, мы не хотим есть!

— Ничего не знаю, марш переодеваться — и в столовую!

На следующее утро после завтрака мы собрали вещи и отправились в Хогвартс. Сумка Рины изрядно потяжелела, не иначе как она захватила лишний десяток книг. Интересно, как она это все обратно потащит?

За завтраком нам, разумеется, был прочитана очередная лекция об осторожности и правилах поведения в обществе. Мы привычно пропускали это мимо ушей, пока тетя Лена не сказала:

— О возвращении Темного Лорда лучше и не говорите в Хогвартсе.

Мы тут же навострили уши и синхронно посмотрели на тетю Лену.

— Так это уже точно известно?

— Еще ничего не известно! — неожиданно рассердилась тетя Лена. — Почему вам этого так хочется? Особенно тебе, Бетти, — тебе мало того, что Белла в Азкабане?

Разумеется, никаких новых сведений нам не сообщили, наоборот, мы были вынуждены прослушать еще одну лекцию — о том, что порядочные девушки не должны увлекаться политикой. И завершена сия лекция была пожеланием Рине уехать-таки после окончания школы в Южную Америку, раз уж ее жених так основательно там застрял.

А мне куда ехать? Во Францию, что ли?

Еле-еле отделавшись от излишней заботливости тети Лены, мы наконец-то вышли в сад и аппарировали. И — вот невезение — перед воротами чуть ли не нос к носу столкнулись с Хмури.

Он что, нас тут караулил?

— Здравствуйте, профессор Хмури! — нарочито бодро произнесла Рина. Я промолчала.

Он сделал взмах палочкой, и ворота открылись. Мы с Риной проскользнули туда первыми и побежали к замку, пока Хмури не успел нам что-нибудь сказать.

После обеда мы поймали Драко и завели его в один из пустых классов второго этажа. В гостиную не пошли — слишком много там народа. Конечно, Драко тут же перескажет наш разговор всем своим одноклассникам, но сам разговор надо провести без помех.

— Ты не знаешь, кто такой Питер Петтигрю? — прямо спросила я.

Драко смешался. Он постоянно ходил с таким видом, как будто он знает что-то, нам неведомое, но делать вид и знать — это совсем разные вещи. Если ты знаешь — давай, отвечай на вопросы. Зачем нужно знание, которое никому не показывают?

— А зачем тебе?

— Ты расскажи, что знаешь, — вмешалась Рина, — а зачем, я тебе потом скажу.

— Он был другом Поттера, ну, отца этого гриффиндорца. А потом выдал его Темному Лорду. Блэк его убил, и за это его посадили в Азкабан.

— Кого? — не понимаю я.

— Блэка!

— А как он выглядел, ты не знаешь?

— Кто, Блэк?

— Нет, Петтигрю! Как выглядел Блэк, я могу себе представить.

— Откуда я знаю, — пожимает плечами Драко. — Ты скажи, зачем тебе это надо.

— Ходят слухи, что он жив, — говорит Рина.

— И мне показалось, что мы его видели, — добавляю я.

На меня с удивлением смотрит не только Рина, но и Драко. Но иначе мне не объяснить интерес к внешности Петтигрю!

— Где вы его видели? — глаза кузена загораются детским любопытством, он вскидывает голову и смотрит на меня, готовый по моему слову сорваться с места и бежать.

— В Лютном переулке, — спокойно отвечаю я. — Зашли туда купить кое-что.

Кого-то мы там действительно видели. Когда мы, все еще продолжая дико хохотать, направились к повороту на Диагон-Аллею, от нас шарахнулся какой-то низенький толстячок в черной мантии с капюшоном. Я к тому моменту тоже надвинула капюшон на голову, так что моего лица было не видно. Зато очень хорошо слышен наш смех, для такого места, как Лютный переулок, вовсе не подходящий.

— В Лютном переулке! — с восторгом произносит Драко. — А я там был перед вторым курсом, мы с папой заходили в лавку «Борджин и Бэрк». Там столько всего!

О том, что он видел в лавке, Драко рассказывает долго и оживленно. Может, нам туда заглянуть? Интересно, как этот Борджин на мою внешность среагирует? Может, удастся что-нибудь купить за полцены?

Не то чтобы мне было жалко денег, но уж больно смешно испугался тот старикашка. Видать, рыльце в пушку.

Дождавшись паузы в монологе Драко, я рассказываю историю со старикашкой. Драко, как и следовало ожидать, заливисто смеется.

— Он тебя за тетю Беллу принял?

— Пить меньше надо! — смеюсь я. — Небось подумал, что с ума сошел!

— Если было с чего сходить, — добавляет Рина.

Мы мило проболтали с Драко до самого ужина, а после ужина я сказала Рине, что мне надо взять кое-какие вещи в карете и, забрав из спальни теплый плащ, вышла из замка. Я бы не сказала, что мне так уж было жизненно необходимо что-то из вещей. Мне было необходимо побыть одной, чтобы без помех подойти к условленному дереву.

Но как я смогу получить ответное письмо, если мы с Риной практически не расстаемся?

В карете я пробыла недолго, совершенно не обращая внимания на присутствующих там девчонок. Виолетта с Мануэллой так быстро замолчали при моем появлении, что у меня появилась мысль — а не меня ли тут обсуждали? Камилла попыталась меня что-то спросить, но я только отмахнулась. Кинула в сумку нужные вещи и вышла.

Выйдя из кареты, я остановилась. Вечер, темнота, тишина, под ногами снег, в небе звезды... что еще надо? Может быть, он бросил послание в дупло?

Обхожу карету и подхожу к условленному дереву. Сую руку в дупло... а там пусто.

Мне как-то разом стало все безразлично. Сразу расхотелось что-либо делать и куда-либо идти. Даже узнавать что-либо расхотелось. Будь это хоть Петтигрю, хоть кто угодно. Может, его и нет вовсе. И зачем Темному Лорду мои родители? Ему проще набрать новых сторонников, чем вытаскивать из Азкабана старых.

Целую вечность я проторчала у дерева, а потом, еле волоча ноги, направилась обратно в замок. На полпути я подумала, не стоит ли бросить ему в дупло письмо. Может, он ночью возьмет?

Но это надо возвращаться, искать в сумке перо, пергамент... Подготовить письмо заранее я не догадалась.

Я встала посреди тропинки, размышляя, повернуть или не повернуть.

И в этот момент из глубины леса вылетел бумажный самолетик и направился прямо мне в руки!

Сорвавшись с тропинки, не замечая того, что я по колено в снегу, я захожу за ближайшее дерево, разворачиваю лист и при свете палочки читаю:

«Сегодня в час ночи в подземелье, второй поворот от слизеринской гостиной».

В час ночи! Да хоть в два. Выспаться я всегда успею.

Я тихонько рассмеялась и пошла по направлению к замку. Забыв о тропинке, прямо по снегу.

Вечер прошел в каком-то тумане. Я так усиленно старалась, чтобы Рина и Драко ничего не заподозрили, что результат был прямо противоположным — они весь вечер подозрительно смотрели на меня и спрашивали, что случилось. Впрочем, Рина могла списать мое состояние на впечатление от подслушанного разговора. Драко про разговор не знал, и сообщать ему мы не хотели.

Я легла в постель одновременно со всеми, но уснуть и не пыталась. Не проснусь потом. Плотно задернула полог и при свете волшебной палочки стала читать взятую у Рины книгу о войне с Темным Лордом. С той, что Хмури мне давал, не сравнить, но какие-то полезные сведения в ней есть.

Без десяти час я сунула книжку под подушку и осторожно выглянула из-за полога. Вроде бы все спали. Я надела мантию прямо поверх пижамы — переодеваться было некогда — и вышла из спальни.

Тишина вокруг стояла мертвая и какая-то нереальная. Было такое чувство, что я, если и не сплю, то нахожусь где-то не здесь. Не в Хогвартсе.

Я дошла до нужного поворота и остановилась. И что дальше? Никого не видно. Пустота и тишина. Сейчас как выйдет из-за угла Филч или Хмури и спросит, что я тут делаю.

Но никто из-за угла не вышел. Раздался тихий шепот из ниоткуда:

— Мисс Розье?

Я завертела головой, пытаясь определить источник звука. В том коридоре, откуда я вышла — никого, и в примыкающем к нему — тоже.

— Не бойтесь. Я здесь. В мантии-невидимке. Дайте руку.

И как я не подумала про мантию-невидимку? Жалко, у меня нет такой.

Я не волнуюсь. Я совершенно не волнуюсь. Конечно, я такого не ожидала, но чего я могла ожидать? Он же скрывается, он не может показаться в открытом коридоре среди бела дня! И даже среди ночи.

Мне почему-то подумалось, что рука у него окажется ледяной. Но нет — теплая, как обычно. Он же все-таки не призрак, а человек.

Хоть бы он снял эту мантию! Как-то непривычно говорить с невидимкой.

Он медленно и осторожно ведет меня по коридору, держа за руку. Как раз здесь мы с Хмури искали боггарта. Надеюсь, за это время еще один тут не завелся?

В стене прямо перед нами появляется дверь, и меня мягко тянут за руку по направлению к ней. Хорошо, я иду. Я не боюсь. Я ничего не боюсь.

Дверь за мной бесшумно закрывается, и воцаряется тьма. Точнее, очень глухие сумерки. Откуда-то не то с потолка, не то из-за двери просачивается совсем слабый свет и можно, напрягшись, различить очертания предметов. Но только общие очертания.

Это не та комната, где мы нашли боггарта. Там был письменный стол, а здесь его нет. А может, и та, мне отсюда не видно.

— Вы здесь? — шепчу я.

— Да, — вполголоса отвечает он.

Я скорее ощущаю, чем вижу, какое-то движение, и рядом со мной возникает темный силуэт.

— А почему вы не зажжете свет? Вы не хотите, чтобы я вас видела?

— Пока не стоит.

Он что, боится, что я его узнаю? Может, это и вправду Снейп?

Мою руку он отпустил, когда снимал с себя мантию-невидимку, но все еще остался стоять рядом со мной. Левой рукой я беру его за руку, чтобы не убежал, а правой осторожно провожу по волосам. От моей наглости он, кажется, потерял дар речи, ибо лишь шумно вздохнул, но ничего не сказал.

А как мне иначе его разглядеть, если в этой темноте ничего не видно? Только пальцами.

Волосы у него коротко остриженные и мягкие. У Снейпа они вроде бы другие — более тяжелые. На всякий случай ощупываю еще и лицо. Нет, точно не Снейп — у того нос длиннее. И не Каркаров — у того борода. А как выглядит Петтигрю, мы так и не узнали.

— Зачем вы это делаете? — голос у него смущенный, но довольный. Ага, значит, моя наглость ему нравится. Приму к сведению.

— Ну, раз я не могу вас увидеть, могу я хоть как-то составить представление о вашей внешности! — с некоторой долей кокетства говорю я. Прямо как на балу, когда я изображала из себя не то Эсмеральду, не то Виолетту. Самой противно, зато действенно. — А у вас темные волосы?

— Нет, — улыбается он, — светлые.

Улыбку я, конечно, не вижу, но слышу по голосу.

— Как у Малфоя?

— Почти. Чуть потемнее.

Из тех, кого я видела на колдографиях в семейном альбоме Рины, светлые волосы, кроме Малфоя, еще у Ивэна Розье. Но это не он. Тот совершенно точно убит, тому куча свидетелей, включая Хмури.

— А глаза какие?

— Карие, — он опять улыбается.

Светлые волосы, карие глаза, ростом чуть повыше меня... нет, ни на кого из знакомых не похож.

— А как вас зовут?

— Я пока не могу этого сказать.

— Вы мне не доверяете? — обиженным голосом произношу я.

— Я себе не доверяю, — вздыхает он. — Я вам обещаю, если все пройдет успешно, мы с вами увидимся при свете дня и не здесь.

— Но мне надо же вас как-то называть!

— Называйте меня Боб Перкинс.

— Боб Перкинс? — с усмешкой переспрашиваю я. — А не Питер Петтигрю?

Он издал неопределенный звук и даже сделал шаг назад. Я ожидала, что за этим последует восхищение моей проницательностью и расспросы, откуда я узнала.

Но он рассмеялся. Громко и заливисто, прямо как мы с Риной. Мне аж самой стало смешно.

— С Петтигрю меня еще никто никогда не путал, — сказал он, отсмеявшись.

Их что, двое? Да не может быть! Даже в наличии одного уцелевшего сподвижника Темного Лорда все сомневаются, а тут сразу двое!

— Так он правда жив? И сбежал искать Темного Лорда?

— А откуда вы это знаете?

Ну вот, вместо того чтобы ответить на мой вопрос, задает свой. Терпеть этого не могу.

Но на вопрос тем не менее отвечаю.

— Я подслушала разговор у Малфоев. Люциус Малфой выяснял у Фаджа, что случилось в Хогвартсе этим летом, когда сбежал Блэк, и тот упомянул Петтигрю. Только Фадж в это не верит...

Я пересказываю весь разговор и чувствую, как меня внимательно слушают. Проклятая темнота! Как можно разговаривать, не видя лица своего собеседника?

В паре шагов от меня находится что-то похожее на стул. Подхожу и осторожно ощупываю — действительно стул. Можно сесть. Ноги меня держат плохо. Еще бы — мне давно пора спать без задних ног, а не бегать на свидания с неизвестно кем.

— Так вы не Петтигрю?

— Нет, — он подходит и садится прямо на пол возле моих ног. — Но я его знаю.

— Сколько же вас?

— Пока что только двое.

Пока? Вспоминаю свой заданный тете Нарциссе вопрос: «Вы на стороне Темного Лорда или нет?» — и ее уход от ответа. Да и Люциус явно не в восторге от самой идеи возвращения Темного Лорда. Им не хочется терять свою спокойную жизнь. Привыкли к роскоши. Пусть я и недолго была в Малфой-Мэнор, но обстановку оценила. Богаче, чем у дяди с тетей во Франции. Про Рину с тетей Леной я не говорю — по сравнению с Малфоями они вообще нищие.

— А... можно, я тоже буду с вами? Я могу вам чем-нибудь помочь?

Он тихо смеется, почти неслышно. Я пытаюсь взять его за руки, но в такой темноте не могу понять, куда он их дел. Он, кажется, понимает это первым и сам касается моей руки.

— Пока не надо. Если мне что-нибудь понадобится — я сообщу. Пока что будьте осторожны.

— Мне все это говорят! — недовольно произношу я. — Тетя Нарцисса с тетей Леной нас извели совсем!

— Думаете, мне будет приятно, если вас на чем-нибудь поймают?

— А вас?

— А я, — усмехается он, — стараюсь не попадаться.

— Ладно-ладно, — уступаю я, — буду осторожной. Буду самой примерной девочкой за всю историю Слизерина.

Последнюю фразу я произношу таким патетическим тоном, что мне становится смешно. И ему, судя по всему, тоже.

— А сколько вам лет? — неожиданно спрашиваю я.

— Тридцать два.

Ого! На пятнадцать лет меня старше.

Впрочем, это не так уж и много. Этот Петтигрю еще старше получается, раз он ровесник Снейпа. Рина говорила, что Снейпу вот-вот исполнится тридцать пять

— А где вы были после того, как Темный Лорд исчез? Почему не нашли его раньше?

Он тяжело вздыхает и сжимает мою ладонь обеими руками.

— Сначала я был в Азкабане...

Я вскрикиваю.

— Как? В Азкабане? Вместе с мамой, да? Как она там?

— Я ее не видел. Там ничего не видишь, кроме своей камеры...

Он вздрагивает. Я протягиваю левую руку и глажу его по голове. Меня тогда напугало лишь мое собственное представление об Азкабане! А он там был, он это помнит!

Если он попал в Азкабан сразу после падения Темного Лорда, ему тогда, получается, было ненамного больше, чем мне. Лет восемнадцать-девятнадцать.

Я бы не выдержала, наверное.

— А потом? Вас освободили?

— Нет. Мои родители помогли мне бежать.

— Ваши родители тоже на стороне Темного Лорда?

— Нет, — он покачал головой, — наоборот. Отец много лет держал меня под «Империо», он не хотел, чтобы я вернулся к прежней жизни. Я освободился только прошлым летом.

Теперь уже я вздрагиваю. Так вот почему он не писал, чем он занимался тринадцать лет! Этих тринадцати лет почитай что и не было. Мне правильно показалось, что ему двадцать.

— А как вы попали в Хогвартс? Вы живете здесь, в подземельях?

— Я пока не могу сказать, — смущается он. — Я потом расскажу, ладно?

— А если вас найдут? Хмури меня в эти самые подземелья таскал искать боггарта... А он же видит сквозь стены...

Он улыбается.

— У вас с профессором Хмури, как я понял, плохие отношения? Вот и продолжайте его отвлекать. Меньше будет шляться где не надо и искать Упивающихся Смертью.

— Может, его отравить?

— Это у вас вряд ли получится. Вы его отвлекайте. У вас это хорошо получается.

О, вот это мне под силу! Я ему так голову заморочу, что он и думать забудет о каких-то уцелевших сторонниках Темного Лорда.

Чем дальше, тем больше мне этот Боб Перкинс, или как там его зовут на самом деле, начинает нравиться. С ним легко, так же, пожалуй, как и с Риной. Я не вижу его лица, но мне почему-то кажется, что он смотрит на меня восхищенными глазами и мне это нравится. Я вообще парням так смотреть на себя не позволяю, но это не просто парень. Во-первых, он друг моей матери. А во-вторых, он единственный, кто остался верен Темному Лорду. Даже если не единственный, а один из двух — все равно за это можно уважать. Он не изменил своим убеждениям.

— У меня много чего хорошо получается, — не удерживаюсь я. — Правда, мои тети утверждают, что я веду себя не так, как должна вести себя настоящая леди.

— Белле тоже так говорили, — отвечает он.

Что, и моя мама такая же? Это радует. Теперь, если тетя Нарцисса опять начнет меня воспитывать, спрошу ее, как поступила бы мама в той же ситуации.

— Уже поздно, — вдруг говорит он. — Вам, наверное, пора.

— Как пора? А мы еще увидимся?

— Я постараюсь. Я вам напишу, ладно?

Он встает с пола, неожиданно наклоняется ко мне и целует руку.

И тут я вскакиваю, беру его за плечи и целую в губы. Я абсолютно не умею целоваться, но, прожив шесть лет с Эсмеральдой в одной спальне, получила хорошую теоретическую подготовку. Причем помимо собственной воли. Ко мне еще Цезарь лез целоваться, но получил по морде.

Перкинс от меня по морде точно не получит. Даже если он на самом деле Петтигрю.

Кажется, я его совершенно шокировала. Когда я от него наконец-то отрываюсь — а прошло полчаса, не меньше, — он может произнести только:

— Бетти...

— Что Бетти? — передразниваю я. — Пойдем, пока Хмури сюда не заявился! Может, ему по ночам не спится!

— Я напишу тебе, когда мы сможем увидеться. Слишком часто нельзя...

— Я понимаю. Ты делай что делаешь, ладно? А я буду ждать.

Он осторожно отстраняется — похоже, надевает мантию-невидимку, — и вновь берет меня за руку.

— Идем, провожу тебя до входа в гостиную.

Два дня я блаженствовал. Из дома не выходил, сидел над книгами, валялся на кровати — тоже с книгой — и предавался мечтам. Хвост был послан мною в Лютный переулок за кожей бумсланга и прочими компонентами для оборотного зелья. Он еще был недоволен и вопрошал, почему я не могу пойти сам. Он, дескать, устал. Я в Хогвартсе работаю за двоих, а он устал? И так один раз он задержался с посылкой, пришлось мне лезть к Снейпу. А если в следующий раз Снейп пойдет жаловаться к Дамблдору, что мне делать? Тут одной паранойей Хмури не оправдаешься.

Вернулся Хвост так поздно, что обед мне пришлось готовить самому. В Хогвартсе я уже разучился это делать. Вернулся с покупками, но страшно перепуганный. Заявил, что наткнулся в Лютном переулке на двух девиц, которых хохотали, как ненормальные, и так их испугался, что аппарировал в совершенно незнакомое место и долго не мог оттуда выбраться. А когда выбрался, пришлось ему еще раз идти в лавку, ибо в тот раз до нее Хвост не дошел.

Я знаю только двух девушек, способных хохотать до упаду в Лютном переулке.

Что они там потеряли, интересно? Тоже кожу бумсланга покупали?

Отпросился я у Дамблдора только на три дня, так что, проведя еще один день в восхитительном безделье и работе в библиотеке, я отправился в Хогвартс. Последний раз позавтракал дома, ненадолго зашел к Лорду, уложил в чемодан книги и, не мешкая, выпил оборотное зелье, от которого за три дня уже отвык.

Ничего. Пройдена уже половина пути. Дальше будет легче.

Аппарировав к воротам Хогвартса, я чуть было не столкнулся с Бетти и Айрин.

Она вернулась! Как хорошо. Я боялся, что она застрянет у Малфоев или Уилксов до окончания каникул. А Хогвартс без Бетти для меня уже не Хогвартс.

Айрин изобразила радостную улыбку примерной школьницы и поздоровалась. Бетти промолчала. Наверное, подумала, что я слежу за ними, раз поджидаю тут, у ворот. А если узнает, что я на три дня оставлял Хогвартс, посетует, что я вернулся одновременно с ней.

Хмури я бы с удовольствием отправил на каникулы. Но мне-то надо быть здесь! Бетти ведь согласилась со мной встретиться...

Только как я сообщу ей о времени и месте встречи? Она же не расстается с Айрин.

Айрин я не могу не доверять, но чем меньше народу знает обо мне, тем лучше. К тому же вокруг них вертится Малфой, а этот мне вообще не нужен. Я на месте Бетти не стал бы с ним нянчиться.

После ужина я взял мантию-невидимку и вышел на улицу. Вдруг Бетти выйдет одна под предлогом забрать из кареты какие-нибудь вещи. Она ведь сама хотела меня увидеть!

А может, уже не хочет? Она ведь была в Малфой-Мэнор, ходила по Лондону... может, уже успела найти кого-нибудь поинтереснее, чем я.

Я шел очень медленно, заметая за собой следы. Тропинка, протоптанная к карете Бобатона, была слишком узкой, двое на ней бы не разошлись, особенно если вторым будет Хмури. Вот и пришлось идти по снегу, прячась за деревьями.

И из-за этого я чуть не разминулся с Бетти. Я сначала почувствовал, а потом увидел, как она медленно идет от дерева, служащего нам почтовым ящиком. Она думала, что я брошу туда записку?

А я даже не сообразил это сделать. Да и не успел — весь день проработал у себя в кабинете над планами уроков.

Когда она поравнялась со мной, я выпустил записку. Бетти встретила ее с такой радостью, что я сразу забыл обо всех своих страданиях. Она сошла с тропинки и направилась прямо ко мне. Неужели почувствовала?

Нет, просто остановилась за соседним деревом, чтобы прочесть записку.

Бетти была так близко, что я мог протянуть руку и до нее дотронуться. Мне захотелось окликнуть ее прямо сейчас. И прямо сейчас отправиться с ней гулять по Запретному Лесу.

А Хмури я куда дену?

Нет уж, дождусь ночи.

До ночи я успел еще поработать и сделал достаточно много. За полчаса до условленного времени я надел мантию невидимку и пошел вниз. Зашел в одну из пустых комнат неподалеку от слизеринской гостиной и там дождался окончания срока действия оборотного зелья. Ногу и глаз Хмури я оставил в комнате, его мантию — тоже.

Оставалось еще минут пять, но лучше я приду раньше, чем заставлю Бетти ждать.

Она пришла вовремя. Как подгадала. Встала у пересечения двух коридоров и осторожно огляделась.

Несколько секунд я медлил. Мне было просто страшно подойти. Страшно поверить, что сбылось то, чего я ждал два месяца. Как будто подготовка к встрече была отдельно от нее.

Но я быстро пересилил себя и тихо окликнул Бетти. Она вздрогнула и завертела головой, пытаясь меня увидеть.

Как мне мешала мантия-невидимка! Она смертельно надоела мне еще дома, и я мечтал о том дне, когда выброшу ее, либо, на худой конец, засуну в самый дальний угол шкафа в самой дальней комнате. Но в Хогвартсе мне без нее нельзя. Как бы я посылал Бетти письма? Как бы я с ней встретился?

Я взял девушку за руку и повел по коридору. За время, прошедшее с нашего похода за боггартом, я уже успел забыть, сколько здесь комнат и что в них находится, а исследовать их сегодня я, разумеется, не успел. К тому же я боялся, что может появиться Филч или, того хуже, Снейп — и как Бетти объяснит, что она ночью делает в коридоре? Поэтому, как только рядом со мной появилась дверь, я вошел в нее.

Мне все еще с трудом верилось, что наша встреча на самом деле произошла, что мне это не снится. Все казалось таким нереальным — и пустой коридор, и темная комната, и мертвая тишина во всем Хогвартсе.

Надеюсь, это хоть не та комната, где имеется дыра в полу, ведущая неизвестно куда?

Нет, дыры нет. А что есть, я разглядеть не успел — глаза еще к темноте не привыкли. Когда привыкнут, смогу видеть ненамного хуже, чем при свете. Приспособился в Азкабане.

Снимаю мантию-невидимку, хотя в этой темноте, по-моему, все равно, есть она или нет. Мне без нее свободнее.

Я еще не успел ничего толком сказать, как Бетти взяла меня за руку, а второй рукой коснулась сначала моих волос, а потом лица. Я удивился так, что это затмило даже ощущения от ее прикосновений. Не то, что сказать что-то — я даже подумать ничего не мог! Мог только стоять и собирать мгновения — чтобы потом уже вспоминать их и осмысливать.

Проходит немыслимое количество времени, когда я наконец-то могу произнести:

— Зачем вы это делаете?

— Ну, раз я не могу вас увидеть, могу я хоть как-то составить представление о вашей внешности! — отвечает Бетти каким-то не совсем своим тоном.

Изучение меня на ощупь ее, по-видимому, не удовлетворяет, и она начинает расспрашивать. Какие у меня волосы, какие у меня глаза... Про седину в волосах я говорить не стал. Для самого это было сюрпризом, когда в августе первый раз увидел себя в зеркале. Чувствую я себя на двадцать лет. А вот выгляжу на все сорок.

То, что Снейп выглядит старше меня, служит плохим утешениям. Снейпу не нужно привлечь к себе внимание семнадцатилетней девушки.

Дверь я закрыл на заклятие, так что никто сюда не войдет. Даже привидение. Бояться нечего.

— Как вас зовут? — спрашивает Бетти.

Ответ на этот вопрос я уже приготовил.

— Называйте меня Боб Перкинс.

Боба Перкинса я придумал, когда познакомился с Беллой. Как-то надо было объяснить мои отлучки из дома, и я выдумал себе одноклассника, у которого постоянного бываю в гостях. То, что его на самом деле не существует, выяснилось только на следствии. Когда я шел вместе с Лестранжами к Лонгботтомам, я тоже сказал маме, что иду к Перкинсу и остаюсь там ночевать...

— Боб Перкинс? — переспрашивает Бетти. — А не Питер Петтигрю?

Сначала я подумал, что услышал что-то не то. Потом мне стало дико смешно. Меня перепутать с Петтигрю? С Хвостом, которого я терпеть не могу и не выгоняю из своего дома только потому, что он нужен Лорду?

Но откуда она знает про Петтигрю?

Оказывается, подслушала разговор в Малфой-Мэнор. Надо будет сообщить Лорду в следующем отчете. Хотя как я это объясню? Можно сказать, что узнал от Драко с помощью легилименции. Или от Айрин. Драко на каникулы домой не возвращался.

От самого факта присутствия Бетти рядом со мной, я плохо воспринимал окружающую обстановку. Даже не сообразил предложить ей присесть. Хотя глаза к темноте уже привыкли и можно было разглядеть, что за мебель в комнате. Бетти сама находит стул и садится. Я даже и не думаю искать второй, хотя что-то похожее в углу стоит. Я просто сажусь прямо на пол у ее ног. Так становится немного легче. И уже можно говорить непринужденно. О Петтигрю, о возвращении Темного Лорда, о том, чем я занимался после его исчезновения. Может, и не стоило рассказывать свои полную биографию, но Бетти плохо ориентируется в жизни местных волшебников, может и не связать мою историю с историей Барти Крауча-младшего.

А я не хочу пока сообщать ей свое настоящее имя. Ни к чему.

Бетти, милая Бетти. Если бы ты знала, как я хотел быть с тобой постоянно. Сидеть у твоих ног и держать тебя за руку — уже счастье. Большего мне уже и не надо.

Я не удерживаюсь и предлагаю Бетти побольше отвлекать Хмури. Пусть задирает его сколько хочет, пусть отрабатывает у него наказания. Вреда ей он не причинит — я не дам, а я получу возможность видеть ее не только на уроках.

Прошло, наверное, часа полтора, а может, и больше. Пора было расходиться. Смогу ли я ее увидеть в следующий раз?

Наверное, смогу. В этот же раз получилось.

Встав с пола, я не удержался, наклонился к Бетти, все еще сидевшей на стуле, и поцеловал ей руку. Она растерянно улыбнулась, а дальше — я и не успел ничего сообразить — вскочила, обхватила меня руками и поцеловала в губы.

Второй раз я потерял ощущение реальности. О таком я даже и не думал. Я не думал, что она может полюбить того, кого никогда не видела.

Я ведь так и не сказал ей, что люблю ее. Боялся напугать.

А она сама меня чуть не напугала.

Бетти... Как я не хочу, чтобы ты уходила! Сейчас, когда есть надежда на то, что ты сможешь меня полюбить...

И все-таки мы не должны оставаться здесь слишком долго. Надо быть бдительным, как говорит Хмури.

— Пойдем, — говорю я, надевая мантию-невидимку. — Провожу тебя до входа в гостиную.

14

Я заснула сразу же, как легла. Ни о чем не думала, разве что о том, не заметил ли кто моего позднего возвращения. Вроде все спали, включая Рину. Заснула и я. А часов в пять или шесть неожиданно проснулась. Совершенно непонятно почему — никаких посторонних звуков не наблюдалось и разбудить меня было абсолютно нечему.

Некоторое время я соображала, на каком нахожусь свете, — а когда сообразила, спать расхотелось абсолютно.

То, что я посреди ночи встречаюсь со сторонником Темного Лорда, — это нормально. Что еще мне от себя ожидать? Но зачем я с ним целовалась? Причем первая начала! Совершенно не понимаю, зачем я это сделала. По какому-то наитию, не иначе. Я много чего делаю, не думая, но чтобы целоваться с незнакомыми мужчинами на пятнадцать лет старше... Этак можно докатиться о того же, что и Эсмеральда. Я вспомнила все мерзости, которые она рассказывала, и мне стало не по себе.

Но почему-то в применении к себе и Перкинсу эти мерзости таковыми уже не казались. Или мерзость — это когда с первым встречным? Он все-таки не первый встречный. Он друг моей матери, значит, и мой друг. И он подвергает себя страшной опасности, находясь на территории Хогвартса, где его могут обнаружить в любой момент. В конце концов, я могу сделать ему приятное или нет?

А ему было приятно, я чувствовала. Он все время на меня смотрел с восхищением. А я даже не сообразила спросить, когда он меня первый раз увидел и как понял, кто мои родители. Хотя я так похожа на маму, что догадаться нетрудно.

Интересно, кто же он на самом деле. Никакого Боба Перкинса я не помню, в газетах мне это имя не встречалось. Можно спросить у Рины, но ей придется объяснять, откуда я его взяла, а мне пока не хотелось говорить о встрече. Вот спрошу его, можно ли рассказать Рине, тогда и посмотрим. У тети Нарциссы и тети Лены спрашивать точно не буду. Не хочу снова выслушивать лекцию о том, что уважающая себя леди не должна лезть в политику.

Можно еще раз посмотреть старые газеты. Может, мне попадется колдография Петтигрю, тогда я хотя бы смогу точно установить, он это или не он. Как-то плохо мне верилось в то, что у Темного Лорда вдруг объявилось сразу два сторонника, в то время как остальные постарались забыть свое прошлое, как страшный сон.

Интересно, что будет делать Малфой, когда Темный Лорд вернется? Как он объяснит то, что ничего не предпринимал и даже не попытался вытащить моих родителей из Азкабана? Или хотя бы не дать им туда попасть.

Интересно, а этот Перкинс оказался в Азкабане до или после мамы? Вот он, я уверена, не бездействовал. Может быть, он не смог справиться один, он же ненамного старше меня тогда был...

В следующий раз надо обязательно уточнить, за что он попал в Азкабан и когда. И хорошо бы еще знать, что случилось с Темным Лордом и почему для того, чтобы его вернуть, надо торчать в Хогвартсе. И что из себя этот Темный Лорд представляет — тоже неплохо было узнать. Собирается он освобождать из Азкабана своих прежних сторонников или нет?

Но больше всего меня, пожалуй, волновал вопрос, как относится Перкинс лично ко мне и что мне по этому поводу делать. А вдруг он и вправду в меня влюбился? А если я его сама поцеловала, может, я тоже?..

Да нет, что за ерунда. Ну как я могу влюбиться в того, кого даже не видела толком? В темноте-то не разглядишь, как он выглядит! И вообще, все эти любовные игры достали меня еще в Бобатоне, там ни один разговор не обходится без обсуждения, кто с кем гуляет. Должен же кто-то быть выше этого!

Интересно, а этот Перкинс чистокровный? Если вдруг я все-таки в него влюблюсь, не хотелось бы, чтобы он оказался полукровкой.

Хотя сторонники Темного Лорда почти все чистокровные.

Но кем бы Перкинс ни был, мне хочется его увидеть еще раз. Там уже сама разберусь, кто в кого влюблен и влюблен ли вообще.

Несмотря на то что не спала полночи, весь день я была удивительно бодра и весела. До обеда мы гуляли во дворе, и нам с Риной удалось обстрелять снежками группу гриффиндорцев и смыться раньше, чем они поняли, чьих это рук дело. После обеда мы засели в гостиной, и я стала приставать к Рине с вопросами, которые раньше мне в голову не приходили. Как они стали гулять с Ником, целовались они или нет, и как на все это отреагировал Джерри. Рина ужасно смущалась, краснела и пыталась от меня отмахиваться, за что была побита учебником трансфигурации. Правда, несильно и недолго.

— Ну расскажи, какой он! — не успокаивалась я.

— Зачем тебе?

— Должна же я знать, за кого моя сестра замуж собралась!

— Во-первых, — с умным видом произносит Рина, — я тебя старше, а во-вторых, троюродная сестра.

— Ну и что? — возражаю я, еле сдерживая смех

— А то, что троюродные уже не считаются близкими родственниками. Троюродные брат и сестра даже могут пожениться.

Я оглядываю Рину с ног до головы и глубокомысленно произношу:

— Нет, на тебе я жениться не буду.

Мы хохочем так, что сидящий в другом конце гостиной Драко испуганно на нас оглядывается.

— За Джерри ты тоже не сможешь выйти замуж, — заявляет Рина, отсмеявшись, — у него Синтия есть.

— А и не собираюсь! — гордо говорю я, и мы снова смеемся. — Нет, правда, расскажи мне про Ника. Вы с ним в Хогсмид ходили?

— Мы обычно всей компанией ходили, — отвечает Рина. — Ник вечно таскал нас куда-то далеко за деревню, в горы. Нашел там какую-то пещеру, так его потом было оттуда не вытащить. Нет, чтобы посидеть в «Трех Метлах» — там мы только пива набирали чуть ли не ящик, а потом шли туда. У нас компания была — Ник, Джерри, Синтия и еще твой кузен, — при этих словах Рина посмотрела на меня, хитро прищурившись.

— Какой мой кузен? — не понимаю я. — Драко? Так он же мелкий еще был, у вас ведь в Хогсмид с третьего курса пускают.

— Нет! — радостно говорит Рина. — Другой кузен, по отцовской линии. Реджи, сын Рабастана Лестранжа.

Ну надо же! Оказывается, у меня есть еще кузен! А я как-то и думать забыла об отце и его родственниках.

— И где он сейчас?

— Понятия не имею. Они с Ральфом, кажется, вообще из Англии уехали. Ральф — это его старший брат, — поясняет Рина, поймав мой вопросительный взгляд.

— А почему ты мне сразу о нем не сказала?

— Так ты же не спрашивала!

Действительно — не спрашивала. Рина показала мне такое количество колдографий, что я просто не успевала спросить, кто есть кто.

— Признавайся, — нарочито строго говорю я, — какие у меня еще есть родственники, о которых я забыла спросить, а ты забыла рассказать?

Вместо ответа Рина смеется. Драко, уставший на нас оглядываться, не выдерживает и подсаживается к нам. Я корчу ему страшную рожу, он в ответ корчит не менее страшную, после чего смеемся уже все вместе — я, Рина, Драко и вся его компания.

— Есть! — торжественно говорит Рина и смотрит почему-то на Драко. Тот показывает язык и пытается спрятаться за Крэбба.

— Не прячься! — смеется Рина. — Давай, расскажи Бетти, какая у вас еще есть кузина.

— У нас? Драко, у тебя есть родная сестра?

— Это у мамы есть родная сестра, — наконец говорит Драко, немного огорченный тем, что спрятаться не удалось. — Она вышла замуж за грязнокровку.

— У нее дочь на год старше Джерри, — добавляет Рина. — И сейчас работает в аврорате.

Я хватаюсь за голову.

— Что? У меня есть кузина в аврорате, да к тому же еще и полукровка? Все, я не перенесу такого позора, иду немедленно прыгать с Астрономической Башни!

Вокруг не просто смеются — рыдают от смеха. Еще немного — я тоже начну рыдать.

— Зачем тебе башня, — с трудом произносит Рина, — подземелье Снейпа куда ближе, у него там полно ядов!

Я не выдерживаю и присоединяюсь к всеобщему веселью. Да, повезло мне с родственниками. Еще Крауча посчитать — так вообще картина поразительная выходит. И Блэк этот ненормальный, что по Хогвартсу в прошлом году бегал, — мой двоюродный дядя.

А может, все-таки Перкинс — это Сириус Блэк?

Да нет, вряд ли. Сказал же Малфой, что Сириус не настолько спятил, чтобы перейти на сторону Темного Лорда. Он там никогда и не был, а в Азкабан его Крауч посадил, которому все равно, кого сажать.

— Бетти, ты чего? — с удивлением спрашивает Рина, увидев, что мое веселье как-то увяло.

— Еще про одного родственничка вспомнила, — тихо говорю я, так чтобы меня не слышала компания Драко. Впрочем, компания уже отползает от нас на другой диван, ибо на одном мы не помещаемся.

— Про Крауча, что ли? Давай подождем до второго тура, может, заявится.

— Да зачем он мне? Сдохнет — туда ему и дорога! Лучше расскажи мне еще про Ника, — оживляюсь я, — это он соблазнил Джерри в Америку ехать? Он приключения любит?

— Обожает! Вечно его куда-нибудь тянет! Когда он на седьмой курс перешел, мы с ним всю Шотландию облазали.

Пока Рина рассказывает, как они с Ником лазали по горам, я окончательно успокаиваюсь. Жалко, меня там не было. Вот бы мы повеселились! Меня почему-то одну никуда не отпускали. Сиди на каникулах на морском курорте, загорай на солнышке, а о приключениях и думать не смей.

— В следующий раз обязательно меня возьмите! Меня вечно куда-нибудь тянет.

— В парижскую Оперу? — смеется Рина.

— И туда тоже! Ты знаешь, когда мне было пять лет, я из дома собралась уходить!

— Как? — пугается Рина. — И далеко ушла?

— До первой магловской деревни. Там меня магловская полиция подобрала. Никак не могли понять, откуда я взялась, они же не знали, что неподалеку наш особняк! А я молчала, как на допросе в аврорате.

Это одно из моих первых детских воспоминаний. Теперь мне смешно, а тогда смешно не было. Это сейчас я маму совсем не помню, помню только, что когда-то она была. А в раннем детстве, по-видимому, помнила. И все время порывалась ее искать, а тетя говорила мне: «Подожди, мама приедет». Потом перестала. А потом появилась Аннет, и тете стало не до меня. Тогда я и решила уйти из дома и искать маму. Положила в корзиночку несколько пирожных, яблоко и любимую куколку и пошла вдоль моря. Я тогда уже усвоила, что привезли меня из Англии, а Англия находится за морем, вот и решила пойти по берегу, пока не найду кораблик, на котором можно будет поплыть в Англию. А если не найду, то сделаю сама — я уже начинала присматривать во дворе щепочки и дощечки. Но дома мне бы никто не дал построить корабль, поэтому я и пошла по берегу.

Вот удивились маглы, увидев девочку в белом платьице, сосредоточенно куда-то идущую! Деревенька была маленькая, даже приезжих знали наперечет. А тут совершенно непонятно откуда взявшаяся девочка, да еще и одетая по моде тридцатилетней давности, если не более ранней.

— Так и молчала все время?

— Когда мне надоело, я стала просить меня отпустить. Они заявили, что не отпустят, пока не найдут моих родителей. Я на них рассердилась, и тут у них в доме все стекла повылетали.

Рина уже смеется взахлеб:

— Ну зачем же ты так с бедными маглами! Они же тебе добра хотели!

— Они меня взаперти держали! Хорошо, что потом дядя прибежал, уж не знаю, как он узнал, — может, магию почувствовал. В два счета стекла восстановил и память маглам стер.

— Тебя потом ругали?

— Не особенно. Они меня никогда особенно не ругали.

Действительно, зачем тете было меня ругать? Она-то, в отличие от меня, знала, где на самом деле находилась моя мама в то время, как я надеялась переплыть море на самодельном кораблике.

Опять меня на грустные воспоминания тянет. Это непорядок.

— Рина, Драко! — громко говорю я. — Пойдемте на улицу, опять в снежки поиграем! Слабо Поттера снегом закидать, чтобы он и не заметил?

Остаток каникул мы провели попеременно на дворе и в библиотеке. Причем Рина занималась в основном повторением пройденного в свете подготовки к ТРИТОНам, а я рылась в подшивках старых газет. Взяла и несколько книг о войне с Темным Лордом, в том числе и те, которые читала в первый день своего пребывания в Хогвартсе. Сейчас они воспринимались не в пример легче, ибо что-то я уже знала и в именах не путалась. И сами имена для меня теперь были не чужими.

Я допросила Рину с пристрастием и выяснила, что на этот раз она назвала всех моих родственников, так что можно было не бояться, что у меня отыщется какой-нибудь двоюродный дядя в Визенгамоте или троюродная тетя в Хогвартсе. Впрочем, уже имеющихся родственников было предостаточно, чего стоил один Блэк. Или Крауч. Имея Крауча в родственниках, можно смело надевать траур в любой момент. Еще выяснилось, что Крэбб является моим дальним родственником, но я даже не сумела вычислить, каким. Не ближе, чем Крауч. Родство не из тех, которыми стоит гордиться. Я бы предпочла в родичах Нотта, у него хотя бы мозги есть. У Драко тоже есть, но пользоваться ими он не умеет, а Тед из их компании самый здравомыслящий.

Правда, Рина утверждает, что я сама порою здравомыслием не отличаюсь. Возражать не буду. Пусть Рина за нас двоих думает, ее хватит.

Один раз, когда мы сидели в библиотеке, туда заявился Хмури. У меня возникло стойкое впечатление, что он следит за мной, поэтому и приперся. Пока он рассматривал книги на стеллажах неподалеку от нас, я нарочито громко сказала Рине:

— Вот мне интересно, почему до падения Темного Лорда могли приговорить к пожизненному заключению в Акабане по одному лишь подозрению, а после целую компанию Упивающихся Смертью оправдали на основании того, что они якобы находились под воздействием Империо?

Рина смотрит на меня страшными глазами, но понимает с полуслова и подхватывает:

— А ты заметила, когда прекратились процессы? Когда Крауч слетел со своего места. Кому-то было невыгодно, чтобы он и дальше находился на своем посту.

— И кому же? — с повышенным интересом в голосе спрашиваю я.

— Ну, насколько я знаю, больше всего против методов Крауча возражал Хмури.

— Что не мешало ему этими методами пользоваться, — добавляю я.

Рина кивает, соглашаясь.

— А почему бы не предположить, — вдохновенно начинаю я, — что Хмури нарочно подстроил процесс над сыном Крауча? Никто же толком не знает, виноват он или нет. Зато имя Крауча навсегда оказалось опозорено!

— Я не понимаю, кого ты защищаешь — Хмури или Крауча? — с подчеркнутым непониманием спрашивает Рина.

— Они оба хороши! — торжественно объявляю я.

Хмури ничем не дает понять, что нас слышит, и я продолжаю на все корки честить аврорат вообще и Крауча с Хмури в частности. В той книжке, что я для Хмури переводила, подобные мысли есть, а я просто продолжила их в том же направлении. Ну, разве что немного сгустила краски.

Наговорили мы если не на срок в Азкабане, то на неделю отработок точно. Но Хмури продолжал, как ни в чем не бывало, копаться в книгах, совершенно не подавая виду, что слышал хоть что-нибудь.

Когда я слишком увлекаюсь перечислением недостатков системы законодательства, установленной Краучем, передо мной вдруг возникает библиотекарша, мадам Пинс.

— Что за крики? Вы в библиотеке или на дворе?

— Простите, — пролепетала Рина.

Хмури вышел из-за стеллажа, кинул на нас с Риной торжествующий взгляд, криво улыбнулся и поковылял к выходу. Рина снова уткнулась в «Расширенный курс трансфигурации», и мне ничего не осталось, как последовать ее примеру.

За последующие дни мне так и не удалось обнаружить никаких следов Боба Перкинса, зато по истории войны с Темным Лордом я, наверное, стала специалистом. После прочтения подшивки «Пророка» за осень восемьдесят первого года сложилось впечатление, что еще немного — и Темный Лорд бы победил. Если бы не Поттер... И меня бы, наверное, забрали из Франции, потому как после победы бояться было бы нечего.

Наверное, мне надо ненавидеть Поттера. Но я не могу. Это глупо — ненавидеть мальчика младше себя, да еще и за то, что он совершил в несознательном возрасте. Может, это не он вовсе, а старшие Поттеры — кто их знает, какие они магические защиты в своем доме установили.

К тому же один ярый ненавистник Поттера на Слизерине уже есть. Зачем мне уподобляться Драко?

В последний день каникул мадам Максим обрадовала меня напоминанием, что я все-таки бобатонка и поэтому должна переселиться обратно в карету. А на выходные, так уж и быть...

По крайней мере, один плюс в моем переселении был. Перкинс обычно подлавливал меня по дороги из замка в карету и обратно. Как иначе найти предлог уйти из замка в одиночестве?

Мадам Максим, видимо, ждала от меня протестов, но их не последовало. Перед ней стояла самая послушная ученица за всю историю Бобатона, которая и думать не помышляла о каких-то Упивающихся Смертью, являющихся ее близкими родственниками. Посему наша директор строго посмотрела на меня, что-то пробормотала себе под нос и удалилась. Судя по всему, она так и не помирилась с Хагридом.

Вечером в карете девчонки безо всяких вопросов с моей стороны подтвердили — да, не помирилась. А утром в первый день занятий Хагрида за преподавательским столом не обнаружилось.

Может, они пытались объясниться, но вместо этого поссорились окончательно?

Впрочем, роман директора Бобатона с преподавателем Хогвартса меня не особо волновал, и я бы забыла о нем очень скоро, если бы после трансфигурации Рина не подсунула мне свежий номер «Ежедневного пророка». Рита Скитер написала длиннющую статью о Хагриде, который мало того, что пугает учеников страшными зверями, так еще и полувеликан.

— Это Хмури-то — сама доброта по сравнению с Хагридом? Она ничего не перепутала?

— Ты хочешь сказать, что полувеликан на самом деле Хмури?

— Я хочу сказать, что самый ненормальный в этой школе — Хмури, а не Хагрид!

— Ну конечно, — глубокомысленно произносит Рина, — ты не ходишь на уроки по уходу за магическими существами. Вот послушала бы Драко...

— А при чем тут Драко?.. — начинаю было я, но тут Рина показывает мне пальцем на строчки парой абзацев ниже.

— На него бросился гиппогриф, а Крэбба укусил флоббер-червь? — недоуменно спрашиваю я. — Ну ладно, про гиппогрифа все ясно, а черви-то тут при чем? Может, его Гойл укусил?

— Кого — червя?

— Нет — Крэбба! — смеюсь я. — Вот Драко придет, я сама его укушу!

Кусать Драко я, конечно, не собираюсь. Но его сотрудничество с газетой мне почему-то не нравится. Эта Скитер горазда врать, и не стоит Драко светиться в такой компании.

Поймать Драко удается только после ужина. Разумеется, в компании — один он не ходит. Он только успевает разложить учебники на столе, как мы с Риной подходим и садимся на диван напротив.

— Драко, — начинаю я, — что ты наболтал этой репортерше?

Драко с вызовом смотрит на меня. На его лице явственно написано: «Сам знаю, что делаю, и никто мне не указ». Каждый раз, когда я вижу такое его выражение лица, мне становится смешно.

— Тебе что, нравится этот Хагрид?

— Мне не нравится чушь, которую говоришь ты и которую потом печатают в газетах. Известности захотел? А ты читал, что она в начале восьмидесятых о наших родителях писала?

Имя Риты Скитер попадалось мне в старых «Пророках» неоднократно. И как различался тон ее статей до падения Темного Лорда и сразу после, не говоря уже об ее статьях по поводу процесса над моими родителями. Там были такие намеки, за которые я бы набила морду не задумываясь.

Пока Драко соображает, что бы такого ответить, Нотт подходит ко мне и садится рядом, на спинку дивана.

— Бетти, — говорит он негромко и спокойно, — ты пока что в Хогвартсе только три месяца, а мы — четвертый год. Хагрид здесь совершенно лишний, и если есть возможность его убрать, почему бы ей не воспользоваться?

— Он за Поттером бегает! — вставляет Драко. — Поттер из его хижины не вылезает! Первый раз на Диагон-Аллею и то Хагрид его привел.

— Так бегает или в хижине сидит? — уточняет Рина.

— Я не вижу смысла в устранении Хагрида из школы, — вновь влезаю в разговор я. — Почему именно Хагрид? Почему не Хмури? И что за постоянное упоминание Темного Лорда в статье? Как будто кто-то поверит, что Хагрид его сторонник. С такими сторонниками никакие враги не нужны!

— Это точно! — подтверждает Пэнси.

Мы еще немного дискутируем о Хагриде, мне подробно рассказывают об очередном выведенном им виде монстров, после чего остается впечатление, что Драко обратился к репортерше весьма вовремя. Ибо монстры растут, а Драко жить хочет.

— В следующий раз уговори ее написать статью про Хмури, — заключаю я.

— Она уже писала! — возражает Драко.

— Мало! — подключается Рина.

— А вы все равно написали лучше! — заявляет Крэбб, и все дружно соглашаются.

После этого ничего не остается, как пообещать четверокурсникам сочинить что-нибудь из жизни Хагрида и его монстров. Хотя я не уверена, что способна на это, так как уже третий день мысленно сочиняю письмо Перкинсу и все никак не могу сочинить.

Письмо я написала в тот же вечер. И на следующее утро сунула его в дупло, выскочив раньше всех из кареты. Честно говоря, после встречи с Перкинсом мне уже хотелось не столько с ним переписываться, сколько еще раз увидеть. Желательно — при свете дня. Или хотя бы палочки.

Примерно это я ему и написала. Еще написала про Малфоя, про Хагрида, про то, как мы весело провели каникулы, а в довершение всего спросила, могу ли я ему чем-то помочь. Он уже говорил, что справится сам, но вдруг не справится? Про то, как мы дразнили Хмури в библиотеке, я тоже написала.

Странно, что Хмури никак не отреагировал. Ни тогда, в библиотеке, ни в среду на уроке. Даже забыл про наказание, которое обещал мне на Святочном балу. Вроде бы я должна была радоваться, но не радовалась. А вдруг он нашел себе дело поважнее, чем препираться со мной? Когда я собиралась положить в дупло первое письмо Перкинсу и Хмури меня подловил, он намекнул на каких-то Упивающихся Смертью. Можно считать это его обычной паранойей.

А если нет? А если он обнаружил следы Перкинса?

Из-за всех этих сомнений я никак не могла придумать, как же мне отвлечь Хмури. Не напоминать же ему про наказание? Он обращал на меня мало внимания, и мне это нравилось. Зачем настроение себе портить?

Я не помню, как дошел от двери слизеринской гостиной до своего кабинета. Помню только, что на полпути пришлось вернуться — я вспомнил, что забыл ногу и глаз Хмури в одной из комнат. Пока искал комнату, пока медленно поднимался наверх, прошло, кажется, уже полночи.

Остальные полночи я то ли спал, то ли не спал. Нет, наверное, спал, потому что Бетти не могла быть рядом со мной, а во сне она лежала рядом и я хотел ее поцеловать, но боялся разбудить. Потом она открыла глаза и сама потянулась ко мне... но тут я проснулся.

Я настолько отключился от реальности, что чуть не вышел из кабинета, забыв принять оборотное зелье. Только взявшись за ручку двери, осознал, что чего-то мне не хватает. Тут же отпустил руку, для верности наложил на дверь еще одно заклятие и бросился к своей фляге. Но перед тем, как сделать глоток, с минуту просидел в кресле, обхватив голову руками.

А если бы я не спохватился? А если бы так и пришел в Большой зал? Бетти бы не обрадовалась, если бы я оказался в Азкабане. О Темном Лорде и говорить нечего. Он целиком и полностью положился на меня, а я чуть было не забыл о своей миссии. Но ведь то, что я делаю, я делаю не только для Лорда, но и для Бетти тоже! Я не должен ее подводить.

Хорошо было то, что, выпив зелье, я мог не только выглядеть, но и думать, как Хмури. А Хмури на такие мелочи, как любовь, не отвлекается. Я попросил его помочь мне держать себя в руках, и он помог.

Хотя перестать думать о Бетти я, конечно, не мог. Но за пределами своего кабинета я хотя бы представил действовать за себя Хмури. По крайней мере, за завтраком и виду не подал, что этой ночью с нами что-то произошло. И на Бетти, по обыкновению сидящую за слизеринским столом рядом с Айрин, смотрел, как Хмури смотрит всегда — с подозрением. Уж больно она веселая!

А я, наоборот, радовался. У меня появилась надежда, что мне ответят взаимностью. От Беллы я взаимности не дождался... впрочем, это и не следовало ожидать, кто я был по сравнению с ней? Глупый мальчишка, только-только окончивший школу. Да и любил ли я Беллу — сам не знаю. Может быть, сам выдумал эту любовь, чтобы было что-то свое, выводящее меня из рамок, в которые меня заключили с рождения. Теперь-то у меня нет никаких рамок. Есть путь, с которого я не сойду, и миссия, которую надо выполнить.

К середине дня я почти успокоился и даже спокойно поговорил с Дамблдором о планах занятий на предстоящие месяцы. Точнее, говорил не я, а Хмури. Директор при всем своем желании не увидел бы меня за ним. Но он еще ни разу не пытался применять ко мне легилименцию. Все-таки он доверяет Хмури.

На следующую ночь мне опять приснилось Бетти. Она стояла возле шкафа и рылась в нем в поисках книг о войне с Волдемортом. Книги, которые она оттуда вытаскивала, я никогда не видел. Там были воспоминания Беллатрикс, Долохова и кого-то еще, я прекрасно знал, что никто из них не писал ничего подобного, но почему-то во сне это казалось крайне логичным. И опять я проснулся в тот момент, когда Бетти отложила книги и собралась меня поцеловать.

Днем я отправился в библиотеку. Почему-то не оставляла мысль, что я найду там если не то, что мне снилось, то что-нибудь похожее. О Бетти я почти забыл и, обнаружив ее там, сильно удивился. Но не подал виду, а остановился неподалеку и стал рассматривать стоящие на стеллаже книги. Ничего интересующего меня там не было — почти весь стеллаж был уставлен учебниками по трансфигурации, но я изобразил безумный интерес и стал просматривать книги одну за другой. Перед Бетти лежала толстая подшивка старых «Пророков», в то время как ее подруга изучала что-то имеющее непосредственное отношение к учебе.

Я думал, Бетти уже достаточно просмотрела газет. Или она ищет упоминание о Бобе Перкинсе? Зря ищет. Протоколов допросов в «Пророке» нет, а больше это имя нигде не упоминалось.

Присутствие Хмури девочкам явно не нравилось. Я стоял спиной, поэтому не видел, как посмотрела на меня Бетти, но догадывался, что очень злобно. И нарочито громко заговорила с Айрин о политике Министерства во времена войны с Темным Лордом и о разногласиях между Краучем и Хмури.

Если они и были, эти разногласия, я их не видел. Во время своего заключения в аврорате — точно. Хмури был ничем не лучше моего отца и довел меня до слез. А потом сам же и обвинил в том, что я устраиваю истерику.

Бетти считает, что Хмури и сочинил версию о моей причастности к делу Лонгботтомов. Она еще не поняла, что я — это я, иначе бы так не говорила. Считает меня невинной жертвой, пешкой в игре против Крауча. Возможно, отчасти, так и было. Если бы я не был сыном Крауча, я бы не получил пожизненное. Кто мог доказать, что я там был? Белла бы не стала давать против меня показания. Мой отец и Хмури — вот кто сделал все возможное, чтобы я оказался в Азкабане и оттуда не вышел. Если бы не мама...

На этом я оборвал себя. Думать о маме я запретил себе еще в конце августа, а сейчас с меня вполне хватит и Бетти.

По меркам восемьдесят первого года девочки успели наговорить лет на пять Азкабана. Я уже подумывал, не сообщить ли им об этом, как меня опередила мадам Пинс. Она терпеть не может, когда в библиотеке разговаривают, а тем более разговаривают громко, считая это оскорблением для хранилища знаний. Книги гораздо важнее любых разговоров — считает она.

Я, когда работал в Министерстве, тоже так считал.

Больше девчонки в библиотеке не разговаривали, хотя наведывались туда периодически, вплоть до самого окончания каникул. Мне было интересно, догадается ли Бетти, кто я, ведь я пересказал ей большую часть своей биографии. Все, кто обвинялся в причастности к Упивающимся Смертью и попал в Азкабан, обязательно упоминались в газетах. Не найдя в «Пророках» следов Перкинса, Бетти должна сообразить, что имя вымышленное, и искать по тем фактам, которые я ей сообщил.

Похоже, что она еще не сообразила. Айрин ей помочь не может, ибо Айрин пока не в курсе.

На первом своем уроке у седьмого курса я Бетти практически игнорировал. Устроил общий опрос, на котором уделял ей не больше внимания, чем всем остальным. Даже меньше. Больше всех, пожалуй, досталось на том уроке Флер. Ее я не только погонял по знанию основных защитных заклинаний, но и успел заглянуть к ней в мысли. Загадку яйца она разгадала уже давно и знала, как продержаться под водой целый час. Единственно, что ее смущало — она не понимала, что именно может быть похищено. Здесь не было ничего такого, чем бы она дорожила. Даже ее лучшая подруга Жаннет была не в счет.

Да, это не Бетти. Та если полюбит — то по-настоящему. Если бы она полюбила меня...

Но фантазировать на эту тему я мог разве что ночью — с начало занятий времени на мечты уже почти не оставалось. Вот и хорошо.

15

В середине января объявили прогулку в Хогсмид. За прошедшие с начала занятий две недели я успела получить два письма от Перкинса, а в последнем он мне назначил еще одно свидание, в ночь с субботы на воскресенье.

Сказать, что я была рада — значит, ничего не сказать. Весь вечер пятницы я развлекала слизеринскую гостиную анекдотами из жизни аврората, которые сочиняла на ходу. Впрочем, сочинить мне пришлось первые три, дальше подключились Рина и, как ни странно, Нотт. Мы веселились чуть ли не до одиннадцати, пока Рина не спохватилась, что первокурсникам, слушавшим нас раскрыв рот, давно пора спать. Но и после того, как мы загнали в спальни малышей, просидели еще часа полтора, вспоминая все анекдоты, которые знали.

Беспокоило меня только одно — как вести себя с Перкинсом. Если я опять полезу к нему целоваться, не примет ли он меня за девчонку типа Эсмеральды? За каникулы я уже успела от нее отвыкнуть, а тут, проведя несколько ночей в карете, убедилась, что никаких изменений не произошло, разве что к худшему. Она в таких подробностях рассказывала о своем романе с Владом, что мне захотелось испробовать на ней проклятье потяжелее. Тем более что Флер тоже в долгу не осталась и поделилась историей своих отношений с Роджером Дэвисом. И заключила свой рассказ тем, что Роджер ей успел надоесть, потому что постоянно смотрит на нее с восхищением и толком ничего сказать не может.

Не надо было его околдовывать. Чего Флер еще ожидала?

Хотя легли мы поздно, перед сном еще вдоволь наговорившись в спальне, проснулись утром в хорошем настроении. Несмотря на мороз, я уговорила Рину показать мне ту пещеру, в которую они ходили с Ником. Драко с нами идти отказался, чему я не особенно огорчилась. У меня создалось впечатление, что он ревнует не то свою компанию ко мне, не то меня к своей компании. Глупый какой. Он даже не стал нас дожидаться в гостиной, как будто боялся, что мы переманим к себе Нотта или еще кого-нибудь.

В холле мы повстречали Цезаря, Марио и сестер-близняшек с четвертого курса. Марио весело помахал мне рукой, а сестры с подозрением покосились на бело-зеленый шарф Рины. Ну да, одна же из них гриффиндорка, а гриффиндорцы со слизеринцами никогда не дружили.

И с чего ради, только приехав в Хогвартс, я решила, что мне подойдет Гриффиндор? Слизерин и только Слизерин!

На улице дул пронизывающий ветер, но Рина авторитетно заметила, что сейчас еще тепло. Я, конечно, не Флер, но при этих словах недовольно поежилась.

— Неженка, — весело сказала Рина, — ты посмотри вон туда.

Я посмотрела, куда было указано, и увидела Виктора Крама, в одних плавках вылезающего из воды. Он помахал нам рукой и побежал к себе на корабль.

— Во дает! — восхищенно произнесла я. — Рина, может, нам с тобой тоже искупаться?

— Хочешь полсеместра в больничном крыле провести? Тебя от ТРИТОНов никто не освободит, хоть ты и бобатонка!

— Я не бобатонка, я слизеринка! — пылко возразила я. — Причем потомственная!

Мы рассмеялись и быстрым шагом направились к воротам.

Когда мы вышли к окраине деревни, я уже пожалела, что попросила Рину показать ту пещеру. Весной и ранней осенью, возможно, прогулка была бы сплошным удовольствием, но не сейчас, когда ветер продувал до костей, а ноги увязали в грязи. Но повернуть назад означало признать свою слабость, а я этого допустить не могла. Выйдя за границу Хогсмида, мы стали подыматься на холм. С непривычки я чуть не споткнулась и не съехала вниз, Рина меня еле удержала на скользком склоне. И ни одного дерева, ухватиться не за что!

Тропинка в очередной раз вильнула, и мы оказались перед узкой расщелиной.

— Это здесь! — торжествующе сказала Рина.

Честно говоря, пещера меня не особенно впечатлила. В горах Италии, куда мы с тетей и Аннет ездили два года назад, были куда более уютные пещеры, да и сами горы выглядели намного живописней. В одном особо живописном месте мы с Аннет застряли на два дня, ибо не могли не запечатлеть такую красоту на холсте. Тетя сначала пыталась убедить нас вернуться в гостиницу, но потерпела поражение и была вынуждена устраивать нам ночлег и еду прямо на месте.

Но если сравнивать не с Италией, а с Хогвартсом, то место само по себе романтическое. Особенно весной, когда не надо ползти по обледенелым камням.

— Ну что, пошли назад?

У меня в голове возникает явственная картина того, как я срываюсь со склона и ломаю себе шею, а Перкинс, лишенный даже возможности прийти на мою могилу, безутешно рыдает в подземельях Хогвартса. Я уверенно говорю Рине:

— Мы не пойдем, мы аппарируем.

Очутившись на боковой улочке, мы радостно посмотрели друг на друга и поспешили к «Трем метлам», по дороге чуть не столкнувшись с Поттером и его компанией. Гриффиндорцы неслись так, как будто за ними гнался выводок хагридовых монстров. Мы переглянулись и только собирались войти в трактир, как сзади раздался оклик:

— Мисс Розье!

Оглядываюсь и вижу Людо Бэгмена. Интересно, что он здесь делает?

— Здравствуйте, мистер Бэгмен! — радостно здороваюсь я. Почти без притворства. — Не зайдете с нами в «Три метлы»?

— С удовольствием!

Пока мы сидим за столиком, пьем сливочное пиво и по-светски треплемся, у меня создается впечатление, что Бэгмен ко мне неравнодушен. Меня это веселит, а Рину приводит в недоумение, которое веселит меня еще больше

— Как у вас дела, мистер Бэгмен? Как поживает мистер Крауч?

Бэгмен поднимает глаза к потолку.

— И не спрашивайте! Крауча уже давно нет на работе, его помощник Перси Уизли утверждает, что начальник заболел и все приказы присылает с совами.

— Этот Уизли — жуткий зануда, — говорю я.

— Ну, я бы Крауча тоже особо веселым не назвал, — осторожно продолжает Бэгмен — и мне снова становится смешно.

— А что же с ним такого случилось, не знаете? — спрашиваю я с самой очаровательной улыбкой, на которую я способна. — Ходят слухи, что его якобы прокляли на первом туре...

Рина делает страшные глаза. Бэгмен машет рукой:

— Скажете тоже — прокляли! Да кому он нужен, этот Крауч?

— Ну мало ли, — пожимаю я плечами. — Вдруг кому-то захочется отомстить за его прошлые дела.

— Прошлые дела остались в прошлом, — Бэгмен вновь машет рукой, — зачем их тащить в настоящее. Как вам у нас в Хогвартсе, нравится?

— Очень! — с воодушевлением отвечаю я. — А второй тур скоро будет? Интересно было бы на него посмотреть!

Бэгмен, похоже, так и не осознал, кто я такая. Рину он как будто бы и не замечает, но ее это не особо и волнует.

— Второй тур, возможно, будет не такой зрелищный, как первый, но тем не менее очень интересный. Подождите еще немного — и сами убедитесь.

Второй тур меня не особо волнует, меня больше волнует Крауч. А вдруг не я одна решила ему отомстить? Может, Перкинс что-нибудь знает? Надо спросить его об этом сегодня ночью.

— Вы не очень огорчены, что не стали чемпионом?

— А почему я должна огорчаться? Мне здесь и так нравится. Я тут с Риной познакомилась, — я делаю легкий кивок в ее сторону, — забыла вам представить — моя подруга, Рина Уилкс.

Эта фамилия Бэгмену точно знакома. Он кидает быстрый взгляд на Рину, потом пристально смотрит на меня, и я чувствую, как в его голове начинает рождаться догадка.

Ну давай, соображай скорее, не лишай меня возможности полюбоваться твоим ошарашенным видом.

Физиономия у Бэгмена действительно становится ошарашенной и даже испуганной, но смотрит он при этом куда-то за мою спину. Оборачиваюсь и вижу подходящую к нам блондинку в ярко-желтой мантии. Более безвкусного сочетания одежды и украшений я еще не встречала. Насколько я не люблю наших помешанных на нарядах девчонок, но и то не могу отказать им в наличии вкуса. Эсмеральда наверняка сказала бы что-нибудь ехидное по поводу ее прически и отделанных бриллиантами очков.

— Здравствуйте, мистер Бэгмен, — вкрадчиво произнесла женщина. — Позвольте к вам присоединиться?

— Э... Рита... — выдавил из себя Бэгмен.

Это что — та самая Рита Скитер? Именно такой противной она мне и представлялась.

— Мисс Скитер, простите, мы разговариваем, — с ледяной вежливостью говорю я.

Рита, не слушая возражений, садится рядом со мной на невесть откуда взявшийся стул и впивается в меня взглядом.

Кажется, на этот раз меня узнали сразу.

— Мисс Лестранж! — пронзительно громко восклицает журналистка. — Расскажите, какими судьбами вы оказались в Англии?

Бэгмен бледнеет. Рина тихонько охает и беспомощно смотрит на меня. Я сохраняю ледяное спокойствие, хотя больше всего мне хочется испытать на Рите какое-нибудь Непростительное проклятье.

— Вы меня с кем-то путаете, — мой голос все так же холоден. — Моя фамилия Розье, и я приехала из Франции.

Ни слова неправды, между прочим.

— Бетти! — Скитер всплескивает руками. — Разве можно тебя с кем-нибудь спутать! Я видела тебя вот такой вот маленькой!

Такого роста, как она показала рукой, бывают разве что кошки. Меня такой видеть она точно не могла.

— Что вам угодно?

— Как насчет небольшого интервью, Бетти? — Рита достает из безвкусно украшенной сумочки ядовито-зеленое перо и свиток пергамента. — Расскажи о том, как тебе удалось выжить. Родители переправили тебя во Францию? А как ты относишься к сегодняшним событиям, например к Черной Метке на Чемпионате мира? Какие чувства ты испытываешь, оказавшись в Хогвартсе? А как...

— Вы чистокровная? — перебиваю я.

Рита замолкает на полуслове и недоуменно таращится на меня.

— Что?

— Я спрашиваю — вы чистокровная?

— Какое это имеет значение?

Я пожимаю плечами и поворачиваюсь к Рине, давая понять, что разговор закончен.

— Рина, будь другом, возьми нам еще сливочного пива. Мистер Бэгмен, о чем мы говорили? О Хогвартсе? А вы сами давно здесь учились?

Скитер, злобно шипя что-то под нос, удаляется. Бедняга Бэгмен все еще шокирован, но быстро справляется с собой, и когда Рина возвращается с пивом, как ни в чем не бывало рассказывает о прежнем преподавателе зельеварения, который был куда веселее и интереснее Снейпа. Вот это характер! Не испугался. И правильно — чего меня бояться?

По дороге из Хогсмида в школу наши с Риной мнения разделились. Она была уверена, что в завтрашнем «Пророке» появится разгромная статья о детях Упивающихся Смертью, которые извели Крауча, подбираются к Бэгмену и вообще хотят ниспровергнуть Дамблдора и захватить власть в Хогвартсе. Я считаю, что если какая-то статья и появится, то либо о Хагриде, либо о Поттере, ибо Поттер для магического сообщества представляет куда больший интерес, чем дочка какой-то Беллатрикс Лестранж. Поттер каким-то образом умудрился развоплотить Темного Лорда. Вот если бы мне удалось как-нибудь его воплотить, это была бы сенсация. А сама по себе я никакого интереса для печати не представляю.

В гостиной я таки не удерживаюсь и говорю Малфою:

— Драко, твоя Скитер пыталась взять у меня интервью.

— Почему моя? — тут же возмущается Драко.

— Ну, ты же с ней дружишь, ты же ей на гиппогрифов и Хагрида жалуешься!

— Я с ней не дружу!

— Вот я с ней тоже дружить не собираюсь.

Не знаю, понял ли он меня или нет. У этой Скитер совершенно нет никаких принципов, и Драко зря с ней связался. Хоть бы с отцом посоветовался.

Хотя есть ли какие-либо принципы у Люциуса Малфоя, остается неясным. То-то он так возвращения Темного Лорда испугался.

До самого вечера я пребывала в прекрасном настроении, а в час ночи, убедившись, что все в спальне давно заснули, осторожно вылезла из постели, накинула мантию поверх пижамы и выбралась из спальни.

На этот раз я не испугалась ни когда меня тихо окликнули, ни когда осторожно взяли за руку. Мы вошли в очередную темную комнату, возможно ту же самую, а может и другую, я в них не разобралась. На этот раз он сам пододвинул мне стул, снял мантию-невидимку и сел рядом.

И опять я видела только силуэт. Даже цвет волос не могла разобрать, о чертах лица уже и не говорю.

Минуты две мы просто молчали. Я пыталась разглядеть его, он, по-видимому, — меня. Может, он в темноте видит лучше, чем я? Вполне вероятно — после Азкабана.

Как странно — так хотелось его увидеть, а теперь даже не знаю, что и сказать. Непорядок. На меня не похоже.

— А ты не знаешь, что случилось с Краучем? — спрашиваю я первое, что приходит в голову.

Перкинс вздрагивает, берет меня за руку и пристально смотрит. Его взгляд ощущается даже в темноте — такой он неожиданно тяжелый.

— А что случилось с Краучем?

— Ну, на Святочный бал он не приехал, а Бэгмен говорит, что он и на работе не показывается. Я боюсь, как бы не...

И тут я замолкаю, ибо про нашу выходку после первого тура я не писала. Стоило ли говорить?

— Пусть тебя не волнует Крауч, — мягко говорит Перкинс. — И не советую тебе больше его проклинать, Бетти.

— Откуда ты знаешь?

— Вся школа знает.

— А почему ты его защищаешь? — возмущаюсь я.

Еще неизвестно, чем я больше возмущаюсь — тем, что он вступился за Крауча, или тем, что не знаю, как себя с ним вести. Я не хочу скатиться до уровня Эсмеральды! Это маглы способны целоваться с кем попало, а я, потомок Блэков и Лестранжей, не могу себе такого позволить!

Все же я не выдерживаю и осторожно касаюсь его руки. И почти сразу же убираю руку.

— Я его не защищаю. Понимаешь, Бетти, если на Турнире что-нибудь случится, кого первого обвинят? Организатора.

— А что может случиться на Турнире?

— Да все, что угодно. На этих соревнованиях вечно что-нибудь случается, поэтому их и не проводили столько лет.

Я радостно хлопаю в ладоши.

— Точно! Засадить Крауча в Азкабан, пусть там отдыхает! А ему в компанию можно Риту Скитер, пусть интервью у него берет, чтобы не скучно было. Она ко мне сегодня попыталась пристать, так я ее отшила.

Рассказываю про Скитер и чувствую, как Перкинс улыбается. Под конец не выдерживаю и спрашиваю:

— А ты сам чистокровный?

— Чистокровный, — серьезно отвечает он.

— А мы, случайно, не родственники?

— Очень дальние.

Дальние — это хотя бы успокаивает. А то количество внезапно объявившихся родственников начинает внушать опасения. Вдруг я в него все-таки влюблюсь, а потом окажется, что он мой двоюродный дядя? У Виолетты кузина вышла за своего троюродного брата, а потом у них родился мертвый ребенок. Виолетта долго потом распиналась на тему того, что ее будущий муж ни в коем случае не должен быть ее родственником.

— У меня кругом одни родственники! — патетически восклицаю я. — Даже Крауч!

— Крауч не считается, — заявляет Перкинс.

— Правильно, не считается! — подхватываю я. — Мне такой родни даром не надо!

Мы смеемся.

— А ты сам какого рода? Перкинс — твое настоящее имя? Я его ни в одной газете не нашла!

— Бетти, — мягко говорит он, — я тебе потом все расскажу.

Опять — потом! Как будто я маленькая и как будто мне нельзя доверять!

Это Драко нельзя доверять — сначала все разболтает, а потом будет плакать, что у него ничего не получается. Или, наоборот, будет громко хвастаться, что у него все получается.

— А когда ты попал в Азкабан? И за что?

Отвечать про Азкабан он тоже не хочет. Только вздрагивает и берет меня за руку. Сразу же порывается отпустить, но я не даю, накрывая его руку левой ладонью.

Через несколько секунд отпускаю, хоть и с неохотой. Вроде бы успокоился. Пусть не думает, что я к нему пристаю.

Поскольку отвечать на вопросы он упорно не хочет, я начинаю говорить сама. Обо всем подряд — о сегодняшней прогулке в горы, о занятиях, о капризах Флер и болтовне Эсмеральды, о Хмури, который меня почему-то игнорирует.

— Почему тебя это огорчает? Ты же его терпеть не можешь?

— Но ты мне в прошлый раз сам сказал — отвлекай его! А я не знаю, как его отвлечь, не могу же я нахамить без повода на уроке!

— Без повода не надо. Он тебя обязательно в чем-нибудь заподозрит.

— Да куда дальше-то? Он меня с первого дня подозревает! С первого момента меня узнал и возненавидел! Бэгмен узнал только после того, как Рита окликнула «мисс Лестранж», ничего умнее не нашла! Теперь весь Хогсмид будет знать, кто я. А впрочем, — машу рукой, — чего мне скрывать? По мне и так все видно!

— Ты виделась с Бэгменом? Что ему нужно? — с подозрительным волнением в голосе спрашивает Перкинс.

— Да просто посидели и пива попили, — отвечаю я, недоумевая, чем это он так обеспокоен.

Думает, я Бэгмену сболтну что-то лишнее? Или ревнует?

Последняя догадка меня дико веселит, и я не удерживаюсь от смеха.

— Я у него хотела что-нибудь о Крауче узнать, а ничего лишнего я ему не скажу.

— А ты знаешь, что Бэгмен обвинялся в связи с Упивающимися Смертью?

Да ну? Ни в газетах, ни в книге, что мне дал Хмури, про Бэгмена ни словечка нет. Точнее, в газетах есть — но исключительно об его квиддичных успехах.

Оказывается, после падения Темного Лорда Каркаров, находящийся на тот момент в Азкабане, решил завоевать себе свободу путем предательства своих товарищей. Правда, большинство из тех, кого он назвал, уже были либо мертвы, либо в Азкабане — например, Ивэн Розье. Но среди названных был Августус Руквуд из Отдела Тайн, которого сразу же арестовали, а вместе с ним едва ли не половину Министерства и тех, кто был с ним хотя бы знаком. Большая часть арестованных не имела никакого отношения к Упивающимся Смертью и знала о них только из газет, но разве Крауча это остановило! Бэгмена спасла только его популярность, как квиддичного игрока.

Тут меня осеняет неожиданная догадка, и я встреваю прямо в середине фразы:

— Ты тогда попал в Азкабан? Когда после Руквуда стали хватать всех без разбору?

— Ну да... примерно так, — смущенно отвечает он.

Вот что значит правильно задавать вопросы! Про Азкабан узнала, про все остальное тоже узнаю со временем. Может, в следующий раз осторожно спросить Бэгмена, знает ли он Боба Перкинса? Или не так — спросить о тех, кого под горячую руку загребли в Азкабан. Бэгмен поболтать любит — может, и проболтается. Он и под суд за чересчур длинный язык угодил.

— А Бэгмен не был сторонником Темного Лорда?

— Нет. — Он явно недоволен, что я опять вспомнила Бэгмена.

Да что он, на самом деле ревнует?

— А ты? — быстро спрашиваю я.

— Да, — твердо отвечает он. — Я и сейчас им остаюсь.

Я снова касаюсь его руки, совсем легко и осторожно, одними кончиками пальцев.

— А как Темный Лорд может вернуться? Ты должен для этого что-то сделать?

Он убирает руку и говорит предельно серьезно:

— Я не могу этого сказать.

Может, кто другой на моем месте обиделся бы за такой тон и за такой отпор, а я наоборот. Действительно, зачем спрашивать? Вот когда все закончится...

— А все-таки, могу я тебе чем-нибудь помочь?

Он задумывается. За это время я осторожно протягиваю руку в его сторону и глажу по плечу или что мне там под руку попалось. Похоже, что действительно плечо.

— Знаешь что, — медленно начинает он, — если ты увидишь, что Снейп о чем-нибудь разговаривает с Каркаровым, напиши мне. А если ты еще случайно услышишь, о чем...

— А может, Каркарова проклясть? — воодушевляюсь я. — Терпеть не могу предателей!

— Пока не стоит. Он получит по заслугам рано или поздно. Так же как и Крауч.

— А Снейп?

— Снейп тоже получит.

— Но Рина говорит — он неплохой декан... — как-то неуверенно произношу я. Перкинс явно ненавидит и Каркарова и Снейпа, а вот у меня нет абсолютно никаких причин ненавидеть слизеринского декана. Меня он воспринимает почти своей — по крайней мере, с другими бобатонскими девчонками он разговаривает куда холоднее.

— Ты же сама сказала, что ненавидишь предателей, а кто такой Снейп, как не предатель? Мало того, что он ничего не сделал, чтобы вернуть Лорда, так он еще и работает на Дамблдора!

Перкинс говорит так эмоционально и вдохновенно, что я решаю оставить тему Снейпа. В конце концов, кто его знает, остался он верным Темному Лорду или нет. Рина таким вопросом не задавалась.

И о чем только не говорят на свидании! Но вот о верности Темному Лорду — по-моему, мы первые. Если бы Эсмеральда узнала — она бы меня сразу в сумасшедшие записала.

Ну и пусть себе записывает. Все равно ведь не узнает.

— Хорошо, не буду о Снейпе, — послушно говорю я, делая при этом лицо примерной школьницы. Еще и руки на коленях складываю для полной картины.

Жаль, в темноте не видно.

— А ты в Хогсмиде бываешь? Может, мы в следующий раз в той пещере встретимся, которую мне сегодня Рина показывала?

Если мы встретимся в пещере, мне придется взять с собой Рину. Иначе я вызову подозрения не только у нее, но и у половины факультета, начиная с Драко. Он нас поодиночке уже не воспринимает.

Сидеть в позе примерной школьницы мне надоедает секунд через пять. Я расслабляюсь, откидываясь на стуле назад, и в этот момент он берет меня за руку.

— А вдруг об этом месте еще кто-то знает? Если ее нашли один раз, могут найти и другой. В подземельях все-таки безопаснее. Здесь я хотя бы все знаю.

— А Хогсмид ты разве не знаешь?

— В Хогсмиде в любой момент с тобой рядом может кто-нибудь аппарировать — и ты не успеешь убежать.

Мерлин! Об этом я и не подумала. Здесь-то аппарировать нельзя! Если дверь комнаты закрыта на заклятие и вдобавок наложены заглушающие чары, то никто и не подумает, что за стенкой происходит романтическое свидание.

Он пытается отпустить мою руку, но я на несколько секунд задерживаю его. Потом спохватываюсь и все-таки отпускаю.

Я не буду к нему приставать, не буду... Я не Эсмеральда!

— Кстати, о Хогсмиде, — добавляет Перкинс, — если ты увидишь в Хогсмиде или в окрестностях школы большую черную собаку, сообщи мне.

— А зачем тебе черная собака?

— Я потом расскажу.

Ну вот, опять потом!

— А когда мы еще раз увидимся? — спрашиваю я чуть капризным тоном. — Через неделю?

— Я тебе напишу. Я боюсь, как бы нас не обнаружили...

— А кто нас обнаружит? У тебя мантия-невидимка есть, ты под ней спрячешься, а я что-нибудь придумаю. Например, я пошла искать Тайную комнату, чтобы сшить себе сумочку из шкуры василиска. А то всякие там журналистки щеголяют с сумочками из крокодиловой кожи, чем я ее хуже?

— Там больше нет василиска.

— Так мне василиск и не нужен! — патетически восклицаю я. — Я же не буду с него с живого шкуру сдирать!

Нам обоим становится смешно, и мы хохочем. Долго, взахлеб, прямо как с Риной.

Идея-то, между прочим, хорошая. Но я все равно не знаю, где эта Тайная комната и как в нее попасть. Драко говорит, что Поттер знает, но не обращаться же за помощью к Поттеру!

А жаль. Сумочка бы красивая получилась.

— Бетти, нам пора расходиться, — говорит Перкинс полчаса спустя, когда мы уже успели вдоволь посмеяться и обсудить, что еще можно сшить из кожи василиска.

— Но мы увидимся?

— Конечно, увидимся. Я напишу тебе, ладно?

Мы встаем, он только собирается надевать мантию невидимку, как я, в который уже раз, беру его за то, что подворачивается под руку, — на этот раз за локоть. Он, почувствовав мое желание, наклоняется ко мне и целует в щеку.

— Все, пойдем, а то не выспишься.

— Пойдем, — киваю я.

Кого я больше боюсь — его или саму себя? Ничего, к следующему разу разберусь.

Когда я немного успокоился и пришел в себя после первого свидания с Бетти, она потребовала второго. Именно потребовала, хотя и не прямым указанием. Но подобный тон, что от Беллы, что от Бетти, тут же вызывает во мне настоятельную потребность подчиниться.

Хмури во мне принялся ворчать по поводу бдительности, которая у меня, конечно же, отсутствует, раз я бегаю по свиданиям. Но я быстро убедил и его и себя, что одно свидание и даже два — это не значит «бегать», что ночью в подземельях Хогвартса никто не бывает. Если я пару раз залезал в кабинет Снейпа и хозяин кабинета меня не обнаружил, что говорить о каком-то пустом классе, который даром никому не нужен?

Хотя к Снейпу лучше лишний раз не лезть. Ингредиентами для оборотного зелья я запасся еще на каникулах, а в ближайшие дни Хвост должен прислать посылку. Он клятвенно мне это обещал. А забудет — Лорд ему напомнит.

Я назначил Бетти встречу в том же самом коридоре и в то же самое время. В субботу, как раз после похода в Хогсмид. Сам в Хогсмид не пошел, решив подремать хотя бы часик. Днем мне хотя бы ничего не снилось. Я не против того, чтобы Бетти приходила ко мне во сне, но как же бдительность?

Поттер так и не разгадал загадку яйца, несмотря на подсказку Диггори. Тот у него якобы девушку увел. Нашел когда ревновать! Ему сейчас не о девушках думать надо, а о Турнире.

Впрочем, и мне надо думать о том же самом. Но я не могу думать за Поттера! Один раз я ему уже дал подсказку, если повторюсь, ему это покажется подозрительным. А уж если он проболтается Дамблдору или Дамблдор сам от него узнает с помощью легилименции, — тогда поражение потерплю я.

Попросить Бетти помочь Поттеру? Но с чего ради тот будет ее слушать? Она постоянно крутится среди слизеринцев, и это первая причина ей не доверять. А если Гарри хватило ума полистать старые газеты и наткнуться там на фотографию Беллатрикс...

Хотя нет, на такое ему ума не хватит. Это Бетти способна перерыть уйму газет и книг, чтобы собрать по крупицам информацию о своих родителях. Поттер предпочитает получать ее в готовом виде — от Хагрида, от Люпина, от Блэка... Да еще и не от каждого примет! Совет от Диггори он не принял.

Будем надеяться, что у Поттера хотя бы хватит ума посоветоваться с Лонгботтомом. Я еще в сентябре подарил Невиллу книгу о магических растениях Средиземного моря. Сам ее переводил когда-то. Теперь уже кажется — в другой жизни.

Насколько я мог заметить издали, Бетти была очень оживленной. За столом рассказывала что-то веселое, а когда я прошел мимо нее, выходя из Большого зала, она посмотрела на меня торжествующим взглядом, в котором ясно читалось превосходство.

Вот почему я не хочу ей раскрываться раньше времени. У нее и так на лице все написано. И так я подвергаю опасности нас обоих, встречаясь с ней в Хогвартсе.

Но я не могу ее не видеть! Общение в присутствии Хмури меня уже не устраивает. Именно поэтому я предпочел забыть о наказании, которое ей обещал Хмури на Святочном балу. Хмури о нем тоже забыл. Три дня, которые я был дома, совершенно выбили его из колеи, и он перестал считать значимым то, что было до каникул.

Я не рассчитал время действия оборотного зелья, так что полчаса мне пришлось прятаться в одной из комнат подземелья. Почему-то в одиночку было куда страшнее, чем вдвоем. Кто бы меня заметил под мантией-невидимкой? Но эти полчаса я провел как на иголках, поминутно вскакивая и проверяя часы.

В последний момент меня охватил страх, что Бетти не придет. Страх совершенно беспочвенный — не прошло и минуты, как она появилась. В прошлый раз она растерянно озиралась по сторонам, в этом — выглядела уверенно. И моего оклика совершено не испугалась.

Зато растерялся я. Я совершенно не знал, о чем говорить. Я даже не знал, чего я больше хочу — говорить с ней или молча обнять и поцеловать.

Нет, с поцелуями лучше не лезть. Что она обо мне подумает? Она младше меня на пятнадцать лет! Хватит мне снов, которые приходят почти каждую ночь. Если я сейчас не сдержусь, не только Бетти перестанет мне верить, так потом еще и от Беллы достанется!

Пока я мучительно соображал, что бы такого сказать, и чуть было не ляпнул что-то насчет погоды, Бетти меня опередила и задала вопрос о Крауче-старшем.

Она все еще не оставила идею о мести. Ведь писал же я ей, чтобы была осторожна... Но прямо про Крауча не говорил.

Что с отцом? Хотел бы я сам знать, что с ним. Я под Империо так себя не вел. Меня хватило на одиннадцать лет, а отец стал сдавать уже через три месяца. Конечно, соседство Хвоста и Лорда — не самое лучшее, у меня хотя бы была Винки. У отца даже ее нет, а чем его кормит Хвост, я даже предположить боюсь. Он страшно неаккуратен и совершенно не умеет готовить. А мне в мое краткое пребывание дома было совершенно не до отца. Почему я должен о нем думать? Он обо мне не думал, когда я был ребенком!

Бетти о нем точно думать не следует. Заявление Хмури в учительской о том, что Крауча прокляла Бетти, восприняли как обычную паранойю Хмури. А если бы ее за руку поймал не я, а кто-нибудь другой, например Снейп?

Отец нам пока еще нужен. Желательно, в здравом рассудке. На него будет очень удобно повесить любое несчастье, случившееся в процессе Турнира. Тогда бы исполнилась моя заветная мечта — чтобы отца посадили в Азкабан. Я даже не буду возражать, если его отправят не в ту камеру, где страдал я, а по соседству.

Бетти меня понимает. И предлагает туда же для компании засадить Риту Скитер, которая сегодня в Хогсмиде попыталась к ней пристать.

Рита училась с Беллой в одном классе, неудивительно, что Бетти она опознала мгновенно. Но Бетти молодец, быстро нашлась!

Покончив с Ритой, Бетти опять начинает расспрашивать обо мне. Врать я не умею, но говорить всю правду пока не хочу. Честно признаюсь, что мы дальние родственники, но степень родства не уточняю. Не знаю, как она называется. Если мой отец является троюродным братом ее деду по матери, то кто я ей? В любом случае родство между нами достаточно дальнее, и, если бы мы захотели, мы могли бы пожениться... Если бы она захотела. Я даже думать о таком боюсь. Сначала надо выполнить задание Лорда.

Бетти пытается расспрашивать меня про Азкабан, но тут я не могу ни врать, ни говорить правду. Как будто она сама не представляет, что это не то место, о котором стоит рассказывать! Как будто она не помнит того боггарта...

Она словно чувствует мое состояние и берет меня за руку. Потом тут же ее отнимает и начинает рассказывать обо всем подряд. Я наслаждаюсь рассказом и впечатлением от ее прикосновения, пока она не упоминает Бэгмена.

Вот тут я не выдерживаю и спрашиваю, какого Мерлина от нее нужно Бэгмену. На Святочном балу она с ним танцевала, сегодня пила с ним пиво в «Трех Метлах»... Зачем? Про Крауча он ей рассказал все, что знал еще на балу. Больше информации, интересующей Бетти, у него нет.

А если Бэгмену она понравилась?

Нет, только не это! Никакому Бэгмену я ее не отдам. И вообще никому не отдам. Даже Лорду.

А Бетти, скорее всего, не знает истории с обвинением Бэгмена в связи с Упивающимися Смертью. Надо ей рассказать. Заодно и про Каркарова со Снейпом. В той книге о них ничего не было, а в газетах Бетти могла и пропустить. Когда я рассказываю о шпионской лихорадке, охватившей Министерство после ареста Руквуда, Бетти осеняет, что я угодил в Азкабан именно в разгаре этой самой лихорадки.

Если бы не был сыном Крауча, мог бы и угодить.

Но тогда бы я получил года два, не больше. И вышел из Азкабана сам, а не ценой смерти матери. Бетти этой разницы не понимает — и хорошо, что не понимает. Я бы тоже предпочел не понимать.

Но только зачем она все время возвращается к Бэгмену? Неужто она к нему неравнодушна?

Ведь она встречается со мной. Я же вижу, что я ей не безразличен! И не просто, как друг ее матери. Наверное, я все-таки зря себя извожу — с Бэгменом у нее не может быть ничего общего. Она же сама признавалась, что легкомысленных людей не любит.

Когда Бетти спрашивает меня про Темного Лорда, я отвечаю односложно. Не могу я ей сказать, что нужно сделать для его возвращения. Не уверен, что вообще когда-нибудь скажу. Это дело только мое. И отчасти Петтигрю. Бетти я вмешивать не хочу. Разве что она сможет увидеть то, что не замечу я, например, общается ли Каркаров со Снейпом. В моем присутствии эти двое пытаются сделать вид, что их тут нет и как можно быстрее удалиться. А мне интересно, успели они столковаться или нет. Что Снейп, что Каркаров должны почувствовать, как оживает Метка. Малфой с Эйвери уже почувствовали. А когда почувствуют — что они предпримут? Побегут к Дамблдору? Да нет, вряд ли. Но между собой они точно должны как-то сговориться. Может быть, Бетти что-нибудь заметит.

Может быть, она случайно встретит Сириуса Блэка в школьном дворе или Хогсмиде. Есть у меня подозрение, что эта псина шляется где-то неподалеку. В прошлом году он постоянно тут ошивался, неужто в этом не решится повторить? Вроде как судьба крестника ему небезразлична. По крайней мере, из рассказов Хвоста я понял именно так. Хотя получить внятную информацию о Блэке было немыслимо трудно. То, что Блэк анимаг, я понял, только увидев, как Петтигрю панически боится собак. Всех, от болонок до овчарок. А уж какого труда мне стоило выяснить, в какую именно собаку превращается Сириус, я умолчу. Впрочем, когда-нибудь расскажу об этом Бетти. Только не сейчас.

Сейчас она хочет еще раз встретиться, причем не в темной комнате в Хогвартсе, а в какой-то пещере в окрестностях Хогсмида. Вот этого делать точно не следует. Хоть я сейчас и не Хмури, но его постоянные напоминания о бдительности сделали свое дело. Если эту пещеру в свое время обнаружили одни школьники, кто может поручиться, что ее не найдут другие?

Лучше уж здесь, в темноте и тишине. Никто нас тут и не подумает искать. Даже Филч. Бетти заявляет, что если ее и обнаружат, то она придумает что-нибудь вроде того, что она пошла искать тайную Комнату, дабы сшить себе сумочку из кожи василиска.

Кожи василиска не обещаю, но что-нибудь подобное надо ей подарить.

Время опять проходит немыслимо быстро, а мы так ни разу и не поцеловались. Я действительно боюсь, не зная, стоит ли это делать. Ограничиваюсь только легкими прикосновениями руки к руке. Но в любом случае это лучше, чем смотреть на нее со стороны при неизменном соседстве Хмури.

И только когда мы встаем и собираемся выходить из комнаты, я наконец-то решаюсь и целую ее. Пока только в щеку.

Может быть, в следующий раз...

Сейчас я верил, что до следующего раза осталось самое больше две недели, и именно поэтому так легко ее отпустил. До следующей встречи.

16

Когда я в воскресенье вечером вернулась в карету, меня озадачили вопросом — правда ли, что я гуляю с Людо Бэгменом? Мне стало безумно смешно и на вопрос я не ответила, тем более что Виолетта задала еще один — а не говорил ли Бэгмен случайно, что будет во втором туре?

Даже если и говорил, я бы Флер ничего не сообщила. С какой стати я должна ей помогать?

Но идея, что я гуляю с Бэгменом, мне понравилась. Есть чем подразнить Эсмеральду и остальных. Правда, Перкинс очень нервно реагирует на упоминание Бэгмена, но я же его убедила, что ничего серьезного здесь нет!

Я так и не поняла, влюбилась я или нет, и решила отложить этот вопрос, пока мы не встретимся при свете дня. Неужто придется ждать до окончания учебного года? Я же не доживу! Вот непременно в следующий раз уговорю его встретиться в Хогсмиде. Не обязательно в той пещере. Можно аппарировать куда-нибудь подальше, в пустынное место. Рина много путешествовала с Ником по Шотландии, вот она что-нибудь и найдет.

В среду вечером я получила очередное письмо. Он так и не написал, когда и где мы встретимся, зато в подробностях рассказал об обстановке в Министерстве магии после ареста Руквуда. Он не понимает, что мне будет очень просто его вычислить? Наверняка ведь в газетах есть списки всех арестованных по подозрению в шпионаже на Темного Лорда. У меня просто не было времени пролистать все газеты за тот период, ибо домашних заданий опять навалили гору.

А может быть, Перкинс и не против, чтобы я определила его настоящее имя. За прошедшие после свидания дни я посмотрела газеты, сколько успела, но никакого Перкинса опять не нашла. Либо его там вообще нет, либо он может оказаться кем угодно. Я примеряла на него одно имя за другим, но ни одно не подходило. А потом Рина возвращала меня к действительности, подсовывая под нос учебник трансфигурации или зельеварения.

Ответила на письмо я тем же вечером и утром опустила в дупло. В четверг вечером ответа не было, но меня это не особо обеспокоило. Может, еще не успел забрать мое письмо.

В пятницу ответа не было тоже, а следующие два дня мне предстояло провести в замке, где Перкинсу будет сложнее меня подловить. Я уже начала волноваться, потому как настроилась на еще одну встречу в эту субботу.

В субботу я заявила Рине, что мне надо сбегать в карету за теплым свитером, ибо я совсем замерзла. Меня обозвали неженкой, заявили, что жизнь во Франции меня испортила, но в карету отпустили. Взяв свитер, я добрых полчаса шаталась вокруг кареты и чуть ли не вокруг озера, но никакого письма не получила. Я бы проторчала на улице до ночи, если бы не наткнулась на Хмури, появившегося, по обыкновению, из ниоткуда.

— Что вы здесь делаете, мисс Розье? Идите к себе в карету.

— Я сегодня ночую в спальне Слизерина! — нагло улыбаясь, ответила я.

— Значит, идите в спальню Слизерина. Или вам дорогу показать?

Как будто я сама ее не знаю! Хорошо, что Хмури бегать не может. Даже по снегу я двигаюсь быстрее, так что быстро оставила его за спиной. И что его приносит в самый неподходящий момент?

И тут я остановилась. Вдруг Хмури все-таки его выследил? Поэтому и писем больше нет. И никогда не будет...

Нет, это неправда! Этого не может быть! Хмури имеет обыкновение подозревать каждого встречного в том, что он тайный агент Темного Лорда и громогласно об этом заявлять. Так неужели он не объявит во всеуслышание всей школе, если поймает настоящего, а не мнимого Упивающегося Смертью?

Может, Перкинс счел меня чересчур назойливой? Может, я перестаралась? Слишком настойчиво добивалась встречи, а на встрече слишком активно к нему приставала. Вдруг он и правда подумал, что я девчонка типа Эсмеральды, для которой поцелуй — не повод для знакомства?

Если бы можно было посоветоваться с Риной... Но без согласия Перкинса я не могла рассказать о нем Рине. А он не отзывался.

Почти все воскресенье мы просидели в библиотеке за рефератом про трансфигурации, но поскольку мои мысли были заняты отсутствием писем и несостоявшимся свиданием, написала я сущую чушь. Рина, которой я на всякий случай подсунула проверить свой труд, ужаснулась и поинтересовалась, о чем же я думаю. Я честно сказала, что об Азкабане. Но, кажется, мне не поверили. Рина прямо не сказала, что не стоит так долго переживать о родителях, которым все равно не поможешь, но явно об этом подумала.

Даже если бы сказала — я бы не смогла возразить. Она имеет право так думать. В отличие от Драко. Если Драко о подобном заикнется — получит по морде без предисловий.

Несмотря на исправленные ошибки в реферате, на уроке я отвечала из рук вон плохо и первый раз откровенно порадовалась, что я не в Слизерине, ибо никаких баллов из-за меня факультет не потерял. После урока я получила очередное внушение от Рины, что должна держать себя в руках и не ронять честь рода непонятно из-за чего.

Это ей непонятно, а мне так вполне понятно.

Я надеялась, что, может быть, на неделе Перкинс объявится, а в субботу мы все-таки увидимся. Но письма все не было. Ни в понедельник, ни во вторник, ни в среду... Среда была, помимо всего прочего, омрачена тем, что я вступила в препирательство с Хмури по поводу методов борьбы с дементорами. А когда он наконец-то успокоился, я на весь класс прошептала Рине:

— Посидел бы он в Азкабане, совсем бы по-другому заговорил!

Хмури, разумеется, услышал и ответил неожиданным:

— Минус десять баллов Слизерину!

— А за что Слизерину? — не выдержала я. — Я вообще-то из Бобатона!

— А разве вы не причисляете себя к Слизерину, мисс Розье? Если будете спорить — сниму еще двадцать баллов.

Терять баллы не хотелось, и я смирилась. Рина, напротив, была ужасно недовольна и порывалась идти жаловаться Снейпу. Меня этот случай немного приободрил, и на следующий день на зельеварении я сварила что-то неожиданно приличное, за что Снейп присудил десять баллов Слизерину. А когда какой-то гриффиндорец попытался пискнуть, что это нечестно, ему пояснили, что баллы на самом деле присудили не мне, а мисс Уилкс, а с самого гриффиндорца сняли пять баллов за препирательство.

Вот такой подход мне нравится. Тем более что Рина получила еще десять баллов лично за себя. Может, она и вправду успела пожаловаться Снейпу и тот восстановил справедливость?

Четверг и пятницу я усиленно делала вид, что со мной все в порядке, даже когда стало ясно, что надеяться больше не на что. А вдруг он и вправду попался? Не в Хогвартсе, так где-нибудь в другом месте.

В газетах ничего о пойманных Упивающихся Смертью не было. А Скитер бы не прошла мимо подобной сенсации. Единственно, что я нашла в одном из последних «Пророков» — заметка о какой-то пропавшей сотруднице Министерства, которая сгинула где-то в Албании еще прошлым летом. Но вряд ли она имела отношение к тому, что меня интересует.

Рина пыталась выяснить, что со мной случилось, я отделывалась отговорками. Она мне, конечно, не верила, но лезть с дальнейшими расспросами не стала. Не знаю, обрадовало меня это или огорчило. Все-таки я не Драко и не имею привычки страдать напоказ.

Выходные прошли как обычно — полдня мы гуляли вокруг озера, а полдня сидели в библиотеке. Я пыталась уговорить Рину пойти купаться по примеру дурмстрангцев, она убеждаться не хотела и в конце концов отговорила меня, когда я уже почти собралась.

К понедельнику я прониклась убеждением, что надо что-то предпринять. Если Перкинс решил, что я для него слишком легкомысленна, — значит, буду легкомысленной. Только кого бы выбрать? С ровесниками гулять не хотелось: во-первых, они могут воспринять все слишком всерьез, а во-вторых, они для меня слишком маленькие. Ну что мне на самом деле, с Марио целоваться? Он себе в Хогвартсе уже девочку нашел, на три года себя младше.

Может, и правда с Бэгменом еще пококетничать? До второго тура меньше месяца осталось, тогда и увидимся, если раньше в Хогсмид не отпустят.

Во вторник утром я неожиданно получила письмо с совиной почтой. Сначала подумала — не Перкинс ли про меня вспомнил, и даже удивилась — что это он не скрывается? Но письмо оказалась от Бэгмена. Содержало оно исключительно комплименты, причем весьма цветистые. Читать это было очень смешно, и я то и дело хихикала в кулак. Рина вопросительно на меня посмотрела, но спрашивать ни о чем не стала.

За ужином я не выдержала и ей призналась. Причем даже голос приглушать не стала.

— Ты с ума сошла? — тут же накинулась на меня Рина.

— Почему? Он что — тебе не нравится? Такой веселый, такой обаятельный!

— Ты серьезно?

— А ты как думаешь?

Стала бы я крутить с ним роман серьезно! Мне хочется подразнить теперь уже не только бобатонских девчонок, но и Перкинса. Если он, конечно, в Хогвартсе.

Но как-то же он за мной наблюдает?

Бэгмену я в тот же вечер накатала ответ на полтора фута. Содержание этого письма было по фразе надергано из тех немногих любовных романов, которые я читала от нечего делать в Бобатоне. Они у нас вечно валялись по всей спальне и читали их все. Даже Камилла. Пока я писала ответ, мне было так же смешно, как при чтении письма. Рина смотрела на мою затею скептически. Конечно — она-то не знала, зачем это на самом деле нужно!

После отправки письма Бэгмену, я начала строить фантастические планы — один другого безумнее. Вплоть до поисков Темного Лорда самостоятельно. Нет, Хмури я пытать заклятьем «Круциатус» не буду, хотя бы потому, что его не знаю. Может, зря я нацелилась на Бэгмена, надо было Снейпа или Каркарова очаровать? Она наверняка что-то знают, недаром Перкинс про них спрашивал.

Среди безумных идей была еще одна — последовать примеру Эсмеральды и заняться прорицаниями. Правда, я их вообще не изучала, а Рина, хоть и изучала, в них не верит. Я тоже не верю. Но ведь сбылось предсказание Эсмеральды о друге семьи! Что-то она говорила о том, что я его не спасу... но тогда она была жутко пьяна. Мало ли что она могла сболтнуть.

За последнюю неделю Эсмеральда несколько угомонилась и перестала рассказывать в спальне о своих любовных похождениях. Во вторник после обеда я увидела ее, стоящую в холле в компании Влада и почему-то Крама, причем Эсмеральда Крама в чем-то горячо убеждала, а тот мрачно смотрел в пол и ничего не отвечал. Я сначала даже не поняла, на каком языке она говорила. Возможно, даже и на румынском. От Эсмеральды всего стоит ожидать.

На меня она перестала обращать внимание вообще, а остальные разговаривали со мной с подчеркнутой вежливостью. Камилла же, кажется, меня откровенно стала побаиваться. Не то Эсмеральда что-то нагадала, не то меня окончательно зачислили в черные маги на основании того, что я общаюсь со слизеринцами.

Еще через неделю период жажды бурной деятельности сменился периодом апатии. Делать ничего не хотелось, разве что домашние задания, да и те по обязанности и через силу. На улице весь день то шел снег, то мела метель, так что белое крошево было везде — и под ногами и над головой. Желание пойти спать одолевало меня чуть ли не с самого завтрака, и Рина то и дело толкала меня в бок, чтобы я не засыпала на уроке. Впрочем, она и сама была не в лучшей форме. Допоздна мы в гостиной уже не засиживались, а расходились часов в восемь, самое позднее в девять.

В четверг вечером я потащилась в карету сразу после ужина, осознав, что если не лягу сейчас спать, то умру прямо на месте и даже Снейп меня не спасет. Рина попыталась что-то сказать про какое-то домашнее задание, но я сделала такое несчастное лицо, что меня отпустили безо всяких возражений.

Почему-то когда сильно хочется спать, заснуть сразу не можешь. Даже на это сил не остается. Я долго ворочалась в кровати и уже думала, не встать ли мне и не пойти обратно в Хогвартс, как дверь спальни отворилась и вошли, судя по голосам, Виолетта и Эсмеральда. Они были так увлечены разговором, что никаких следов моего пребывания в спальне не обнаружили.

— Сколько раз тебе можно повторять! — раздраженно произнесла Эсмеральда. — Я сотню раз уже объясняла! Чем ты слушаешь вообще?

— Ну объясни еще раз, я все равно не понимаю, — заныла Виолетта.

Мне даже спать расхотелось. После второго свидания с Перкинсом я совершенно выпала из жизни Бобатона. Может, и пропустила что-нибудь интересное. Вдруг Флер снова решит на мне потренироваться? А я даже не знаю, что будет во втором туре. Надо было спросить у Бэгмена, мне бы он рассказал.

— Ну хорошо. — Эсмеральда села на кровать и снисходительным тоном продолжила: — Я тебе говорила, что в науке прорицания существуют две проблемы. Во-первых, любое предсказание не предопределяет будущее, а показывает одну из возможностей. И во-вторых, предсказание может повлиять на его исполнение.

Такой речи я от Эсмеральды не ожидала. Конечно, на уроке она способна объясняться слогом учебника, но одно дело на уроке, а другое дело в спальне! Я даже пожалела, что нисколечко в науке прорицания не разбираюсь. Если они сейчас пустятся в тонкости, я ничего не пойму.

— Вот этого я не понимаю! А профессор Трелони говорила...

— Профессор Трелони сама ничего не понимает! — отрезала Эсмеральда. — Она считает, что достаточно сделать предсказание и больше ничего не нужно. А я говорю, что этим все только начинается!

Виолетта пробормотала что-то совсем тихо, на что Эсмеральда издала тяжкий стон и продолжила говорить:

— Мне Влад рассказал легенду. Был в древней Руси один князь, звали его Олег.

— Волшебник?

— Нет, магл. Но это давно было, еще никакого статута о секретности не существовало. Собрался он в очередной раз на войну и тут встретил волшебника. Тот Олегу и говорит — ты, мол, примешь смерть от своего коня. Князь, конечно, с коня слез, отдал слугам, говорит — отпустите его куда хотите, пусть пасется на воле. А сам другого коня взял и дальше поехал.

— И что?

— А дальше прошло несколько лет, конь тот умер и Олег решил навестить его могилу. По мне так — дурацкое занятие, но разве этих русских от чего-то отговоришь? Приходит он на могилу, видит — кости одни остались...

—А почему их не зарыли? — перебила Виолетта.

— Русские потому что! Ничего никогда до конца не доведут! Не перебивай! Дальше поставил он ногу на череп коня и только собрался толкнуть речугу о том, какой был замечательный конь и какой шарлатан волшебник, как из черепа выползла змея, ужалила князя в ногу и он умер. Как и было предсказано.

— Значит, тот волшебник был прав!

— Да ты пойми, что если бы он не сообщил Олегу предсказание, оно могло бы и не сбыться! Предсказание само сработало на свое исполнение, понимаешь?

Виолетта не понимает. Я тоже. Точнее, я понимаю, что тот русский князь был глубоко не прав, разговаривая с мертвым конем, но это проблемы князя. Кости надо зарывать в землю, тогда в них змеи не поселятся. И вообще, как говорит Хмури, надо всегда быть бдительным.

— Так что получается — в предсказаниях нет смысла?

Эсмеральда опять издает тяжкий стон и бормочет что-то на неизвестном мне языке.

— Да что все в крайности впадают? Достало уже! То говорят — можно предсказать все, то — в предсказаниях нет смысла! С предсказаниями надо уметь работать! А этого никто не умеет!

— А Трелони?

— Трелони даже правильно увидеть не всегда может! Все заморачиваются только на одном — как предсказание получить! В большинстве книжек, что я читала, один тупой набор правил: увидел в кофейной гуще то-то — значит, с тобой это случится! Даже если оно действительно правильно истолковано — все равно механизма исполнения мы не знаем! А это еще важнее, чем получение самого предсказания! Думаешь, почему я признаю только карты? Да потому что по картам можно увидеть причины событий, а не только набор фактов!

— Но увидеть какие-то события будущего тоже хорошо... — робко вклинивается Виолетта.

— А русскому князю это помогло? Ему сказали, что он умрет — и он умер, а не сказали бы, жил бы себе спокойно. И конь бы себе жил спокойно! Ты понимаешь, что сотни лет в школах учат одному и тому же — как предсказать, от какого коня человек умрет. И никто не задумывался над тем, как это работает. Хотя нет, — спохватывается Эсмеральда, — кто-то иногда задумывается. У нас в Министерстве магии есть небольшой отдел, который прорицаниями занимается, так меня летом отец туда водил. Мы с его начальником очень мило побеседовали. Они хотя бы осознали проблему, только работы там непочатый край. Меня туда отчаянно звали, но я еще не знаю, пойду или нет.

— А почему нет?

— Да потому что я не выдержу каждый день ходить на работу! Чтобы я сделала что-то реальное, надо, чтобы я захотела это сделать! А я не могу творить по расписанию! Сейчас у меня есть настроение работать — и я буду работать хоть трое суток без сна. А если его нет — и близко ко мне не подходите! Деньги я могу каким угодно способом достать, это вообще не проблема. Я этим летом в казино пару раз сходила — и сестренкам оплатила учебу за год вперед. Да не смотри ты на меня так, все было по-чистому. Вообще никакой магии. Сначала пригляделась, потом угадала момент... В магическом казино сложнее бы было, а в магловском вообще раз плюнуть.

Вот про это Эсмеральда при мне еще не рассказывала. Никогда бы не подумала, что она в рулетку играет. А ведь при ее провидческих способностях — действительно раз плюнуть.

Я вообще плохо осознавала наличие у Эсмеральды каких-либо способностей, кроме способности менять парней каждую неделю. Может, зря? А впрочем, зачем мне ее способности? Во-первых, не нужны мне такие предсказания, которые непонятно как сбываются. Во-вторых, не пойду я к ней за помощью никогда в жизни. В-третьих, один урок я уже уяснила — не надо произносить речей, стоя на разрытой могиле. Неизвестно, что оттуда выползет.

Виолетта некоторое время переваривает услышанное, а потом спрашивает:

— Ну хорошо, а вот то, что Трелони нам говорила, когда мы с тобой к ней ходили...

— Я с тобой больше туда не пойду! — перебивает Эсмеральда. — Кто тебя просил напиваться?

— Я всего чуть-чуть!

— Из-за этого твоего «чуть-чуть» весь разговор пошел насмарку!

— Но почему насмарку? Она же нам рассказала про Поттера...

— Что она нам рассказала? Что Поттер скоро умрет? А это как раз тот случай, когда она толком не может объяснить то, что увидела! Если бы ты не надралась и не полезла со своими глупыми вопросами, я бы смогла ее на мысль натолкнуть!

Все интереснее и интереснее. А почему я Виолетту пьяной не видела? Потому что в последние дни в карете смотрю исключительно на подушку?

— На какую мысль?

— На такую! Это ясно было с самого начала. Кто такой Поттер? Он в раннем детстве победил темного волшебника, которого тут боятся называть. При этом между ними такой узел завязался! И в этот узел никому лучше не лезть.

— А разве Тот-Кого-Нельзя-Называть не мертв?

— Я смотрела, получается, что нет. Там все очень странно. Не знаю, умрет Поттер или нет, но вот что перед тем, как умереть, он кучу народу угробит — это факт. И единственный способ этого избежать — не лезть в тот узел! Думаешь, чего я так за Флер волнуюсь? Да потому что из-за этого Поттера всем участникам Турнира опасность грозит! С Крамом тут чуть не поругалась, убеждая его отстать от Грейнджер.

— А она тут при чем?

— Она — подружка Поттера и давно руками и ногами там застряла. Я не хочу, чтобы еще и Крама затащило! С него участия в Турнире и так хватит! Только он меня не слушает. Мне потом еще и от Влада досталось, он вздумал меня к Виктору приревновать. Ну не идиот ли!

— Кто идиот — Влад или Виктор?

— Оба!

У меня на этот счет другое мнение. Хотя выбор Крама действительно странен. Но Драко из этого уже трагедию сделал, я не буду следовать его примеру.

— А Марио у Поттера девушку увел — он тоже идиот?

— Наоборот, он доброе дело сделал! Поттеру эта девчонка даром не нужна, и ей бы тоже держаться от него подальше.

Если продолжить рассуждения Эсмеральды, получится, что Драко нужно поскорее от Поттера отвязаться. Не хочу, чтобы этот гриффиндорец еще и Драко погубил. Если он сам решит голову сломать — туда ему и дорога. Но Драко — мой кузен, и никакому Поттеру я его не отдам. Сама воспитывать буду.

— А что же с Флер?

— Флер ни в коем разе не должна победить в Турнире! Она этого не понимает, а меня достало уже с ней препираться. Хорошо хоть, что Колючка с нами почти не живет. Лучше бы она вообще в свой Слизерин переселилась, как на каникулах. Так нет — мадам Максим уперлась, что мы должны быть все вместе.

Мерлин! А я-то тут при чем? Опять во всем виновата Розье?

Виолетту волнует тот же вопрос.

— А при чем тут Колючка? Она же с Поттером не общается! Я их ни разу вместе не видела!

— Она не с Поттером. Она на другой стороне.

Мне захотелось откинуть полог и предстать перед девчонками во весь рост, чтобы посмотреть на их физиономии. Откуда Эсмеральда все знает?

Впрочем, она же еще по пути сюда говорила мне про друга семьи. Могла и остальное по своим картам вычислить.

— Эсмеральда! Так почему ты не скажешь мадам Максим? Или Дамблдору? Ты хочешь дождаться, пока Колючка погубит Флер?

— Во-первых, Флер ей глубоко пофиг, как и мы все. Я еще когда вам говорила — не трогайте Колючку и она вас не тронет.

Вот здесь она права. Флер мне сейчас действительно безразлична. Если она, конечно, вновь не захочет на мне потренироваться.

— Во-вторых, она сама пока ничего не делает. И еще не собирается. Просто я вижу, что ее в этот клубок уже затянуло. Подробно не смотрела, но мне достаточно.

Нашлась провидица на мою голову. Может, она и о свиданиях знает?

— В-третьих, самое главное, если я побегу к мадам Максим, а тем более к Дамблдору, я сама влезу в этот гадюшник! А я жить хочу! Я не собираюсь гробить свою жизнь ради чужой страны! Пускай англичане сами с собой разбираются, у меня и без них забот предостаточно.

Вздыхаю с облегчением. Не хочу, чтобы она побежала к Дамблдору. Мало ли чего она узнала. И ведь все точно сбылось!

Еще вопрос, поверит ли ей Дамблдор... Кто его знает, может, и поверит. Раз он терпит Трелони, значит, и в предсказания верит.

— А где Флер, кстати? — спохватилась Эсмеральда.

— Да они с Мануэллой в библиотеке застряли.

— Так долго? Пойдем-ка их поторопим.

— Опять на мороз лезть? — заныла Виолетта.

— Не такой уж и мороз, в декабре холоднее было! — весело произнесла Эсмеральда. — Пошли!

Когда дверь за девчонками закрылась, я осторожно выглянула из-за полога. Не знаю зачем — сама же слышала, как они обе вышли. Нет, мне оказалось мало — надо убедиться своими глазами.

Ну и правильно, я не Эсмеральда, у меня провидческого дара нет. Наверное, это к лучшему.

Я сидел в своем кабинете, смотрел на отнятую у Поттера карту и никак не мог успокоиться. Сердце бешено стучало почему-то в голове, щеки пылали жаром, но тело при этом одолевал озноб. Действие оборотного зелья вот-вот должно было прекратиться, а я не знал, хочу ли я этого — или стоит сделать еще глоток и час просидеть здесь в обличье Хмури. Никто ведь не ворвется посреди ночи в мой кабинет, защищенный заклятьем! Даже если попробует, я увижу по карте!

Но мне все равно было страшно.

Облегчения не приносило даже то, что Поттер наконец-то разгадал тайну золотого яйца. Сделал он это так, как и полагается истинному гриффиндорцу. Гриффиндорцы обычно не думают, но если вдруг начинают, слизеринцу лучше держаться от них подальше.

А если гриффиндорец вдруг решился перейти на сторону Темного Лорда, то его лучше сразу убить. В том, что меня чуть не раскрыли, виноват не только Поттер, но и Петтигрю. Почему этот идиот не прислал мне вовремя посылку с ингредиентами для оборотного зелья? Чем он вообще занимается в моем доме? Спит целый день и жрет что попало? Если бы он не был нужен Лорду, я бы его еще летом прикончил.

Я ждал посылки до последнего. Вечером в четверг стало ясно, что оттягивать дальше нельзя и тогда я решился снова залезть к Снейпу. Но кто же знал, что именно в эту ночь Поттеру наконец-то придет в голову единственная умная мысль за весь семестр! А Поттер, как истинный гриффиндорец, решает свои проблемы так, что создает проблемы всем остальным.

А я ведь сам, своими руками чуть не отдал карту Поттера Снейпу! Если бы не лютая ненависть Снейпа к Поттеру, я бы попался. А так — получилось, что я всего лишь покрываю Поттера. Снейп поскрипит зубами, но смирится. Спишет все на мою паранойю и ненависть к Упивающимся Смертью.

Снейп смирится. А Поттер? Я сказал ему, что Крауч-старший помешался на ловле темных магов еще больше, чем Хмури, и явился в Хогвартс, дабы разоблачить Снейпа. Поттер поверил. Или не поверил? Чтобы поверить, надо быть гриффиндорцем, ибо предположение совершенно нелогично. Ворота Хогвартса на ночь запираются. Двери замка тоже. Аппарировать на территорию нельзя. Как же отец мог попасть в кабинет Снейпа?

Если Поттер думать не умеет, то Грейнджер умеет! Она сообразит, что здесь что-то не то. А вдруг они решат посоветоваться с Дамблдором...

О том, что я жив, никто не знает. Кроме моего отца (но он под охраной Лорда и Петтигрю), и Винки. А Винки может быть где угодно, в том числе и в Хогвартсе со своим приятелем Добби. Если Дамблдор ее допросит с пристрастием... Если он допросит моего отца...

Да отца и допрашивать не надо — он сам все расскажет.

На протяжении всего разговора со Снейпом и Поттером, я был предельно спокоен. И я и Хмури. Хмури даже посоветовал Поттеру стать аврором.

С этим и я согласен. Самая подходящая работа для гриффиндорца.

Поттер меня ни в чем не заподозрил. И карту отдал с радостью. Когда я пришел в кабинет, закрыл дверь и сел за стол, то сначала стер изображение на карте, а потом восстановил его, чтобы проверить, те ли слова сообщил мне Поттер. Все сработало. И перед тем, как на чистом листе пергамента появилось изображение коридоров замка, там возникли слова о создателях карты. «Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост».

И Хвост мне ничего не рассказал о карте? Поттер, конечно, получил ее от Люпина. Но ведь Петтигрю был при Поттере больше половины семестра! Он не мог не знать о карте! И он утаил от меня такой важный факт?

Гриффиндорец. В худшем смысле этого слова.

Действие оборотного зелья кончилось раньше, чем я решился выпить его еще раз. Но раз кончилось, значит, так и быть, надо пойти спать, чтобы с утра как ни в чем не бывало отправиться на уроки.

Заснуть было непросто. Я все никак не мог успокоиться. Даже если мне сегодняшний случай сойдет с рук, я должен быть предельно осторожным. Я уже на волоске от разоблачения. Больше никаких обысков в кабинете у Снейпа. Если Хвост опять задержится с посылкой, я изменю внешность и аппарирую в Лютный переулок. Там безопаснее, чем в Хогвартсе.

Но Хвост больше не задержится — я напишу Темному Лорду о том, как он меня подвел и с посылкой и с картой.

А еще — надо прекратить свидания с Бетти. И не только свидания — писать ей тоже не стоит. Я не имею права провалить задание, а чтобы его не провалить, я должен отбросить все посторонние дела. Они только притупляют бдительность. В последние две недели я расслабился, счел, что полдела уже сделано, а дальше все пойдет само собой...

И вот, все чуть не рухнуло из-за набора случайностей. А кто поручится, что несчастливые случайности не сплетутся еще раз? И если это случится из-за Бетти, то Темный Лорд накажет не только меня, но и ее.

Я должен максимально обезопасить себя от случайностей. Одного раза вполне хватит. Во второй раз я могу так удачно и не выкрутиться.

Как раз накануне Бетти написала мне письмо с еще одной настойчивой просьбой о встрече. С картой я мог выследить ее, когда она одна, и послать ответ. Но у меня не хватило бы сил сопротивляться ее желанию встретиться. Тем более что это было и мое желание.

А мне сейчас нужно забыть о ней.

Не получив вовремя ответа, Бетти начала беспокоиться. В субботу вечером я увидел, как она ходит от кареты к озеру и обратно. В карете ей явно делать нечего, по выходным она ночует в Слизерине. Она ждет меня. Но меня она не дождется. Не стоит ей бесцельно бродить в мороз по улице — еще простудится, и кто будет виноват?

Хмури со мной согласился и отправился загонять упрямую мисс Розье в замок. Она пыталась возражать, но в замок пошла. И больше попыток гулять по вечерам в одиночестве не предпринимала.

Я сомневался в том, правильно ли я поступаю. Но Хмури уверял меня в том, что правильно. Дело прежде всего.

Хмури, который во мне, ненавидел Упивающихся Смертью. За исключением меня. Мне он помогал. Что до Хмури, который в сундуке, — его я и не спрашивал. Ему подробности моей деятельности знать необязательно.

Хотя совет Поттеру стать аврором был, по-моему, весьма поспешным. Аврору крайне желательно уметь думать. А Поттер после одной попытки подумать расслабился и отключился снова. Целыми днями он пропадал в библиотеке, но найти ничего не мог. Как и перед первым туром. Но тогда у него было всего два дня на подготовку, а здесь — целый месяц. Уж за месяц-то этот гриффиндорец сможет найти решение!

Но дни шли за днями, а решения Поттер никак не нашел. Даже несмотря на то, что ему помогали Грейнджер с Уизли. Еще два гриффиндорца. А третьему гриффиндорцу — Лонгботтому — который знал ответ, никто так и не удосужился задать вопрос.

Бетти выглядела все более и более встревоженной. Я запретил себе заглядывать к ней в мысли, поэтому не знал, что она думает. Но догадаться мог.

Мне тоже было нелегко. Оставаясь один, я то и дело возвращался мыслями к Бетти. Вспоминал наши две встречи и представлял, как бы мы встретились еще раз. Может быть, на следующем свидании она бы осмелела и еще раз меня поцеловала... Ведь она ко мне неравнодушна, я видел. Или я принял желаемое за действительное?

Но сейчас не стоит гадать, и думать на эту тему тоже не стоит. Я и старался не думать. За пределами своего кабинета говорил и действовал Хмури, а не я. Я целиком отдался в его власть. Все равно он делал то, что я хочу, а без него я бы впал в меланхолию и не справился бы даже с повседневными обязанностями.

На одном из уроков Бетти вступила с Хмури в спор по поводу дементоров. Ничего особо отличного от написанного в учебнике она сказать не могла, ей просто хотелось поспорить, все равно о чем. Хмури быстро ей доказал, что спорить не о чем, она успокоилась, села на место, но садясь, громко прошептала Айрин:

— Посидел бы он в Азкабане, совсем бы по-другому заговорил!

На что она намекает? На Беллу? На Барти, о котором она знает только то, что он сидел в Азкабане? Думает, что Хмури никогда в жизни не видел дементоров? Зря она так думает. И прежде чем я успел сообразить, у Хмури вырвалось:

— Минус десять баллов Слизерину!

Ну да, он же тоже гриффиндорец. Еще один на мою голову. Точнее — в моей голове. Впрочем, если бы он не отреагировал, я бы мог себя чем-нибудь выдать. Я уже привык и к упоминаниям дементоров и к встречам с Бетти, но и то и другое вместе было для меня слишком много. А Хмури меня спас.

Так что от гриффиндорцев иногда бывает польза. Но редко и очень немного.

17

В середине февраля выяснилось, что второй тур состоится утром в среду, ради чего будут отменены занятия. Но только до обеда. А защита от темных искусств у нас после обеда. Опять не повезло. Зато через две недели предстояла очередная прогулка в Хогсмид, о которой я уже сообщила Бэгмену. Буду продолжать делать вид, что я им очарована. Пусть Эсмеральда с Флер ядом изойдут.

Время, как назло, тянулось очень медленно. Писем от Перкинса по-прежнему не было, и я уже начинала сомневаться в том, что он вообще существовал. Может, я его придумала? Захотела чего-то, что связывало бы меня с мамой, вот и придумала себе Перкинса. Или же он вовсе меня не любит, а использует для каких-то своих целей. Ну и я в него тоже не влюблена. Почему я должна с первого раза в кого-то влюбляться, будь он хоть лучший друг мой матери? Может, он и не Перкинс вовсе, его имени я нигде так и не нашла.

Мучило меня, помимо всего, еще и то, что я не могла признаться Рине. Я рассказала ей про разговор Эсмеральды и Виолетты, но о предсказании Эсмеральды насчет друга семьи умолчала. Рине очень понравилась легенда про русского князя, и она заявила, что в истории есть сколько угодно подобных примеров. Даже принялась мне их рассказывать, отчего я чуть не заснула.

Оживлял унылые однообразные дни разве что Драко, который каждый вечер торжественно объявлял, что Поттер с заданием не справится, что ко второму туру он не готов и скоро мы все станем свидетелями его грандиозного провала. Мне очень хотелось дать кузену по морде, но почему-то не было сил. Пусть живет.

Поттер, насколько я могла заметить, выглядел озадаченным. Видно, и вправду не готов. Да и Флер, чем ближе ко второму туру, тем больше волновалась. В спальне она больше яйцо не открывала — возможно, и отгадала подсказку. Но выглядела при этом мрачной и то и дело бросалась к кому-то из девчонок и начинала взволнованно шептаться. О чем — не знаю, при мне она молчала, внимая предостережению Эсмеральды.

Я, пересказав все Рине, беспокоиться о словах Эсмеральды перестала. Что с того, на какой я стороне, если Перкинс мне не пишет? А если напишет, про Эсмеральду я ему ничего не расскажу. Вдруг с ним случится то же, что и с тем русским князем?

То, что я могу кого-то куда-то затянуть, — глупость. Рина и без того на той же стороне, что и я. И она ни с какими мертвыми конями разговаривать не будет. Вот за Драко стоит опасаться. Этот способен залезть, куда не следует. Но пока что он никуда не лезет, а ругает Поттера лишь по привычке. И мы с Риной по той же привычке его осаживаем.

Иногда я даже думаю, что ничего страшного нет в том, что Драко ненавидит Поттера. Я вот ненавижу Хмури. И с тех пор, как пропал Перкинс, — еще больше. А вдруг все-таки Хмури его выследил? Он меня своим вежливым отношением не обманет! Делает вид, что меня нет, а на уроке старается обращаться ко мне как можно реже. Зато Флер как-то погонял по полной программе, еще и проронил замечание по поводу изнеженных француженок, которые не забудут накрасить губы, но не помнят элементарных защитных заклятий.

Он мог Перкинса выследить, но никому об этом не сообщить. Разве что Дамблдору. Может, они хотят уничтожить и Перкинса и Темного Лорда, а потом уже и объявить об этом во всеуслышанье. Сейчас, может, еще есть шанс помешать, но как?

На очередной урок защиты от темных искусств, за неделю до второго тура, я пришла в мрачном настроении. Флер оживленно переговаривалась с Эсмеральдой, но при моем появлении мгновенно замолчала. А мне было не до нее — Рина опять подняла вопрос о моих отношениях с Бэгменом. Дескать, зачем я с ним заигрываю, если он мне не нужен. Стоит мне написать ему письмо или даже только о нем вспомнить, как Рина начинает ко мне приставать с вопросами и предостережениями.

Между прочим, в последнем письме Бэгмен сообщил, что с одним сотрудником из Министерства ходил к Краучу домой и никого там не обнаружил. Если Крауч и болеет, то более он где-то вне дома. И не в Мунго — к ним он даже и не обращался.

Хмури по-прежнему меня игнорировал, и это уже начинало злить. Уж лучше бы ненавидел, честное слово! Хоть знаешь, чего ожидать. Сижу здесь, как идиотка, слушаю какую-то муть о защитных чарах, в то время как Хмури, наверное, уже выследил Перкинса. И на меня он не смотрит, потому что понял, что я для него опасности не представляю. Не хочет отвлекаться.

Пока Хмури что-то говорил, я шепотом пересказывала Рине последнее письмо Бэгмена, касающееся Крауча.

— Может, он куда-нибудь уехал? — предполагаю я.

— И не предупредил никого в Министерстве? Он же ответственный за Турнир! Как он может бросить такую работу?

— Бэгмен еще ответственный.

— Ну что ты так прицепилась к своему Бэгмену? Зачем ты с ним кокетничаешь? Для того чтобы получить информацию, этого не нужно!

— С чего ты взяла, что я кокетничаю?

— А как ты ему письма пишешь? Ты же его откровенно завлекаешь! Что ты с ним собираешься делать, мне интересно узнать?

Мы увлекаемся и не замечаем, как к нам подходит Хмури. На его уроках мы еще никогда не болтали, но поскольку он подчеркнуто меня не замечал, то я расслабилась и понадеялась, что и в этот раз не заметит.

— Мисс Уилкс, — подчеркнуто холодным голосом произносит он, — я бы попросил вас не разговаривать о посторонних вещах на уроке. Если вам так хочется поговорить, расскажите нам, пожалуйста, о щитовых чарах.

Рина встает и пару секунд медлит перед тем, как ответить. И тут я не выдерживаю. Месяц строю из себя пай-девочку в то время, как мои родители сидят в Азкабане, их последний оставшийся на свободе друг исчез неизвестно куда и как бы не попался, Темный Лорд не может даже объявить о своем существовании, а Хмури с Дамблдором строят какие-то коварные планы! И еще неизвестно, что делает про этом Крауч — может, он пустил слух, что заболел, а на самом деле тоже последних сподвижников Темного Лорда выслеживает? Дома-то его нет, а они с Хмури всегда были заодно!

И после этого Хмури как ни в чем не бывало обращается к Рине и смеет ее одергивать! Да еще таким тоном! На что он намекает — что она способна только болтать со мной и больше ничего не знает? Да кто он такой, чтобы вообще с нами разговаривать?

Рина не успевает открыть рот, как я вскакиваю и начинаю орать на Хмури:

— Какое вы вообще имеете право к ней обращаться? Вы убийца! Вы вообще не имеете права нас учить!

Рина испуганно охает и пытается дернуть меня за мантию. Но я отталкиваю ее локтем и продолжаю орать.

— Считаете себя самым правым? Раньше сажали в Азкабан всех, кого ни попадя, а теперь пытаетесь перед их детьми выглядеть самым умным?

Мне плевать, что на меня смотрят вытаращенными глазами и слизеринцы и бобатонцы. Мне плевать, что Хмури может снять баллы со Слизерина или назначить мне очередное наказание. Мне плевать, что обо мне подумает Эсмеральда. Я за этот месяц себя так извела, что мне надо выкричаться.

Ору еще минут пять, после чего выдыхаюсь. Кажется, я сорвала голос. На это тоже плевать.

— Вы закончили, мисс Розье? — совершенно спокойным тоном спрашивает Хмури. Пока я орала, он и виду не подавал, что сказанное мною его как-то касается.

Ответить не могу — в горле противно першит и вместо слов получается кашель.

— Идите умойтесь, — говорит он ровным, но между тем повелительным тоном.

— Что?

— Идите умойтесь, — повторяет он. — Туалет направо за углом. Мисс Уилкс, а вы сидите, ваша подруга справится без вас.

Чувствуя себя полнейшей идиоткой, встаю и направляюсь в туалет. Идея умыться, на самом деле, не так уж и плоха. Пока умываюсь, ощущение собственного идиотизма растет и крепнет. Драко ругала, а сама... Сама устроила истерику прямо на уроке. Идиотка я, кто же еще!

Но, вернувшись в класс, я, конечно, этого не показываю. Бросаю быстрый взгляд на доску, где без меня успели написать десятка два заклинаний, и медленно иду на свое место.

— Вы в порядке, мисс Розье?

В полном, можешь и не беспокоиться. Но если ты считаешь, что я перестала считать тебя убийцей, ты ошибаешься.

Вслух я ничего не говорю, только киваю головой.

— Жду вас завтра в шесть часов в своем кабинете. Итак, продолжаем...

Грядущему наказанию я даже радуюсь. Ну наконец-то Хмури про меня вспомнил. До конца урока я что-то записываю, совершенно не осознавая, что именно. Все остальное я тоже осознаю плохо. Прихожу в себя только в слизеринской гостиной, куда притаскивает меня Рина.

— А теперь рассказывай, что у тебя случилось, — безо всяких предисловий говорит она.

— С чего ты взяла, что у меня что-то случилось? — тут же возражаю я.

Но от Рины так просто не отделаешься.

— Я же вижу! Ты уже месяц сама не своя.

— Все у меня нормально!

Она берет меня за плечи и разворачивает лицом к себе.

— Бетти! С кем ты встречалась на каникулах и в ночь после прогулки в Хогсмид?

— Что?

— Я же видела — ты ночью куда-то уходила. А на следующий день была очень веселая. Думаешь, я совсем не соображаю? Кто он?

— Не знаю, — я опускаю голову.

— Что значит — не знаю? Он с какого факультета?

Может, и вправду все рассказать? Если я сегодня сорвалась, неизвестно, что завтра будет. Сегодня на уроке истерику устроила, а завтра на Хмури «Аваду Кедавру» испробую. Не думаю, что мама в Азкабане будет сильно рада моему соседству.

— Он вообще не студент. Я не знаю, где он скрывается и как попадает в Хогвартс. Он мне еще в прошлом году письмо написал. Представился другом моей матери...

Я рассказываю все. И про письма, и про встречи, и даже про поцелуй. Рина слушает с широко раскрытыми глазами и не перебивает.

— И с тех пор никаких писем! — заканчиваю я. — Может, он и вправду решил, что я слишком к нему пристаю?

— Нет, — качает головой Рина, — если бы он так решил, он бы тебе не написал. Ему что-то помешало.

— Целый месяц?

Рина задумывается.

— Сказала бы ты сразу, может, я бы и сообразила чего. А так — ничего необычного припомнить не могу. Впрочем, мы могли и не видеть. Могло что-то случиться вне Хогвартса, и ему пришлось срочно мчаться туда, а тебе он просто не успел сообщить. Или же он здесь с чем-то столкнулся... А он не сказал, как скрывается в Хогвартсе? Здесь же защитные заклятия, привидения, Филч со своей кошкой и чего только нет!

— А Блэк в прошлом году как скрывался?

— Ну это же Блэк! Блэки все ненормальные! Ты, например. — Она лукаво смотрит на меня, отчего я испытываю сильное желание побить ее подушкой.

— А он не Блэк! Я вообще не знаю, кто он! Сколько в газетах ни рылась, никакого Перкинса не встретила. Может это все-таки Петтигрю?

— Петтигрю не сидел в Азкабане.

— Откуда ты знаешь? Может, в газетах написали, что он умер, а на самом деле посадили в Азкабан.

Рина отчаянно мотает головой.

— Нет, это невозможно. Слишком многое не сходится. И вообще, о Петтигрю я ничего хорошего не слышала.

— Ты поезжай в Бобатон, — советую я, — и спроси там обо мне. Обещаю, что ничего хорошего ты тоже не услышишь.

— Хорошо, — сдается Рина, — давай завтра спросим у Снейпа, как выглядит Петтигрю. Ты же представляешь внешность Перкинса? Вот и сравним.

— А Снейп нам ответит? Я не знаю, как он ко мне относится...

— Бетти! — Рина смотрит на меня, как на ненормальную. — Если бы Снейп к тебе плохо относился, думаешь, он дал бы тебе разрешение у нас жить? Или ты думаешь, у нас в спальне лишняя кровать всегда стояла?

— Ты хочешь сказать, что Снейп лично в спальню седьмого курса для меня кровать приволок?

Зрелище Снейпа, волокущего на себе кровать, меня впечатляет, и я начинаю дико хохотать. Рина несколько секунд медлит, а потом присоединяется ко мне. Вид у нее не только веселый, но и довольный, как будто она ставила своей целью меня рассмешить, а теперь добилась своего и счастлива.

— Ну что, ты в порядке?

— Почти.

— Успокойся. Что-нибудь придумаем.

И я действительно успокаиваюсь. Вдвоем действительно что-нибудь да придумаем.

Весь вечер Рина расспрашивала меня в подробностях о том, что я рассказала ей днем. Вытянула из меня все, что я смогла вспомнить. И, разумеется, не могла пройти мимо излюбленной темы:

— Ты что, назло ему решила с Бэгменом закрутить?

— Дался тебе этот Бэгмен! — смеюсь я и, пользуясь тем, что мы сидим в спальне, запускаю в Рину подушкой. Но подушка не долетает и падает аккурат мне на колени.

— Ты бы с ним поосторожнее. Ему не ты, а твои деньги нужны.

Я изумленно смотрю на Рину.

— Откуда он знает, что у меня есть деньги?

— Об этом нетрудно догадаться. Лестранжи не могли не припрятать часть денег для своей дочери. На всякий случай.

Действительно, так и было. Но мысль эта мне чем-то не нравится. Нет, не тем, что мне оставили кучу денег. Это, наоборот, хорошо. А вот этим «на всякий случай». Как будто предвидели, что с ними может что-то случиться.

Интересно, как у моей мамы с прорицаниями?

— Успокойся, не собираюсь я ему давать денег. Даже на сливочное пиво. Пусть он сам меня угощает, раз взялся ухаживать.

Поскольку Рина все еще смотрит скептически, возвращаю разговор к прежней теме:

— Вот Перкинсу мои деньги точно не нужны. Его подобные вопросы вообще мало волнуют.

— А как он тебя увидел и как он тебя узнал, он рассказал?

— А что тут сложного? — пожимаю плечами я. — Меня трудно не узнать.

— Но ты-то сама не знала, кто ты! Тебе не кажется странным, что он написал тебе первое письмо через несколько дней после того, как ты узнала о родителях? И после того, как тебя наказали за Крауча и Флер?

— Ты хочешь сказать, он все это знал?

— Ну да. У него есть возможность за тобой наблюдать. Так, что при этом его самого никто не видит.

Рина надолго задумывается. Я тоже. Пока Рина не начала подробного разбора, мне казалось, что все просто и ясно.

— Но у него есть мантия-невидимка!

— Это да, — рассеянно говорит Рина, но думает явно о другом. — А может быть, он в Хогвартсе под чьим-нибудь обликом?

— Оборотное зелье? — удивляюсь я. — Но ведь оно противное!

— Если он так верен Темному Лорду, как ты сказала, то пойдет и не на такое. Но вот под кого он может маскироваться?

— Не верю, — я усиленно мотаю головой. — Не верю, и все. Ну какой резон торчать в Хогвартсе под оборотным зельем, если у него есть особая миссия!

— А в чем она заключается, он тебе сказал? Может, для нее как раз и нужно торчать под оборотным зельем?

— Да ну тебя! Зачем такие сложности придумывать! Да я бы его и под оборотным зельем узнала!

— Ты его так хорошо знаешь? Или он так к тебе неравнодушен? — с иронией спрашивает Рина.

— Ну я не знаю, — смущенно отвечаю я. — Мне показалось... Я еще думала, не Снейп ли это... но у него лицо не такое.

— Ты в темноте так разглядела его лицо?

— А я его потрогала!

— И как, ему понравилось?

— Наверное...

— По-моему, — заключает Рина, — он влюблен в тебя по уши. Так что по поводу своих приставаний можешь не беспокоиться.

Если честно, я не задумывалась, влюблен он в меня или нет. Было очень странно и непривычно думать на эту тему. Даже страшновато немного.

— Какая разница, влюблен или нет, если он пропал на месяц!

— Да я же тебе говорю — ты тут ни при чем! И перестань переживать, а то Хмури что-нибудь заподозрит.

— Он уже заподозрил, то-то с начала занятий не обращал на меня внимания!

— Ты думаешь, что он твоего Перкинса выследил?

— Вот именно!

Рину эта догадка, похоже, тоже беспокоит. Она встает с кровати, прохаживается несколько раз туда-сюда по спальне, а потом снова садится рядом со мной.

— Все равно мы ничего сделать не можем. Надо подождать.

— Сколько можно ждать!

Рина пристально смотрит на меня и ободряюще улыбается.

— Думаю, что недолго. Мне кажется, что с ним все в порядке.

Мне бы ее уверенность!

Но тем не менее разговор с Риной меня несколько успокаивает. Все же я дура, что сразу ей все не рассказала. Насколько мне сейчас легче от того, что я не одна и больше не надо ничего скрывать!

На следующий день после урока зельеварения мы подошли к Снейпу. Слизеринский декан был весьма хмурым, но на просьбу Рины поговорить охотно отозвался:

— Я вас слушаю, мисс Уилкс.

— Профессор Снейп, — начала Рина с нарочитым смущением, — сейчас всякие странные слухи ходят.

Я стою с максимально скромным видом, на который способна. В глаза Снейпу не смотрю, смотрю в пол. Рина вечером предупредила, чтобы я не смотрела взрослым в глаза, Снейпу особенно. А если и придется встретиться взглядом, думать надо о чем-нибудь постороннем, еще и подготовить заранее — о чем. Лучший вариант — какое-нибудь детское воспоминание.

Раньше она не могла мне рассказать! Мало ли что там Хмури мог в моих мыслях подсмотреть.

Снейп на меня и не смотрит. Но тем не менее я уже подготовилась и, пока Рина задает ему вопрос, вспоминаю, как мы с Аннет разрисовали двери детской. Ей было три года, мне восемь. Я учила кузину рисовать, очень скоро нам оказалось мало бумаги и в мою голову пришла светлая идея разукрасить дверь. Резная дубовая дверь была красива сама по себе, но нас с Аннет это не остановило. Очень скоро в краске было все, включая наши лица и платья, зато на двери появились экзотические цветы, драконы и много цветных кружочков и пятен. Драконы были кривыми, цветы тоже, но мне, а тем более Аннет, это казалось шедевром. Шедевр сей просуществовал до моего поступления в Бобатон, а потом мы его безжалостно стерли.

Пока я занимаюсь воспоминаниями, Рина продолжает:

— Я вот слышала, что якобы Петтигрю жив, что Блэк его не убил...

— Где вы это слышали?

Снейп смотрит прямо на Рину, а та хранит невозмутимый вид. Тоже, наверное, что-нибудь вспоминает.

— Я уже не помню. Где-то на каникулах слышала. Вы не знаете, как он выглядит?

— А то нам показалось, что мы его видели, — подключаюсь я.

— Где же вы его видели? — интересуется Снейп.

По нему не было видно, что наша новость его как-то затронула. Но спрашивал он нас точно таким же тоном, каким я говорю с Эсмеральдой или Флер.

— На Диагон-Аллее, — быстро произносит Рина.

— На Диагон-Аллее так мало народу? — с иронией спрашивает профессор.

— Мало! — выпаливаю я. — После рождества там все вымерло!

— И как же он, по-вашему, выглядел?

Понимаю, что мы влипли, и, все еще держа перед мысленным взором разукрашенную дверь и перемазанную до ушей Аннет с кисточкой в руке, отвечаю почти правду:

— Ну, такой маленький толстяк в черной поношенной мантии с капюшоном, он еще нас испугался — мы слишком громко разговаривали.

Понятия не имею, кто был тот толстяк — вряд ли Петтигрю, что ему делать в Лютном переулке? Он же считается мертвым. Но по крайней мере данное мною описание далеко от внешности Перкинса — тот чуть повыше меня и худощавый.

Снейп смотрит куда-то в сторону шкафов с ингредиентами для зелий, усмехается и говорит:

— Он именно так и выглядит. Но вы не могли его видеть. И вообще, я бы вам посоветовал меньше слушать всякой ерунды и больше думать об учебе. Как у вас с работой, мисс Уилкс?

Рина, застигнутая врасплох, несколько раз моргает, потом облегченно улыбается:

— Все в порядке, меня берут в аптеку. Если, конечно, я не уеду в Южную Америку, как хочет мама.

— Я бы вам не советовал ехать, такой девушке, как вы, там совершенно нечего делать.

Пока Рина со Снейпом беседуют о планах Рины и ее брата, я медленно перевариваю полученную информацию. Неужто мы тогда и в самом деле видели Петтигрю? Да нет, что ему там делать. Зато теперь точно знаю, что Перкинс — это не Петтигрю. Значит, их двое.

Если бы Перкинс так от меня не прятался, было бы трое! Но что я могу сделать, находясь в Хогвартсе? Даже Хмури проклятьем потяжелее приложить не могу.

Выходим мы из класса зельеварения радостные. Даже предстоящая отработка у Хмури меня не пугает. Тем более, как выясняется, фантазия у Хмури иссякла и он опять предложил мне заняться переводом. На этот раз мне достался потрепанный журнал под названием «Официальный бюллетень Министерства магии». Уже на второй странице я чуть не заснула, несмотря на то что время выхода журнала было самое что ни на есть интересное — восемьдесят первый год. По сравнению с этим бюллетенем статьи в «Пророке» — детские сказки, которые я читала на ночь Аннет.

Работа продвигается куда медленнее, чем в прошлый раз. Вместо того чтобы переходить к тому, что меня на самом деле интересует, я намертво застреваю в каких-то международных стандартах на «Летучий порох» и мучаюсь с ними до вечера.

В девять часов Хмури меня отпускает, довольно улыбаясь. Во мне же кипит злость, и по дороге в карету Бобатона я размышляю о том, что ему все-таки от меня мало досталось. А точнее — совсем не досталось, и это надо исправить.

Сколько я ни пытался делать вид, что не замечаю Бетти, не думать о ней не получалось. Я мог разве что отстраниться от этих мыслей, поручив Хмури наблюдать за девушкой. Вечерами, оставаясь один в кабинете, я мог битый час просидеть над картой, глядя на точки, подписанные «Айрин Уилкс» и «Беатрис Розье». Находил я их без труда либо в слизеринской гостиной, либо в библиотеке. Седьмой курс, выпускные экзамены на носу, конечно, надо готовиться...

Поттеру тоже надо готовиться. Ко второму туру. А он, хоть и торчал в библиотеке часами, нужного заклинания так и не нашел. Гриффиндорец! Все, кроме него, уже давно были готовы! Уверен, что, если бы Бетти участвовала в Турнире, она бы быстро нашла решение безо всяких подсказок с моей стороны.

Но для нее же лучше, что она в Турнире не участвует. Для нее и для меня.

Снейп и виду не подавал, что между нами что-то произошло. Как будто забыл о ночном происшествии на лестнице. Но это не должно было меня обмануть. Сейчас он, может, и думает на Поттера, но если выяснится, что тот не лазил в его кабинет? А если Поттер все-таки признается Дамблдору, что видел меня на карте? Или напишет об этом Люпину — вдруг они до сих пор общаются?

Если бы не Хмури, вообще не знаю, как бы я пережил этот месяц. Хмури, который в сундуке, разумеется, даже не понял моего состояния, тем более что общался я с ним в последнее время мало. Разве что уточнил его отношение к компании старшего Поттера. Я понятия не имел, где находятся Люпин и Блэк, но мне казалось, что где-то поблизости.

В остальном я полагался на того Хмури, что в моей голове. Я полностью подчинился ему и ритму школьной жизни. Вставал в семь утра — к этому я привык еще в школе, я всегда просыпался рано. Хвост, помнится, был весьма недоволен моими ранними подъемами и каждый раз ныл, когда я приходил его будить. Потом я пил оборотное зелье, одевался и шел на завтрак. Уроки, обед, опять уроки, ужин, проверка домашних заданий, иногда беседа с Дамблдором — это все наполняло и переполняло мои дни, так что я мог и не беспокоиться ни о Бетти, ни о Снейпе.

Но я все равно беспокоился. Я боялся, что Бетти, обеспокоенная моим отсутствием, выкинет какой-нибудь очередной фокус. Например, попытается отравить меня. Я продолжал ее не замечать, а ее это злило.

Можно было утешить себя, что раз она так обо мне беспокоится, значит, у меня есть надежда на взаимность. Но что толку с этой взаимности, если я не мог ей даже написать!

Теперь я уже жалел, что просил Бетти никому о ней не рассказывать. Во-первых, если бы она рассказала Айрин, та сумела бы ее успокоить. Они удивительно гармонично смотрятся вдвоем, дополняя друг друга — рассудочность Айрин гасит порывистость Бетти, а Бетти не дает Айрин впадать в меланхолию, чем она часто страдала одна. А во-вторых, я мог бы сам поговорить с Айрин и объяснить ей все, может быть, она мне смогла бы помочь больше, чем Бетти. Она-то умеет скрывать свои чувства!

А еще мне грело душу то, что Айрин — моя родственница не по линии отца, а по линии матери. С отцом мне хотелось иметь как можно меньше общего. Да, через него я прихожусь родственником Блэкам, но как раз родство с Блэками сейчас мне было нужно меньше всего. Хорошо, что мы с Бетти даже не троюродные брат и сестра, а гораздо дальше! Родители Сириуса — троюродные, и что им это дало? Сириус вырос совершенно ненормальным.

Если бы мы с Бетти поженились...

Нет, мне нельзя об этом думать. Лучше думать о Поттере, который должен успешно пройти второй тур. Пока что он понятия не имел, что делать. Сидение в библиотеке ничего не давало. Он то и дело посматривал на озеро, словно ожидая, что подсказка вынырнет из волн. Ничего умнее, как утащить из магловского магазина акваланг, он придумать не мог. Хорошо, друзья его отговорили. Я Петтигрю тоже раз и навсегда отговорил таскать продукты из магазина — вдруг аврорат засечет?

На уроках я по-прежнему не обращал на Бетти внимания. Даже когда она стала шептаться с Айрин после того, как все расселись по местам и я собрался рассказывать об очередной порции защитных заклинаний. На моих уроках обычно студенты не разговаривают — Хмури они боятся. Правильно делают — я его сам боюсь. Даже того, который в моей голове.

Я решил выждать пару минут, пока девочки вспомнят, что они вообще-то на уроке. Пока что они не спешили успокаиваться. Помимо воли я прислушался к их разговору... и чуть не забыл, что я сам на уроке. Потому что они говорили о Бэгмене и о том, что Бетти зря с ним заигрывает.

Значит, стоило мне вспомнить о бдительности, как Бетти стала заигрывать с Бэгменом? Мало ей того, что она танцевала с ним на Святочном балу и пила пиво в «Трех Метлах»?

Хмури спас меня и на этот раз. Если бы я обратился к Бетти, я бы обязательно чем-нибудь выдал себя. Поэтому Хмури, по-прежнему игнорируя Бетти, одергивает Айрин, заявив ей, что если ей так хочется поговорить, пусть лучше расскажет о щитовых чарах.

И я и Хмури прекрасно знаем, что Айрин никогда не станет болтать на уроке. Айрин это тоже знает, но возразить и не пытается, а делает виноватое лицо и собирается ответить.

И тут не выдерживает Бетти. Честно говоря, этого следовало ожидать — я сам видел, что она целый месяц ходила сама не своя. Но то, что она сорвется прямо на уроке, даже я не предполагал, а уж Хмури — и подавно.

Что она орет — лучше не слушать, чтобы не сорваться самому. Мне много раз говорили, что я постоянно устраиваю истерики и легко срываюсь, порою почти без причины. А когда срывается кто-то рядом, самому сохранять спокойствие очень трудно. Да тут бы не только Хмури, но и я бы возмутился! Сначала она встречается со мной. Потом флиртует с Бэгменом. А теперь начинает орать на Хмури, как будто только сейчас осознав, кто он такой.

Пусть она его считает врагом. Но разве так борются с врагами?

Хмури, как ни странно, сохраняет полное спокойствие. Выкрики Бетти его совершенно не задевают. Если в самый первый раз он счел, что девочка понятия не имеет о том, что происходило в стране, когда она только-только училась ходить и говорить, то сейчас он считает ее выступление обыкновенной девчачьей истерикой. А из девчачьей истерики выход есть, и он очень простой.

— Идите умойтесь.

Она смотрит на меня обалдевшим взглядом, но совету все-таки следует. И совет идет ей явно на пользу, ибо возвращается она с блестящими глазами и вполне успокоившаяся.

Вот и хорошо. Но прощать подобные выходки нельзя — того и гляди, студенты сочтут, что им можно все, в том числе и устраивать истерики на уроках.

— Жду вас завтра в шесть часов в своем кабинете.

Это сказал Хмури. Не я. Я был против того, чтобы оставаться с ней наедине. Но Хмури был непреклонен и отговорить его не удалось. Он даже нашел, чем на этот раз занять Бетти. Вытащил из своих вещей потрепанный бюллетень Министерства магии за восемьдесят первый год и заявил, что неплохо бы и его перевести.

Я в свое время подобных журналов перевел сотню, наверное. И наших и иностранных. Если читать такое дома в мягком кресле — и не заметишь, как заснешь. В рабочем кабинете в Министерстве — другое дело, я читал и переводил, не думая.

А Бетти не привыкла. Она, не думая, не умеет. Несмотря на то что обычно думает за нее Айрин.

Вот за Поттера никто не думает, даже Грейнджер. Если даже и думает — это незаметно.

18

Вечером накануне второго тура ко мне подошла Мария и, запинаясь и глядя в пол, спросила, не хочу ли я переночевать сегодня в Хогвартсе. Я очень удивилась не столько просьбе, сколько тому, что произнесла ее Мария, — обычно с подобными поручениями ко мне отсылали Камиллу. Не иначе Камилла узнала, какими страшными черными магами были мои родители и отец Рины, и теперь боится ко мне даже приближаться.

Разумеется, отказываться я не собиралась — уж больно много радости было смотреть на страдания Флер перед очередным состязанием. Но все же спросила для порядка:

— А мадам Максим что скажет?

— Мы с ней уже договорились, — торопливо ответила Мария.

— Боитесь, Флер настроение испорчу перед вторым туром?

Мария принялась убеждать меня в обратном, но было видно, что именно этого они и боятся. Дуры. Делать мне больше нечего, как над Флер издеваться. Я не Драко.

Драко весь вечер разглагольствовал о том, как завтра опозорится Поттер. Я почти не слушала, погрузившись в очередной реферат по трансфигурации и попутно препираясь с Риной. Решила ее подразнить и ненароком упомянула, что завтра мы увидимся с Бэгменом, на что получила очередную лекцию о недопустимости опрометчивых решений, которая была завершена фразой:

— Завтра что-то случится. Что-то хорошее.

— Еще одна пророчица на мою голову! — Я картинно подняла глаза к потолку.

— Ты так говоришь, как будто слово «пророчица» — ругательное, — обиделась Рина, — и совершенно зря. Я тебе совершенно точно говорю — его миссия как-то связана с Турниром, а значит, мимо второго тура он пройти не может. А ты собираешься кокетничать с Бэгменом!

— Вот мимо этого он точно не пройдет! — радостно отозвалась я. — Как увидит, что я флиртую напропалую, так сразу же даст о себе знать!

На самом деле я не была уверена, что Перкинс даст о себе знать и что он вообще существует. Но как же не пококетничать с Бэгменом! Во-первых, позлить Эсмеральду и остальных, во-вторых, узнать что-нибудь новенькое о Крауче, и в-третьих, подразнить Хмури, который в последние дни как-то подозрительно стал на меня поглядывать. Если в первый месяц после моего приезда он смотрел с ненавистью, в последний месяц — с подчеркнутым равнодушием, то с прошлого четверга, когда я пришла к нему на отработку, в его взгляде появилось что-то новое, чего я не могла понять. Влюбился он в меня, что ли? Этого еще только не хватало!

Если и влюбился — ему же хуже. Пусть помучается. С ним я даже заигрывать не буду, как с Бэгменом. Я на него вообще внимания обращать не стану, как он на меня в последний месяц. А потом прокляну. Или отравлю. Не до смерти, потому что в Азкабан я не хочу. Но Крауч после нашего проклятия до сих пор в школе не появляется. Вот и Хмури не будет.

Утром в среду я проснулась в прекрасном настроении, и даже предстоящий урок по защите от темных искусств меня не пугал. Наоборот, я обдумывала новую тактику поведения с Хмури. Истерик я ему больше устраивать не буду, а вот громко обсуждать Бэгмена в его присутствии — пожалуй, можно. Не сообразила я раньше — надо было достать через слизеринских ребят какие-нибудь спортивные журналы прошлых лет, вырезать оттуда колдографию Бэгмена и на уроке тайком ею любоваться. Ничего, еще успею.

Сейчас, конечно, ребятам было не до Бэгмена — все наперебой строили прогнозы на второй тур. И утром в гостиной, и в Большом зале за завтраком.

Крам сидел на самом краю и время от времени поглядывал на гриффиндорский стол, словно ища там кого-то. Драко вслед за своим кумиром поглядел туда же и громко воскликнул:

— Смотрите, Поттера нет! И всей его компании тоже! Думают, за десять минут все сообразят! Я же когда еще говорил — не пройдет Поттер это испытание!

— Заткнись, — незлобно сказала я.

Драко состроил обиженную рожицу, но не заткнулся, а стал что-то громким шепотом доказывать Пэнси и Теду.

Я посмотрела на стол Равенкло. Наши девчонки сидели тесной группой и все наперебой в чем-то убеждали Флер. Та выглядела еще более бледной, чем перед первым туром. Как будто неживая. Одно слово — нелюдь.

Все-таки хорошо, что я в турнире не участвую!

Дамблдор, как и в прошлый раз, объявил, чтобы мы следовали за деканами своих факультетов и шли на берег озера, туда, где для нас поставлены трибуны. За деканами, разумеется, никто не пошел — двинулись беспорядочной толпой. Я специально задержалась за столом, чтобы выйти чуть позже Хмури, и, проходя мимо него к дверям замка, сказала Рине с интонациями Эсмеральды:

— Я надеюсь, Бэгмен на этот тур приедет? Он такой симпатичный!

Кинула через плечо быстрый взгляд на Хмури — как он отреагирует? Он совершенно явственно вздрогнул, но ничего не сказал. Что, не нравится? А это еще не все!

Трибуны для зрителей стояли на другом берегу, и идти к ним надо было мимо судейского стола, вокруг которого суетился Бэгмен. Сидеть на одном месте, как Перси Уизли, он не мог, а бегал вокруг: то перебирал какие-то бумаги, то спрашивал о чем-то Перси, то высматривал кого-то в толпе. Я невольно улыбнулась.

— Доброе утро, мистер Бэгмен!

— Доброе утро, мисс Розье, — улыбнулся он в ответ. — Поттера не видели?

— Его за завтраком не было, — пожала я плечами и пристально посмотрела на Бэгмена, тут же, впрочем, отведя взгляд в сторону.

Он еще пуще заулыбался, поняв мою игру.

— Ладно, мы пойдем, а то все хорошие места займут!

Хорошими в данном случае считались места поближе к озеру, но подальше от преподавателей. Их мы с Риной и заняли, оказавшись в самой гуще слизеринцев. Ни Хмури, ни Снейпа поблизости — красота! Перед нами — Драко с компанией, а рядом — семикурсники.

Пока народ рассаживался, мы с Риной продолжали препираться по поводу моих отношений с Бэгменом. Уже не с целью друг друга в чем-то убедить, а просто потому, что не могли остановиться.

— Вот смотри, дождешься, что Скитер что-нибудь про вас напишет!

— О, это будет шикарная разоблачительная статья! — подхватываю я. — Глава департамента магических игр и спорта, пользуясь своим служебным положением, соблазнил семнадцатилетнюю ученицу Академии волшебства Бобатон...

— А не наоборот? — смеется Рина.

— Хорошо, — тут же соглашаюсь я, — ученица французской школы магии, известной своими свободными нравами, соблазнила судью Турнира Трех Волшебников...

Рина хохочет в полный голос, и на нас уже оглядываются. Я продолжаю в том же тоне:

— А можно и так: Беатрис Лестранж, дочь известных Упивающихся Смертью, и Людовик Бэгмен, ранее подозреваемый в связи с ними, объединились, чтобы продолжить вредить Министерству, а также бывшему главе Департамента Магического правопорядка...

Рина вдруг становится серьезной и спрашивает совсем тихо:

— Откуда ты знаешь, что Бэгмен подозревался в связи с Упивающимися Смертью?

— Он мне сказал, — я делаю акцент на слове «он».

Поймет Рина, что я имею в виду отнюдь не Бэгмена?

Она понимает. И продолжает игру:

— Бывший аврор, а ныне преподаватель защиты от темных искусств Аластор Хмури решился разоблачить преступную пару...

— Но бдительная Беатрис его выследила, и Бэгмен превратил Хмури в хорька... Нет, — перебиваю я сама себя, — не будем повторяться. В жабу!

— Ага, как у Кэт!

— У Кэт жаба куда симпатичнее!

Кэт, одноклассница Рины, сидит тут же и подключается к обсуждению собственной жабы и возможной трансформации профессора Хмури. Но закончить обсуждение мы не успеваем, ибо к судейскому столу подбегает Поттер. Вид у него такой, как будто за ним гнались и авроры и Упивающиеся Смертью, причем все одновременно.

Ну точно — только что придумал, что делать. Драко на этот раз оказался прав.

Кузен со своей компанией вовсю потешался над Поттером, а я смотрела на Флер. Вид у нее совершенно отрешенный. Даже не шелохнулась, когда гриффиндорец чуть не сбил ее с ног.

Что же им предстоит? Драконов не видно, никаких других тварей тоже.

В озеро их, что ли, нырять заставят? Похоже, что да, судя по тому что Крам красуется в плавках. То-то он всю зиму из озера не вылезал — тренировался.

— Что же Флер купальным костюмом не озаботилась? — спрашивает у меня Рина.

— Замерзнуть боится! — весело отвечаю я. — Она же у нас южный цветочек!

— А ты?

— А я на севере Франции жила, между прочим!

Наш север, конечно, трудно назвать севером, хотя что-то похожее на зиму и у нас наблюдается. Но сейчас в Бобатоне наверняка уже ходят в одних платьях, любуются цветами и загорают на пляже. А здесь морозно, хоть и солнечно.

Бэгмен объявляет, что за час чемпионы должны найти то, что у них отняли, и дает свисток.

На что мы смотреть будем? Отсюда не видно, что под водой творится!

Драко опять начинает громко потешаться над Поттером, но я даже его не одергиваю. Какое дело мне до Драко, до Поттера и вообще до второго тура! Знать бы, где сейчас Перкинс! На первом туре никаких следов его пребывания я не заметила, но я их и не искала. Зато сейчас я о нем знаю и должна представлять, где его высматривать!

Только ничего я не представляю.

Вот все участники скрылись под водой, и громкие крики на трибунах перешли в равномерный гул. Драко громко доказывал одноклассникам, что Поттер непременно утонет, Кэт о чем-то говорила со своей подругой, и до нас с Риной, в сущности, никому не было дела. Что на данный момент меня устраивало. В толпе проще затеряться, а в общем гаме можно поговорить, не боясь, что кто-то услышит.

— Как может быть Поттер связан с Темным Лордом? — задаю я давно мучавший меня вопрос. — И при чем тут Турнир?

Рина делает страшные глаза, как всегда, когда я произношу слова «Темный Лорд» на людях, но разговор все же поддерживает:

— То, что Темный Лорд не смог убить Поттера, и создало между ними какую-то связь...

Я перебиваю:

— Это еще Эсмеральда говорила! А что конкретно за связь? Что, для того чтобы Темный Лорд возродился, надо убить Поттера?

— Я так не думаю, — отвечает Рина. — Что такого особенного в этом Поттере? Обыкновенный гриффиндорец. Я с четвертого курса Драко в этом убеждаю, теперь что, и тебя надо?

— Меня не надо! Мне плевать на этого гриффиндорца и на весь Гриффиндор! Меня волнует, чем занимается Перкинс, при чем тут Турнир и можно ли хоть что-нибудь сделать, чтобы не сидеть тут, как идиоты!

— Тише! — шипит на меня Рина. — Не ори на все озеро, тебя даже под водой слышно!

Я только отмахиваюсь. Да никто нас не слушает, все говорят о своем, время от времени поглядывая на воду. Драко нас точно не слушает — он разглагольствует о растяпах-гриффиндорцах вообще и о Поттере в частности.

Дался всем этот Поттер!

— Вот зачем Темный Лорд хотел его убить?

— Может, ему что-нибудь нагадали, — неожиданно предполагает Рина. — Как тому русскому князю. Что-то вроде — погибнешь ты от Поттера. Вот он и погиб.

— Да ну, чушь какая! Какой идиот такое нагадает и кто в здравом уме такому поверит! Понимаешь, Рина, — я беру ее за руку, — меня не удивляет то, что он пытался убить ребенка. В конце концов, та сторона была не лучше. Меня же не просто так в другой стране спрятали!

— Мы тоже прятались, — вставляет Рина.

— Ну вот видишь! Но что там случилось? И что должно случиться сейчас?

— А твоя Эсмеральда не знает?

— Она не моя! И я ее спрашивать не буду!

Последнюю фразу я произнесла чересчур громко, и Нотт на меня оглянулся. Но Драко тут же дернул его за мантию, чтобы не отвлекался от его увлекательного рассказа о ненависти к Поттеру.

Давно я кузена не воспитывала. Совсем от рук отбился.

— Бетти, я знаю не больше, чем ты. Если и знала, то все тебе уже давно рассказала. Заниматься каким-то гаданием не хочу. То, что сказала Эсмеральда, — чистая правда...

— Про коня?

— Про трудность получения четкого ответа. Для меня прорицания — слишком неточная наука, чтобы я всерьез ей занялась.

— А что ты тогда говорила про предчувствия?

— Это я вообще не знаю, откуда приходит. Сейчас надо просто подождать. И он тебе ведь то же самое говорил — подожди, не вмешивайся.

— Да сколько можно ждать! — раздраженно произношу я. — Я месяц от него писем жду! Я не знаю, жив он или в Азкабане! А ты говоришь — еще ждать! Я не могу ничего не делать! Да хотя бы с Бэгменом пофлиртовать — хоть какое-нибудь да развлечение!

— Ладно, — соглашается Рина, — раз уж тебе так хочется, то флиртуй. Только до денег его не допускай.

— Спасибо за разрешение, — я склоняю голову. — Наконец-то моя старшая сестра разрешила мне немного развлечься!

На патетическую речь меня не хватает, и я разражаюсь громким хохотом. Рина подхватывает. Мы самозабвенно хохочем, не замечая, что на нас оглядываются, пока Кэт не дергает Рину за мантию.

— Смотрите!

Мы смотрим, куда нам показывают, и видим Флер. Одну. Мокрую и очень расстроенную. Она вылезает на берег метрах в десяти от судейского стола и застывает на месте в растерянности, словно решая — идти ей к мадам Максим или же нырять обратно в озеро.

— Что это с ней?

— Похоже, что она не справилась, — говорю я. — А что же все-таки у них отняли?

— Или кого, — добавляет Рина.

— Кого? Ей даже Эсмеральду не особо жалко, о ком-то другом я не говорю. Да вроде бы бобатонцы все на месте.

К Флер тем временем подбегает мадам Максим и начинает что-то горячо ей втолковывать. Та мотает головой и, кажется, плачет.

Флер плачет? Невероятно!

— Час еще не прошел?

— Почти прошел. Теперь уже скоро.

Разговор придется отложить. Может, и правда что-нибудь произойдет. Может, Бэгмен что-нибудь расскажет. А вдруг и Перкинс тут поблизости? Под мантией-невидимкой.

Через несколько минут после Флер выныривает Седрик. Не один — с ним девочка из Равенкло, с которой он танцевал на Святочном балу. Наверное, она была под каким-то заклятием, потому что некоторое время не подает признаков жизни и только потом встряхивает головой, выплевывает воду изо рта и что-то говорит Седрику. Что — отсюда не слышно.

Флер с берега пытается им что-то кричать, но этого тоже не слышно.

Значит, все-таки «кого», а не «что». А кого? Кто так дорог Флер, чтобы она бросилась за ним хоть в озеро, хоть в пасть к дракону? Явно не Эсмеральда. И тем более не Роджер Дэвис, который ей уже, кажется, надоел.

Я бы за Риной бросилась куда угодно. Про Перкинса уже не говорю.

Если он здесь, мог бы хоть какой-нибудь знак подать? Да хоть что угодно! Я его даже под оборотным зельем узнаю, даже в мантии-невидимке! Попадись он мне на глаза сейчас, я ему все выскажу! Зачем он оставляет меня на целый месяц без внимания? Думает, что он мне безразличен, да?

Вот возьму и на глазах у всех к Бэгмену сегодня подойду. И возьму его под руку. А может, еще и поцеловать? Нет, тогда точно Скитер напишет статью о том, как он меня соблазнил. Или я его.

А без Перкинса я переживу, кто он вообще такой, чтобы я о нем думала?

— Бетти! Ты спишь что ли? Смотри!

Смотрю. Сначала не понимаю, что я вижу — какое-то чудовище с акульей головой и девчонка. Кажется, это подружка Поттера. А чудовище — это вовсе не чудовище, а Крам.

Седрик, как и Флер, использовали заклинание головного пузыря. Знаю такое, сама ныряла в море с ним, подводную растительность смотрела. В акулу превращаться не пробовала — напугала бы всех своим видом.

А при чем тут подружка Поттера? Она и вправду гуляет с Крамом и у них настолько серьезно?

Жалко, не вижу реакции Эсмеральды. Ей ведь не нравилось, что Крам увлекся гриффиндоркой. Она к тому же еще и маглорожденная.

— Поттер, наверное, утонул! — громко восклицает Драко.

Да пусть тонет сколько угодно. Если от этого будет хоть какая-нибудь польза Перкинсу и Темному Лорду.

— Если Крам спас подружку Поттера, кого тогда он сам должен спасти? — спрашиваю я Рину.

Она пожимает плечами.

— Может, своего рыжего приятеля? Его тоже за завтраком не было.

— А как он в воду вошел, ты видела? Я что-то никакого волшебства не заметила.

Рина опять пожимает плечами.

— Может, какое-нибудь зелье?

— Зелье? Не смеши меня! Поттер и зелья — вещи несовместимые!

Мы замолкаем и снова глядим на озеро. На первом туре хоть было на что смотреть!

Дело даже не в том, что сейчас смотреть не на что. На первом туре у меня была цель — достать Крауча заклятьем. А сейчас цели нет. Очаровать Бэгмена — это не цель. Он и так от меня без ума.

Внезапно трибуны взрываются криком. Я поначалу даже не могу понять, что случилось, а потом вижу, как из воды выныривает Поттер. Вид у гриффиндорца совершенно обалдевший, а с ним — его приятель Уизли и какая-то девчонка, совсем маленькая, вряд ли школьница.

У Поттера всегда не как у людей — вечно что-нибудь учудит! Зачем ему понадобилась эта девчонка? И кто она такая?

Рина задается тем же самым вопросом. Причем задает его вслух. Мне. Как будто я знаю больше ее!

— Кто это, Бетти?

— Откуда я знаю?

— Ты должна знать! Поттер спас того, кого должна была спасти Флер! Кто с ней семь лет проучился — я или ты?

Действительно — не Рине же знать, что самое ценное для Флер!

Я хлопаю себя по лбу.

— Точно! Это сестренка ее младшая, я ее видела два года назад, когда мы на Лазурном Берегу летом отдыхали. Там полшколы было, и я еле от них отделалась!

И как я могла забыть, что у Флер есть сестра? Ведь своими глазами видела ее тем летом на море. Как я ни старалась отделаться от навязанного мне общества, совсем избавиться от него не получилось. На глазах у бесчисленных матушек и тетушек я изображала вечную дружбу со своими одноклассницами, и они делали то же самое. Хорошо еще, была Камилла, которая тогда не знала, кто я, и меня не боялась, и не было Эсмеральды, ибо полукровка в светском обществе была бы лишней. Габриэль, сестра Флер, ничем особым мне не запомнилась, разве что тем, что не дала Мариэтте, сестре Виолетты, себя воспитывать.

А Мариэтта подружилась с Аннет. Еще бы — они учатся в одном классе и троюродные сестры при этом. Прямо как мы с Риной.

За последние месяцы Аннет прислала мне два письма, а я не написала ей и десятой части того, что со мной действительно случилось. Зачем пугать ребенка? И кроме того, она тут же все перескажет тете и Мариэтте, а та еще хуже своей старшей сестры. Виолетта просто дура, а Мариэтта — дура деятельная. Она даже мне пыталась делать какие-то замечания, но была быстро поставлена на место.

Флер вырывается из крепкой хватки мадам Максим и бросается к сестренке. Неужели ее привезли из Франции ради второго тура? И как ее мама отпустила? Я бы Аннет не отпустила и вообще не позволила бы так над ней издеваться!

Только меня никто бы не спросил. Флер же не спросили!

Интересно, увижу я когда-нибудь кузину или нет? Во Францию возвращаться не собираюсь, что бы там ни говорила тетя Нарцисса. А если Эсмеральда права, то мне от своей семьи стоит держаться подальше, не стоит их вмешивать. Вдруг вторая война с Темным Лордом начнется?

И потом, Аннет, как бы я ее ни любила, мне не родная сестра и даже не троюродная. У нее есть родители, есть друзья, есть школа... без меня она как-нибудь переживет.

Дамблдор о чем-то разговаривает с вынырнувшей из воды русалкой, потом отходит к остальным судьям. Совещаются они невыносимо долго, мне десять раз успевает все надоесть. Могли бы вообще сюда не приходить. Смотреть не на что, поговорить свободно нельзя — даже если нас никто не слушает, Рина вся изведется, опасаясь чужих ушей.

Последнюю мысль я сообщаю Рине, на что, разумеется, получаю отповедь:

— Да ты что! Вся школа здесь, что бы о тебе подумали, если бы ты не пошла!

— Кто подумает?

— Да тот же Хмури! Он как пить дать заговор придумает с твоим участием!

— Да пусть что угодно придумывает! Я со скуки тут сдохну! Ты сказала — сегодня что-то случится, а что случилось? Флер опозорилась? Этого и следовало ожидать. Я вообще не понимаю, почему участвует она, а не Эсмеральда, — у той нахальства на десять чемпионов хватит.

— День еще не кончился, — успокоительно говорит Рина.

— Да ну тебя! — со смехом отвечаю я.

Наконец-то судьи заканчивают совещаться, и Бэгмен выходит вперед объявлять о результатах. Вряд ли он на таком расстоянии различает меня среди зрителей, но я на всякий случай обворожительно улыбаюсь и смотрю прямо на него, а потом отвожу взгляд в сторону.

Несмотря на то что Флер с заданием не справилась — на нее напали гриндилоу, и она не смогла отбиться — ей присуждают двадцать пять очков. Зато Поттер с Диггори делят первое место, ибо Поттер, оказывается, проявил высокие моральные качества, желая спасти не только своего, но и всех остальных пленников.

— Гриффиндорец! — с чувством говорит Рина. — Знаешь, какое главное качество настоящего гриффиндорца?

— Какое?

— Он успешно справится со всеми трудностями, которые сам же и создаст!

— Тогда, может, и я гриффиндорец?

— Нет! — уверенно отвечает Рина. — Ты истинная слизеринка! Если гриффиндорец надумает кому-то отомстить, он пойдет и на дуэль его вызовет, а не как мы с тобой...

Мы весело смеемся. В это время Бэгмен объявляет, что третий тур состоится вечером двадцать четвертого июня, и студенты начинают потихоньку подниматься с трибун и расходиться. Одной из первых с места срывается Эсмеральда. Мы с Риной только встаем, а она уже бежит к Флер и что-то ей кричит.

Я никуда не тороплюсь, иду медленно и с достоинством, полагающимся наследнице двух славных родов чистокровных волшебников. Мечтательно смотрю то в небо, то по сторонам и лишь изредка кидаю взгляд на Бэгмена. Тот делает несколько шагов мне навстречу и расплывается в улыбке.

Я же говорила, что его и завлекать не надо, он давно уже готов!

— Как вам второй тур, мисс Розье? Вашей подруге не повезло...

— Она мне не подруга. — Я снова обворожительно улыбаюсь и говорю Рине: — Подожди меня в гостиной, я скоро приду.

Рина вновь делает страшные глаза, но слушается и исчезает. Мы с Бэгменом остаемся наедине, хоть и на виду у всей школы. Такая ситуация меня ужасно веселит. По какому из предложенных мною вариантов развернется действие? По-моему, по всем трем сразу.

— Какие нынче неинтересные соревнования, — жалуюсь я, — и посмотреть не на что!

— В таком случае третий тур вам тоже не понравится.

— А что будет в третьем туре? — с невинным выражением лица спрашиваю я.

— Мисс Розье! — возмущается Бэгмен. — Я не могу разглашать задания Турнира до их начала!

— Хорошо-хорошо, — быстро соглашаюсь я, — не надо разглашать, хотя я бы никому и не сказала!

Я смеюсь, и Бэгмен смеется тоже. И тут мимо нас проходит Хмури — как всегда, медленно, опираясь на палку. Я окидываю его презрительным взглядом и говорю так, чтобы он слышал:

— У нас через выходные прогулка в Хогсмид. Вы там случайно не окажетесь?

— Мисс Розье, ради вас я готов аппарировать хоть на край света!

— А что мне на краю света делать? — смеюсь я. — Мне и здесь хорошо!

Хмури косится на нас очень неодобрительно, но что он может сделать? Никаких школьных правил я не нарушаю, стою себе спокойно и болтаю с начальником Департамента магических игр и спорта. Кто сказал, что это запрещено? Турнир устраивался ради укрепления международных связей, вот я и укрепляю.

Хмури, к счастью, долго возле нас не задерживается, ковыляя потихоньку по направлению к замку, а мы, наоборот, отходит к озеру и бредем вдоль берега. Я откровенно потешаюсь и над Бэгменом, и над собой, но мне это нравится. Нравится не только изображать из себя легкомысленную девицу, но и просто болтать о всяких пустяках. Это не значит, что я увлеклась Бэгменом. Я не увлекаюсь, я развлекаюсь. Имею я хоть иногда на это право!

— А вы не боитесь, что про нас Рита Скитер напишет?

Он смеется.

— Во-первых, ее здесь нет. Во-вторых, ей не до того. Вы читаете газеты? Кроме болезни Крауча, там сейчас еще одна тема — исчезновение Берты Джоркинс, она еще в прошлом году не вернулась из отпуска.

— А кто это? — спрашиваю я, чтобы поддержать разговор.

— Она работала сначала в отделе у Крауча, потом у меня. Летом поехала к родственникам в Албанию и не вернулась. Она всегда была рассеянной и все забывала, вот я и не особо беспокоился. С нее сталось бы попасть куда-нибудь в Африку! Но мне постоянно о ней напоминали, и пришлось заняться поисками. Столько времени прошло, пора бы ей и найтись!

— Что — так ее и не видел никто? А в албанское Министерство запрос не посылали?

— Посылали, они тоже ничего не знают! Со своей теткой она виделась, а потом поехала на юг к двоюродному брату — и как в воду канула! А тут еще слухи ходят, что в Албании якобы скрывался Тот-Кого-Нельзя-Называть...

Что?

Я резко останавливаюсь. Бэгмен с недоумением смотрит на меня.

— Что с вами, мисс Розье?

— Темный Лорд скрывался в Албании? Что же, эта ваша Джоркинс направилась к нему?

Бедный Бэгмен! От моих слов он побледнел, а глаза его из голубых сделались серыми. Мне его аж жалко стало. Не стоит говорить с ним о серьезных вещах, это же не Перкинс.

— Мисс Розье! Как вы можете говорить о таких вещах?..

— А кому, как не мне об этом говорить? — я смотрю на него открытым и чистым взглядом.

Знал ведь, с кем связался! Вот пусть и получает.

Бэгмен беспомощно смотрит на меня, соображая, что сказать. Наконец его осеняет мысль, он лезет во внутренний карман мантии и достает оттуда книжку.

— Хочу вам сделать небольшой подарок, — говорит он.

С обложки книги на меня смотрят семеро волшебников в мантиях с поперечными черными и желтыми полосами. Когда я беру книгу в руки, они энергично машут руками и метлами. Бэгмена я узнаю сразу — он машет энергичнее всех.

— «Уимбурнские осы», — произношу я вслух название книги. — Это команда, в которой вы играли?

Желания исполняются, и очень даже вовремя. Теперь не надо просить никого из ребят — Бэгмен сам подарил мне книгу про себя.

— А вы мне ее не подпишете?

— Ну конечно же!

Он достает перо и размашистым почерком пишет на обороте обложки: «Очаровательной Беатрис Розье от ее покорного слуги Людо Бэгмена».

Я от избытка чувств радостно хлопаю в ладоши. Лучшего и пожелать нельзя! Только представлю себе, как разозлится Хмури...

— Ой, — спохватываюсь я, — мне пора возвращаться: скоро обед, а потом у нас уроки. Не проводите меня до замка?

— С удовольствием, мисс Розье, — послушно соглашается Бэгмен.

В гостиную Слизерина я вхожу с триумфом, держа книгу под мышкой. Ее тут же пытаются у меня отнять семикурсники Дерек и Боул, и я даже даю им полистать. Пока они листают, стою рядом, смотрю страшными глазами и намекаю на то, что перед просмотром столь ценного экземпляра неплохо бы вымыть руки.

Сама по себе эта книга мне не особо нужна, так что пусть квиддичная команда Слизерина наслаждается. И она наслаждается до самого обеда, когда я забираю книгу. Еще и легонько стукаю Монтегю по макушке, чтобы перестал тянуть к ней руки.

Я понимаю, если бы он ко мне руки тянул! Но разве эти игроки в квиддич что-нибудь понимают в девушках? В семнадцать лет точно не понимают.

На урок к Хмури Флер почему-то не пришла. На обеде она была, вместе с Габриэль, но потом куда-то пропала, когда мы с Риной подошли к кабинету, там стояли все бобатонские девчонки, кроме Флер.

Хмури, разумеется, тоже это заметил и первым делом поинтересовался:

— А где мисс Делакур?

— Она плохо себя чувствует, — глядя в стол, ответила Виолетта.

Так я и поверила!

— Мисс Бланшфор, в таком случае расскажите, пожалуйста, как справиться с гриндилоу, которых не смогла пройти ваша подруга.

Виолетта снова глядит в стол и что-то неразборчиво мямлит. Я тем временем достаю из сумки подаренную Бэгменом книгу и открываю ее на первой попавшейся странице. Рина, отчаявшись меня переубедить, смотрит в сторону.

— Мисс Розье! — Голос Хмури отрывает меня от любования юным и стройным Людо Бэгменом. — Что у вас за книга?

— Какая книга? — Я делаю невинное выражение лица.

— Которую вы держите под партой. Дайте-ка мне ее сюда.

Протягиваю книгу, все так же невинно глядя на Хмури. При этом, вспомнив советы Рины, думаю о Бэгмене, о нашей прогулке по берегу озера и о предстоящей встрече в Хогсмиде.

Дерек и Боул тоскливо переглядываются и жалобно смотрят на меня — как, мол, я могу отдать преподавателю такое сокровище?

Выражение лица Хмури вознаграждает меня за все сегодняшние труды. Неужто и вправду влюбился и теперь ревнует? Ну пусть поревнует, мне нравится смотреть, как он мучается.

Хорошо, что Перкинса сейчас здесь нет. Ему бы мое заигрывание с Бэгменом не понравилось. Но ведь это все несерьезно! И если он появится, я все объясню...

Как-то мне не верится, что он когда-нибудь появится.

Хмури забирает мою книжку и идет вместе с ней к преподавательскому столу.

— Получите в конце урока.

Хорошо хоть, в конце урока, а не в конце года. А то бы слизеринская квиддичная команда меня убила.

Рина меня даже и не ругает, тем более что в конце урока книга благополучно возвращается ко мне. Точнее, не ко мне, а к Дереку, который смотрит на меня такими жалобными глазами, что сердце мое не выдерживает. Книга мне больше не нужна, не брать же ее с собой завтра на очередную отработку у Хмури!

— Но у тебя это точно не серьезно? — в тысячный раз спрашивает Рина, после ужина, когда мы сидим в гостиной над учебниками.

— Ты издеваешься? Мне интересно с ним общаться, но влюбляться в него и не собираюсь! И в Хогсмид с ним на встречу я пойду с тобой, чтобы уж точно никакая Скитер про нас не написала!

Рина тяжело вздыхает, но при этом смотрит на меня как-то очень странно. Не иначе, как что-то задумала.

Но что бы она ни задумала, спрашивать ее бесполезно. В этом я еще в ноябре убедилась, когда пыталась добиться от Рины, что они с Драко могут обо мне знать.

В половине десятого я спохватилась, что пора идти в карету, если я не хочу нарваться на Филча или на мадам Максим, которая все еще не помирилась с Хагридом и посему была настроена весьма злобно. Рина проводила меня до холла, все еще продолжая ворчать по поводу моего поведения.

— Но зато какая польза! Ребята счастливы, даже Драко в восторге. А Монтегю теперь просит меня устроить ему встречу с Бэгменом, чтобы поговорить о квиддиче.

— Ты предлагаешь всю команду в Хогсмид взять?

— Тебе меня не жалко? Столько квиддича сразу я не выдержу!

У дверей мы прощаемся — на улице холодно, и Рине в одной мантии там делать нечего. Она направляется обратно в гостиную, а я выхожу во двор и иду к карете, размышляя о том, какое впечатление на девчонок должны были произвести мои заигрывания с Бэгменом.

Странный звук выводит меня из размышлений.

— Кто здесь? — Я останавливаюсь и лезу за палочкой.

Первая мысль — это Бэгмен решил меня подкараулить и довести дело до конца. Вторая — Хмури продолжает меня выслеживать. Третью я додумать не успела, потому как откуда-то из глубины леса вылетел бумажный самолетик. Я и не сразу даже поняла, что это, и он два раза облетел вокруг меня, прежде чем я спохватилась и взяла послание в руки.

Неужели он?

Терпения у меня, конечно же, не хватает, и я читаю письмо прямо тут, на тропинке, даже не заходя за дерево.

«Бетти! Прости меня за то, что не писал так долго. Я чуть было не попался. Я должен сделать то, ради чего я здесь, и мне надо быть осторожным. Нам лучше пока не встречаться. Но я обещаю тебе, что после третьего тура мы увидимся, возможно, мне тогда уже не придется прятаться».

После третьего тура! Третий тур — двадцать четвертого июня, так это мне четыре месяца ждать?

Да хоть четыре года. Главное — он жив, и ничего с ним не случилось. Но если он из-за меня чуть не попался, то лучше действительно не встречаться.

Кажется, я все-таки влюбилась. И отнюдь не в Бэгмена. Рина может быть спокойна.

Поттер был в панике. Я тоже. Второй тур неумолимо приближался, а тупой гриффиндорец так и не сообразил, что ему делать.

А что делать мне? Давать еще одну подсказку? Один раз уже давал, хватит. Намекнуть кому-нибудь, чтобы дал подсказку? У Невилла подсказка есть, так Поттер его даже и не спросил! Бетти для меня сделает что угодно, но Гарри ее помощь покажется подозрительной — он ведь неоднократно видел ее рядом с Малфоем и слизеринцами.

Да и не стоит мне сейчас обращаться к Бетти. Я опять могу забыть обо всем, а мне нужно думать только о том, чтобы Поттер прошел второй тур.

В понедельник кто-то прислал ему письмо, но, судя по разочарованию на лице мальчика, ничего относящегося к Турниру там не было. Поттер жаждал получить подсказку откуда угодно, но его проклятая гриффиндорская гордость не позволяла обращаться за этой самой помощью. Даже к Хагриду.

Хоть кто-нибудь есть в этом мире, кому он доверяет и через кого можно подсказать? Не Малфоя же просить, тем более что Малфой мне не доверяет. Он доверяет Бетти... но о Бетти лучше не думать.

Почему-то мне показалось, что в мысли о Малфое есть что-то здравое, но я никак не мог понять что. Всю первую половину вторника я мучительно об этом размышлял, пока Хмури вел за меня уроки. Надеяться на то, что Поттер за сегодняшний день что-нибудь придумает — глупо. Придумать должен я.

Поттер со вчерашнего дня потерял аппетит. Я тоже. Хотелось только пить, а оборотное зелье жажду не утоляло, а наоборот. Для виду приходилось съесть хоть что-нибудь, а потом, добравшись до своего кабинета, запивать водой.

Почему гриффиндорцы такие несообразительные? Даже Грейнджер. Она ведь всегда знает больше всех, и сейчас даже не сообразит, в какой книге искать? Неужели весь ее ум ушел на создание общества защиты домовых эльфов от нерадивых хозяев?

Домовых эльфов... Кажется, я понял, кто еще есть в Хогвартсе, кому доверяет Поттер. Бывший домовик Малфоев, Добби, который без ума от Гарри уже два года и дарит ему на рождество носки. Про него мне говорила еще Винки, возмущаясь его безалаберностью и свободолюбием.

Винки... Знать бы, где она. Может быть, в Хогвартсе?

Но думать о Винки и о доме я запретил себе еще раньше, поэтому переключился на более насущные вещи — как сообщить Добби о том, что предстоит Поттеру.

Сообщить оказалось очень просто — завести разговор в учительской, как раз в тот момент когда там совершенно случайно оказался пришедший за грязными мантиями Добби. Для кого другого, может, и случайно, но не для меня — я сам его позвал. МакГонагалл даже и не заметила эльфа, ведь для волшебника он просто элемент обстановки.

Это для меня на протяжении одиннадцати лет домовик был единственным родным существом...

На завтрак Поттер не пришел. Карта показала, что он в библиотеке. Неужели заснул за книгами? С ощущением полного провала я неспешно отправился к озеру, и тут мимо меня пошли Бетти с Айрин. Бетти что-то громко сказала про Бэгмена и оглянулась при этом на меня.

Она так дразнит Хмури? Или она вправду неравнодушна к Бэгмену?

Угнаться за девчонками я не мог, мог только наблюдать издали, как Бетти успела перекинуться с Бэгменом несколькими словами. Выглядела она при этом весьма веселой и явно была рада встрече.

Неужели все мои письма, два наших свидания были впустую? Неужели она такая же, как и другие девушки — бросается к тому, кто симпатичней и успешней?

Я чуть не забыл про Поттера и вспомнил, только когда он, запыхаясь, подбежал к судейскому столу.

Ну наконец-то!

Я сидел в верхнем правом углу, а слизеринцы пристроились внизу посередине. Бетти я видел лишь издали и, разумеется, не мог слушать, о чем они говорят с Айрин.

Неужели о Бэгмене?

Мне не нужно думать о Бэгмене! Мне нужно думать о Поттере! Достал ему Добби жабросли или не достал?

Достал. Судя по тому что Поттер, входя в воду, что-то ел, достал. Можно вздохнуть с облегчением. Нет, вздохнуть с облегчением можно будет тогда, когда он вынырнет со своим приятелем.

Бетти о чем-то оживленно беседовала с подругой. Я старался не смотреть в ее сторону, хотя не получалось. Хмури решил отдохнуть, и советов мне на этот раз не давал. Я ждал. Мы ждали.

И наконец-то дождались. Я сначала было подумал, что Поттер утонул, но нет — он вынырнул последним и сразу с двумя пленниками.

Гриффиндорец!

Как ни странно, задержку Поттера сочли проявлением высоких моральных качеств и присудили ему сорок пять очков. Чуть поменьше, чем у Диггори.

Явно идея Дамблдора. Еще один гриффиндорец.

Третий гриффиндорец — Хмури — одобрительно улыбнулся и захлопал в ладоши.

Вот теперь можно было вздохнуть с облегчением. Третий тур через четыре месяца, и Поттер должен его пройти. Лабиринт с сюрпризами — самое подходящее задание для гриффиндорца. Им Люпин нечто подобное устраивал в качестве выпускного экзамена на третьем курсе. Ну, разве что чуть попроще.

Вздохнуть с облегчением не получилось. Не успел я дойти до ближнего берега озера, как увидел, что Бетти разговаривает с Бэгменом. Одна. Айрин она отослала.

Зачем отослала? В «Трех метлах» они были хотя бы втроем! Здесь столпилась вся школа, но неподалеку Запретный Лес... Да нет, не пойдут они в лес посреди бела дня! Да и холодно там...

Завидев меня, Бетти нарочито громко произнесла:

— У нас через выходные прогулка в Хогсмид. Вы там случайно не окажетесь?

Мне пришлось призвать всю свою силу воли, чтобы не обернуться и не уложить обоих тут же, на месте. Точнее — силу воли не свою, а Хмури. Это он заставил меня идти дальше и не прислушиваться к разговору.

Я не прислушивался. Но я не мог о нем не думать! После тех писем, которые писала мне Бетти, после наших двух встреч, когда я почти поверил, что мне отвечают взаимностью, после нетерпеливых просьб о следующей встрече — она заигрывает с первым встречным, стоило мне пропасть на месяц! И это — дочь Беллы! Кому вообще можно верить, кроме Темного Лорда?

Себе я давно уже не верю. Хмури, который в моей голове, — пожалуй. Да и то потому, что я сам его создал. А чем он мне поможет?

Разве что за меня урок проведет. Как раз после обеда урок у седьмого курса. У ее курса. Как мне на нее смотреть, зная, что она забыла обо мне и встречается с другим? Что они собираются делать в Хогсмиде? Сидеть в «Трех метлах», как в прошлый раз? Или пойдут в ту пещеру, про которую говорила мне Бетти? Или аппарируют куда-нибудь в Лондон? На Диагон-Аллее и в Лютном переулке полно уютных местечек, где можно уединиться...

Оказавшись в своем кабинете, я первым делом посмотрел на карту. Точки с надписью «Беатрис Розье» и «Людовик Бэгмен» маячили где-то на краю листа, а потом медленно направились в сторону замка. И в холле наконец-то разделились. Но через полторы недели они встретятся! А когда встречусь с Бетти я, неизвестно.

Да и нужна ли ей вообще эта встреча? Так легко обо мне забыть, так легко променять меня на какого-то начальника Департамента магических игр и спорта...

На обед и последующий за ним урок меня привел Хмури. Я двигался, как в тумане. Победа Гарри в сегодняшнем соревновании, которой я так ожидал, сместилась куда-то за задний план. Да, мне удалось, да, я это сделал... а сам потерял последнее, что у меня было. До третьего тура четыре месяца, как я их проживу без Бетти? Как я мог сам от нее отказаться?

Флер на урок почему-то не пришла. Наверное, сидит в карете в обнимку с сестренкой и плачет. Пусть ее. На Бетти я старался не смотреть, а поднял с места Виолетту Бланшфор и стал расспрашивать ее о гриндилоу.

Но не смотреть на Бетти не получалось. На этот раз она не болтала с Риной, а пристально рассматривала что-то под партой. Мало того, что на виду у всей школы кокетничает с судьей Турнира, так она еще и на уроке посторонние книги читает?

— Мисс Розье, — говорю я самым холодным тоном, на который способен Хмури, — что у вас за книга? Дайте ее сюда!

Книга оказывается о квиддиче. И не просто о квиддиче — а о команде «Уимбурнские осы». Когда-то, в другой жизни, мне нравился квиддич. И я восхищался игрой Бэгмена, и бывал на матчах с участием английской сборной, если только они не проходили слишком далеко... Но сейчас держать в руках книжку, с каждой страницы которой улыбалась эта наглая розовощекая физиономия, было выше моих сил. Мало того — на обороте обложки было написано «Очаровательной Беатрис Розье от ее покорного слуги Людо Бэгмена».

Даже так?

— Книгу получите в конце урока, — говорю я, стараясь, чтобы на моем лице ничего не отразилось.

Студенты ничего и не замечают. Только два семикурсника-слизеринца жалобно смотрят на меня, а потом на Бетти. Не надо быть легилиментом, чтобы понять — для них это книга о квиддиче и только о квиддиче и они уже настроились на то, чтобы полистать ее перед сном.

Так уж и быть, ради них отдам. И ради того, чтобы не показывать Бетти свою слабость.

После ужина мне стало совсем плохо. Я тупо смотрел на карту, показывающую, что Беатрис Розье и Айрин Уилкс спокойно сидят себе в слизеринской гостиной и никуда не собираются.

«Ну как она могла? — в сотый раз спрашивал я себя. — После всего того, что она мне писала. После наших двух встреч...»

«Но ведь она не знает, куда ты пропал! — ответил мне Хмури. — Ты не допускаешь, что она тоже переживает, как и ты?»

С Хмури, который в моей голове, мы обычно напрямую не общались. Я предоставлял ему свободу действий, я знал, что говорит он, а что я, я ловил некоторые его мысли, но разговаривать с ним еще не разговаривал. Все-таки он мое творение, а разговаривать сам с собой — это первый признак сумасшествия.

Я и так уже сумасшедший. Мне теперь ничего не страшно. Можно и с самим собой поговорить. Тем более что Хмури — хоть и мое творение, но не я. Он может делать то, что не могу я, так может, он мне что-нибудь и подскажет?

«Хорошо она переживает — назначает свидания Бэгмену!»

«Она ведь говорила тебе — от Бэгмена она хотела получить сведения о твоем отце. Почему ты сразу представляешь себе самое худшее? Почему ты вместо того, чтобы справляться с реальной ситуацией, топишь себя в придуманной? Ты ведь выдумал себе повод для ревности и теперь страдаешь!»

«Но зачем тогда она назначила ему свидание? Да еще и постаралась, чтобы я это услышал?»

«А ты не понял? Она хочет подразнить меня».

«Тебя?»

«Тебя-то она не видит! Тем не менее ты во время ее отработки смотрел на нее так, что она решила, будто я к ней неравнодушен».

А вот о таком я и не подумал. Действительно, если Бетти вообразила, что Хмури к ней неравнодушен, она будет злить его всеми доступными способами. В том числе и заигрыванием с Бэгменом.

«Но она так естественно с ним себя вела! Ей было так весело!»

«А что — она должна плакать? Ей семнадцать лет, Барти! И она вся в мать, даже если хочется плакать — переломит себя и будет смеяться».

С Бэгменом она была веселая. А до того постоянно ходила то подавленная, то неестественно возбужденная.

Но мне-то что делать?

«Не изводи ее и себя. Напиши ей».

«А как же твоя знаменитая бдительность?»

«Ты себе сделаешь хуже, если не будешь писать, и никакая бдительность тебе не поможет!»

Это верно. Сейчас ничего, кроме обычных обязанностей преподавателя, от меня не требуется, а к ним я уже привык. И тоска по Бетти пополам с ревностью может окончательно свести с ума. Темному Лорду это не понравится.

«А вдруг меня снова засекут?»

«Кто тебя засечет в лесу под мантией-невидимкой? Карта у тебя, а Снейп под мантией тебя не разглядит. Вот встречаться лучше не надо, подождите до окончания Турнира».

Я бросил взгляд на карту — Бетти и Айрин все еще находились в гостиной. Надо поторопиться, чтобы успеть написать письмо и бросить его Бетти, когда она будет возвращаться в карету. Полчаса у меня есть. Успею.

Я отложил карту и потянулся за чистым листом пергамента.

19

Как я и предполагала, Виолетта с Мануэллой попытались выяснить у меня подробности моего романа с Бэгменом. Далеко ли у нас зашло, как я смогла бросить Хмури, или же я встречаюсь сразу с обоими. Мне было безумно смешно, и вместо того, чтобы на них рявкнуть, я выдала целую горсть туманных намеков, подкрепленных заявлением, что настоящий поклонник — это тот, кто тебя старше лет на пятнадцать.

С Перкинсом у меня аккурат пятнадцать лет разницы. А остальные мне и не нужны.

У меня создалось впечатление, что Эсмеральда что-то знает, потому что она лишь снисходительно за нами наблюдала, сидя рядом с Флер. Та уже не плакала, но вид имела подавленный. Но меня совершенно не заботили ни Эсмеральда, ни Флер, ни кто-либо еще, поэтому я быстренько свернула разговор, залезла в постель, задернула полог и принялась перечитывать письмо Перкинса.

Про Бэгмена он не написал ни слова, но у меня создалось впечатление, что он видел. И как ему объяснить, что это несерьезно? Если бы мы встретились, я бы объяснила, но как написать? Он сам так и не признался мне в любви, почему я должна делать это первая? Или стоит все-таки дождаться конца учебного года и там уже выяснить, кто кого любит?

Утром я выскочила из кареты первая и успела застать Рину еще в спальне, где она только собирала книги. Пока мы дошли до Большого зала, я успела все рассказать, а она только улыбалась. И когда мы уже садились за стол, заявила:

— Я же тебе говорила! Он влюблен в тебя по уши!

Я не успела ответить, потому что рядом образовался Драко и опять понес какую-то чушь про Поттера.

Следующие дни мы с Риной вели один и тот же диалог с разными вариациями.

— А что мне делать с Бэгменом? Что мне, из-за него прогулку в Хогсмид пропускать?

— Он же тебе вовсе не нужен!

— Я уже не знаю, нужен или нет! А почему мне Перкинс месяц не писал, а потом взял и написал? Он что, не понимает, что я тут с ума сходила, думая, что с ним что-то случилось?

— Но с ним и вправду случилось — он чуть не попался!

— Хоть бы написал, как это было и где он вообще скрывается! Он что, мне не доверяет?

— А если он под оборотным зельем?

— Я его даже под оборотным зельем узнаю!

На эту фразу Рина всегда усмехалась и пожимала плечами.

В довершение всего меня вызвала к себе мадам Максим и прочитала мне внушение по поводу того, что я заигрываю с Бэгменом. Дескать, от кого-кого, а от меня она такого не ожидала.

Допустим, я сама от себя такого не ожидала.

— Профессор Хмури потребовал, чтобы я запретила тебе прогулку в Хогсмид, но я полагаю, что ты взрослый человек и сама поймешь...

Дальнейшее я привычно пропустила мимо ушей, но вмешательство Хмури в мои дела мне не понравилось. Мало того что я постоянно перевожу ему всякую муть, так он еще хочет запретить мне гулять по Хогсмиду! А мадам Максим сама хороша — как будто не она гуляла с Хагридом, забыв о нас! Она до сих пор такая злая из-за того, что они все еще не помирились?

После длинной нотации я была отпущена с миром, а Рина сказала, что я еще легко отделалась.

— Еще бы от Бэгмена отделаться! — посетовала я.

— А не надо было начинать! — со смехом ответила Рина.

У меня осталось впечатление, что Рина что-то задумала. Но ничего плохого она мне не сделает, и я успокоилась и решила положиться на судьбу. Перкинсу я подробно расписала, как странно пялился на меня Хмури, когда я отбывала у него наказание, и поэтому я решила сделать вид, что гуляю с Бэгменом. Хотя на самом деле мне Бэгмен вовсе не нравится, а нужны мне от него исключительно сведения о Крауче и последних событиях в британском магическом сообществе.

— Рина, как ты думаешь, он мне поверит?

— Ну если ты убедительно написала, то поверит.

— Я не знаю, убедительно или нет! Если бы мы увиделись, тогда бы он точно поверил!

— Но ты же не хочешь, чтобы он снова попался?

— А как он мог попасться под мантией-невидимкой?

— По-моему, он все-таки под оборотным зельем.

— И кого он, по-твоему, изображает — Снейпа, что ли? Снейп ко мне равнодушен!

— А баллы Слизерину, которые он за тебя начисляет? Он ведь не имеет права!

— Ты еще скажи, что это Хмури. Он снимал баллы со Слизерина, на что он тоже не имеет права!

На этом моменте нас с Риной одолевал дикий хохот, и мы прерывали разговор, чтобы через пару часов начать его снова.

В ответном письме Перкинс ничего про Бэгмена не написал, но мне показалось, что он до сих пор ревнует.

Но эти четыре месяца когда-нибудь пройдут, мы увидимся, и тогда я ему все объясню!

В начале марта снег растаял сам собой, я даже и не заметила, куда он делся. Ни слякоти, ни луж под ногами. Но и тепла особого не было из-за ветра. Как будто мы не в глубине страны, а на морском побережье.

Впрочем, мне не портили настроение ни ветер, ни отработки у Хмури. Рина тоже ходила довольная, и это еще больше убедило меня в том, что она что-то задумала. Более того — Драко тоже что-то замыслил, судя по его виду. У меня пропала охота воспитывать его силовыми методами, и я ограничивалась легкими подколками на тему его явного неравнодушия к Поттеру.

После второго тура гриффиндорцы совсем зазнались. Уизли пытался произвести впечатление на Флер, что меня дико забавляло — после слов Эсмеральды ему ничего не светило. Крам ходил очень мрачный и делал вид, что никого вокруг не видит. Эсмеральда же, кажется, была довольна, что Флер во втором туре заняла последнее место. Флер же была настолько рада, что с Габриэль ничего страшного не случилось, что неудача на турнире ее абсолютно не волновала.

В пятницу, накануне похода в Хогсмид, занятий после обеда у нас не было, и мы, расположившись в гостиной, доделывали домашние задания, вяло продолжая все тот же длящийся уже десять дней разговор. Из спальни спустилась Кэт и кинула на стол журнал с яркой обложкой:

— Полюбуйтесь, Скитер тут новую сенсацию выкопала!

Мы с Риной переглянулись, и в наших глазах была одна и та же мысль — «неужели про Бэгмена?». По какому из трех предложенных мной сценариев? Или хитрая журналистка придумала четвертый?

Сначала мы не поняли, почему статья про меня называется «Разбитое сердце Гарри Поттера» — с Поттером у меня точно ничего не было — но после первых строчек до нас дошло, что ни я, ни Бэгмен тут ни при чем.

— Я же тебе говорила, — торжественно произнесла я, — что про меня она писать не будет, а напишет про Поттера и его компанию!

— Опять Драко в это ввязался, — проворчала Рина, — его затея! Интересно, Крам и правда приглашал ее в Болгарию?

Драко в статье даже и не упоминался, упоминалась Пэнси, но мы были абсолютно уверены, что без Драко та и шага не сделает, не то что с репортершей станет беседовать.

После ужина мы пристали к Драко с вопросами, зачем ему опять понадобилось связываться со Скитер и что он ей наговорил. Драко тут же встал в позу всеми обиженного и несчастного, но долго в ней не продержался, а стал с жаром рассказывать, как Снейп на уроке прочитал статью вслух, а потом издевался над Поттером.

У Снейпа, похоже, тот же пунктик, что и у Драко. С кузеном все ясно — он любит порисоваться и пострадать. Но Снейп-то серьезный человек!

— А еще он сказал, что Поттер залез к нему в кабинет!

— Зачем Поттеру туда лазить? — пожала плечами Рина. — Судя по твоим рассказам, он не знает, с какой стороны к котлу подходить!

— Но кто-то залез к нему в кабинет! И это был Поттер, потому что он опять гулял ночью по школе!

Мне становится дико смешно, и я шепчу Рине:

— А может, это была Эсмеральда, которой срочно понадобилось зелье от нежелательных последствий разгульной жизни?

— Ты о чем при ребенке говоришь? — шипит на меня Рина, и мы синхронно смеемся.

«Ребенок» принимает наш смех на свой счет и надувает губки.

— Ну что вы опять? Я правду говорю, между прочим! А потом на урок заявился Каркаров, и Снейп от Поттера отстал.

Каркаров? А ведь Перкинс просил меня сообщить, если я увижу, что Снейп говорит с Каркаровым. Сообщать последний месяц было не только некому, но и нечего — Снейпа и Каркарова вместе я ни разу не видела.

Теперь хотя бы есть что сообщить, что меня немало порадовало. Ну хоть чем-то я смогу ему помочь!

В субботу с самого утра ярко светило солнце, и, выйдя утром во двор, мы решили, что плащи можно и не брать. Конечно, на юге Франции весна наступает намного раньше, но надо быть довольным и тем, что есть.

Я даже предстоящей встречи с Бэгменом не боялась. Почему я должна ее бояться? Я никогда не считала, что у меня с ним что-то серьезное!

Мы должны были встретиться в «Трех метлах» в два, но когда в пять минут третьего мы вошли в паб, Бэгмена там не было. Однако Рина уверенно потащила меня куда-то в глубь зала. Мы остановились перед столиком, за которым в одиночестве сидел симпатичный темноволосый парень примерно нашего возраста, ну или на пару лет постарше. Она что, решила найти мне лучшую пару, чем Бэгмен?

Рина уже села на стул, и мне оставалось только последовать ее примеру. Я вопросительно посмотрела на нее, она — на парня, а парень уставился на меня и, кажется, потерял дар речи. Похоже, узнал.

Может, я его и видела на какой-нибудь из колдографий. Но я не могу опознать человека по колдографии!

— Рина, — нарушаю я молчание, — может, быть ты нас представишь?

— Ну конечно, — спохватывается Рина. — Бетти, это Реджи, твой двоюродный брат.

Что? Мой двоюродный брат?

Рина ведь про него говорила — Реджи, сын Рабастана Лестранжа, он еще учился вместе с ее братом. Ай да Рина! Вот что она, оказывается, задумала: решила вытащить моего кузена, чтобы он меня стал воспитывать, как я Драко.

Ну, это мы еще посмотрим, кто кого воспитает.

— А я тебя помню, — заявляет Реджи, пододвигая к нам бутылки со сливочным пивом, — когда тебе было года три, ты мне метлу сломала.

— Какую метлу?

— Игрушечную. Ты у нее прутья отрезала. Я тебя хотел побить, а мне за это от твоего папы досталось.

— Правильно! — радостно говорю я. — Девочек бить нехорошо!

— А метлы портить хорошо?

— Вот-вот, Реджи, — подключается Рина, — она всегда такая была, я помню, как она кубики разбрасывала и не давала мне слова складывать!

Тут уже смеемся все втроем.

Но где все-таки Бэгмен? Не хватало еще, чтобы он подошел ко мне на глазах у Реджи! Неизвестно что ему Рина про меня написала!

Я осторожно оглядываюсь, но Рина это замечает и как бы невзначай говорит:

— Реджи, а ты Бэгмена не видел?

— Видел! — радостно говорит кузен. — Я ему передал привет от пары человек, которым он должен кучу денег, его и след простыл!

— Рина! — Я делаю страшные глаза. — Что ты про меня наговорила?

— Ничего! — Взгляд Рины невинен, как у младенца, хотя видно, что она вот-вот расхохочется.

— Тебе что, зачем-то нужен Бэгмен? — с ехидной усмешкой спрашивает Реджи.

— Да вообще-то не нужен, — растерянно говорю я.

— Так что же ты тогда переживаешь? — радостно заключает кузен.

Тут я уже не выдерживаю и снова заливаюсь смехом. Заново обретенный родственник начинает мне нравиться. Странно, что мне про него раньше не сказали. Нарцисса даже словом не обмолвилась, а Рина вспомнила только после Рождества.

— А я не переживаю! — патетически произношу я. — Ты что, спасать меня пришел? Это кого от кого спасать надо, еще неизвестно!

— Как кого? — удивляется Рина. — Реджи от Бетти, конечно же!

— Вот что ты, оказывается, обо мне думаешь? А еще подруга, называется! — я пытаюсь закатить глаза и надуть губы в стиле Драко, что вызывает очередной взрыв хохота.

— Дайте мне хоть со своим кузеном познакомиться! — заявляю я, отсмеявшись. — А то мне с родственниками не везет! Троюродная сестра спасать меня собирается, двоюродный брат в Поттера влюбился и постоянно страдает по этому поводу, двоюродный дядя с ножом по Хогвартсу бегает, а в довершение всего еще и кузина в аврорате!

— Про Крауча не забудь, — вставляет Рина.

— Да, и еще Крауч! — завершаю я свою проникновенную речь. — Должен у меня быть хоть один нормальный родственник?

— Тогда ты обратилась не по адресу, — смеется Реджи, — мы ненормальные.

— Я тоже ненормальная! Может, по сравнению со мной хоть ты нормальный?

Он хотя бы не похож на Драко. Такого не повоспитываешь, наоборот, как бы он меня не начал воспитывать. Тем более он меня старше. Но я не боюсь.

— А ты где живешь? — спрашиваю я.

— Вообще в Ирландии, но сейчас мы с Ральфом в Испании. Недалеко от Малаги.

— Ага, — я ехидно улыбаюсь, — а сюда тебя вытащила Рина, чтобы ты меня воспитывал?

— Но я же не знал, что это нереально!

— Теперь будешь знать!

— Все-все, — машет на меня рукой Реджи, — все понял, больше не буду. Я, может, отдохнуть сюда приехал, а вы сразу на меня набрасываетесь! Как у вас тут в Хогвартсе? Я слышал, в этом году Защиту Хмури преподает? И как вам этот старый параноик?

Следующие полчаса мы с Риной наперебой рассказываем школьные новости. Про Турнир, про Поттера, про Хмури, который ко мне явно неравнодушен... Пиво быстро кончается, и мы берем еще по бутылке.

— Ты тут надолго? — спрашивает Рина.

— А что мне здесь делать? Вас в следующий раз, может, через месяц отпустят, а я так долго торчать в Хогсмиде не собираюсь.

— А ты долго здесь торчал?

— Дня три. Решил детство вспомнить, по окрестностям прогуляться. Ко мне тут вчера какая-то черная собака привязалась, сначала хотел прогнать, потом передумал.

— Собака? — удивленно переспрашиваю я. Перкинс спрашивал меня про какую-то черную собаку, не она ли?

— Ну да, она мне напомнила случай из детства — мы с Ральфом похожего пса в лесу нашли. Мне лет шесть было. Привели его домой, а через несколько дней он от нас сбежал. Только он был больше.

— А может, это ты был меньше? — усмехается Рина.

При чем тут этот пес? Зачем он Перкинсу понадобился? Ладно, когда-нибудь мы увидимся, и он мне все расскажет, раз уж не хочет писать.

— Куда Джерри пропал, не знаешь? — спрашивает Рина. — Они мне уже два месяца не пишут!

— Им сейчас не до того.

— То есть тебе они пишут?

Реджи выставляет обе руки перед собой, словно защищаясь.

— Рина! У нас же с ними общие дела, не забывай! Джерри боялся, что ты маме все расскажешь и она опять раскричится на тему того, что маленькие мальчики занялись нехорошими делами!

— Это чем они занялись? Они где вообще сейчас? В Колумбии?

Я до конца не понимаю, о чем они говорят, поэтому в разговор не вмешиваюсь. Но внимательно прислушиваюсь.

— В Мексике они. В городе Кульякан, штат Синалоа. Знаешь такой?

— Ой, — говорит Рина и зажимает рот ладонью. — Ник с ума сошел!

— Не сошел, — машет рукой Джерри, — чего-чего, а ума у него хватит. Разориться он там все равно не сможет, ибо не с чего. Только маме не говори.

— Мама пыталась уговорить меня туда поехать, вместе с Синтией.

Реджи откидывается на спинку стула и внимательно смотрит на Рину.

— Сейчас тебе там делать нечего, это точно. Но я уже писал Джерри с Ником и повторю тебе — я бы посоветовал, закончив с делами, купить земельный участок где-нибудь в Канаде и заняться там чем-нибудь мирным. Да хоть гиппогрифов разводить.

— А Бетти?

— Бетти может с вами поехать, найдет там себе кого-нибудь. Или к нам в Испанию, у нас тоже неплохо. Мы сестренку не обидим!

Я ставлю свою бутылку на стул и пристально смотрю на кузена.

— А по какому праву ты мной распоряжаешься?

— Я не распоряжаюсь, а советую. Из этой страны лучше убраться, и поскорее. Ничего хорошего здесь в ближайшее время не произойдет.

— Откуда ты знаешь, что здесь происходит, если сидишь в Испании?

Он смотрит на меня, как Снейп на Эсмеральду, не знающую, что ответить.

— Думаешь, меня не интересует, что дома творится? Мы с Ральфом все газеты читаем и много с кем переписываемся.

— То есть вы в курсе, что Темный Лорд может вернуться? — спрашиваю я напрямую.

Рина с опаской оглядывается по сторонам — но все вокруг заняты своими разговорами и на нас внимания не обращают.

— Ты тоже в курсе, — с полуутвердительной, полувопросительной интонацией говорит Реджи. — Думаешь, от этого будет много радости? Лично мне еще одна война не нужна.

— Ты не хочешь его возвращения? — из-за того, что в пабе полно народу, мне приходится говорить тихо, и из-за этого в голосе звучит что-то зловещее.

— А что оно нам принесет? — Реджи пожимает плечами.

— Ну, знаешь! — От возмущения я не могу найти слов. — Я терпеть не могу, когда люди отказываются от своих убеждений ради личной выгоды или чего-нибудь еще!

— Бетти, успокойся! — Рина дергает меня за мантию.

Успокоиться? Ну вот еще! Я понимаю, когда о нежелании видеть Темного Лорда мне говорит Нарцисса. Малфоям, конечно, это невыгодно, они хорошо устроились. Но мой двоюродный брат, у которого отец сам в Азкабане...

— А я, между прочим, ему никаких клятв не приносил, — спокойно отвечает Реджи. — Мне, когда он исчез, шесть лет было, а Ральфу — одиннадцать, он только на первый курс пошел. Мы имеем право выбирать все, что угодно. Только решать за нас — не позволим.

— А сам? Пытаешься решить за меня и Рину!

— Я всего лишь предлагаю то, что будет для вас лучшим. Рина, ты хочешь, чтобы Ник погиб, как его отец?

Рина ничего не отвечает, а внимательно изучает полупустую бутылку в своей руке.

— А ты разве не хочешь, чтобы твоего отца освободили из Азкабана?

— Думаешь, Темному Лорду это нужно? Ему проще набрать новых сторонников, чем освободить старых!

Нарцисса говорила то же самое. Но откуда они знают! Перкинс писал прямо противоположное! И тут я больше верю ему.

— Я тебя не понимаю. Пусть ты не давал никаких клятв Темному Лорду, но твой отец давал! Ты считаешь, что так просто можно отступиться от своих родителей? Я про них до последнего времени ничего не знала, но сейчас узнала, и теперь я их не оставлю! Если что-то смогу сделать для них — обязательно сделаю!

— Бетти! — Рина опять пытается дернуть меня за мантию, но я даже не оборачиваюсь.

Реджи делает вид, что он совершенно спокоен. А может, и правда спокоен, это мне хочется расколотить об пол все бутылки, а также столы, стулья и остальное, что найду.

— Бетти, я не в курсе, что ты вычитала в газетах и что тебе рассказала Рина, но знаешь ты явно не все.

— А чего я, по твоему мнению, не знаю?

Я кричу вполголоса, но все равно кричу. Реджи смотрит на меня с некоторой опаской. Он боится меня? Или за меня?

Свалился родственничек на мою голову!

— Твою маму никто не просил пытать тех авроров, да еще втягивать в это дело отца и дядю.

— Что значит — никто не просил? Они хотели вернуть Темного Лорда!

— Для этого надо было пытать авроров? Во-первых, я сомневаюсь, что они что-то знали. Во-вторых, даже если бы и знали, не сказали же! Это была совершенно идиотская затея, которая кроме Азкабана и не могла ничем кончиться! И Беллатрикс втянула туда еще и моего отца, который, между прочим, к тому времени успешно отмазался от всех обвинений и мог жить себе спокойно!

— А верность Темному Лорду, по-твоему, ничего не стоит?

— По-твоему, собственная семья ничего не стоит! То-то тебя сплавили чужим людям! Вместо того чтобы авроров пытать, твоя мама могла к тебе во Францию поехать! Между прочим, у них почти все было готово к выезду за границу, так нет — сама вляпалась и других за собой потянула!

Если бы передо мной был не Реджи, а Драко или кто-нибудь еще, за подобные слова он получил бы по морде. Но у Реджи отец тоже в Азкабане...

На выручку мне приходит Рина:

— А твоя мать что-то очень быстро потом замуж вышла и в Ирландию уехала!

— А что ей еще оставалось делать? Это вам Малфои помогали, а нам никто не помогал!

— И ради этого стоило все забывать? Тебе не кажется, что тебя не туда занесло?

Я молчу, потому что боюсь, что если заговорю, то по морде кому-нибудь все же достанется. Если не Реджи, то первому встречному гриффиндорцу.

Реджи тоже молчит, переводя взгляд с меня на Рину и обратно.

— Бетти, я полагал, что ты вся в маму, — произносит он после длительной паузы, — но чтобы настолько...

— А я вся в папу, — говорит Рина, — а он у меня был человеком предельно мирным и никаких опрометчивых выводов не делал.

Непонятно, в чей огород камешек. По-моему, в оба. Я открываю рот, чтобы сказать, что ко мне это не относится, и Реджи делает то же самое. Посмотрев друг на друга, мы ничего не говорим, а начинаем синхронно смеяться.

— Давно бы так! — удовлетворенно заключает Рина и поднимается со стула: — Я пойду, возьму еще пива.

Войдя на территорию Хогвартса, я остановилась шагах в тридцати от ворот и стала неудержимо хохотать. Рина посмотрела на меня с опаской, но остановилась тоже.

— Бетти, ты чего?

— Признавайся, — сказала я, отсмеявшись, — ты зачем его вытащила? Чтобы меня от Бэгмена отвадил? Так он мне даром не нужен!

— Но откуда я знала, что не нужен? Ты же перед вторым туром только о нем и говорила! А то, что Реджи так тетю Беллу не любит, я сама не ожидала. Тем более что он при тебе начнет ее гноем бубонтюбера поливать!

Тут ее лицо озаряется внезапной мыслью, и она говорит:

— Я поняла, в чем дело! Он просто обиделся, что ты на отца нисколечко не похожа. Ты же по рождению Лестранж, как и он, только от Лестранжей в тебе ничегошеньки нет, ты вся в маму!

Мы смотрим друг на друга, переваривая только что сказанное.

Но в том, что говорил Реджи, есть какая-то доля истины? Или совсем никакой?

— Рина, а то, что он про маму говорил — это правда? Что это она все затеяла?

— Говорят, она в этом и на суде призналась.

— Ну знаешь, — машу я рукой, — признаться можно в чем угодно, особенно после Крауча с его непростительными заклятиями. Знаешь, я все равно ему не верю, даже если это правда. Если бы у них получилось вернуть Темного Лорда, они бы меня непременно из Франции забрали!

Рина кивает, но не успевает ответить, потому что на нас налетает возбужденный Драко.

— А Поттер со своей компанией куда-то за деревню ходил! — радостно восклицает он. — Боится он кого-то, что ли, раз в Хогсмиде гулять уже не хочется!

— Драко, как ты меня достал со своим Поттером! — с чувством говорю я. — Женись на нем и успокойся!

Драко только собирается делать обиженную физиономию, как Рина берет его за руку.

— Хватит дуться, — весело говорит она, — пошли на ужин.

Отправив Бетти письмо, я боялся, что она не ответит. Что я опоздал, и у нее зашло слишком далеко. Я не написал ничего про Бэгмена — если захочет, объяснит сама.

А если не захочет?

У Бэгмена передо мной есть одно преимущество. Он куда более открытый и общительный, чем я. Пусть у него сломан нос и фигура с возрастом перестала быть спортивной, зато он веселый и никогда не полезет за словом в карман. Я всегда завидовал таким людям. Я в присутствии не то что незнакомых, но даже и знакомых людей, всегда терялся и не знал, что говорить. Мало с кем я мог чувствовать себя свободно, и отца в этом списке не было. Была Белла, а теперь вот — Бетти. Но с Бэгменом куда легче, чем со мной, он может болтать без умолку, ничем себя не утруждая. Хмури считает, что она всего лишь хочет подразнить меня, но я же помню, что она танцевала с Бэгменом еще на Святочном балу! А потом встречалась в «Трех Метлах». И свидание назначила, явно не только для того, чтобы подразнить Хмури!

Подобные мысли я успел передумать ни один десяток раз, поджидая Бетти возле тропинки. Завидев ее, чуть не бросился навстречу, и она, наверное, услышала. Остановилась, огляделась... и тут я выпустил письмо.

Она прочитала его, не сходя с тропинки. И ее лицо озарилось такой радостью, что все мои сомнения сразу исчезли. Еще чуть-чуть — и я бы рванулся ей навстречу, но Хмури меня удержал. Не хватало только мне появиться перед ней в облике Хмури! Она его и по голосу узнает!

После того как Бетти вошла в свою карету, я еще минут десять стоял и чего-то ждал. Или это Хмури ждал, пока я успокоюсь. А потом мы с ним направились к замку, сняв по дороге мантию-невидимку.

Ответ я получил на следующий же день. Она написала, что заигрывает с Бэгменом, исключительно чтобы подразнить Хмури, а также получить информацию. И тут же поделилась узнанным — про то, что в Министерстве уже полгода озабочены пропажей Берты Джоркинс и что Фадж взял поиски под свой контроль.

Ну, допустим, Берту они не найдут. Но слухи о том, что Темный Лорд скрывается в Аобании, дошли даже до Бетти. Хватит ли ума у Фаджа сложить два и два? А у Дамблдора? Дамблдор наверное, давно уже сложил и все знает. А то, что он знает, он не говорит даже Хмури. Хмури с него и не требует.

Но лучше бы она с Бэгменом вообще не общалась. Ведь ничего нового он ей не сообщил. Про Берту Джоркинс я знаю и без него. Разумеется, ее не нашли и не найдут. Разве что разыщут тот постоялый двор, где она встретилась с Хвостом, и допросят свидетелей этой встречи. Но сколько таких местечек по стране и сколько разнообразных встреч там происходит!

За дни, оставшиеся до похода в Хогсмид, я получил от Бетти два письма. Но про свидание с Бэгменом она не написала. Успела отменить? Или просто не хочет меня тревожить? Ей ведь неизвестно, что я знаю о предстоящем свидании. А если я напишу, что знаю, она тут же спросит — откуда. Мне удавалось уходить от ответов на вопросы — как я попадаю в Хогвартс и что в нем вижу. Но она наверняка размышляет на эту тему, может быть, даже догадалась, что я под оборотным зельем.

Правда, подозревать Хмури она и не догадывается. Разумеется — при его-то отношении к ней! На следующий день после Турнира я пошел к мадам Максим с возмущением поведением Бетти и просьбой не пускать ее в Хогсмид. Разве ж это видано — школьница пристает к главе Департамента Министерства магии! Это что же у них за нравы во Франции?

И я и Хмури уже прекрасно знали всю бобатонскую делегацию. И уж кто-кто, а Бетти была самая воздержанная в плане романтических отношений. Мадам Максим тоже это прекрасно знала и не могла понять, с чего это ради такая порядочная девушка вдруг пристает к взрослому мужчине.

Хотел бы я это понять...

Мадам Максим уговорила меня девушку не наказывать, заявив, что сама с ней поговорит. По поводу того что я ее и так постоянно наказываю, она не сказала ничего. Мы с Хмури посчитали это за безмолвное одобрение, тем более что в своем переводе Бетти еще не дошла до самого интересного — списка сотрудников Министерства, подозреваемых в шпионаже. Лично я перечитывал это с удовольствием, мысленно возвращаясь в прошлое. Время, конечно, было не то, чтобы в него хотелось возвращаться, но тогда меня еще никто и не думал подозревать...

Несмотря на то что наша с Бетти переписка возобновилась, к моменту похода в Хогсмид я начал волноваться. Мне становилось не по себе, едва я представлял, как Бетти встречается с Бэгменом в «Трех Метлах». Даже если она не будет так усердно к нему приставать, он все равно сумеет заговорить ее! Это я могу полчаса искать каждое слово, а потом мучиться из-за того, что не сказал самого важного.

Можно было пойти самому в Хогсмид и посмотреть, но я был уверен, что в присутствии Хмури Бетти как раз даст Бэгмену себя завлечь. Однако же оставаться в Хогвартсе и мучиться я тоже не мог.

Выход был один.

После обеда в субботу я вышел за ворота самым первым. Дошел до «Трех Метел», выпил кружку сливочного пива, потом вышел и снова вернулся. На этот раз в мантии-невидимке, и занял, как и в прошлый раз, наблюдательный пост возле туалета.

Где-то через полчаса появился Бэгмен и сел за один из столиков в центре зала. Как неудобно — в равномерном гомоне не услышать, о чем они будут говорить! Бетти еще не было, но мне хватало одного вида довольного Бэгмена. Мерлин, почему он так улыбается? Что он себе представляет? Свидание наедине с Бетти?

Вот бы опробовать на нем какое-нибудь заклятье, из разряда не смертельных, но вредных. Вроде того, чем девочки угостили моего отца на первом туре. А если что, списать на расшалившихся школьников.

Но нельзя. Я и так слишком испытываю судьбу, торча здесь в мантии-невидимке. Но это можно объяснить и странными привычками Хмури, который решил заняться ловлей Упивающихся Смертью в самом людном месте в самое горячее время. Что взять со старого параноика?

Через несколько минут в зал вошел парень лет двадцати в темно-зеленой мантии и уверенным шагом направился прямиком к месту, где сидел Бэгмен. Не спрашивая разрешения, сел рядом с ним и сказал несколько слов. Лицо Бэгмена перекосилось, он попытался ответить, но парень еще что-то добавил, от чего Бэгмен просто позеленел и покинул паб со скоростью, достойной гриффиндорского первокурсника.

Я ничего не понял. Молодой человек показался мне смутно знакомым. Но у меня нет знакомых такого возраста! Сейчас я общаюсь исключительно с хогвартскими студентами — но он явно не студент — и преподавателями, и помню тех, кого знал еще до Азкабана. Этого парня тогда я точно знать не мог.

Все же кого-то он мне напоминает. Но вот кого?

Погрузившись в размышления, я чуть не пропустил момент, когда в зал вошли Бетти и Айрин. Бетти только начала оглядываться по сторонам, как Айрин потащила ее за руку... к тому самому парню!

Они явно были знакомы, судя по тому как он радостно помахал ей рукой. Правильно, если он на пару лет ее старше, то они пересекались в школе. Но зачем он Бетти? Айрин что, решила найти подруге подходящую пару? Да как она смеет! Даже если бы Бетти была ее родной сестрой, все равно она не имеет права вмешиваться в ее личную жизнь!

Почему я встал так далеко, что не слышу их разговора? Могу только наблюдать. Айрин сидит ко мне спиной, незнакомый молодой человек — лицом, а Бетти вполоборота. Сначала они пристально смотрят друг на друга, а потом начинают оживленную беседу, как будто давно были знакомы.

И этот парень из тех, кто за словом в карман не лезет, куда там мне.

А может, зря я ревную? Зачем Айрин искать подруге кавалера? Может, это ее брат? Джерри как раз старше сестры на два года. Вон, как он смотрит на Бетти — как будто узнал. И Малфой за ней точно так же наблюдал, насколько я мог заметить — вспоминал небось семейные колдографии.

Говорили они долго, я успел сделать очередной глоток из фляги. То они вдруг начинали неудержимо хохотать, то по мановению руки становились задумчивыми, а потом чуть было не поссорились. Парень что-то такое сказал Бетти, что она посмотрела на него примерно так, как обычно смотрит на меня или на моего отца.

Теперь я уже почти уверился, что это брат Айрин, которого та вытащила, чтобы он повлиял на Бетти. Видимо, влиял он совсем не так, как хотелось Бетти, и более того — как хотелось Айрин, потому что Айрин выдала ему что-то такое, от чего тот переменился в лице и резко замолчал.

Я не выдержал. Осторожно, чтобы никого не задеть, я направился к выходу. Идти приходилось медленно, чтобы проклятая нога не стучала на весь паб. Я давно к ней уже привык, но сейчас мне казалось, что все меня слышат. К счастью, наполнявшие зал школьники не слышали даже самих себя, что уж говорить о каких-то там преподавателях под мантией-невидимкой. Возле стола, за которым сидели Бетти с Айрин, я чуть задержался, как раз в тот момент, когда Айрин направилась к стойке.

— Знаешь что, братец, — сказала Бетти, — я тебя очень люблю, но если ты еще раз такое заявишь — получишь по морде.

— Хорошо, — парень скорчил невинную физиономию и посмотрел на Бетти, — уговорила, не буду. А по морде ты мне все равно не дашь — не догонишь!

Они звонко рассмеялись. Ну все правильно, брат Айрин — троюродный брат Бетти. Но кого же он мне напоминает? На Теда и не Лену — кого-то другого.

— Реджи, Бетти! — крикнула Айрин от стойки. — Сколько брать? По одной нам хватит?

— Вам хватит! — откликнулся парень. — А вот мне — нет!

Я двинулся дальше и уже не слышал, чем закончилось выяснение, кто сколько выпил и кому хватит, а кому нет. Мне надо было остаться одному и спокойно все обдумать.

Как я сразу не сообразил, кого он мне напомнил! Реджи — сын Рабастана, двоюродный брат Бетти. Как раз на два года ее старше. Айрин точно позвала его, чтобы тот повлиял на кузину — вот он и повлиял, прогнав Бэгмена. Может, немного перегнул палку, но потом они сразу же помирились.

Вот и хорошо. Теперь я был почти уверен, что Бетти и не хотела встречаться с Бэгменом, но помощь Реджи была не лишней, на чьей бы стороне он ни был.

Я свернул на одну из боковых улочек, оглянулся по сторонам, снял мантию-невидимку и направился к школе.

20

Драко мы не стали говорить про Реджи — ни к чему. Он бы все равно не понял. Да и Поттер его волнует куда больше проблем родителей и детей четырнадцатилетней давности.

— А Драко никто не стал прятать, когда он был маленьким, — сказала я Рине вечером субботы, наблюдая, как кузен повествует о сцене на уроке зельеварения. В шестой, наверное, раз.

— Он тебя младше на три года, кто бы его во Францию повез, такого маленького! — ответила Рина. — К тому же Малфою бояться было нечего — после падения Темного Лорда он ото всех откупился.

Вот именно что — откупился и сделал вид, что ничего не было. А мои родители не могли так сделать, хотя, наверно, им тоже было чем откупиться.

Но больше всего меня волновал другой вопрос.

— Рина, а что мы будем делать, когда Темный Лорд вернется?

— Ты знаешь... — Рина смотрит на меня, как на ненормальную, — я так далеко не загадывала. Когда вернется, тогда и посмотрим.

Я не стала настаивать, потому что у Рины положение хуже, чем у меня. Я, по крайней мере, ничем не связана, жениха в Южной Америке у меня нет. Зато есть родители в Азкабане и Перкинс, который мне непонятно кто. Ну, будем пока считать, что друг. Мне-то терять нечего. А Рине? Я не хочу, чтобы ее Ник погиб или попал в Азкабан!

Чувство всеобщей неуверенности передалось и мне, хотя непонятно было с чего. Хоть на этот раз Темный Лорд должен победить! И в Азкабан больше никого не посадят, наоборот — тех, кто там был, освободят. А если кого-то и посадят, то Крауча с Хмури, им там самое место!

Бобатонские девочки продолжали меня бояться, хотя, когда я в воскресенье вечером вернулась в карету, меня осчастливили новостью, что мадам Максим пыталась помириться с Хагридом, а тот не захотел с ней говорить. Почему-то Мария считает, что я должна быть в курсе сердечных страданий нашего директора. Зато Камилла от меня отворачивалась и смотрела с таким страхом, что мне просто стало ее жалко. Мерлин, что Эсмеральда им про меня наговорила? И ведь не спросишь — не ответят! Да и не принято у нас о подобных вещах говорить.

Бэгмен после неудачи в Хогсмиде мне больше не писал. Я и не расстраивалась. Зато мне пришли письма сразу от трех теть, и если бы одна из них не находилась во Франции, то я бы заподозрила, что писали они вместе, собравшись в гостиной за чашечкой чая. «Я понимаю, что ты уже взрослая девушка, но ты должна быть осторожной...» и дальше три страницы нравоучений. Тетя Дениза еще предлагала вернуться домой, намекнув, что уже нашла мне жениха, разумеется, богатого и знатного.

Виолетте его, что ли, сплавить? Если они, конечно, не родственники. За троюродного брата она не пойдет.

— Так ты не вернешься во Францию? — спросила меня Рина во время очередной вечерней посиделки в гостиной.

— Что мне там делать? Ну, если ты уедешь в Канаду...

Рина вздыхает.

— Не хочу я ни в Канаду, ни в Южную Америку, ни даже в Ирландию. Я здесь родилась, эта моя страна, я не хочу отсюда уезжать! Реджи хорошо говорить, его в Ирландию увезли, и он считает, что с прежней жизнью развязался. А жизнь одна, нет прежней и настоящей! Если ты родился Лестранжем, Блэком или Уилксом — изволь соответствовать!

— Точно! — радуюсь я. — Если быть чему-то верным — то на всю жизнь!

Правда, оставалось неясным, что же решат Ник и Джерри. Сейчас Рина не могла им даже написать — Реджи советовал не мешать. Дела, в которые они ввязались, не менее темные, чем при Темном Лорде, и чего только Реджи беспокоится?

Кузену я тоже написала, как и тетям, но ответа пока не получила. Ни о чем серьезном я рассказывать ему не стала, упомянула только о том, как Грейнджер после статьи Риты Скитер пришла куча писем от возмущенных поклонников Поттера и, судя по тому, как в понедельник утром она с плачем выбежала из Большого зала, а потом не пришла на уроки, в одном из писем было какое-то проклятье. Я, правда, не обратила на это внимание, но Драко и Пэнси вечером рассказали мне во всех подробностях, перебивая друг друга.

Интересно, если бы Скитер написала про нас с Бэгменом, присылали бы мне подобные письма? Или, наоборот, мне бы пришло благодарственное письмо из министерства с выражением признательности за то, что я сумела образумить главу Департамента магических игр и спорта?

Письма от недоброжелателей Грейнджер получала недели две, и Драко с радостью комментировал каждый громовещатель, причем не по одному разу — сначала за столом в большом зале, а потом вечером в гостиной. Он не прекратил даже после того, как я его передразнила, изобразив сначала Риту Скитер, пишущую статью о большой любви Драко Малфоя к Гарри Поттеру, а потом письмо от возмущенного поклонника Поттера.

Кого мне было жалко — так это Крама. Мне хотелось с ним поговорить и как-нибудь утешить, но я не стала навязываться. Уж слишком мрачный был у парня вид — может, ему, наоборот, легче побыть одному. Я ограничилась тем, что повторила пародию на Скитер вечером за ужином, в окружении дурмстрангцев. Они были в восторге, а Влад так смеялся, что я всерьез стала опасаться, что Эсмеральда приревнует и ночью меня задушит.

Еще через неделю, когда поток возмущенных писем иссяк, Крам после обеда вдруг подсел ко мне.

— Бетти, — начал он безо всяких предисловий, — поднимись наверх к классу трансфигурации, Влад хочет с тобой поговорить.

С чего бы это? Я недоуменно посмотрела на Виктора.

— А зачем такие сложности? Здесь он поговорить не может?

— Здесь слишком много народу.

Да, и прежде всего наш несравненный цветник, который тут же разорвет меня на части за то, что я решила отбить парня у Эсмеральды.

— Жди меня в гостиной, я скоро приду, — сказала я Рине и направилась к выходу.

У дверей кабинета трансфигурации стояла Марта. Увидев меня, она махнула рукой в сторону ближайшего класса.

— Давай сюда.

Мне стало весело. Чтобы поговорить со мной, Владу пришлось просить о помощи сразу двух одноклассников! Прямо хоть думай, что ему надоела Эсмеральда и он решил переключиться на меня.

В пустой класс я вошла, еле сдерживая смех, а увидев сидящего на учительском столе Влада, сдержаться уже не смогла.

— Ты чего? — парень вопросительно посмотрел на меня.

— Ну вы даете! Попросил бы кого из наших дать тебе пароль в слизеринскую гостиную, там бы поговорили!

Он пожал плечами.

— Что мне делать в чужой гостиной? Я вообще не люблю прятаться и врать.

Допустим, врать я тоже не люблю. А прятаться... Не все можно говорить при всех. Гриффиндорцам вовсе не надо знать подробности о моих родителях.

И что мы сейчас делаем, как не прячемся?

— Ты об Эсмеральде хотел со мной поговорить? — я сажусь за переднюю парту. — А почему именно со мной? Мы никогда подругами не были.

— С ее подругами я уже говорил.

Я снова не удерживаюсь от смеха.

— О, я даже знаю, что тебе Виолетта сказала: «Она такая замечательная, как можно подумать о ней плохо!»

Восторженная манера Виолетты получилась у меня неплохо и Влад рассмеялся следом за мной.

Он начинал мне нравиться. Мы бы могли стать неплохими приятелями, если бы не Эсмеральда. Во-первых, она тут же приревнует. Во-вторых, по ее теории насчет Поттера и противоположной стороны от меня надо держаться подальше. Наверное, Владу она теорию огласить не успела, раз он подошел ко мне. Или, наоборот, успела, то-то он так скрывается!

— Скажи, что у них с Цезарем?

— Ничего, — быстро отвечаю я, — они просто друзья.

Я тоже не люблю врать, но тут я как раз почти и не вру. Просто у Эсмеральды понятие «друг» несколько отличается от моего.

Такое впечатление, что Влад понял, что я сказала не всю правду.

Да, что-то дурмстрангцам в любви не везет. Крам связался с подружкой Поттера, и его уже ославили на всю страну. А уж про Эсмеральду я бы много могла чего порассказать, да не привыкла сплетничать.

— А кроме Цезаря у нее еще кто-нибудь был? Я пытался расспросить, но она меня совсем запутала...

О да, Эсмеральда умеет изображать невинность еще лучше Камиллы.

— Влад! — с возмущенным видом восклицаю я. — Я сплетнями не занимаюсь!

— Я так и думал, — бормочет он себе под нос.

Мне его выражение лица совсем не нравится. Я встаю со своего места, подхожу к Владу и устраиваюсь рядом с ним.

— Что ты думал? Что я тебе ничего не скажу?

— Ты мне уже сказала. Я и сам догадывался...

— А если догадывался, зачем тогда пошел ко мне?

— Чтобы проверить.

Замечательно. Мне снова становится весело, и веселье это из разряда — если все потеряно, то хотя бы посмеемся напоследок.

— Я лучше промолчу. Честно — не хочу говорить ничего плохого о твоей девушке.

Хотя рассказать есть что. Даже несмотря на то, что я ей не подруга.

— Я идиот, Бетти, — он наконец-то улыбается. — Влюбился как мальчишка... Меня дома на смех поднимут, если узнают! Но я ничего не могу с собой поделать!

Я тоже идиотка. Не знаю, влюбилась или нет, но главное что непонятно в кого.

— А может, она поумнеет? — предполагаю я.

Ага, как же, поумнеет она. Скорее Флер замуж по любви выйдет, чем Эсмеральда поумнеет.

Влад тяжко вздыхает, смотрит на меня, и тут мы начинаем смеяться. Смеемся долго, а отсмеявшись, весело смотрим друг на друга и не сразу продолжаем разговор.

Если бы не наши девчонки, мы бы точно могли стать приятелями. Это не Марио, с которым никогда не поймешь — правду он говорит или играет. О Цезаре я и не говорю.

Влад, по-моему, думает то же самое.

— Знаешь, мне Эсмеральда про тебя такого наговорила... А ты совсем другая.

— А что она про меня наговорила?

Я примерно это представляю, но мне интересно, что она придумала на этот раз.

— Ну, что ты постоянно лезешь, куда не следует, что у тебя родители в тюрьме...

— Что? — Я чуть не сваливаюсь с парты.

— А что, неправда?

— Откуда она узнала?

У меня, наверное, такое лицо, что Влад пугается. Хватает меня за руку и усаживает рядом с собой.

— Бетти, да что ты? Даже если они были черные маги — что в этом такого? Сейчас вообще порою не поймешь, где черная магия, а где белая. У меня один дедушка — вампир, а другой — охотник на вампиров, я от этого не страдаю!

— Ну откуда она узнала? — повторяю я.

Действительно, откуда? Никто, кроме слизеринцев, не в курсе, а слизеринцы с бобатонскими девчонками не общаются. Драко, конечно, мог разболтать дурмстрангцам, но тогда бы Влад не ссылался на Эсмеральду!

В то, что девчонки копались в старых газетах, сравнивая изображения на колдографиях, я не верю. На такое даже Камилла не способна.

— Я не спрашивал, — честно признается Влад. — Может, нагадала что-то?

— Разве что. — Я вздыхаю с облегчением.

Хотя как раз облегчение испытывать не с чего. Я не люблю, когда в мою жизнь проникают без моего на то позволения, хоть с помощью магии, хоть без оной. Что еще Эсмеральда про меня может знать?

Но Влад в этом точно не виноват, и я перевожу разговор на другую тему:

— А это правда, что ты потомок Цепеша?

— Да у нас полстраны его потомки!

А может, и Цезарь не врет насчет того, что он потомок римских императоров? Сколько с тех пор лет прошло!

Мы еще немного обсуждаем потомков древних магов, их отличие от великих предков и плавно переходим обратно на Эсмеральду.

— Знаешь, что меня еще беспокоит, — говорит Влад, — то, что она полукровка. Не то чтобы я плохо относился к маглам и маглорожденным, но полукровкам я никогда не доверял. Они не там и не там, они запросто могут перепрыгнуть с одной стороны на другую и обратно. Магические способности у них могут быть порою даже больше, чем у чистокровных, а вот с остальным...

— Ты хочешь сказать, что полукровки хуже маглорожденных?

— По крайней мере, опасней. От них никогда не знаешь, чего ожидать.

Я могла бы сказать, что и не все чистокровные понимают, на чьей они стороне, чего стоит один только Люциус Малфой. Но втягивать еще и Влада в свои проблемы мне не хочется. И не в эсмеральдиных предсказаниях дело, а в том, что и правда ни к чему.

Расстаемся мы почти приятелями. Или даже без «почти». На выходе из класса Влада тут же ловит Марта и со страшными глазами говорит мне, что они на самом деле были в библиотеке, а я и рядом не проходила. Я соглашаюсь и направляюсь в слизеринскую гостиную обходным путем — на всякий случай.

Чем теплее становилось на улице, тем больше наваливали на нас домашней работы. Хотя казалось — куда еще больше, и так от пергамента головы не поднимаешь. О том, чтобы поехать домой на пасхальных каникулах, не могло быть и речи. Нет, конечно, можно было на три дня запереться в библиотеке Малфой-Мэнор и продолжить занятия там, но не думаю, что тете Нарциссе это бы понравилось. Драко точно бы не стал сидеть дома за учебой и нас бы не пустил, так что никуда мы не поехали.

Драко так увлекся идеей дискредитации Поттера, что даже перестал меня ревновать к своей компании. Теперь я могла сколько угодно болтать с Ноттом, не опасаясь злобных взглядов со стороны кузена. От Теда я узнала трагическую историю отношений Драко Малфоя с Гарри Поттером. Рина мне тоже это рассказывала, но не так красочно, поскольку она видела не все.

Пэнси пыталась над нами смеяться, заявив, что после Бэгмена я переключилась на мальчиков, но получила от меня по носу и заткнулась. Драко в тот момент почему-то рядом не было, но даже если Пэнси ему и жаловалась, то ничего не добилась. А может, и не жаловалась — после моей проникновенной речи о том, что слизеринские девушки должны быть умнее бобатонских.

Пэнси отстала, но ко мне в друзья попытался набиться Крэбб, мотивируя это тем, что мы родственники. Он мне был не больше родственником, чем Крауч, и пользы он него не было никакой, в отличие от Драко. Но избавиться от него было очень трудно — он вбил себе в голову, что если я разговариваю с Ноттом, значит, его присутствие крайне необходимо.

В довершение всего, тетя Нарцисса каким-то образом пронюхала о моих заигрываниях с Бэгменом. Громовещатель, к счастью, она мне присылать не стала, проклятья тоже, но обыкновенного письма было достаточно. Это что, врожденное свойство чистокровных аристократов — давать по морде в самых изысканных выражениях? Тетя еще пригрозила лично отвезти меня во Францию и выдать там замуж.

Это бы ей точно не удалось — я сбежала бы по дороге.

Мне было очень интересно, откуда тетя Нарцисса узнала, и я решила допросить Драко.

Не дожидаясь, когда кузен прекратит разглагольствовать о Поттере, я подсела к нему и прямо спросила:

— Это ты разболтал своей маме, что якобы я встречаюсь с Людо Бэгменом?

Драко, оборванный на полуслове, беспомощно посмотрел на меня и похлопал глазами. Я повторила свой вопрос. Кузен опять похлопал глазами и растерянно спросил:

— А разве ты с ним встречаешься? Он же беден, как домовой эльф!

— Он старый, ему лет сорок, наверное! — подхватывает Пэнси.

Я смотрю в большие серые честные глаза кузена и не вижу там ничего, кроме удивления. Похоже, что он не только ничего не писал матери, но даже и не в курсе моих отношений с Бэгменом.

Рина догадывается о том же самом и весело говорит:

— Бетти, да он вообще ничего не заметил! Если бы ты встречалась с Поттером — тогда сразу был бы скандал!

— А ты что, встречаешься с Поттером? — мгновенно реагирует Драко.

— И не собираюсь! — гордо отвечаю я. — Меня маленькие мальчики не интересуют.

Драко вопросительно смотрит на меня, пытаясь понять, нанесла ли я оскорбление ему, или же только Поттеру. Видимо, приходит к выводу, что все-таки Поттеру, и возвращается к первоначальной теме разговора:

— А с чего мама взяла, что ты встречаешься с Бэгменом?

— Мы с ним виделись в январе в Хогсмиде, — поясняю я. — И разговаривали после второго тура.

— И что? — Драко так и не понял.

— То, что я с ним разговаривала, это не значит, что я с ним встречаюсь, — объясняю я медленно и раздельно, как маленькому ребенку. Впрочем, Драко такой и есть. — Тете Нарциссе кто-то об этом рассказал, и она сделала неверный вывод.

— Я не рассказывал!

Правильно, не рассказывал, потому что не заметил. Про Крауча вполне мог написать, потому что как не похвастаться подвигом, пусть совершенным и не тобой. А кто с кем встречается — это забота бобатонских девочек, а не слизеринских мальчиков.

Но кто-то ведь тете Нарциссе сболтнул!

— Я не думаю, что это вообще был кто-то из наших. — Тед словно читает мои невысказанные мысли.

— Гриффиндорцы, что ли? — не понимает Драко. — Поттер...

— Да при чем тут Поттер! — не выдерживает Рина. — Ты можешь для разнообразия хотя бы иногда не думать о Поттере?

Драко в очередной раз делает обиженную мордочку, но на меня это уже не действует.

— Не может, — отвечаю я. — Но Поттер тут явно ни при чем. Драко, кто еще мог рассказать?

— Может, Снейп? — предполагает Рина.

— А откуда Снейп знает, кто я? Драко разболтал?

— Я не болтал!

— Снейп не дурак, — вмешивается Тед. — Он мог и сам догадаться.

— У вас что, декан следит за моральным обликом своих учеников? — с нескрываемым ехидством в голосе спрашиваю я.

— Ну... — Тед смущается и смотрит в пол.

Все ясно, если бы следил, Драко бы давно досталось за его помешательство на Поттере. Но Снейп помешан на Поттере не меньше, чем Драко, поэтому ему не до морального облика своих учеников. А не своих — тем более.

— А может, Бэгмен сам трепанул? — предполагает Рина.

— Мы с ним не общаемся! — тут же вскидывается Драко.

— Он мог в Министерстве разболтать, — подключается Тед. — Я видел, как на Чемпионате Мира он бегал по всему лагерю и трепался о чем попало. С него станется.

В таком случае у меня есть законный повод для ссоры, если он вдруг попробует снова ко мне полезть. Зачем, спрашивается, компрометировать девушку! Да еще и перед всем Министерством! Мог ведь и Краучу растрепать, чья я дочь!

Хотя нет, Крауч же болеет и на работу не выходит. Полгода уже болеет. Сдох бы он поскорее, что ли...

Драко только собирается что-то сказать, как вдруг резко затыкается и отворачивается. Я подхожу к кузену и хватаю его за плечи:

— Что, вспомнил?

— Ничего я не вспомнил! — Он опять принимает вид обиженного ребенка. — Я маме ничего не говорил!

— Но ты знаешь, кто сказал? — не отстаю я.

Драко тяжело вздыхает и признается:

— Может, Скитер?

Как я забыла про эту репортершу! Писать разоблачительную статью она не стала, но вот на письмо Нарциссе ее бы вполне хватило. Я даже представляю себе это письмо: «Настоящим сообщаю вам, что ваша племянница пристает к судье Турнира Трех волшебников, что для девицы ее положения недопустимо».

— А Скитер не было на втором туре! — замечает Рина.

— Была, — вздыхает Драко.

— Как была? — восклицают сразу несколько человек, в том числе и я.

— Она за Поттером следила, — произносит Драко почему-то очень грустно. — Но про тебя я ей ничего и не говорил!

— Она меня узнала еще в январе в Хогсмиде. Хорошо, ей не пришло в голову обо мне написать!

Рина вспоминает наши три варианта разоблачительной статьи и смеется. Я тут же подхватываю ее смех и пересказываю все три.

— Третий мне кажется наиболее правдоподобным, — говорит Тед.

— А какой вариант был изложен тете Нарциссе? — спрашивает Рина.

— Наверное, четвертый! С нее станется придумать что-нибудь такое, что нам и в голову не придет! — весело отвечаю я. — Еще и из прошлого что-нибудь вспомнит.

— Что Людо Бэгмен был влюблен в Беллатрикс Лестранж? — Рина откровенно веселится. Я тоже.

— Но ему ничего не светило. Ему и от меня ничего не светит.

Нам весело, и мы заражаем своим смехом всех остальных. И тут Крэбб, который за весь вечер не сказал ни слова, ибо ничего умного в его голову прийти не могло, вдруг открывает рот:

— А я слышал, что Беллатрикс Лестранж на самом деле была влюблена в Темного Лорда.

Смех мгновенно стихает, и наступает тишина, как в классе зельеварения при появлении Снейпа. Я непонимающе смотрю на Крэбба, пытаясь осознать, что же он такое ляпнул.

— Что? — тоном, не предвещающим ничего хорошего, спрашивает Рина. — Где ты это слышал?

— Бабушка говорила, — расплывается в улыбке Крэбб, довольный, что оказался в центре внимания.

— И что она еще говорила? — все тем же тоном продолжает Рина.

Драко сидит ни жив не мертв и пытается дернуть приятеля за мантию, чтобы тот заткнулся. Но Крэбб не понимает, что он говорит. И при ком.

Родственничек нашелся! Он еще хуже, чем Крауч!

— Что у них с Темным Лордом точно что-то было, а муж у нее только для виду. А как Темный Лорд пропал, сразу кинулась его искать, сама в Азкабан угодила и мужа с собой затащила.

Я даже не замечаю, как Тед с Риной усаживают меня на диван и садятся с двух сторон. Если бы они меня не держали, я бы кинулась на Крэбба, который все еще не может успокоиться.

— Да все знают, как она с Темным Лордом шашни крутила! Поэтому она и считалась среди его приближенных, а чем она на самом деле занималась?

— То-то твой отец много сделал, — холодно говорит Рина. — Вместо того чтобы обеспечивать прикрытие, сбежал, поджав хвост.

Я не очень понимаю, что она говорит, зато понимает Драко и бледнеет. Но оправдываться ему нечем. Крэббу тоже нечем — он только удивленно смотрит на Рину, соображая, что сказать.

Не давая Крэббу завершить столько непривычный для него мыслительный процесс, я выпаливаю:

— А твоя мама гуляла с пещерным троллем! По тебе это видно!

Незадачливый родственник понимает, что его оскорбили, но не понимает как. Он растерянно смотрит на Драко, тот бледнеет еще больше, но наконец принимает решение и встает с кресла.

— Винс, Грег, пойдемте спать.

Спать еще рано, но парни повинуются безоговорочно.

— Идиот! — выдыхает Рина, когда кузен со своими приятелями скрывается за дверью.

— Это правда? — я поворачиваюсь к Рине.

— Нет, конечно! — быстро отвечает она.

Даже слишком быстро. Неужели опять что-то скрывает?

Я все еще нахожусь в состоянии близком к оцепенению. Надо было не говорить про тролля, а дать по морде, тролли только такой язык и понимают! Но если Крэбб утратил способность думать, то я — способность двигаться, по крайней мере в этом момент.

— Рина, — говорю я, — дай мне пергамент и чернила. Мне надо письмо написать.

— Зачем?

— Ну должна же я объяснить тете Нарциссе, что у меня ничего не было с Бэгменом!

— Ну да, да, — кивает Рина, — акцио пергамент, акцио перо.

Просимое тут же подлетает ко мне.

— А я пока наши сочинения по зельям перечитаю, — добавляет она, — чтобы тебе не мешать.

— Идиотизм, — произносит Тед, ни к кому конкретно не обращаясь. — Бетти, хочешь я ему по морде дам?

— Дай, — охотно соглашаюсь я.

Тед ободряюще хлопает меня по плечу, встает с дивана и отправляется в спальню.

Я окунаю перо в чернильницу и начинаю писать.

Ну вот все и вернулось в привычное русло. Облегчение, которого я ожидал после второго тура, наступило после похода в Хогсмид. Наконец-то можно успокоиться и перестать терзать себя нелепыми выдумками. Даже письмо от Бетти, в котором она рассказала подробности своего разговора с Реджи, не испортило моего счастья. Что еще можно было ожидать от сына Рабастана? Тот никогда не любил Беллу.

Хорошо хоть, Реджи не знал или не стал говорить о том, кто на самом деле все испортил. Они считают меня мертвым и поэтому не вспоминают, а я сам и затеял всю эту историю с Логботтомами, и сам же испортил. Без меня Белла не смогла бы к ним подобраться, но если бы я тогда не устроил истерику на ровном месте...

Впрочем, сейчас вспоминать об этом не стоит. И Бетти рассказывать тоже, она ведь не знает, что я там был. Расскажу позже, когда мы увидимся. Тогда мне будет проще, тогда она мне поверит. А сейчас она думает, что в момент, когда Белла задумала искать Темного Лорда, я уже был в Азкабане. И мне не хочется ее разубеждать — не до того сейчас.

Как мог, я объяснил ей про Беллу. Конечно, это было самым простым выходом — сбежать во Францию и попытаться начать жизнь сначала. Но Белла не могла этого сделать, когда была хоть маленькая надежда, что Лорда можно вернуть! Тогда я полагал это само собой разумеющимся, но тогда я не знал, что Бетти жива. А Белла знала.

Но если бы Лорд вернулся, она смогла бы забрать Бетти совершенно легально! Тогда ее не от кого было бы прятать. Так что совершенно зря Реджи обвиняет Беллу, и скорее всего дело действительно в том, что Бетти похожа на мать, а не на отца. А Реджи, разумеется, обидно, ведь Бетти — его кузина по отцовской линии.

О встречах Бетти уже не просила, хотя я начинал подумывать — а не рискнуть ли еще раз. Но сам себя обрывал, точнее, обрывал меня Хмури. С наступлением весны происшествие на потайной лестнице будто бы кануло в прошлое и осталось в другой жизни, но Хмури предостерегал меня от излишней расслабленности. Особенно после того, как Бетти сообщила, что Реджи встречал Сириуса в Хогсмиде. Я был уверен, что это именно Сириус — ни у кого в Хогсмиде таких собак не было. В сочетании с тем, что, по словам Бетти, во время прогулки в Хогсмид Поттер с компанией ходили куда-то за деревню, известие выглядело весьма подозрительным.

С другой стороны, у Блэка вообще не могло быть никакой информации — что он мог сообщить Поттеру? Даже если тот рассказал, что видел Крауча на карте. Сириус знает, что я умер, возможно он даже наблюдал, как дементоры вынесли мое тело из камеры. Мысль о подмене ему и в голову не придет — у него такие отношения с матерью, что он не сможет вообразить, что кто-то способен на такое. Если только они с Поттером сообщат Дамблдору, и тот допросит Винки...

Придумывать ужасы я мог сколько угодно. Но изменить я ничего уже не в состоянии. Мог разве что не давать повода к подозрениям. Никаких хождений по Хогсмиду в мантии-невидимке. Никаких свиданий с Бетти. Отказаться от переписки я уже не способен, хотя Хмури меня постоянно за это пилит. И зря. С картой мне ничего не угрожает, в Запретном Лесу темно, и я всегда осматриваюсь перед тем, как послать Бетти очередное письмо. Если я не буду ей писать, она, того гляди, опять с Бэгменом закрутит роман от безысходности!

И то — как-то в перерыве между уроками, рассматривая карту, я обнаружил в одном из классов странную парочку — Беатрис Розье и Влада Ионеску. Насколько я помнил, этот самый Ионеску гулял с Жаннет Корсо — одноклассницей Бетти. На карте они мне периодически попадались вдвоем в самых неожиданных местах. У меня порою появлялось желание пойти и выгнать их оттуда, прочитав лекцию о недопустимости подобного времяпрепровождения в Хогвартсе в то время, как недобитые Упивающиеся Смертью бродят вокруг и строят коварные планы. Но поскольку моральный облик студентов Бобатона и Дурмстранга отнюдь не входил в компетенцию преподавателя Защиты от темных искусств, я не стал этого делать. Розье — другое дело, ведь ее внешность наводит на подозрения в прямой связи ее с Упивающимися Смертью.

Я не удержался и пошел к указанному на карте кабинету посмотреть, чем же Бетти там занимается. Через дверь я увидел, что они сидят рядышком на столе и разговаривают, но рассмотреть пристально я не успел, потому что меня окликнула девушка из Дурмстранга:

— Профессор Хмури! А можно вас спросить...

— Что? — Я повернулся к ней, желая как можно скорее отделаться, но не тут-то было.

Девица тут же вцепилась в меня мертвой хваткой и стала расспрашивать о вампирах — мол у них в Дурмстранге о них говорили немного по-другому, чем написано в наших учебниках. Помимо воли, я увлекся разговором и сам не заметил, как девчонка увела меня в другой коридор. Потом она наскоро распрощалась и убежала, а мне стало смешно. Придумал, к кому ревновать! Если у них и какой-то заговор, то явно не против меня. Зато разговор натолкнул меня на мысль прочитать специально для дурмстрангцев лекцию о вампирах. У них в Восточной Европе точка зрения на этот вопрос отличается от нашей. Когда я работал в Департаменте международного сотрудничества, мне очень нравилось сравнивать отношение к одним и тем же вещам в различных странах.

Бетти по-прежнему приходила ко мне на отработки, хотя, по-моему, это отработки уже не были нужны ни ей, ни мне, ни Хмури. К пасхальным каникулам я потихоньку это дело свернул, тем более что самое интересное — список сотрудников Министерства, подозреваемых в шпионаже, — Бетти уже перевела. Разумеется, никакого Перкинса там не обнаружила, о чем не преминула сообщить мне в письме. Как будто бы я этого не знал! И как будто она до этого не перерыла всю школьную библиотеку и не убедилась, что Перкинс — имя вымышленное!

Я давно уже решил, что все расскажу ей при встрече. И кто я на самом деле такой, и про свои отношения с Беллой, и про этих несчастных Лонгботтомов... Все равно в газетах толком ничего нет. А по обрывкам газетных статей и слухов Бетти может Мерлин знает что обо мне вообразить!

В этом я убедился, когда получил очередное письмо от Бетти. Письмо было написано в явной спешке и содержало один вопрос — правда ли, что у Беллы что-то было с Темным Лордом. Крэбб в слизеринской гостиной умудрился ляпнуть, что якобы у Беллы был роман с Темным Лордом. Не знаю, зачем это было ему надо, если, по словам Бетти, он до этого пытался набиваться к ней в друзья. Совсем мозги отказали, если они были, конечно.

Мне после письма Бетти стало смешно. Ну и выдумают же! Бабушка Крэбба и ей подобные дамы, которым нечего делать, кроме как ежедневно обмениваться сплетнями, способны наговорить на кого угодно. Такие, как Белла, им непонятны — как можно променять уютную семейную жизнь на полное опасностей служение Темному Лорду! Они могу сколько угодно говорить о преимуществе чистокровных волшебников — но сами пальцем о палец не ударят, чтобы восстановить утраченное равновесие. А если что-то непонятно — то проще всего навесить на это ярлык, объяснить так, как видно им, а не так, как на самом деле. Раз женщина пошла на какое дело — значит, она в кого-то влюблена, как же иначе.

Что за чушь!

Так и я написал Бетти. А еще добавил, что Темным Лордом восхищались мы все, и все были немножко в него влюблены. Я не исключение.

Даже сейчас, когда он утратил человеческий облик и первая естественная эмоция при взгляде на него — отвращение. Впрочем, я этого почти не испытывал, я не Петтигрю. Мне проще за внешним видеть суть.

Только об этом я Бетти не написал. Пока не стоит.

21

Тете Нарциссе я в тот вечер так и не написала. Написала Перкинсу. Наспех, вкривь и вкось, с кучей ошибок — на это было уже плевать. С Риной почему-то говорить не хотелось, и, дописав письмо, я пошла к себе в карету. По дороге мне взбрела в голову нелепая мысль спросить Эсмеральду — если она знает даже про Азкабан, может, она угадала, что же там на самом деле было у моей мамы с Темным Лордом? Но мысль действительно была нелепой. Спрашивать Эсмеральду! Да для нее подобные сплетни — это среда обитания!

Разумеется, с Эсмеральдой я разговаривать не стала. И с другими девчонками тоже. По мне и понять нельзя было, что что-то особенное случилось. А к тому, что я с ними не разговариваю, они давно уже привыкли.

Но с Риной на следующий день я все-таки разговор затеяла. Точнее, она со мной.

— Ты написала тете Нарциссе?

Я помотала головой.

— Ты ему написала? Ответа еще не получила?

— Какой ответ? Он и прочитать-то не успел!

Не знаю почему, но выглядели мы с Риной совершенно по-идиотски. Всегда мне с ней было легко, а сейчас — как будто стоим на разных берегах озера. Или даже — она на берегу, а я под водой, как чемпионы на втором туре.

— Рина! — не выдерживаю я. — Ты все знала! Почему ты мне не сказала раньше?

— Про что я тебе не сказала?

— Про слухи о моей маме!

— Как ты себе это представляешь? — с нескрываемым ехидством спрашивает Рина. — «Дорогая Бетти, тут про твою маму такое говорили!» И что бы ты со мной за это сделала?

— Одно дело — ты бы мне сказала, а другое — этот идиот Крэбб!

— Бетти, да пойми же ты, что я в эту чушь не верю и не собираюсь ее распространять!

— Да? А мне кажется, что веришь!

— Когда кажется, надо говорить: «Финита Инкантатем!»

И тут мне становится смешно. Ну что я в самом деле — чуть не поругалась с единственной подругой из-за каких-то глупых слухов! Как будто про меня слухов не ходит. Один Бэгмен чего стоит.

Продолжили разговор мы уже в более спокойном тоне.

— Так что ты знаешь?

— То, что я знаю — не более чем слухи. Когда мама с тетей Нарциссой пускались в воспоминания, доставалось всем.

— А ты это слушала, — полувопросительно, полуутвердительно говорю я.

— Да они меня зачастую и не замечали. Бетти, ты пойми, что придумать можно что угодно! Твоя Эсмеральда считает, что ты с Хмури встречаешься!

Я вновь смеюсь. На самом деле я не знаю, что сейчас думает обо мне Эсмеральда. То, что я встречаюсь с Хмури, они выдумали еще в ноябре, с тех пор прошла целая вечность.

— Ты думаешь, что тетя Нарцисса считала... — Я не договариваю, но Рина все понимает.

— Не уверена. По ней никогда не поймешь, о чем она на самом деле думает. И она умнее, чем кажется. Мама так всегда говорит, да я и сама вижу. Ты спроси у нее. Напиши ей письмо.

— Напишу, — соглашаюсь я. — Мне еще надо как-то про Бэгмена объяснять...

— Вот и объясни! Скажи, что про тетю Беллатрикс тоже ходили всякие слухи, не меньше чем про тебя с Бэгменом. Кстати, Скитер к ним тоже руку приложила, мама что-то рассказывала на эту тему.

Я задумчиво оглядываю потолок слизеринской спальни и говорю:

— Может, нам Скитер проклясть за неимением Крауча?

— Ты ее сначала найди.

— Может, у Драко спросить?

— Так тебе Драко и даст ее проклясть! У него же с ней важное дело — дискредитация Поттера!

Последние слова Рина произносит таким торжественным тоном, что мне становится смешно. Да уж, нашел кузен себе занятие на все семь лет школьной жизни...

— Рина, — говорю я нарочито мрачным тоном, — на этот раз ты мне все семейные тайны раскрыла? Я, случаем, с младенчества не помолвлена с профессором Снейпом?

Рина изображает глубокую задумчивость, чешет в затылке и наконец говорит:

— Кажется, нет.

— Фините инкантатем! — тут же откликаюсь я, и мы снова весело смеемся.

На этом мы и помирились, если это можно так назвать — по сути, мы и не ссорились. Зато Драко счел идиотское высказывание Крэбба своим упущением и решил всеми силами загладить свою вину передо мной. Он периодически подсаживался к нам в гостиной и начинал меня развлекать смешными историями из своей жизни. Несмотря на то что половина его рассказов были про Поттера, истории мне нравились. В отличие от Рины, Драко совершенно не был в курсе сплетен про мою маму. Неудивительно — ведь там не был замешан Поттер.

Перкинс ответил мне через день. Так, как я и предполагала — с возмущением, что некоторые люди любят распускать сплетни вокруг того, что не понимают. Я и сама о подобном думала, и с Риной мы не раз обсуждали, но слова Перкинса меня успокоили окончательно. Особенно о том, что Темного Лорда любили все — и нельзя понимать это превратно.

Тете Нарциссе я не стала писать ничего про маму. В письме все равно так, как надо, не расскажешь. Написала, что очень возмущена странными слухами про меня и предложила встретиться в Хогсмиде.

Прогулок в Хогсмид у нас больше не предвиделось, но неужели мадам Максим меня не отпустит хотя бы ненадолго? На рождественских каникулах ведь отпустила!

Однако я до последнего медлила, хотя ответное письмо от тети Нарциссы уже получила.

В первый день каникул мы с Риной решили позаниматься на улице, чтобы не так обидно было терять погожие деньки. Устроились под большим буком на берегу озера, обложились листами пергамента и горой учебников и принялись повторять всю ту же несчастную трансфигурацию.

И тут к нам подошел Драко. Вид у кузена был одновременно и смущенный и заговорщицкий.

— Бетти! Можно с тобой поговорить?

— Мне уйти? — ехидно спросила Рина, делая вид, что поднимается с травы.

Драко, разумеется, замахал на нее рукой.

— Не надо, не уходи. Бетти, — обращается он ко мне, — ты знаешь парселтонг?

— Чего? — Я не сразу осознаю, что он имеет в виду.

— Ну, со змеями можешь разговаривать?

Вопрос повергает меня в ступор. Вспоминаю, что Рина что-то такое рассказывала о змееязычных волшебниках, но их почти не осталось. И вообще, какой толк говорить со змеями? Что они способны умного сказать?

— Никогда не пробовала, — признаюсь я. — Не умею, наверное.

— А Поттер умеет... — разочарованно протягивает кузен.

— Драко, — язвительно произносит Рина, — ты решил объясниться Поттеру в любви на парселтонге, раз он английского языка не понимает?

— Тогда это не ко мне, — подхватываю я. — Вот если на французском или испанском — пожалуйста.

— Да откуда Поттеру знать французский? — смеется Рина. — Ты слишком хорошо о нем думаешь!

— Да при чем тут Поттер? — обижается Драко. — Поттер здесь совсем ни при чем!

— Да ну? — хором произносим мы.

Чтобы у Драко да Поттер был совсем ни при чем? Не поверю!

— Я говорил с Ритой Скитер, — начинает Драко, и я его тут же перебиваю:

— Где это ты с ней говорил?

Кузен смущается.

— Ну... неважно где. Я ей сказал, чтобы она про тебя сплетен больше не распускала.

— Так это она тете Нарциссе растрепала?

— Ну... наверное... — Драко смущается. — Я не успел спросить. Она мне заявила, что ты, может быть, дочь Темного Лорда. А я сказал, что все наследники Слизерина умеют говорить на парселтонге. Правда, Поттер...

Про Поттера Драко договорить не успевает, потому что я вскакиваю на ноги и изо всей силы бью своего незадачливого братца по физиономии. Он отлетает назад на пару шагов и шлепается на траву.

— Бетти! — только и может произнести он.

Рина кидается к нему и подает ему руку. Я стою, готовая ударить еще раз, если он опять заявит что-нибудь подобное.

— Бетти, успокойся, — говорит Рина. — Драко не сам это придумал.

— Да я не верю в это! Тем более что ты и на парселтонге не говоришь! — Драко готов плакать от обиды.

А мне что делать?

Рина отряхивает его мантию, обнимает за плечи и легонько подталкивает в сторону замка.

— Иди в гостиную. Там поговорим.

Потом она подходит ко мне и усаживает обратно под дерево.

— Бетти, успокойся. Драко и правда не виноват, что повторяет за всеми. Да кто в здравом уме поверит в такую чушь?

— А зачем он со Скитер разговаривает? А тетя Нарцисса зачем ее слушает? Да ее за такие предположения убить мало!

— Знаешь, — задумчиво говорит Рина, — я, кажется, поняла, в чем дело. Скитер пока что нам нужна.

— Нам?

— Да! В связи с возвращением Темного Лорда дискредитация Поттера в глазах магического сообщества нам полезна, поскольку Поттер для него представляет какую-то опасность. Надо максимально его нейтрализовать и уронить его значение в глазах толпы!

Что она так по-научному выражается? Мы не на уроке!

— Так она про всех гадости пишет, не только про Поттера!

— Почему про всех? Про тебя она ни строчки не написала и не напишет, если я правильно поняла Драко.

Остаток дня Рина доказывала, что Драко я набила морду зря. Я в это так и не поверила, но перед кузеном все-таки извинилась.

На следующий день я пошла к мадам Максим отпрашиваться в Хогсмид.

Мадам Максим была настроена очень скептически. Оглядела меня с ног до головы и поинтересовалась, с кем это у меня свидание в Хогсмиде.

— У меня не свидание, а встреча с тетей!

— Разве мадам Розье приехала в Англию?

Неужели мадам Максим до сих пор не в курсе моей родословной? Я думала, что все учителя уже знают.

— Нет, — отвечаю я предельно спокойно, — это другая тетя, она живет в Англии.

— Ты не говорила мне, что у тебя есть родственники в Англии!

— Я этого не знала!

А если и знала — все равно бы не сказала. Мадам Максим в приятельских отношениях с Дамблдором и вряд ли одобрит деятельность моих родителей.

— И мадам Розье мне тоже ничего про них не рассказывала.

Еще бы! Она и мне не говорила. Знала, что мои бабушка с дедушкой живы — и не говорила. И не хотела, чтобы я отправлялась в Англию на Турнир.

Скромно потупив глаза, говорю:

— У меня в Хогвартсе есть троюродная сестра и двоюродный брат. В Слизерине.

— Это та самая девушка, с которой ты дружишь? Айрин Уилкс?

Опять с тем же скромным видом киваю головой. Интересно, она всех учеников Хогвартса по именам выучила, ибо только особо отличившихся? И знает ли она, кем был отец Рины? Наши-то давно уже знают, и вывод о моих родителях быстро сделали. А мадам Максим с выводами не торопится. Или скрывает. Второе вероятнее.

Помучив меня еще минут с десять, мадам Максим наконец-то милостиво дает мне разрешение.

— Но смотри, если я услышу, что ты встречалась с Бэгменом...

Нужен мне этот Бэгмен!

Я торопливо киваю и выслушиваю очередную порцию морали о том, как важно поддерживать авторитет нашей школы во имя укрепления международных связей.

Мерлин, какой школы? Моя школа — Хогвартс, мой факультет — Слизерин, и никого авторитета мне поддерживать не надо — меня и так там все любят. И еще неизвестно, кто наносит больше урона авторитету Бобатона — я или Эсмеральда. В Бобатоне она не позволяла себе напиваться с преподавателями!

Драко попытался навязаться со мной в Хогсмид, но был остановлен Риной. Кузена еще там не хватало! Еще что-нибудь ляпнет невпопад или станет Поттера обсуждать.

Разумеется, стоило мне выйти из замка и направиться к воротам, как совершенно случайно на моей дороге попался Хмури и поинтересовался, куда это я собралась. Я и так была порядком взволнована предстоящей встречей с тетей Нарциссой, поэтому буркнула сквозь зубы: «На встречу с Упивающимися Смертью» — и пошла дальше, даже не полюбовавшись его лицом.

В деревне было до удивления пустынно. Никто не носился по улицам с громкими воплями, никто не целовался в переулках, никто не толкался в очередях в «Сладком королевстве». Создавалось впечатление, что жизнь замерла, если она вообще и была здесь, эта жизнь. В «Трех метлах» тоже было пустынно. Единственный посетитель сидел в дальнем углу, рассеянно теребя ткань мантии и полностью игнорируя свой стакан с чем-то красным. Точнее — посетительница, потому что это и была тетя Нарцисса.

— Здравствуй, Бетти, — говорит она, когда я подхожу и сажусь рядом.

— Здравствуйте, — отвечаю я, уже ожидая следующую фразу «я тобой очень недовольна». Когда тетя Дениза начинала разговор подобным тоном, эта фраза всегда следовала второй. И влекла за собой мои оправдания. Но сейчас мне некогда оправдываться. Да и не особенно хочется. Зато хочется наконец выяснить то, зачем я сюда пришла:

— Тетя Нарцисса, мне надо с вами поговорить. Об ОЧЕНЬ важном.

Но тетю Нарциссу не так-то легко сбить с генеральной линии:

— Бетти, я тобой очень недовольна.

Ну надо же — угадала!

— А вы меньше слушайте сплетен, — огрызаюсь я. — Если я два раза разговаривала с Бэгменом, это не значит, что я с ним встречаюсь.

— Зачем же ты с ним разговаривала? Что у тебя с ним может быть общего?

— Я спрашивала его, куда девался Крауч.

— А зачем тебе Крауч? Ты еще раз собираешься его проклясть? Тебе так хочется в Азкабан?

В Азкабан мне не хочется. Но проклятье не обязательно должно закончиться Азкабаном. Правду говорить тоже больше не хочется. Все равно тете Нарциссе объяснять бесполезно, в этом я еще на рождественских каникулах убедилась. И зачем только ей надо все это знать? Меньше знаешь — лучше спишь... А у нее и из-за Драко, наверное, бессонница.

— Как я могу его проклясть, если он даже на Турнир не приезжает?

Тетя Нарцисса только всплескивает руками.

— Пообещай мне, что больше не будешь предпринимать в отношении Крауча никаких действий!

— Не буду, — неохотно соглашаюсь я. Соглашаюсь только потому, что сильно сомневаюсь, что Крауча вообще когда-либо увижу. Может, он сдох уже давно. Туда ему и дорога.

— Тетя Нарцисса, я хотела поговорить не о Крауче, а о маме!

Нарцисса словно не слышит.

— И с Бэгменом тоже встречаться не будешь!

— Я с ним не встречалась!

— А кто ему свидание в «Трех метлах» назначал?

Я изображаю предельно серьезное лицо и заглядываю тете Нарциссе в глаза:

— А кто вам наплел про свидание?

Тетя Нарцисса пытается отговориться тем, что вряд ли это имеет значение, но потом все-таки признается:

— Мне сообщила мисс Скитер. Но это неважно, Бетти. Важно то, что ты с ним встречалась.

Я не могу сдержаться:

— Шпионка и доносчица! Ох, и лупили ее, наверное, одноклассники в школе! А мы в Хогсмиде не встречались. Его Реджи отшил. Тетя Нарцисса, моя мама...

Тетя Нарцисса, опять не слыша, пристально смотрит на меня:

— Какой еще Реджи?

— Мой кузен.

— Разве он в Англии?

— Нет, но он приехал, чтобы меня повидать. Я вас про маму хотела спросить...

Похоже, тетю Нарциссу не интересует то, что хочу я — по крайней мере, до тех пор, пока она не выскажет мне все, что намеревалась. И к семейству Рабастана Лестранжа она не питает никаких теплых чувств, судя по ее скептической усмешке.

— Вот как?

Чувствуя, что сейчас мне будет прочитана очередная лекция о поведении девицы благородного происхождения в полном опасностей мире и я вообще так и не спрошу того, зачем сюда явилась, я перехватываю инициативу прямо, хотя и несколько невежливо:

— Тетя Нарцисса! У моей мамы было что-нибудь с Темным Лордом?

Нарцисса ошеломлена. На ее лице никогда не отражаются чувства, но на этот раз смятение очевидно.

— Кто тебе сказал?

Ну разумеется, вместо того чтобы просто ответить, надо переспрашивать! Но тем не менее я признаюсь:

— Крэбб. А ему сказала бабушка. Вы мне ответьте — правда или нет?

— Видишь ли, Бетти... — начинает Нарцисса.

Я мысленно продолжаю: «Тебе еще рано об этом судить, ты еще маленькая». И зачем я только согласилась на эту встречу? Ну да, конечно, я же сама на ней и настаивала, но ведь после этого Перкинс мне все объяснил!

— Твоя мама делала много всего такого, что не подобает порядочной женщине...

Одно это хоть радует. Значит, она вся в меня. Или я вся в нее.

Но нежелание Нарциссы конкретно отвечать на вопрос напоминает мне мой собственный разговор с Владом, когда по моему уходу от ответа тот все понял. И мне это совсем не нравится.

— Не хотите рассказывать, да? — перебиваю я. — Ладно, я ее сама спрошу!

— Что значит — спросишь? Ты собралась в одиночку штурмовать Азкабан?

— Не в одиночку!

— С Бэгменом?

Дался всем этот Бэгмен! Но ляпнула я явно лишнее. Про Перкинса тете Нарциссе знать необязательно.

Я мотаю головой и ничего не говорю.

— Бетти, я тебя прошу который уже раз — не лезь ни в какие заговоры и ни в какие политические интриги. У тебя в этом году выпускные экзамены, и ты должна сосредоточиться прежде всего на них.

— Я готовлюсь к экзаменам! Я не виновата, что вокруг меня постоянно что-то происходит!

— Послушай меня, Бетти! — Тетя Нарцисса опять пристально смотрит мне в глаза. — Если я еще раз услышу, что вокруг тебя что-нибудь происходит, поверь мне — моих денег и моих связей хватит на то, чтобы отправить тебя обратно во Францию.

Ах так? Она мне еще угрожать вздумала? Родная тетя, называется!

— Тогда вы больше обо мне не услышите! — кричу я, вскакиваю с места, опрокинув стул, и бегу к выходу.

Сразу от порога «Трех Метел» я аппарировала. Возвращаться в школу не хотелось, ибо тетя Нарцисса могла поймать меня у ворот. И к тому же не хотелось видеть вообще никого. Аппарировала я куда в голову взбредет, а взбрело мне — на Диагон-Аллею. Бродить по Хогсмиду не хотелось — слишком близко к школе, а других мест я не знаю. Не к Рине же домой!

Диагон-Аллея — самое подходящее место для страдающих неразрешимыми вопросами девиц. Народу полно — так что поневоле приходится держать себя в руках, и вместе с тем никто конкретно тобой не интересуется, никто в душу не полезет. По инерции я пробежала несколько шагов и чуть не сбила с ног какого-то маленького волшебника в фиолетовом цилиндре. Я тут же извинилась и перешла на спокойный шаг, а бедняга застыл на месте и еще долго смотрел мне вслед.

Да, останешься тут незаметной, если половина прохожих тебя тут же узнает или хотя бы пытается узнать. Впрочем, и это неплохо — буду пугать окружающих своим внешним видом.

Тетя Нарцисса так ничего мне толком и не сказала. Хотя я весь разговор только и делала, что добивалась от нее ответа! Она это видела — и все равно не говорила! Прямо как я с Владом. Тот, правда, не был так настойчив и сразу понял, что я от него скрываю.

Но моя мама не может себя вести, как Эсмеральда! Она не какая-то там полукровка! И с Темным Лордом ее связывает только деятельность во благо магического сообщества чистокровных волшебников! И ничего больше! Все остальное выдумала Рита Скитер!

Но почему тетя Нарцисса так упорно уходила от ответа? Что ей мешало сказать: «У Беллатрикс не было ничего с Темным Лордом, что за чушь!» А я даже не рассказала ей про Драко с его парселтонгом...

Стоп. Нарцисса ничего не хочет рассказывать — и пусть. Я и без нее выясню. Насчет парселтонга — великолепная идея. Здесь наверняка должен быть зоомагазин, там и проверим. Если окажется, что я этот самый парселтонг все-таки знаю... Хотя бы одна хорошая сторона в этом будет — я расскажу Поттеру все, что о нем думаю, точнее все, что думает о нем Драко, причем никто из окружающих нас не поймет.

Посетителей, кроме меня, в зоомагазине не было. И хорошо — больше никто бы не поместился. Здесь было просто невероятное количество кошек, крыс, сов, ворон и прочей живности, кроме того, что мне было нужно. Ближайшая ко мне ворона сочла своим долгом каркнуть мне прямо в ухо, так что я шарахнулась в сторону и налетела на прилавок. Только после этого продавщица, увлеченно читающая толстенную книгу о повадках гиппогрифов, соизволила меня заметить.

— Что тебе, девочка?

На «девочку» следовало обидеться, но я не стала. Ведьма меня не узнала — и это главное, потому что пугать ее в мои планы не входило.

— А змей у вас нет?

Ведьма пожала плечами.

— Ну ты же сама видишь, что нет.

Вижу? Тут так много зверей, что у меня глаза разбегаются. И каждый стремится перекричать другого, так что шуму больше, чем от гриффиндорских первокурсников.

— Я же не все вижу. Может, вы их подальше убрали, чтобы посетителей не пугать.

Ведьма снова пожимает плечами. Может, она все-таки меня узнала, только виду не показывает? Ей лет шестьдесят, если не все сто, хотя бы колдографию в газете могла видеть! Или она ничего, кроме книг по уходу за животными, не читает?

— А зачем тебе змея?

— А это наш символ! — выпаливаю я.

Не думаю, что слизеринцы обрадовались бы живому символу своего факультета. Но, в конце концов, покупать змею я не собираюсь. И тем более не собираюсь держать ее в спальне. На худой конец можно Хмури в кабинет запустить. Он гриффиндорец — вот пусть от слизеринского символа и побегает.

— Может, жабу возьмешь? — Передо мной на прилавке оказывается огромная синеватая жаба с очень недовольной физиономией. Жаба мне не внушает никакого доверия, я ей, по-видимому, тоже.

— Ну вот еще! Мне бы змею! Хоть какую-нибудь!

Ведьма что-то недовольно бормочет и удаляется в заднюю комнату. Через пару минут она возвращается с небольшим стеклянным ящиком, на дне которого среди мелких камешков свернулось что-то длинное и тонкое.

Змея! Только какая-то... примитивная. Не впечатляющая. Уж, наверное...

И как мне с ней разговаривать?

Стучу пальцем по стеклу, но змея на это не реагирует. Присутствие продавщицы меня сдерживает — при ней предпринимать попытки говорить на парселтонге кажется глупым. Она и так подозрительно отнеслась к моей затее приобрести змею. Но тут, к счастью для меня, из задней комнаты раздается душераздирающий кошачий вопль и звон чего-то бьющегося, и ведьма убегает туда.

— Эй, посмотри на меня, — тихонько говорю я змее.

Никакого эффекта.

Пытаюсь шипеть. Здоровый черный кот, наблюдающий за крысами в клетке, принимает это на свой счет и шипит в ответ.

Кажется, способность разговаривать с котами в число умений потомков Слизерина не входит?

Когда ведьма возвращается, я оставляю свои попытки изобразить парселтонг. На них реагирует кто угодно, кроме змеи. Та как лежала, так и лежит неподвижно.

— Простите, — говорю я, — это слишком тусклый символ для нашего славного факультета. Я в следующий раз у вас что-нибудь обязательно куплю!

И правда — может, купить ворону и подарить ее Драко? Тот научит ее говорить «Поттер — дурак!» и будет рад.

Из магазина я вышла почти счастливая. Прошлась еще немного по Диагон-Аллее и наткнулась на вывеску магазина «Мадам Малкин. Одежда на все случаи жизни». Одежды у меня было не только на все случаи жизни, но жизней этак на десять, но я все равно зашла.

Внимательно изучив весь выставленный в магазине ассортимент и обсудив с мадам Малкин последние тенденции моды в Англии и Франции, я купила себе темно-бордовую шляпу. Надевать не стала — в голубой мантии и бордовой шляпе я смотрелась бы, мягко говоря, по-идиотски. Но со свертком в руках я выглядела бы не лучше, так что мы договорились, что шляпу пришлют мне совиной почтой в Хогвартс.

Мне же пока в Хогвартс возвращаться не хотелось, хотя времени прошло порядочно и Рина, наверное, уже начала беспокоиться. Ничего, вернусь и все объясню. Зато Хмури пускай поволнуется, пытаясь себе вообразить, на встречу с какими Упивающимися Смертью я направилась. А я тем временем направлюсь в сторону кафе-мороженого. Может, еще кого-нибудь по дороге напугаю.

И действительно — стоило мне пройти буквально несколько шагов, как идущая мне навстречу женщина в синей мантии резко остановилась и уставилась на меня совершенно ошалелым взглядом. Я хотела было ее обойти и двинуться дальше, но она вдруг меня окликнула:

— Белла!

— Я не Белла, — ответила я как-то неуверенно.

Вот так на меня еще никто не реагировал. Испугаться — да, но чтобы позвать...

Кого-то мне она напоминает. Не могу понять — кого.

— Бетельгейзе? — восклицает вдруг она. — Ты жива?!

Еще того не легче! Я еще понимаю, когда во мне узнают маму, но опознать во мне без подсказки именно меня, Бетти Розье, в Англии способны считанные люди. Преимущественно родственники. Значит ли это, что странная женщина — тоже моя родня?

Что-то такое ведь Драко говорил про кузину в аврорате...

— А вы кто?

— Я Андромеда, сестра твоей мамы.

— Это у вас дочь работает в аврорате?

У нее дочка в аврорате, а у меня мама в Азкабане... А я шляюсь по Диагон-Аллее в то время, как должна быть в школе. Голос разума во мне говорит, что надо бежать отсюда и поскорее, но когда это я слушаю голос разума? Только если его воплощает Рина, а Рины здесь нет. И еще неизвестно, что бы она посоветовала в такой ситуации.

— Она не работает, она еще учится, — улыбается женщина. — Так ты про меня знаешь?

Я неопределенно качаю головой, так что это можно понять и как «да», и как «нет». Теперь я поняла, кого она мне напоминает — нечто среднее между моей мамой и тетей Нарциссой. Мама — порыв пламени, что я в большей степени и унаследовала, тетя Нарцисса — цветок лотос на водной глади, а тетя Андромеда — что-то очень простое, домашнее и уютное. И полезное. Вроде комнатного растения — из тех, что держат в горшках на солнечной кухне. Шалфей, например.

Может, и правда с ней поговорить? Вдруг новоприобретенная тетя окажется более разговорчивой?

— А вы не хотите мороженого? Я как раз собиралась...

Пока мы доходим до кафе Флориана Фортескью, пока садимся за столик и заказываем мороженое, тетя Андромеда пристально меня рассматривает. Внимательно, как экзотический цветок, наклеенный на гербарный лист. Оценивающе, как я сама разглядывала ужа в магазине. Я не мешаю — уже привыкла. Но колючки выпускаются сами по себе...

Не знаю, как Андромеда — почему-то, в отличие от Нарциссы, очень странно было называть ее «тетей» — а я ем свою порцию, совершенно не чувствуя вкуса. Я разрываюсь между двумя совершенно взаимоисключающими мыслями: «Какой Мерлин понес меня на Диагон-Аллею?!» и «Все случается так, как надо... так, как надо... как надо...»

Кому надо?

Зачем?!

Чтобы я сидела напротив, машинально облизывая ложечку, и отбивалась от вопросов очередной тети?

— Как ты здесь оказалась, Бетти? Ты разве учишься в Хогвартсе?

— Нет, — качаю головой, — в Бобатоне. Приехала в Хогвартс на Турнир Трех Волшебников.

— И как тебе у нас?

Я неопределенно пожимаю плечами. Разве можно в двух словах рассказать? Да еще и непонятно, что можно говорить, а что нет. Тете Нарциссе и рассказывать ничего не надо было — ей все Драко сообщил, а у Андромеды источников в Хогвартсе нет. Зато есть дочка в аврорате...

Далась мне эта кузина в аврорате! Интересно, как она к Краучу относится? Он же раньше авроратом руководил.

— Мне здесь очень нравится! — говорю я преувеличенно радостным тоном. — Я с Риной Уилкс познакомилась, мы с ней, оказывается, в раннем детстве дружили, а тут заново встретились.

— А я не видела Рину, — грустно улыбается Андромеда. — И тебя видела только один раз, когда тебе было где-то три с половиной. Ты тогда жила у Малфоев, а я зашла в гости к Нарциссе...

— То есть как это жила у Малфоев?

Андромеда смущается.

— Не все время жила, тебя родители оставляли там на несколько дней, когда были заняты. Драко тогда совсем крохотный был и ты его воспринимала, как живую игрушку. Ты его уронила однажды. Ну и реву же было! Ты сама испугалась и заревела.

А ведь это я помню! Он тогда еще не сидел и не ползал по-настоящему, только барахтался на ковре, но ростом был почти с мою куклу. И я никак не могла понять, почему игрушечная девочка и сидит, и стоит и даже ходит, а настоящий живой мальчик только лежит и ноет. Ну, я и решила, что если поставлю его на ножки и подтолкну, то он пойдет. Чем он хуже куклы? Вот и поставила. И подтолкнула... Ох, как же он тогда орал!

Только вот до сих я не помнила, сколько же лет мне тогда было — три или пять, и кого я уронила — Драко или Аннет. Была ведь полностью уверена, что Аннет!

Надо будет Драко рассказать. Интересно, он тогда головой не стукнулся? Тогда понятно, почему он такой нервный.

Хотя, конечно, стукнуться было проблематично — я видела, какие в Малфой-мэнор толстые и пушистые ковры. Там хоть с люстры прыгай — не ушибешься.

— А почему ты не в школе? — неожиданно спрашивает Андромеда. — Тебя отпустили на каникулы?

Начинается — и здесь каждый шаг контролируют!

— Не совсем. Я отпросилась на встречу с тетей.

— С Нарциссой? — догадывается моя собеседница. — Вы встречались здесь, на Диагон-Аллее?

Я торопливо зачерпываю мороженое вместе с внушительным кусочком персика и с забитым ртом неразборчиво мычу в ответ нечто среднее между «дааааа» и «неаааа». Откровенным враньем это не назовешь, но Андромеда в любом случае не станет перепроверять.

Она вообще не слышит моего ответа, занятая своими мыслями.

— Мерлин, что ей от тебя понадобилось?

Я спешу восстановить справедливость:

— Это не ей от меня, а мне от нее.

— Да? — Наверное, скепсис в ее голосе оправдан — по отношению к жене Люциуса Малфоя. Ну, правильно — ей ли не знать свою сестру. Своих обеих сестер.

А может, и правда все рассказать? И мало ли кто там работает в аврорате! Андромеда ведь там не работает.

— Я хотела с ней поговорить о маме. И о Темном Лорде. — Не могу я говорить «сами-знаете-кто», проклятая слизеринская привычка. — Об отношениях между ними. А она мне ничего так и не сказала!

— О! — Андромеда, совсем как я в затруднительной ситуации, тянет в рот мороженое и надолго замолкает. И я понимаю, что, наверное, все-таки не бывает дыма без огня... несмотря на парселтонг... то есть на его отсутствие... и лучше бы я прямо из зоомагазина аппарировала в Хогвартс — по крайней мере, сохранила бы иллюзии — и...

— Бетти, — мягко говорит Андромеда, — но откуда ты взяла, что были какие-то отношения?

И тут я рассказываю все. Про идиотов-слизеринцев — не все, конечно, идиоты, но... и про Драко с его Поттером, и про змею в зоомагазине. И про себя — кому теперь верить?

— Бетти... — Голос Андромеды негромок, но тверд. — Ты знаешь, что ты — вылитая мама, да?

Я киваю.

— А ты помнишь отца?

Я мотаю головой.

— Но ты видела его фотографии?

— Колдографии? — переспрашиваю я.

Андромеда улыбается.

— Неважно, вечно я путаю... жить на два мира интересно, но не очень-то легко.

— Видела, — признаюсь я. — Мне тетя Нарцисса на Рождество альбом подарила. Только я как-то не особо присматривалась.

И правда — почему-то меня интересовала исключительно мама. Про отца я как-то забыла. Даже не запомнила, как он выглядит. Реджи на него не очень-то похож.

— А ты присмотрись. О сами-знаете-ком не может быть и речи. Поверь мне на слово: подбородок у тебя — от Руди. Упрямый фамильный лестранжевский подбородок. Белла переживала, что для мальчика такой — в самый раз, но не для девочки. И настойчивость твоя — тоже от отца.

Почему же тогда Реджи этого не заметил и обиделся, что я на отца не похожа?

Ладно, с Реджи я еще поговорю. Братец мне нравится, несмотря на то, что к моей маме он не питает теплых чувств.

Некоторое время мы молчим. Я перевариваю услышанное, Андромеда смотрит на меня. Потом ни с того ни с сего заявляет:

— А знаешь, Белла правильно сделала, что увезла тебя. Я не думала, что у нее хватит на это ума и решимости.

— Почему это? — настораживаюсь я. — Почему это правильно? Правильно меня было разлучать с родителями и друзьями?

— Думаешь, было бы лучше, если бы и ты втянулась во все это? Ты вот сама сказала, что моя Нимфадора в аврорате... А где могла бы быть ты, если бы осталась в Англии?

Я молча доедаю свое мороженое. Андромеде незачем знать, что я уже втянулась. И не понимаю, что же в этом плохого.

— А вы деятельность моей мамы, конечно, не одобряли, — говорю я с вызовом.

Тетя усмехается.

— Она тоже не одобряла мое замужество.

— Вы думаете, она пошла за Темным Лордом потому, что в него влюбилась?

— Как тебе сказать, Бетти... — Тетя задумывается.

Ненавижу такие колебания! Сейчас опять начнется: «Ты еще маленькая, ты не поймешь».

— Так прямо и скажите!

Если честно — то я не верю, что она — скажет. Особенно — прямо. Я готова к тому, что она постарается вывернуться, отпереться от своих слов... Но это же — Андромеда!

— Она действительно была в него влюблена, когда ей было лет восемь. Он тогда вернулся откуда-то из-за границы и жил у Лестранжей, а мы бывали у него в гостях. И Белла потом говорила нам, что выйдет за него замуж. Кому она только об этом не говорила! Среди ее друзей и знакомых не осталось, наверное, ни одного человека, который не знал бы об этой ее детской страсти. О, у нее это было вполне серьезно — только я ни тогда, ни сейчас не понимаю, как глубокое чувство могло увязываться с такой вот... публичностью. Наверное, могло. Белла готова была всему миру кричать о своей страсти. Не скажу, чтобы я это приветствовала, но понять это, наверное, было можно. Я думаю, что слухи об отношениях Беллы с Темным Лордом ползут оттуда.

Я пытаюсь вспомнить, была ли я влюблена в кого-то в восемь лет, но не могу. Это Аннет на первом курсе заявила мне, что влюбилась в нашего преподавателя заклинаний. Сейчас, правда, его место в ее сердце потеснил третьекурсник-испанец. Я все эти романы не осуждала, особенно последний. Получится что с испанцем или не получится — неизвестно, зато язык она выучит.

— А потом? Или потом вы с ней не общались?

— Я видела Беллу и Руди. И я знаю свою сестру. Верность для нее — не пустой звук. Я думаю, что к тому времени, как Белла выросла, девчоночья страсть преобразилась в осознанное служение идее. И не думаю, что твоя мать изменяла твоему отцу. Они любили друг друга... ну, может быть, Руди — больше. Я знаю точно — если бы Белла не любила твоего отца, она бы не вышла за него замуж. Никакое принуждение со стороны родителей не заставило бы ее сделать то, чего она сама не хочет. И знаешь... то, что тебя все-таки увезли, доказывает, что тебя она любила больше, чем Лорда.

— Правда?

Я наконец-то испытываю облегчение. Правильно, мне ведь Перкинс говорил то же самое — все, кто служил Темному Лорду, были в него немного влюблены.

— Правда, — улыбается Андромеда. Но тут же становится предельно серьезной и говорит: — Бетти, я не могу тебя понять. Ты совершенно спокойно относишься к тому, чем занималась твоя мама — ты ведь читала газеты книги о том времени, да?

Я киваю. Читала — это не то слово!

— Но почему-то стоило тебе услышать, что у нее могло что-то быть с Тем, Кого Нельзя Называть, как ты сразу взрываешься и готова всех убить?

— А... — Я только открываю рот, чтобы возразить, как понимаю, что возражать-то и нечего. Но Андромеда все равно не поймет.

Одно дело — это война, с определенным противником во имя определенных целей. А совсем другое — бессмысленные любовные романы все равно с кем. Нагляделась я на подобное в Бобатоне.

Как бы это так объяснить, чтобы меня поняли?

Но объяснить я не успеваю, потому что за моей спиной раздается знакомый ненавистный голос:

— Что вы здесь делаете, мисс Розье? Вас ищет вся школа!

Хмури тут только еще не хватало! Как он меня нашел?

— Аластор! — восклицает Андромеда. — Что случилось? Почему вы так волнуетесь?

Он как будто бы и не слышит. Смотрит на меня таким взглядом, как будто я не с тетей Андромедой ем мороженое, а с самим Темным Лордом разрабатываю планы захвата мира.

— Мисс Розье, вас отпустили в Хогсмид на встречу с тетей, а вы что делаете?

Я изображаю невинное лицо:

— Так я и встречаюсь с тетей. Позвольте вам представить — это моя тетя Андромеда.

— Мы знакомы, — огрызается Хмури. — Вы меня не проведете, мисс Розье. Вы отпрашивались в Хогсмид, а не на Диагон-Аллею!

— Аластор, — мягко говорит Андромеда, — не волнуйтесь вы так, ничего с Бетти не случилось. Приходите ко мне в гости, Нимфадора очень хочет с вами побеседовать.

— Спасибо. — Хмури немного смягчается, хотя я вижу, что на меня он до сих пор зол. — После окончания учебного года обязательно зайду. А сейчас нам пора в Хогвартс.

— До свидания. — Я слегка кланяюсь Андромеде и встаю со стула.

Хмури тут же вцепляется мне в руку, видимо, боясь, что убегу. Так мы с ним доходим до «Дырявого Котла». Со стороны это больше всего напоминает конвоирование преступника. На нас уже оглядываются. Разумеется — Хмури все в лицо прекрасно знают, да и меня тоже... Прямо как пятнадцать лет назад.

— Вы бы не могли меня отпустить? Я и сама могу дойти!

— Чтобы вы опять сбежали? — Хмури касается стены палочкой, и та открывает нам проход к «Дырявому котлу». — Держитесь крепче, сейчас аппарируем.

— Аппарировать я и сама могу!

— Я не уверен, что вы аппарируете в школу!

Ответить я не успела, поскольку в этом момент мы аппарировали. Ощущение было — как будто Хмури из меня всю душу вытряхнул и круциатусом сверху приложил. Когда мы оказались на месте, я споткнулась и не упала только потому, что Хмури держал меня за руку.

Аппарировали мы почему-то не к самым воротам, а метрах в ста от них. И пока шли, Хмури так мою руку и не отпускал, еще и смотрел подозрительным взглядом — вдруг убегу.

Убежишь тут!

С той стороны ворот нас поджидали Рина и Драко. Но я не успела сказать ни слова, потому что Хмури тут же начал распоряжаться:

— Мисс Уилкс, найдите профессора МакГонагалл и профессора Снейпа, скажите, что они могут возвращаться.

— Но они же за территорией школы... — робко возразила Рина, глядя не на Хмури, а на меня. Во взгляде ее явственно читался вопрос: «У тебя все в порядке?»

Я чуть заметно кивнула — да, в порядке.

— Я надеюсь, у вас хватит ума не аппарировать в Лондон, — усмехнулся Хмури. — А вы, мистер Малфой, бегите в учительскую и скажите мадам Максим, что все в порядке, мисс Розье нашлась. И пусть она там ждет меня. И свяжитесь по камину с миссис Малфой, успокойте ее.

Драко два раза говорить не надо — он убежал мгновенно, только бы от Хмури подальше. Но неужели он и с тетей Нарциссой поговорить успел? А ну как она осуществит свою угрозу?

— А я?

— А вы пойдете со мной! — твердо заявил Хмури.

А я-то думала, что все так хорошо закончилось... Теперь уже не закончится до конца семестра.

Несмотря на то что в письме я все подробно объяснил, Бетти по-прежнему выглядела озадаченной. Наступили каникулы, и я уже не мог пристально за ней наблюдать, разве что по карте. Но карта могла и обмануть, ибо душевное состояние объектов на ней отражалось. Сидят себя Беатрис Розье и Айрин Уилкс в библиотеке или в гостиной и сидят, и Грим знает, о чем они думают.

В один из дней каникул, выйдя на двор подышать воздухом после обеда, я натолкнулся на Бетти, которая бодро направлялась к воротам.

— Куда это вы собрались, мисс Розье? — поинтересовался я.

— На встречу с Упивающимися Смертью! — бросила Бетти на ходу и поспешила дальше.

«Это с какими такими Упивающимися Смертью?» — тут же насторожился Хмури.

«Успокойся! — ответил я. — Упивающийся тут я один! Не с Петтигрю же она станет встречаться!»

«Ты уверен? Ну смотри, если у них заговор с Малфоями или кем-нибудь еще, я тебя предупредил!» Хмури долго еще на меня ворчал, но я пропустил его ворчание мимо ушей. Точнее, мимо мозгов.

Бетти могла что угодно ляпнуть, только чтобы подразнить меня. Тем не менее я подошел к мадам Максим, которая как раз возвращался из замка к себе в карету.

— Куда это собралась мисс Розье? Разве вы отпускали ее за пределы Хогвартса?

— Она отпросилась у меня в Хогсмид на встречу с тетей. Мсье Хмури, скажите, у нее есть родственники в Англии? Я ничего о них не знала!

— Есть, — ответил я, пробормотал какие-то извинения и поспешил ретироваться.

Значит, моих объяснений ей показалось недостаточно и она решила поговорить с Нарциссой? Как бы она не сболтнула тетке что-нибудь лишнее, та может вытянуть из собеседника что угодно. Она чуть было не довела меня до признания, что я влюблен в Беллу. Хорошо хоть, вовремя остановилась, но я уверен, что догадалась.

Можно было взять мантию-невидимку и пойти в Хогсмид. Но я не стал этого делать, ибо одно дело — стоять в переполненном школьниками зале «Трех метел», где они даже сами себя не слышат, а совсем другое — когда тот же зал пуст. Нарцисса с Бетти услышат даже мое дыхание, о стуке деревянной ноги я и не говорю.

Я поднялся в свой кабинет и достал карту. Бетти на карте не было, а Драко Малфой и Айрин Уилкс сидели в слизеринской гостиной. Я занялся своими делами — экзаменационными планами для первокурсников, периодически поглядывая на карту. Примерно через час Айрин и Драко вышли из замка во двор и принялись ходить от замка к озеру и обратно. Беспокоятся, наверное. Я тоже уже начал беспокоиться. Сколько можно говорить с Нарциссой?

«Ты считаешь, что ей не о чем поговорить с родной тетей?» — ехидно спросил Хмури.

Да, действительно, говорить можно было долго. Но зная Бетти и Нарциссу, можно было предполагать самые неожиданные результаты этого разговора.

Прошло еще часа два, когда я взглянул на карту и не обнаружил на ней ни Айрин, ни Драко. Бетти, разумеется, тоже нигде не было.

Неужто они тоже отправились в Хогсмид? Но им для этого надо спросить разрешения у Снейпа...

На всякий случай я нашел на карте кабинет Снейпа — и сразу же увидел там потерявшихся слизеринцев. Какое время точки были неподвижны, потом Снейп подошел к той стене, где находится камин, и застрял возле нее надолго.

Экзаменационными планами я заниматься уже не мог. Все мысли были о Бетти. Что она делает в Хогсмиде так долго? И в Хогсмиде ли она? А что если в «Трех Метлах» ее ждали не только Нарцисса, но и Люциус, и забрали с собой в Малфой-мэнор? А вдруг они вытрясут из нее сведения обо мне? А вдруг Нарцисса скажет Бетти такое, от чего она потеряет контроль над собой и сотворит что-нибудь страшное? Нарцисса не одобряла то, что Белла служит Темному Лорду, а не сидит дома с ребенком, с нее станется ляпнуть что-нибудь при Бетти. А Бетти очень несдержанная — в лучшем случае она аппарирует куда глаза глядят, а в худшем проклянет первого встречного.

Я спустился вниз, готовый прямо сейчас отправиться в «Три метлы». Повод был: Хмури — старый параноик, он знает, что Беатрис Розье, а на самом деле — Бетельгейзе Лестранж, отправилась на встречу со своей тетей Нарциссой Малфой, женой Упивающегося Смертью Люциуса Малфоя, и уже почти три часа с этой встречи не возвращается. Что же у них там за заговор?

В холле я увидел только что поднявшихся из подземелья Снейпа, Айрин и Драко. У Снейпа, как обычно, вид был непроницаемый, Драко был в явной панике и Айрин держала его за руку, пытаясь успокоить.

— Мисс Уилкс! — окликнул я.

Драко тут же спрятался за Снейпа. Айрин посмотрела на меня с выражением подсудимого, которому абсолютно наплевать на пожизненное заключение в Азкабане, когда есть возможность высказать аврорату все, что он о нем думает.

— Где ваша подруга? Она уже вернулась из Хогсмида?

Драко очень хочется сбежать и останавливает его, похоже, только нежелание показаться трусом в глазах декана и троюродной сестры. Айрин сбегать не собирается. Она смотрит на меня все с тем же выражением обреченной решимости и ничего не говорит.

Своих подопечных выручает Снейп:

— Хмури, вам незачем беспокоиться. Мы отыщем мисс Розье.

— И где же вы собрались ее искать? В Хогсмиде, где у нее была встреча с миссис Малфой?

— В Хогсмиде ее уже нет, — нехотя сообщает Снейп. — Миссис Малфой уже вернулась домой, я говорил с ней.

Он и правда говорил с кем-то по камину, не зря так долго возле него торчал. Мог сначала в «Три метлы» заглянуть, а потом уже в Малфой-мэнор.

Нарцисса уже вернулась домой, а где же Бетти? Нет, я должен сам поговорить с Нарциссой! Снейпу я не доверяю.

— Идите на ужин, — не терпящим возражения тоном говорю я. Точнее, не я, а Хмури. Розыск пропавшей без вести дочери Упивающихся Смертью — это в его компетенции.

— Хмури, что вы собираетесь делать?

— Идите на ужин, Снейп, — повторяю я. — Я сам займусь поисками.

Я снова поднялся к себе в кабинет, кинул в камин горсть «Летучего пороха» и произнес: «Малфой-мэнор!» Первое, что я увидел, когда голова перестала кружиться — сидящую в глубоком кресле Нарциссу. Завидев меня, она подскочила и уставилась на меня испуганным взглядом.

— Что случилось?

Она изображала хладнокровие, но было видно, что она волнуется. И никакой легилименции не надо, чтобы понять, что Бетти в Малфой-мэнор нет и Нарцисса сама не знает, где она. Но тем не менее Хмури суровым голосом спрашивает:

— Где ваша племянница?

— Какая племянница? — Нарцисса из последних сил изображает непонимание.

— Ваша племянница Беатрис Розье.

— Я уже объясняла Снейпу — она куда-то аппарировала! Я не успела ее удержать!

— А может, вы послали ее с поручением? Куда вы ее послали?

Нарцисса клянется Мерлином, что никуда Бетти не посылала, и, помучив ее минут пять, я вылезаю из камина. Выпиваю очередной глоток оборотного зелья и отправляюсь в учительскую.

Дамблдора со вчерашнего дня в школе нет. Наверное, это к лучшему, потому что руководство поисками я ему не отдам. В учительской я застаю МакГонагалл, Снейпа и мадам Максим, которая от волнения забыла английский и на французском пытается выяснить у Снейпа, что могло случиться с Бетти. Снейп делает вид, что французского не знает, а МакГонагалл делает вид, что не знает, кто такая Беатрис Розье. Мадам Максим пытается обратиться ко мне, но я делаю вид, что ее не замечаю, и говорю МакГонагалл:

— Обыщите территорию вокруг школы, она могла неудачно аппарировать. А я пойду поговорю с мисс Уилкс.

— С мисс Уилкс вы будете говорить только в моем присутствии! — подает голос Снейп.

Ну надо же, как осмелел. А в начале года от меня шарахался.

— Я не вижу необходимости вашего присутствия, — парирую я. — А вас, мадам Максим, я бы попросил подежурить у камина на всякий случай.

Айрин я нашел в Большом зале. Она так и не притронулась к еде, сидела рядом с Драко и с надеждой смотрела на двери в холл. Но вместо Бетти в дверях появился я. Посмотрел прямо на нее и поманил рукой.

Она поднимается и подходит ко мне. Так обеспокоена судьбой подруги, что даже забыла, как меня ненавидит.

— Мисс Уилкс, куда могла направиться ваша подруга, если не в школу?

— В окрестности Хогсмида, — неуверенно произносит она. — Она же в Англии почти ничего не знает.

— Что же, вы разве больше нигде не были? Даже на каникулах?

— У меня дома, в Малфой-мэнор... но Бетти туда не пойдет. На Диагон-Аллее были...

Я знаю, что они были не только на Диагон-Аллее, но и в Лютном переулке. Айрин мне этого, разумеется, не скажет. И Снейпу не скажет. Поэтому на Диагон-Аллею и в Лютный я пойду сам. А Снейпа направлю на осмотр окрестностей Хогсмида.

На Диагон-Аллее народу было не то чтобы очень много, но и пустынной ее назвать было трудно. Я мысленно поблагодарил глаз Хмури, благодаря которому я могу заглядывать за стены магазинов.

Но Бетти нашлась не за стенами, а на улице. За одним из столиков, примостившихся возле витрины кафе-мороженого Флориана Фортескью. Как ни в чем не бывало, она ела мороженое в компании какой-то женщины в синей мантии. Женщина показалась мне знакомой, но сразу я ее не узнал.

Поглощенные разговором, они меня не заметили. И хорошо — я не мог сразу подойти. Я не знал, что я могу вытворить — не то обнять Бетти, не то убить ее на месте. Мы ее ищем, волнуемся, места себе не находим, а она тут мороженым объедается?

— Что вы здесь делаете, мисс Розье?— наконец говорю я. — Вас ищет вся школа!

Бетти пытается оправдаться и заявляет, что ничего не нарушила, ибо отпросилась из школы на встречу с тетей, и именно с тетей она сейчас и общается. С тетей Андромедой.

Ах, это Андромеда! То-то она мне показалась знакомой! Хмури, судя по всему, ее знает хорошо, а вот я не очень. Поэтому от приглашения в гости я отказываюсь, крепко беру Бетти за руку и направляюсь с ней к выходу из Диагон-Аллеи.

Интересно было бы знать, о чем же Бетти говорила сначала с Нарциссой, а потом с Андромедой. Но Хмури об этом спрашивать бесполезно. Лучше подождать, пока она расскажет об этом Перкинсу.

В последнюю минуту я передумал и аппарировал не к самым воротам, а на дорогу, немного не доходя до ограды Хогвартса, в то место, где дорога начинает петлять и от ворот практически не просматривается. Правда, придется в результате прогуляться пешком, но это ничего. Все равно Бетти нужно время, чтобы прийти в себя и продумать тактику защиты, а мне — чтобы пораскинуть мозгами.

Впрочем, Бетти и так уже неплохо придумала: одна тетя или другая — какая, к Мерлину, разница? Ни я, ни Хмури не сомневаемся, что Андромеда подвернулась ей случайно. Но до чего же удачно! Везучая девочка. Вот бы мне хоть чуточку ее удачи...

А еще я думал о том, что Драко и Айрин наверняка сейчас караулят у ворот, изводясь от нетерпеливого ожидания. Вот уж кому не позавидуешь, так этой парочке. Бетти — не дура, наверняка сообразила, кому она обязана преждевременно поднятой тревогой. Сама-то бобатонская директриса не обеспокоилась бы судьбой пропавшей студентки до ужина.

Мне не хотелось, чтобы на Бетти набросились сразу всей толпой. К тому времени как мы увидели ворота, я уже знал, что делать. Прежде всего «снял охрану» — избавился от Драко и Айрин, и впрямь дежуривших у ворот. Я послал мисс Уилкс оповестить поисковую партию о том, что искать больше никого не надо, а мистера Малфоя — в учительскую, снять с поста мадам Максим, а затем — уже из слизеринской гостиной — успокоить свою мать. О последнем Драко мог бы догадаться и сам, но я не решился положиться на его сообразительность.

Правда, на мгновение у меня мелькнула мысль ничего никому не говорить, а потихоньку пробраться в свой кабинет вместе с Бетти и следить по Карте за развитием событий — а события пускай сами по себе развиваются, пока ужин не остынет. Жаль только, что он в принципе не способен остыть. В отличие от меня. Я-то уже не помнил, что каких-то полчаса назад кипел, бурлил и только что не плевался паром.

За воротами мне пришлось сильно пожалеть, что Карту я оставил в кабинете, вообразив, что она мне больше не пригодится. Сейчас с Картой я бы точно знал, где и с кем рискую столкнуться, а так я только что не крался и не выглядывал из-за углов — и лишь потому, что такое поведение в глазах Бетти выглядело бы несолидно и подозрительно. Хмури, который чего-то опасается — подумать только! Впрочем, даром, что ли, я в этом облике слыву параноиком? Да, если честно, то и в своем собственном от паранойи недалеко ушел...

Нам повезло. Не встретив никого по дороге, я загнал Бетти в свой кабинет, посоветовал ни к чему не прикасаться, сидеть и обдумывать свое положение, сообщил, что наказание ей назначу я, и пошел в учительскую. Бетти остановила меня на пороге, заявив, что должна повидаться с друзьями. Я объяснил ей, что в ее нынешнем состоянии она способна с друзьями разве что поссориться, так что единственная, с кем ей светит общаться в ближайшее время — это ее непосредственная начальница мадам Максим.

— Вам все ясно, мисс Розье?

И прикрываю за собой дверь, предвкушая сцену в учительской.

22

Хмури не мог придумать ничего лучше, как запереть меня в своем кабинете, не дав и словом перемолвиться с Риной. Что они все так переполошились? Я бы вернулась рано или поздно, ночевать на Диагон-Аллее я не собиралась!

Знать бы еще, что думает тетя Нарцисса... Не сочтет ли она мое исчезновение поводом для отправки меня во Францию? Не дамся. Деньги у меня есть, можно поселиться в какой-нибудь гостинице. Нет, нельзя — Малфои меня найдут. Тогда сбегу к Перкинсу. Они ведь с Петтигрю где-то живут, не в подземельях же Хогвартса!

Оставалось неясным, как я его найду. Он всегда находил меня сам. А я даже не смогу написать, как меня искать. Правда, можно сначала написать, а потом уже сбежать. Вместе с ним.

Хмури долго не возвращался, и я, встав со стула, начала осматривать его кабинет. Правда, за проведенные здесь часы отработок я уже выучила наизусть расположение всех предметов. Но мне было безумно интересно, что же Хмури здесь держит. А вдруг найдется что-нибудь полезное? Все эти штучки предназначались для защиты от темных существ — то есть, по мне, как раз от Хмури. Я-то и вообразить не могла что-то более вредное и темное.

Я подошла к столу и осторожно взялась за выдвижной ящик. Точнее — попыталась взяться, потому что стоило мне притронуться к ручке, как та лязгнула и сделала попытку цапнуть меня за палец. Хорошо еще, я вовремя успела отдернуть руку!

Ну, старый параноик! Интересно, он специально меня одну оставил, чтобы защитные заклятия у меня руку оттяпали?

Уходя, Хмури мне велел думать о своем положении. А что тут думать? Да, моя настоящая фамилия Лестранж, а не Розье, и почему я должна это скрывать? Да, я встречалась с Нарциссой Малфой и Андромедой Тонкс, чтобы узнать побольше о своих родителях. Самое естественное желание, особенно если учитывать, что во Франции мне о них ничего не рассказывали. Где здесь состав преступления? В том, что мои родители — осужденные Упивающиеся Смертью? А при чем тут я, простите? Мне на момент их ареста было четыре с половиной года, и я жила себе спокойно во Франции. А что до моей отлучки из школы — так я же отпросилась на встречу с тетей. И с тетей же и встречалась. И вообще, я совершеннолетняя, могу аппарировать куда угодно и свободно применять магию.

Так что на этот счет я могла быть спокойна. Единственное, что меня тревожило — слова Андромеды, что мои родители не зря отправили меня во Францию. Я считала, что мне угрожала опасность. А Андромеда думает, что родители не хотели мне своей судьбы.

Ну, со своей судьбой я как-нибудь сама разберусь. Вот Темный Лорд вернется, я на него посмотрю и подумаю, стоит ли ему служить. И с Перкинсом поговорю, а то переписка меня уже не устраивает. Какая переписка, когда мы с ним уже встречались! Я хочу видеть его глаза, хочу взять его за руку, хочу...

Приход Хмури очень вовремя оборвал мои фантазии, потому что они завели меня в такую даль, что сама Эсмеральда бы позавидовала. Едва дверь стала открываться, как я тут же уставилась в пол и постаралась вытряхнуть из головы все лишнее.

Вид у Хмури очень довольный. Судя по всему, ничего хорошего мне это не сулит.

— Вы будете ужинать, мисс Розье? — спрашивает он с порога.

— Что? — не понимаю я.

— Вы пропустили ужин, — сообщает он с радостной улыбкой. — И я, по вашей милости, тоже.

И что? Он меня собирается на ужин пригласить? Нет, он и правда ко мне неравнодушен. Может, это в аврорате у них такой обычай — подвергать предмет любви издевательствам? И перемежать непростительные проклятия с ужином при свечах?

Хмури принимает мое молчание за знак согласия, и на столе передо мной появляется тарелка с жареной картошкой, свиной отбивной и какими-то овощами, а рядом — кубок с тыквенным соком. Я гордо хочу отказаться, но вдруг осознаю, что есть-то хочется, а если он меня опять до ночи продержит, я и до подземелья-то не дойду. Одним мороженым сыт не будешь.

Покончив с ужином, я снова принимаю вид примерной школьницы и смотрю в пол. Давно бы пора научиться смотреть Хмури прямо в глаза, но, во-первых, его глаза вызывают у меня приступ панического страха, а во-вторых, именно при Хмури я не могу думать о чем-то нейтральном, как меня учила Рина. Я могу говорить со Снейпом, прокручивая в голове картины игры в снежки со слизеринцами, а вот когда вижу Хмури, в голове одна мысль — о том, как я его ненавижу и как он рано или поздно за все заплатит.

— Мисс Розье, — говорит Хмури все с той же улыбкой, — в следующий раз, если вы захотите узнать что-нибудь о ваших родителях, обращайтесь ко мне. Я с ними хорошо знаком.

Ах ты, гад! Я прекрасно знала, что он давно уже в курсе, кто я, но прежде он делал вид, что понятия не имеет. Решил, что мой сегодняшний поступок — это повод говорить любые гадости о моих родителях?

— Я боюсь, вы знаете их совсем не с той стороны, которая меня интересует, — парирую я.

— А я думал, что вас все интересует, — не остается в долгу он.

Меня, конечно, интересует все. Но допросы в аврорате — в последнюю очередь. Если Хмури захочет посвятить меня в различные мрачные подробности, боюсь, что живым он отсюда не выйдет. Или я не выйду.

— Меня интересует, какое наказание вы мне придумали, — не выдерживаю я.

Хмури кивает на большой лабораторный стол, на котором свалены различные магические приспособления, знакомые мне по учебе на первых шести курсах, вперемежку с совершенно неизвестными.

— Вот, — кивает он на свалку, — это все будьте любезны разобрать, почистить и расставить по местам. — Следует еще один кивок в направлении громоздких шкафов.

Я как раз стою рядом с одним из указанных мебельных монстров и заглядываю внутрь: к ребрам полок прикреплены бирочки с названием экспонатов, которые должны быть помещены на соответствующее место. А пыли-то на этих «соответствующих местах» сколько!

Хмури замечает выражение моего лица и добавляет:

— Да, из шкафов уберите, что там есть, и протрите, что ли, хорошенько...

Да за кого он меня принимает — за домового эльфа? Или, может быть, за жену?!

А сам усаживается проверять работы. Как будто так и надо.

Утешаю себя тем, что Драко на первом курсе досталось куда больше — в компании Хагрида и гриффиндорцев его послали в Запретный лес искать раненого единорога. Драко говорил, что ему потом с месяц кошмары снились. Да и мне после боггарта бояться уже нечего. А если какое-нибудь приспособление оттяпает мне руку, — подам на Хмури в суд, как Люциус Малфой в прошлом году.

Жаловаться мне не на что. Но тем не менее я ворчу:

— А ваши... м-м-м... приборы не отхватят у меня руку?

— В моем присутствии — нет, — отвечает Хмури, не оборачиваясь, — а без меня советую ни к чему не прикасаться.

У меня есть сильные подозрения, что эти хитроумные приспособления могут подстроить мне какую-нибудь гадость даже в его присутствии. Впечатление такое, что все в этом кабинете настроено против меня — от самого Хмури до валяющихся на столе перьев. И зачем они здесь? Надо их на письменный стол сложить, что ли...

Хмури продолжает делать вид, что работает сам по себе, а я сама по себе, но меня не обманешь. Я-то знаю, что он за мной наблюдает! От этого я не могу сосредоточиться. Пыль с полок вытираю с нарочитой старательностью, так что шкаф аж трясется и очень противно дребезжит.

— Мисс Розье, — говорит Хмури, — вы там осторожнее. Если что-нибудь опрокинете, вам же придется и поднимать.

«А это хорошая идея, — думаю я, — уронить что-нибудь ему на голову». Осторожной быть не получается — наоборот, я роняю вредноскоп и он заливается оглушительным свистом.

— Вы совершенно зря так волнуетесь, мисс Розье. — Хмури оборачивается ко мне. — Вас не исключили из Хогвартса, не отправили во Францию и даже не сняли никаких баллов.

И за это я должна сказать спасибо? Хмури в любом случае благодарить не буду.

Вместо этого я огрызаюсь:

— И даже в Азкабан вы меня сажать не собираетесь?

— За эту вашу выходку — нет. Но по меркам восьмидесятого года за одни разговоры вам лет пять минимум светит! А за покушение на Крауча — пожизненное.

— А сейчас не восьмидесятые, — парирую я. — И насчет покушения на Крауча — вы меня уже достали. Лучше бы мою палочку наконец проверили на всякие покушения — тогда давно бы уж отвязались. И я не вижу никаких причин для моего исключения. Я встречалась с тетей, с разрешения мадам Максим, между прочим.

— С миссис Тонкс вы встретились случайно, — парирует Хмури.

— Спросите ее сами. Она же приглашала вас в гости, — отвечаю я и добавляю: — Поделитесь с ее дочкой опытом работы в аврорате. Интересно, там непростительным заклятьям сразу учат или в процессе работы? И на ком вы тренируетесь?

Он качает головой и улыбается.

Почему, когда Хмури улыбается, он выглядит еще страшнее, чем когда злится?

— У вас весьма искаженное представление о работе аврората. Можно подумать, вы не читали ни книг, ни газет.

— Буду я верить газетам, — бормочу я себе под нос, расставляя на полке какие-то невзрачные камушки.

— Вы предпочитаете верить своим домыслам? — ехидно спрашивает он. — Или сплетням? Не открывайте эту шкатулку, — добавляет он тем же тоном.

Мне только скажи что-нибудь не трогать! Сразу просыпается любопытство и желание поступить наперекор.

— А почему?

— Вы хотите, чтобы вас забросило куда-нибудь на край света? Там не найдется еще одной тети, чтобы смогла вас вытащить!

На край света мне не хочется. Хмури туда отправить было бы очень хорошо, но он не даст ему подсунуть портключ. Разве что захватить его с собой — но в такой компании я не то что на край света, а даже в Большой зал не пойду.

Шкатулку я отдаю Хмури, а сама принимаюсь за разбор горы книг, вольно расположившейся под столом. С этим я точно до утра не закончу, потому что их не просто много, а очень много. Как будто ему мало двух шкафов, под завязку набитых книгами!

— Профессор, а куда книги ставить? — невинным тоном осведомляюсь я.

— А на верхнюю полку. Вы на стул встаньте, иначе не дотянетесь. И пыль протереть не забудьте!

Про пыль и так понятно. Он их что, не читает? Хотя, чтобы прочитать такое количество книг, нужно лет десять как минимум, причем абсолютно свободных от других занятий.

В числе прочих я обнаруживаю ту книжку, которую сама переводила. Тетя Нарцисса, помнится, хотела себе такую же... Да и я б не отказалась.

— Профессор Хмури! А эта книга где-нибудь продается?

Он оборачивается. Пожимает плечами.

— Не уверен. Во «Флориш и Блоттс» я ее не видел.

— А у него еще книги есть?

Хмури опять пожимает плечами.

— Мисс Розье, какая вам польза от этих книг, если вы читаете их невнимательно?

— Как раз очень внимательно! — возражаю я. — Я убедилась, какие методы использовались тем же Краучем! Сажали в Азкабан кого ни попадя!

— Ну, кого ни попадя после отстранения Крауча от должности в большинстве своем выпустили. А те, кого не выпустили, оказались там за дело.

Теперь уже пожимаю плечами я. Его не переспоришь. Да и очень-то надо мне с ним спорить! Еще начнет посвящать в какие-нибудь жуткие подробности...

Или — пусть посвящает? Ведь это тоже было, этого не вычеркнешь.

Но специально спрашивать я точно не буду.

Хмури снова поворачивается к своим, точнее, студенческим работам, но за мной все равно следит. Я его взгляд даже спиной чувствую.

— Мисс Розье, — замечает он через некоторое время, — если вы собираетесь читать каждую книгу, то не выйдете отсюда и через полгода!

Ну, допустим, не каждую, а только особо интересную. Но я же не виновата, что у него почти все книги такие!

— А я не читаю, а только просматриваю, — парирую я. — Сами упрекаете, что я ничего по новейшей истории не знаю!

— И что же вы там обнаружили? — он опять поворачивается и смотрит на меня с лукавой улыбкой.

Интересно, на допросах он точно так же улыбался?

— Ну, например, красивые слова о том, что авроры, защищающие общество от темных магов, сами не должны опускаться до их уровня.

— А что, разве не так?

— А как же использование непростительных проклятий?

— Мисс Розье, — он смотрит на меня двумя глазами, и мне хочется отвернуться. — Вы зациклились на непростительных проклятиях. Их применяли вовсе не к каждому обвиняемому.

— Да? — Я все же не отворачиваюсь, хотя и повод есть — книга выпала у меня из рук, пока этот старый параноик на меня пялился.

— Или вас интересует кто-то конкретный?

Это он надо мной так издевается, говоря намеками о том, о чем мы оба прекрасно осведомлены?

— Кстати, именно ваша драгоценная матушка оставила меня без глаза.

— Как? — вырывается у меня.

— А вот так, при аресте. — И тут он сам себя обрывает: — Вы что остановились? Хотите до утра тут провозиться?

Торчать здесь до утра я точно не хочу, поэтому с жаром принимаюсь за расстановку книг. Мне безумно весело, и это веселье проявляется в каждом моем движении — я расставляю книги так быстро и ловко, что домовые эльфы бы позавидовали. Ай да наша семейка! Дядя Ивэн его оставил без носа, а мама — без глаза. Определенно, мне тоже надо его какой-нибудь части тела лишить. Для разнообразия — той, которая не видна.

— Что вы там нашли смешного, мисс Розье?

— Ничего, — тут же спохватываюсь я и принимаюсь с повышенным усердием вытирать пыль.

Завтра поделюсь идеей с Риной. Ей должно понравиться.

Я очень боялась, что Хмури сочтет мое усердие недостаточным и заставит прийти к нему и на следующий день. К счастью, этого не случилось. Отпустил он меня далеко за полночь, сил хватило только добраться до слизеринской спальни и рухнуть на кровать. Зато утром я проснулась в прекрасном расположении духа, осознав, что все наказания закончились, а каникулы только начались. Еще до завтрака я успела рассказать Рине, правда, когда в гостиной нас поймал Драко, пришлось пересказывать еще и ему по пути в Большой зал.

— Ты зря в зоомагазин ходила, — замечает Рина. — Есть заклинание, вызывающее змею из палочки.

— Я его на втором курсе против Поттера применял, — добавляет Драко. — В дуэльном клубе.

— И что?

— Поттер на нее так зашипел! Все испугались! От него потом весь Хаффлпаф шарахался!

Я резко останавливаюсь.

— Но Поттер ведь не сын Темного Лорда!

— Ну и что? — Рина берет меня за руку. — Ты ведь не говоришь на парселтонге. Значит, ты точно не его дочь.

Меня опять начинают одолевать сомнения.

— Там, в магазине, змея была какая-то невыразительная. И вообще спала...

— А давай прямо сейчас проверим! — радуется Драко и достает палочку. — Серпен...

— Драко, ты с ума сошел! — вырывается у Рины.

Он и правда сошел с ума — колдовать почти в самом холле, где полно спешащих на завтрак учеников!

Но договорить кузен не успевает.

— Минус десять баллов Слизерину!

Откуда здесь взялся Хмури?

Драко тут же прячется за Рину, а мне уже терять нечего — я смело смотрю ему прямо в глаза и говорю:

— В чем дело, профессор?

Не могу сказать, что я Хмури совсем не боюсь. Но в присутствии Драко о собственном страхе почему-то быстро забывается.

Он меня как будто не замечает:

— Решили похвастаться перед подружками, мистер Малфой?

— Профессор Хмури, мы идем на завтрак, — говорю я, продолжая глядеть ему прямо в глаза.

— Вот и идите, — милостиво разрешает он.

У самых дверей Большого зала Рина замечает:

— Зачем тебе с этими змеями возиться? Давай лучше после завтрака колдографии посмотрим и сравним!

Но просмотр колдографий приходится отложить. Не успеваю я встать из-за стола, как ко мне подходит Марио:

— Бетти, можно с тобой поговорить?

— Ну пойдем, — соглашаюсь я, и мы выходим на улицу.

Говорим мы, разумеется, по-итальянски, поэтому вряд ли кто-нибудь, кроме бобатонцев, поймет наш разговор. А их здесь нет — все меня боятся.

— Почему тебя так Флер не любит? — спрашивает Марио.

— А разве она меня когда-нибудь любила? — удивляюсь я.

— Но не до такой же степени! — горячо возражает Марио. — Представляешь, она вчера такую истерику устроила мадам Максим, когда та не хотела тебя пускать в Слизерин, как в прошлом семестре. Я думал — карета развалится и лошади взбесятся!

— А ты что, не знаешь, что Флер обожает истерики?

Марио мотает головой.

— Но не так же! Ты же ей ничего не сделала! Ты вообще у нас почти не появляешься! А она заявила, что вообще тебя видеть не хочет и желает, чтобы мадам Максим тебя совсем выселила из кареты!

— Может, ей Эсмеральда что-нибудь наговорила?

Марио отмахивается.

— Ой, да она постоянно про тебя всякую чушь говорит. Что у тебя родители страшные черные маги и сидят в тюрьме за убийство.

Второй раз это уже воспринимается легче, и я поправляю:

— Не за убийство.

Марио реагирует совсем неожиданно: смотрит на меня восторженными глазами и недоверчиво переспрашивает:

— Что, правда? А я думал, она врет.

— Не врет. Хотя я не представляю, откуда она знает... Она хоть фамилию моих родителей называла?

— Не называла, — Марио мотает головой. — А разве не Розье?

— А чему ты так радуешься? — не понимаю я. — Девчонки от меня давно уже шарахаются, а ты радуешься.

— Так это же хорошо, что они у тебя живы! Если умер — это насовсем, а из тюрьмы всегда можно сбежать!

— Марио, мне бы твой оптимизм!

Он, конечно, ничего не знает о предстоящем возвращении Темного Лорда, иначе не говорил бы в таком тоне. Но оптимизма у него и впрямь хватает на двоих, и я поневоле улыбаюсь. Ох уж мне эти сицилийцы!

— А что, скажешь — нет? А ты им письмо написать не пробовала?

— В Азкабан? Марио, ты с ума сошел? Здесь не Франция и не Италия, здесь еще никто не убегал... — И тут я осекаюсь.

Марио улавливает мое сомнение и недоверчиво спрашивает:

— Никто?

— Нет, неправда — был побег два года назад. Мой двоюродный дядюшка. Его до сих пор не поймали, хотя он в прошлом году по Хогвартсу с ножом бегал.

— Круто! — восторгу Марио нет предела. — Познакомь меня с ним!

— Я сама с ним незнакома!

— Ну вот, когда познакомишься...

Дальше я отвечать уже не в состоянии — на меня накатывает приступ смеха. Марио прост, как заклинание Левитации, для него побег из тюрьмы — это круто, да и само сидение в тюрьме облекает волшебника в ореол героизма.

Не буду я его разочаровывать. Может, и вправду с Сириусом познакомлю, если он вдруг здесь объявится.

Через полчаса я возвращаюсь в слизеринскую гостиную и устраиваюсь в кресле, вооружившись зеркалом и альбомом с колдографиями. Рина и Драко, разумеется, тут же подсаживаются ко мне. Компания Драко пыталась было к нам присоединиться, но была безжалостно изгнана. Пусть погуляют. Погода хорошая...

— Ну что? — обращаюсь я к Рине и Драко, держа в одной руке зеркало, а в другой — свадебную фотографию Беллатрикс и Рудольфуса Лестранж.

— Насчет подбородка тетя Андромеда, пожалуй, права, — замечает Рина.

— А еще у тебя глаза чуть светлее, чем у тети Беллы, — добавляет Драко. — И веки не такие тяжелые.

Действительно. Какое-то сходство с отцом у меня есть. Но смотреть надо очень внимательно...

Жаль, колдографий Темного Лорда в альбоме нет. Я бы еще на них посмотрела. И сравнила.

Драко пытается опять заикнуться о заклинании Серпенсортия, но мы с Риной дружно протестуем. Змей нам тут еще только не хватало! Да и вопрос, можно сказать, решен.

— Рина, — говорю я, все еще держа в руках колдографию, — а сову в Азкабан можно послать?

— Ты что! — ужасается Рина. — Там же дементоры!

— Думаешь, они на птиц внимание обращают?

Зато Драко идея нравится, и его глаза вспыхивают восторгом, прямо как у Марио.

— А правда! Давайте туда сову пошлем! Я своего филина могу одолжить! Он запросто может через пролив перелететь!

— Чтобы его там перехватили? — возражает Рина. — Долететь-то, может, и долетит, но письма передать не сможет!

— Почему это не сможет?

— По-твоему, Азкабан — это что-то вроде Хогвартса? Где каждое утро все собираются на завтрак в Большом зале и получают совиную почту?

— Можно подумать, ты там была!

— Ты там тоже не был!

Я в перебранке Рины и Драко участия не принимаю, машинально перелистывая альбом. Ну и пусть все колдографии я уже видела, каждый раз они воспринимаются по-новому.

— О! — вдруг восклицает Драко. — Я знаю, кто там был! Хагрид!

— Как? — Я наконец-то отрываясь от альбома. — За что? За твоего гиппогрифа?

— Нет, его обвинили в том, что это он открыл Тайную комнату, — отвечает Рина.

— С него бы сталось, — замечаю я. — Если он так любит опасных тварей, мог бы и василиска приручить... Но кто с ним поговорит? Мы же не ходим на его уроки!

— Я с этим ненормальным полувеликаном говорить не собираюсь! Да он двух слов связать не может!

— А он с тобой и не станет разговаривать, — замечает Рина. — После гиппогрифа и после статьи...

— Мадам Максим попросить? — размышляю я вслух. — Но, во-первых, они с Хагридом еще не помирились, а во-вторых, она пристанет, зачем мне это.

— Может, у Снейпа спросить? — предлагает Драко.

— Он не сидел в Азкабане! — возражает Рина.

— Ну и что? — не унимается Драко. — Зато он все знает! И ненужных вопросов задавать не будет. Вчера мы ничего и сказать-то не успели, только попросили отпустить нас в Хогсмид, а он сразу: «Вы волнуетесь за свою кузину, мистер Малфой?»

— А Хмури тогда откуда взялся?

— А он нас в холле поймал, когда мы из кабинета Снейпа шли.

— Не думаю, что Снейп в курсе... — говорю я, все еще продолжая размышлять. — Стоп! — спохватываюсь я. — Знаю, кто там сидел! Каркаров!

— Как? — Глаза у Драко опять загораются восторгом. — Разве он сидел? А откуда ты знаешь?

— Слышала.

Слышала я от Перкинса, но при Драко признаться в этом не могу.

Проще всего было спросить Перкинса. Я так и не успела написать ему письмо. А надо рассказать обо всем, что произошло вчера. Заодно и про Азкабан бы спросила. Но он так не любит говорить об Азкабане... Зачем его лишний раз заставлять вспоминать? А Каркарова не жалко. А если он меня еще и испугается — это вообще хорошо. Перкинс его не любит, и я тоже.

— Ну хорошо, — говорю я, — даже если мы выясним, что это возможно, что писать? «Мама, что у тебя было с Темным Лордом?»

— Ты еще учти, что письмо могут перехватить, — добавляет Рина. — Так что ничего лишнего говорить нельзя.

— Тогда так: «Здравствуй, мама! Я учусь в Хогвартсе. У нас преподает профессор Хмури, он меня все время наказывает, но я непременно лишу его какой-нибудь части тела в продолжение семейной традиции!».

— Какой традиции?

— А мама его без глаза оставила! Он мне сам вчера сообщил.

— А ты без чего хочешь его оставить?

— А ты не догадываешься?

Рина смеется. Догадалась.

— Ты уверена, что он этим вообще пользуется?

— Ну знаешь, он на меня так смотрел!

Драко смотрит на нас непонимающими глазами:

— Вы о чем?

— А ты еще маленький! — произносит Рина сквозь смех.

Смеяться я могу над чем угодно — хоть над возможностью напугать Каркарова, хоть над замешательством Драко. Но о чем писать — сама не знаю. Просто трудно себе представить, что письмо вообще дойдет. При Драко я, конечно, говорить этого не стала, но когда он ушел во двор к своей компании, призналась Рине:

— Не знаю даже, стоит писать это письмо или нет.

— Боишься, что не дойдет?

— Наоборот — боюсь, что дойдет.

Рине долгих объяснений не понадобилось — мы с ней уже давно понимали друг друга с полуслова. Когда очень сильно желаешь чего-то неисполнимого, а потом вдруг оказывается, что исполнение желания вполне реально, поневоле испытываешь растерянность. Как-то непривычно, что невозможное становится возможным.

— Напиши что-нибудь нейтральное. Что с тобой все в порядке, что ты в Хогвартсе. И шоколадку надо послать.

— Зачем? — недоумеваю я.

— Они восстанавливают силы после общения с дементорами. Меня после того матча по квиддичу Снейп лично шоколадными лягушками кормил.

Зрелище Снейпа, угощающего Рину шоколадными лягушками, меня веселит. И за что его Перкинс так не любит? Декан он и правда хороший. И ко мне неплохо относится.

Письмо мы сочиняем совместно. Получается оно до противного сухим и каким-то официальным. Но у нас нет уверенности ни в том, что оно вообще дойдет, ни в том, что его не прочитают по дороге какие-нибудь авроры. А если так — пусть авроры лучше читают скучное официальное послание, чем настоящее письмо. Мы даже про Крауча не написали, а про Хмури — только то, что он преподает защиту от темных искусств.

Каркарова можно было и не спрашивать, но меня заразила идея его напугать. Но прежде чем говорить с ним, я пошла к мадам Максим. Конечно, я сама была бы только рада вообще не появляться в карете Бобатона, но сама идея быть выселенной по прихоти Флер меня возмущала. Ну и что с того, что карета мне даром не нужна! Это не значит, что я должна слушаться какую-то там полувейлу.

Говорить с мадам Максим я пошла после ужина, когда она обычно возвращается в карету. Когда я вошла, сидящие в гостиной Виолетта и Сильвия посмотрели на меня с откровенным ужасом.

— Мадам Максим у себя? — спросила я.

Они дружно закивали, испытав явное облегчение. Думали, я изводить их пришла?

Мадам Максим тоже была недовольна моим приходом. Несмотря на угрозу Хмури, что в ближайшее время мне придется общаться исключительно с мадам Максим, она желанием общаться со мной не горела. Так и не спросила, куда я пропала и почему меня искала вся школа. Может, с ней Хмури поговорил?

Оторвавшись от толстой книги, которую читала, она посмотрела на меня очень злобным взглядом, как будто я не ученица Бобатона, а Темный Лорд собственной персоной.

— Мадам Максим! — начинаю я, не дождавшись ее реакции. — Что за разговоры, как будто вы хотите выселить меня из кареты? Я тут по законному праву, между прочим! Меня никто в Хогвартс пока не принимал!

— Ты же сама не хочешь здесь оставаться? — с удивлением спрашивает директриса.

— Что значит — не хочу? — возмущаюсь я. — Хочу или не хочу, а выгонять меня никто не имеет права! Мы проучились вместе семь лет, а теперь вдруг ко мне какие-то претензии возникли?

— Никто тебя не выгоняет, — успокаивает меня мадам Максим и тут же переходит в наступление: — Но ты должна вести себя прилично! Ты сказала мне, что встречаешься с тетей в Хогсмиде, а тебя нашли в Лондоне!

— Меня нашли в Лондоне с тетей, — поправляю я. — У меня две тети.

Точнее, даже не две, а четыре, если считать тетю Лену и мать Реджи. Но в такие подробности я посвящать нашу директрису не стала.

— Ты мне ничего про вторую тетю не говорила. И о своих родственниках тоже ничего не говорила. Это правда, что твои родители сидят в тюрьме за убийство?

Проклятье! Хмури все-таки ей разболтал! Я уже собираюсь разразиться гневным пассажем на тему того, что я никаких преступлений не совершала и меня сажать в тюрьму рано, но спохватываюсь. Она сказала «за убийство». Марио употребил то же выражение, значит, мадам Максим разболтала Эсмеральда, а вовсе не Хмури! Он аврор, привык к точным формулировкам, если бы поделился с мадам Максим сведениями о моих родителях, то в подробностях, с колдографиями из газет и выдержками из судебных протоколов.

— Неправда, — с чистым сердцем отвечаю я. — Это вам кто сказал? Жаннет? Она ничего не знает и не может знать, небось опять на картах нагадала всякую чушь! Разве вы верите в прорицания?

В прорицания мадам Максим верит с оглядкой, поэтому тут же начинает меня успокаивать и уверять в том, что против меня никто из бобатонцев ничего не имеет и я могу приходить в карету, когда захочу.

Пока что я не хочу и поэтому возвращаюсь обратно в замок.

Поймать Каркарова было куда сложнее, чем мадам Максим. В замке он появлялся разве что за едой, а потом быстро исчезал. И каждый раз был в таком ужасном настроении, что лучше было к нему не приближаться.

В начале семестра я, может быть, и не приблизилась бы. Но сейчас я многому научилась и студентов Дурмстранга знала не только по именам. Даром, что ли, они за нашим столом сидят!

Мы с Риной расположились на берегу озера в компании ребят из Дурмстранга неподалеку от их корабля и слушали, как Зденек, приятель Влада, громко и оживленно рассказывал о том, как по двору их школы спокойно гуляют белые медведи.

Про медведей мне ляпнул Цезарь. Я даже и не подумала ему поверить, но Зденек подхватил эту шутку с большой охотой и теперь вдохновенно распинался:

— А как же! Они не только по двору, они и к нам на занятия ходят! Так удобно — сидишь за партой, прислонишься к медведю, он такой мягкий, теплый! На скучных лекциях спать можно! А летом мы вместе в тундру за ягодами ходим! Если какой-нибудь волк или оборотень попробует напасть, медведь их враз отгонит!

Мы с Риной покатываемся со смеха, но тут с корабля сходит Каркаров, и мы сразу замолкаем. Зденек мгновенно оценивает обстановку, вскакивает и окликает своего директора:

— Профессор Каркаров!

— Что тебе, Прохаска? — он поворачивается к нам, крайне недовольный, что его отвлекли от мрачных раздумий.

Я поднимаюсь с травы и с самой наивной улыбкой, на какую способна, спрашиваю:

— Профессор Каркаров, вы не в курсе, можно ли послать сову в Азкабан?

Каркаров застывает на месте, смотрит непонимающим взглядом сначала на меня, а потом на своих учеников. Зденек отходит на несколько шагов и делает вид, что его здесь нет.

— А почему вы меня об этом спрашиваете, мисс...

— Розье, Беатрис Розье, — быстро вставляю я.

Фамилия ему явно знакома. Более того — моя внешность тоже. Видимо, раньше он ко мне не приглядывался. Он вообще, кроме Крама, никого не замечает, по словам того же Зденека. Ну разве что от Хмури прячется и за Снейпом бегает.

Он смотрит на меня, пытаясь узнать. Пока не узнал. Бэгмен точно так же на меня смотрел, пока Рита Скитер ко мне не подбежала со своим дурацким интервью. Что же они все такие недогадливые! Хмури с первого взгляда сообразил!

Или в аврорате память на лица дополнительно тренируют?

— Так почему вы меня об этом спрашиваете, мисс Розье?

— А я слышала, что вы там были, — с наивной улыбкой говорю я.

Бедный директор Дурмстранга становится белым, как те легендарные медведи. Сказать ничего не может и смотрит на меня с откровенным ужасом, как будто я — не я, а какой-нибудь аврор вроде Хмури.

— Кому же вы сову посылать собирались? — с кривой усмешкой спрашивает Каркаров.

— А у меня там мама, — с той же улыбкой продолжаю я. — Беллатрикс Лестранж — не слышали о такой?

Вот этого уже профессор Каркаров не выдерживает. Бросив сквозь зубы: «Совы в Азкабан не летают!», резко разворачивается и со скоростью, которой позавидовал бы и гиппогриф, бросается обратно на корабль.

— Ого! — восклицает подошедший Зденек. — Вот это скорость!

— Не чета белым медведям? — подначивает Рина.

— Да какие там медведи! Вот снежные волки...

До самого обеда мы беседуем о флоре и фауне окрестностей Дурмстранга, а когда приходит пора идти в замок, Рина говорит мне:

— Ну что, будем посылать сову?

— А почему бы и нет? — отвечаю я. — Драко филина обещал, вот пусть и дает.

Филина с письмом и шоколадкой мы торжественно отправляем после обеда. На котором Каркаров так и не появился.

Здорово я его напугала!

Первой, кого я встретил в учительской, была донельзя взволнованная МакГонагалл.

— Аластор! Девочка нашлась?

— Нашлась, — проворчал я. — На Диагон-Аллее.

Мадам Максим почему-то в кабинете не было, как будто ее судьба пропавшей студентки интересует меньше всего. По идее, она не должна интересовать и меня, но я же старый параноик!

— А где она сейчас? — с беспокойством в голосе спросила МакГонагалл.

— У меня в кабинете. С ней все в порядке, — добавляю я, видя, как смотрят на меня МакГонагалл и Снейп.

Думают, я Бетти в хорька превратил? Зря думают. Ей это уже не поможет.

— Что она там делала? — не унимается МакГонагалл.

Ох уж эти мне гриффиндорцы! Ей-то какое дело до Бетти? Нет, гриффиндорец должен чувствовать себя причастным. Неважно, в какой степени, главное — не оставаться в стороне, когда вокруг происходят великие дела. Или не великие, какие угодно, главное — что происходят.

Я усмехаюсь.

— Пока мы тут с ног сбились, ее разыскивая, она спокойно себе уплетала мороженое у Флориана Фортескью. В компании миссис Тонкс.

Декан Гриффиндора явно не сразу понимает, при чем здесь миссис Тонкс. До Снейпа доходит быстрее — он поднимает брови и старается скрыть усмешку.

Интересно, Драко с Айрин успели рассказать своему декану, с какой целью Бетти отправилась на встречу с тетей? Со Снейпа станется вытрясти из Драко всю правду. Вот только Хмури этого не знает. Хмури считает, что у Малфоев какой-то заговор, в которой втянулась и Бетти. Но в эту версию встреча с Андромедой не укладывается абсолютно.

Впрочем, встреча была случайной. Так что если Хмури хочется думать о заговоре, пусть думает.

Поскольку МакГонагалл все еще осознает мои слова и не реагирует на них, я продолжаю:

— Эта французская мадам совершенно распустила своих девиц! Шляются неизвестно где и неизвестно с кем! Я сам видел, как одна из них... — я остановился подбирая слова, — приятно проводила время с профессором Трелони. Уж не знаю, по чему они там гадали, но девица на ногах не стояла!

Жаннет Корсо, едва стоящую на ногах, я и правда один раз видел. И судя по письмам Бетти, это было не в первый раз. Завидев меня, Корсо попыталась что-то изречь, но я вежливо предложил ей проследовать в свою карету, если она не хочет заработать наказание.

— А почему я не в курсе? — спохватилась МакГонагалл.

— Потому что быть в курсе всего — это мое дело, а не ваше. А эта... мисс Розье больше времени проводит в замке, чем в своей карете. Ей следовало бы знать свое место. А некоторым... деканам — тщательнее следить за тем, кто и как влияет на детей, доверенных их опеке.

Последнюю фразу я ввернул специально для Снейпа. Давно ему что-то от меня не доставалось.

— Видите ли, профессор Хмури, — начинает Снейп, — вы прекрасно знаете, что Турнир был затеян прежде всего для укрепления связей между волшебниками разных стран. Мы должны только радоваться, что благодаря ему Беатрис Розье нашла своих родных.

«Таких родных лучше вовек не находить», — ворчит Хмури про себя.

— Но ведь с ней все в порядке! — восклицает МакГонагалл. — И зря вы на нее так ополчились, Аластор, в отличие от других слизеринцев, Розье ведет себя вполне прилично.

Снейп кидает в сторону МакГонагалл злобный взгляд, но молчит. Это каких таких слизеринцев имеет в виду декан Гриффиндора? Малфоя? Малфой по сравнению с Бетти — дитя несмышленое, и шалости у него детские.

— Минерва, если, по-вашему, нападение на Крауча и заигрывание с Бэгменом — это прилично, тогда я не знаю, что у вас считается плохим поведением. Я уж не говорю об ее сегодняшней выходке. Помнится, на седьмом курсе Рудольфус Лестранж подобную штуку отмочил. Отправился вместе со всеми в Хогсмид, а потом его задержали в Лютном переулке.

Эту историю я слышал лично от Руди. Он рассказывал ее со смехом, приглашая и нас посмеяться над тем, какой он тогда был молодой и зеленый. Пошел в Лютный переулок один, среди бела дня, без оборотного зелья и меняющих внешность заклятий, и к тому же совсем позабыл, что Крауч очень любит устраивать там облавы. Даже в выходные дни. Как Руди удалось выпутаться — он сам не представляет. Отец ни за что бы не поверил в версию, что парень пошел на Диагон-Аллею за книжками и заблудился. Но возможно, в его сети тогда попалась более крупная рыба и он махнул рукой на студента Хогвартса, шляющегося где попало.

— Аластор, по-моему, вы преувеличиваете. Вы же сами сказали, что застали Розье с миссис Тонкс. Вы же прекрасно знаете Андромеду — ни в какой Лютный она не пойдет!

Аластор, конечно, хорошо знает Андромеду. Но старому параноику очень трудно поверить в отсутствие злого умысла у Беатрис Розье. Он продолжает ворчать, правда, больше для порядка.

К приходу мадам Максим мир в учительской восстанавливается, и Хмури меняет тактику. Вместо того чтобы нападать на Бетти, он начинает ее защищать.

— Ничего страшного не произошло, мадам Максим. Девочка нашлась, ничего с ней не случилось.

— Но она не предупредила меня, что будет в Лондоне!

— За то, что она никого не предупредила, я сам ей назначу наказание. Главное, что все в порядке.

— Действительно, вам не стоит волноваться, — поддерживает меня МакГонагалл.

Общими усилиями нам удается успокоить мадам Максим, не раскрыв ей при этом происхождения Бетти. Тут солидарны мы все, несмотря на прошлые разногласия. Незачем француженке знать семейные проблемы английской аристократии. У них там и своих хватает.

Разобравшись с мадам Максим, я возвращаюсь к себе в кабинет. Бетти так наскучило ожидание в одиночестве, что она рада даже моему приходу.

Первое, что я сделал — накормил ее ужином. Морить голодом студентов, даже если они и наказаны, в мои планы не входило. Бетти пыталась принять гордый вид и отказаться, но решимости ее хватило ненадолго. Еще бы! Проголодалась небось за время своих странствий!

Я сам, как ни странно, есть не хотел. Ограничился тыквенным соком.

Ругать Бетти мне уже не хотелось. Она этого наверняка ждала и подготовилась, зачем я должен идти у нее на поводу? Вместо этого я говорю:

— Мисс Розье, в следующий раз, если вы захотите узнать что-нибудь о ваших родителях, обращайтесь ко мне. Я с ними хорошо знаком.

Мои слова — чистейшая правда, независимо от того, кому они принадлежат — мне или Хмури. Но то, что я — это я, Бетти не знает, а к Хмури она за подробностями из жизни родителей обращаться не хочет.

И хорошо. Я, конечно, выведал некоторые подробности, касающиеся допросов Лестранжей. Но уж очень не хотелось рассказывать их Бетти от лица Хмури. Даже от своего лица не хотелось — незачем ей это знать.

Я даю Бетти задание навести порядок в моем кабинете, а сам сажусь дописывать вопросы к экзаменам. Бетти, конечно, недовольна, ей хочется поскорее вернуться в слизеринскую гостиную и все рассказать Айрин, но приходиться покориться.

И откуда в моем кабинете столько хлама? Я вроде такого количества ненужных вещей не привозил. И нужных тоже.

Работать в полном молчании не получается ни у нее, ни у меня. Мы то и дело перебрасываемся репликами, как игроки в квиддич — квоффлом. Я все жду, когда она начнет меня расспрашивать о подробностях пребывания своих родителей в аврорате, но она не спрашивает. Предпочитает отвлеченные рассуждения на тему применения непростительных заклятий.

Отвлеченно рассуждать можно сколько угодно. Ничего нового это не даст. Хотя при разговоре с Бетти мне и не нужно ничего нового. Главное — чтобы она была рядом.

Хмури, убедившись в бессмысленности нашего разговора, куда-то делся, но Бетти подмены, кажется не заметила. Расчувствовавшись, я даже сообщил ей, что именно Белла оставила Хмури без глаза. Я этому, помнится, бурно радовался.

Бетти тоже радуется. Возможно, прикидывает, не лишить ли ей Хмури еще какой-нибудь части тела в продолжение семейной традиции. Да куда уж больше. И так все лицо в шрамах, ноги нет, глаза нет, половины носа нет... ну разве что одно ухо можно отхватить.

Только все же лучше не у меня. Мне мои части тела еще пригодятся.

23

Филин вернулся через две недели, очень злой и без письма. Мы так и не поняли — доставил ли он письмо или же его отобрали авроры. Столь долгое отсутствие филина заметила даже тетя Нарцисса и написала гневные послания Драко и мне. Почему она решила, что я тут при чем-то? Драко ведь придумал очень правдоподобную версию: его филин что-то не поделил с совой Поттера и был не в состоянии летать домой.

Перкинсу я рассказала все, не упомянув только о письме в Азкабан. Но у меня сложилось такое впечатление, что он не очень-то удивился моим новостям — очень уж вяло он на них отреагировал.

— У него что-то случилось, — заявила Рина, когда я ей показала письмо.

— Почему ты так думаешь?

У меня тоже было чувство, что с Перкинсом что-то случилось, но если уж это заявляет Рина...

— Ты заметила, как он отреагировал на твой рассказ? Как будто все уже знал!

Если, как считает Рина, он под оборотным зельем, то и правда может все знать. Но кто тогда он? Снейп? Филч? Или какой-нибудь Флитвик? Мало того, что он зимой пропал на месяц, так еще и сейчас начинает вести себя как-то отчужденно, словно бы я ему не нужна!

Но на этот раз я уже не стала делать скоропалительных выводов. Если у него и правда что-то случилось, я об этих выводах сама пожалею. Пока что жалела только об одном — что не могу ему помочь.

Последнее письмо я получила от него в середине мая, и все оно состояло из одного совета — быть осторожной.

Мало мне трех теть со своими советами. Нет, уже четырех — тетя Андромеда мне тоже написала, причем с тем же советом. Сговорились они, что ли...

Перкинс советовал мне меньше шастать вокруг Хогвартса и не разговаривать с незнакомыми волшебниками, буде те в окрестностях появятся.

Кто там кроме него может появиться? Разве что Петтигрю... но ведь они на одной стороне. Или дядя Сириус... но с этим мы сумеем договориться.

Независимо от всех советов, шататься вокруг Хогвартса было просто некогда. Мало того, что на каникулах нас завалили уроками — после каникул их стало вдвое больше. От нас потребовали повторить всю программу семи курсов в какие-то три недели. Даже Флер нервничала, несмотря на то что ее освободили от экзаменов. Видимо, из-за меня и приближающегося третьего тура. В конце мая обещали объявить задание, и в ожидании этого дня Флер совсем извелась. Эсмеральда, по словам Марио, что-то ей нагадала, но результат нашу вейлу не удовлетворил.

Я приходила ночевать в карету уже из чистого упрямства. Это было не нужно ни мне, ни девчонкам, но переселиться в Хогвартс означало признать свое поражение. И еще — мне нравилось их пугать. Они так и не удосужились узнать, кто я и кем были мои родители, и это меня веселило. Марио я так ничего и не рассказала, но ему уже рассказанного было достаточно, чтобы считать меня героем.

Дурмстрангцы тоже считали меня героем, так что немногие свободные часы мы с Риной проводили в обществе Зденека, Марты и Марио. Ни о чем серьезном мы не говорили — не до того было. Столько всего приходилось учить, что голова отказывалась соображать.

То, что чемпионам должны были объявить о третьем испытании, я знала, но точная дата вылетела у меня из головы. Да и не нужна была мне эта дата. Вот третий тур — другое дело. До него целый месяц. Или только месяц... Три месяца пережила, один уж как-нибудь выдержу. Даже при том, что Перкинс стал писать реже...

После ужина мы с Риной вышли во двор. Зденек заболтался с Владом, и я не хотела к ним приближаться. А то Эсмеральда опять что-нибудь вообразит. Зденек под большим секретом сообщил, что Эсмеральда со страшными глазами просила его перестать со мной общаться. Так что мы с Риной ждали их во дворе, вяло беседуя о предстоящих экзаменах.

— Что-то Хмури успокоился, перестал меня на уроке в качестве наглядного пособия использовать...

— А ты хочешь, чтобы он на тебе непростительные заклятья демонстрировал?

— Тогда я у него что-нибудь точно откушу. Безо всякой палочки.

Зденека все не было, и я уже собиралась предложить Рине пойти посмотреть, куда он провалился, как вдруг меня окликнули:

— Мисс Розье!

Мерлин! То есть, конечно, не Мерлин, а Бэгмен. Этого-то как сюда принесло?

— Здравствуйте, мистер Бэгмен. Какими судьбами?

— Приехал объявить чемпионам о третьем испытании. А как ваши дела, мисс Розье?

Бэгмен говорит так весело, как будто ничего и не было. Ни разговора с тетей Нарциссой, ни слухов о моей матери... Или он правда не в курсе о Нарциссе? Но о том, что Реджи не случайно оказался тогда в «Трех Метлах», он должен догадаться!

— Знаете что, мистер Бэгмен, Рита Скитер пустила слух, что якобы я с вами заигрываю. И слух этот дошел до моей тети, миссис Малфой.

Он порывается что-то сказать, но я его перебиваю:

— И чтобы не давать повод сплетням, я думаю, нам не стоит здесь разговаривать. Тем более у нас очень много уроков. Прошу прощения, мистер Бэгмен, до свидания.

И, взяв за руку Рину, я вхожу в двери замка.

Разумеется, тут же натыкаюсь на Зденека и Марту, которых приходится тащить за собой. И до темноты мы сидим в пустом классе, болтая попеременно то о вампирах, то о русалках, то о вопросах к экзамену по трансфигурации.

Когда стемнело окончательно, а Бэгмен вернулся в замок, мы решили, что пора расходиться.

— Ты в карету? Может, к нам? — спросила Рина.

— Да нет, переночую в карете. Хочу на Флер посмотреть. Узнать, что ей там Бэгмен рассказал про второе испытание.

С Мартой и Зденеком мы вышли из замка и медленно пошли в сторону озера. Мне надо было сворачивать, но я не могла не дослушать до конца рассказ Зденека о том, как за ним по всей Праге гонялся вампир. Рассказ был так же правдив, как и история о медведях в Дурмстранге, но я слушала его с удовольствием. Наконец Марта сообразила, что время позднее и нам пора прощаться.

Они свернули к кораблю, я к карете. Не успела я дойти до хижины Хагрида, как мимо меня пробежал Поттер, с такой скоростью, как будто за ним гнался вампир, как в рассказе Зденека. Меня он не заметил. Я бы его тоже, если бы это был не Поттер, и если бы он так не мчался.

Я только пожала плечами и продолжила путь.

В карете все девчонки уже были в сборе. Моего прихода как будто и не заметили. Эсмеральда и Флер сидели на кровати Флер и беседовали. Не надо было быть прорицателем, чтобы понять — о чем.

— Тренироваться ты можешь в чем угодно, но победить ты не должна!

— Ты меня уже достала! Я и так на последнем месте, и все из-за тебя! Кто меня уверял в том, что нечисти в этом озере не водится?

Ну, тут Флер, конечно, загнула. Это она струсила перед нечистью, при чем тут Эсмеральда?

Эсмеральда пожимает плечами и вдруг переводит взгляд на меня.

— Розье! Ты Крама не видела?

Я непонимающе смотрю на Эсмеральду.

— А разве он не с другими чемпионами был? Им же Бэгмен должен был о третьем туре рассказать!

Что и как рассказывал Бэгмен, знает Флер. Но отвечает мне не она, а все та же Эсмеральда:

— Крам пошел говорить с Поттером, когда все разошлись. Ты его не видела?

— Крама нет, а Поттера видела. Он промчался мимо меня, как будто за ним кто гнался.

Эта новость для Эсмеральды что-то значила. Она нахмурилась, поправила прядь волос — как она всегда делает, когда волнуется, — а потом обратилась к Флер:

— Надо пойти посмотреть.

— Ты с ума сошла? Я тебя никуда не отпущу!

— Так мы с Цезарем пойдем.

— И с Цезарем не отпущу! — почти кричит Флер.

Пока Флер закатывает Эсмеральде истерику, я начинаю потихоньку раздеваться и ложиться спать. Моему примеру следуют Камилла и Сильвия, а потом и остальные. К тому времени как Флер выдыхается, почти все уже залезают в постели. Флер, завершив длинную тираду о том, что она думает об Эсмеральде и ее предсказаниях, с гордо поднятой головой уходит в умывальную.

Виолетта облегченно вздыхает:

— Давайте спать, что ли...

Мне и говорить не надо, я и без них спать собираюсь. Ложусь в кровать, задергиваю полог... но уснуть мне не дают.

Не успеваю я закрыть глаза, как раздается стук в дверь.

— Девочки, вы уже легли? — спрашивает мадам Максим каким-то взволнованным голосом.

Что еще могло случиться? Одна из наших лошадей растоптала Крама и лягнула Поттера? И во всем, как всегда, виновата Розье.

Если с лошадьми и правда что случилась, то это не я, это Хагрид виноват. Кто знает, чем он их кормит?

Мы торопливо одеваемся и вылезаем из постелей. Эсмеральде явно не по себе, мне тоже. Лошади — это пустяки, а вдруг Перкинса поймали?

Мои худшие ожидания оправдываются. Когда Флер открывает дверь, в спальню входит не только мадам Максим, но еще и Дамблдор с Хмури.

Этого еще тут только не хватало!

Я не в состоянии не то что пошевелиться — даже думать. Хмури просто так не придет. Что-то случилось.

Что?

— Что случилось? — спрашивает Виолетта. Они не поймут мои тревоги, но Эсмеральда наверняка такого наговорила...

— Кто-нибудь из вас видел сейчас мистера Крауча? — спрашивает мадам Максим.

Крауч добрался-таки до Хогвартса?

Что ему надо в Хогвартсе, меня спрашивать не надо. Все-таки нашел. Все-таки выследил.

— Крауча? — переспрашивает Флер. — Это судья Турнира? Но его сегодня не было, был только Бэгмен...

— Поттер с Крамом видели Крауча в Запретном лесу, — говорит Хмури. — А потом он исчез, пока Поттер бегал за Дамблдором.

Сам Дамблдор ничего не говорит. Стоит и смотрит внимательно на всех нас. Хмури тоже смотрит — своим волшебным глазом оглядывает спальню.

Думает, я под кроватью Крауча спрятала?

— Мы его не видели, — уверенно говорит Флер. А Виолетта добавляет:

— Может, Розье видела? Она встретила Поттера по дороге сюда...

Взгляды всех преподавателей скрещиваются на мне. Мне плевать сейчас и на Дамблдора, и на мадам Максим, но Хмури... Он явно что-то знает. Он знает, что Перкинс существует. И Крауч знает. Он пришел сообщить об этом Хмури... но что же с ним случилось? Куда он исчез?

— Мисс Розье, вы действительно видели Поттера? — спрашивает Хмури.

Скрывать мне нечего — все равно Виолетта все выложила.

— Да, когда я шла в карету, он пробежал мимо меня.

— И вы сразу зашли в карету? А вы помните, в котором часу это было?

— Не помню. Я на часы не смотрела.

Хмури смотрит прямо мне в глаза. Я пытаюсь думать о Зденеке и его вампирах, но не получается. В голове почему-то прошлогодняя сцена с боггартом. Ну и пусть боггарт, только бы не думать о Перкинсе.

Он ведь мог перехватить Крауча...

А куда тогда потом его дел?

Нет, я же сказала себе не думать — значит, думать не буду!

— Бетти, пройдем с нами, — говорит мадам Максим.

Я покорно встаю и выхожу вслед за ними из спальни. Идем мы в кабинет мадам Максим. Почему-то он всегда казался мне меньше по размерам, чем сама наша директорша, так что непонятно было, как она там помещается. Как туда поместились еще и Хмури с Дамблдором, я не знаю. Посадили меня на стул, а сами стали вокруг и принялись допрашивать.

— Мисс Розье, расскажите подробно, чем вы занимались сегодня вечером.

Рассказываю, обойдя разговор с Бэгменом. К счастью, с ним меня никто не видел, поэтому лишних вопросов мне не задают. Но Хмури требует от меня поминутного отчета, а за временем я не следила. Зденек и Марта могут подтвердить, что я направилась к себе в карету, но как раз в тот момент Крауч остался наедине с Крамом, которого потом оглушили...

Хмури и вправду думает, что это сделала я?

Да пусть лучше на меня думает...

Я приободряюсь. Мою вину никто не докажет, так что смело можно брать ее на себя. Только признаваться открыто не стоит — старый параноик решит, что я кого-то прикрываю. Значит, надо защищаться так, как защищается именно виновный. Как в прошлый раз с Краучем.

— Вы что, считаете, что я его похитила? И куда я его дела, простите? Вы под мою кровать заглядывали?

Дамблдор присутствует, кажется, чисто номинально. Не говорит ни слова, и что у него на уме — непонятно. Мадам Максим пытается вмешаться в разговор, но Хмури ей не дает.

— У вас было достаточно времени. За это время можно было сделать что угодно.

А действительно — если это Перкинс, что он сделал с Краучем? Аппарировать ведь здесь нельзя. Превратил в хорька и посадил в карман? Так хорьки — это по части Хмури.

— Например, в хорька превратить?

— Или убить, — как-то небрежно говорит Хмури.

От такого обвинения возмущаюсь не только я, но даже и мадам Максим.

— Профессор Хмури, почему вы считаете, что Бетти способна кого-то убить? Тем более мистера Крауча.

— Она пыталась проклясть его еще на первом туре!

— Но зачем ей его проклинать? И тем более убивать?

Я смотрю в пол. Сидеть и слушать, как меня обсуждают, словно не замечая, нет никаких сил, но уходить нельзя. Пусть думают, что это я убила Крауча. Его мне нисколечко не жалко.

— Затем, что ее родители — сподвижники Того-Кого-Нельзя-Называть, находящиеся на данный момент в Азкабане.

Мадам Максим недоумевающе смотрит на Хмури, затем на меня. Дамблдор молчит. Зачем он вообще сюда притащился, если ничего не делает? Любоваться, как Хмури меня мучает?

— Бетти! — восклицает директорша. — Я же тебя спрашивала! Ты мне сказала, что это неправда!

— Вы спросили, правда ли, что мои родители сидят в тюрьме за убийство. Это неправда. Не за убийство.

— Это хуже, чем убийство, — бормочет Хмури.

Теперь молчу я. Может, они дела моих родителей будут обсуждать без меня?

Мадам Максим, похоже, сама не хочет знать, за что их посадили в Азкабан. А может, не хочет говорить при мне. И тоже молчит.

Дамблдор молчит уже по традиции.

Через несколько минут затяжного молчания Хмури вдруг обретает дар речи.

— Мисс Розье, оставьте здесь палочку и идите в спальню

— Зачем? — не понимаю я.

— Действительно, — с облегчением соглашается мадам Максим. — Иди в спальню. Палочку я тебе потом принесу.

Хотят проверить, какие заклинания на моей палочке? Вот и взяла вину на себя...

Молча кладу палочку и встаю со стула. Для приличия надо что-нибудь сказать и я говорю:

— Спокойной ночи.

Затем поворачиваюсь к двери и выхожу из кабинета.

В спальне меня встречают настороженными взглядами. Никто и не подумал ложиться. Я прохожу к кровати, собираюсь снять мантию, но вдруг меня останавливает Виолетта:

— Розье!

Я поворачиваюсь к ней:

— Что такое?

Виолетта встает и с самым решительным видом подходит ко мне.

— Убирайся отсюда!

— Что? — не понимаю я.

— Что слышала! Забирай свои шмотки и выметайся!

Ну надо же — наша потомственная аристократка из королевского рода заговорила по магловски... От Эсмеральды набралась, не иначе.

А где Эсмеральда? Странно, что Виолетта тут распоряжается. По негласному уговору следующая по старшинству за Флер — Эсмеральда. А ее здесь нет.

— А почему это я должна выметаться? Я имею такое же право здесь находиться, как и ты.

— Ты не имеешь никакого права! Чтобы ты всех нас тут ночью перебила! Убирайся в свой Слизерин!

Я пожимаю плечами с максимально безразличным видом.

— Если бы я хотела вас перебить, я бы сделала это еще на первом курсе.

— Если ты отсюда сейчас же не уберешься, мы сами тебя отсюда вынесем!

Интересно, как это у них получится?

Я машинально хватаюсь за палочку... а палочку-то сама только что отдала. Замечательно. А Флер даже палочки не нужно, чтобы меня усыпить.

— Какие же мы смелые! — с наигранным восхищением произношу я. — Вшестером на одного безоружного! Гриффиндорцам до вас далеко!

Виолетта не успевает возразить — дверь умывальной распахивается, и появляется Эсмеральда с колодой карт в руке.

— Это что за самоуправство?

Виолетта бросается к ней.

— Эсмеральда! Ты же сама сказала...

— Я сказала, ждите меня!

— Но она тут нас всех убьет! Как Крауча!

— Ну вот еще, руки пачкать, — тихо говорю я, но Эсмеральда как будто бы и не слышит.

— Розье, пойдем, поговорим, — произносит она и делает движение рукой в сторону умывальной.

— Хорошо, — отзываюсь я, — только палочку здесь оставь.

Виолетта порывается что-то сказать, но Эсмеральда ее опережает.

— Ладно, — легко соглашается она, бросая палочку Виолетте. — Идем.

После полутемной спальни лампочка с тремя свечами в умывальной кажется ослепительно яркой. А может, дело в белых стенах, в которых три свечи превращаются в три сотни. Или у меня в глазах рябит...

Эсмеральда с полминуты пристально смотрит на меня, а потом неожиданно спрашивает:

— У Крауча дети есть?

— Что? — не понимаю я.

— Я спрашиваю тебя, Розье, — терпеливо повторяет Эсмеральда, как будто маленькому ребенку, — есть ли у Крауча дети?

Она с ума сошла. Сначала Виолетта, потом она. При чем тут дети Крауча?

— У него был сын, — медленно отвечаю я, все еще не понимая, в чем дело.

— Что значит «был»? — удивленно переспрашивает Эсмеральда.

— Он умер... лет уже двенадцать тому назад.

Эсмеральда чешет в затылке. Подходит к зеркалу, долго смотрит в него, будто сомневаясь, она ли это. Потом смотрит на меня с тем же сомнением.

— Как это умер?

— В Азкабане, — неохотно отвечаю я. — Его обвинили в причастности к Упивающимся Смертью...

— Крауч же большая шишка! — восклицает Эсмеральда. — Как он допустил, чтобы сына посадили в Азкабан?

— Сам же и посадил, — все так же неохотно продолжаю я. — Против него прямых улик не было, но его тоже приговорили к пожизненному заключению, как и остальных...

Я не стала уточнять, кем были эти остальные. К счастью, Эсмеральда не спрашивает, а опять впадает в глубокую задумчивость.

— Бред! — наконец-то изрекает она. — Полный бред! Розье, с чего ты вообще взяла, что он умер?

Я согласна с тем, что это бред. Но считаю, что бредит как раз Эсмеральда. Зачем ей сын Крауча? Я о нем вообще ничего толком не знаю. Мы с Риной давно уже решили, что Хмури его подставил, а Крауч такая сволочь, что и родного сына не пожалеет.

Теперь уже моя очередь переходить на тон старшего, которому дети задают глупые вопросы:

— В газетах написано.

Эсмеральда разражается прямо-таки зловещим хохотом.

— Розье! Тебе сколько лет? Ты до сих пор веришь газетам?

— А почему я должна им не верить?

— Да потому что они врут на каждом шагу! Недавно вон написали, что Поттер сохнет по Грейнджер, а та гуляет с Крамом! Даже мне видно, что это вранье с начала и до конца! Поттер сохнет не по Грейнджер, а по Чо Чанг, которая с Седриком Диггори гуляет. А с Грейнджер ничего не ясно, я не уверена, что Крам ей вообще нужен. Если бы эта Скитер мужиком была, я бы могла понять!

— Да она любит врать, — вставляю я. Уточнять не буду. Поттер с Грейнджер — это еще не страшно, а вот то, что она Драко заявила... Но Эсмеральде этого говорить не стоит не в коем случае. Поверит ведь. Она любит всех судить по себе.

— Вот именно! В твоем возрасте, Розье, давно пора отучиться верить газетам!

Снисходительный тон Эсмеральды меня раздражает, и я спрашиваю напрямик:

— Зачем тебе это все нужно? При чем тут сын Крауча?

— Да при том, что Крауча укокошил его собственный сын! — выпаливает Эсмеральда на одном дыхании.

— То есть как укокошил? — не понимаю я. — С чего ты взяла, что его убили?

— Ты головой думать умеешь? — раздраженно спрашивает Эсмеральда. — А что, по-твоему, с ним сделали, если аппарировать здесь нельзя, а он на ногах не держался?

Хмури ведь тоже говорил, что Крауча убили...

— Но при чем тут сын? Он же умер в Азкабане! Откуда ты вообще это взяла?

— Откуда, откуда, — ворчит Эсмеральда. — Вот смотри.

Она начинает быстро-быстро выкладывать на полочку перед зеркалом какие-то карты. Какие — я не успеваю разглядывать, картинки мельтешат у меня перед глазами, а пояснения Эсмеральды ничего полезного не прибавляют. На прорицания я не ходила, даже значений карт толком не знаю!

— Теперь понимаешь?

— Ну... допустим... — неопределенно отвечаю я. — А может, они врут?

— Карты никогда не врут! — гордо произносит Эсмеральда. — В отличие от газет. Слушай, Розье, а бежать он не мог? А может, в папаше проснулась совесть и он решил сыночка вытащить?

— У Крауча нет совести, — мрачно говорю я. — Даже если бы он сына вытащил, он бы ему потом шагу ступить не дал...

И тут я осекаюсь. Какая же я идиотка! Ох и права же Эсмеральда, считая меня малолетней дурой! Столько газет прочитала, а простейшего вывода сделать не смогла! Искала-искала, кто такой Перкинс, а искать-то не надо было, все на поверхности лежит!

Он же сам сказал — родители помогли ему бежать. А потом отец держал его под «Империо». Все сходится. Карты у Эсмеральды действительно не врут.

Значит, Барти Крауч-младший...

Надо завтра сбегать в библиотеку, посмотреть хотя бы, как он выглядит!

— Ты чего? — Эсмеральда смотрит на меня с любопытством.

— Знаешь, — рассеянно говорю я, — наверное, ты права. Пойдем в спальню.

Виолетта, кажется, поджидала нас у дверей, потому что сразу бросается к Эсмеральде.

— Что вы так долго?

— Розье, мадам Максим твою палочку вернула, — говорит Мануэлла.

— Спасибо, — все так же рассеянно говорю я, беру сумку и начинаю складывать туда книги, пергамент и перья. Вслед за книгами отправляется две пары носков и смена белья.

— Да оставайся уж, Розье, — милостиво разрешает Флер. — Куда ты пойдешь, поздно уже!

Я молчу. Куда я пойду, спрашивать не надо. Библиотека, конечно, закрыта, но газеты подождут и до утра. А я — нет. Я не могу ни ложиться спать, ни просто сидеть в этой спальне. А раз уж девчонки хотят меня выгнать, так уж и быть, пойду у них на поводу один раз — уйду сама.

— Да пусть идет, — говорит Эсмеральда. — Там еще кто-то по двору бегает, двери замка открыты должны быть.

Кто бегает? Хмури? Может, стоит попасться ему на глаза, чтобы отвести его подальше от Перкинса... то есть от Крауча. Никогда не думала, что фамилия Крауч может у меня вызвать такие эмоции...

Когда я покидаю спальню, девчонки смотрят на меня с явным облегчением.

Я наивно полагал, что история с Бетти — это самое страшное, что могло со мной случиться до третьего тура. Не считая экзаменов, но к этому-то я как раз был готов. За год в Хогвартсе я ощущал себя заправским преподавателем, и не отказался бы поработать там еще год. Уже в своем обличье.

Я и думать забыл о своем отце. Я полагал, что под надзором Хвоста и Лорда с ним ничего не случится. Да, он изрядно сдал и больше не являлся в Министерство, но я был спокоен, зная, что за ним присматривают. Хмури в сундуке не лучше, а он живет. И соображать не разучился, судя по нашим с ним разговорам.

Но я упустил из вида, что Хвост не только гриффиндорец, но и придурок. Один раз он меня уже чуть не погубил, забыв прислать ингредиенты для зелья и не сообщив про карту. На этот же раз все обстояло гораздо хуже...

Почти одновременно с письмом Бетти, где она рассказывала о своих приключениях, пришло письмо от Темного Лорда. Он писал, что Хвост упустил моего отца и тот может в любую минуту объявиться в Хогвартсе. Поэтому я должен перехватить его...

Что я должен сделать дальше, было ясно и так. Но я твердо решил, что убивать отца не буду, разве что только не будет иного выхода. Вот как я его перехвачу, даже при наличии карты? Он ведь может заявиться в любое время, а я должен проводить уроки и спать хотя бы иногда. Я не могу круглые сутки бегать вокруг замка с Картой!

Мелькнула мысль попросить Бетти о помощи, но я от этой мысли отказался. Я не должен ее вмешивать в свои дела. Она хочет мне помочь. Но от отца можно ожидать что угодно, особенно если он увидит Бетти. Решит, что это Белла, и попытается ее убить. Если он действительно повредился рассудком, он может сделать все, что угодно. А рисковать жизнью Бетти я не имею права. Да и своей тоже — пока я нужен Лорду.

Прекращать переписку с Бетти, как в прошлый раз, я не стал. Нет смысла. Я слежу по Карте за отцом — могу проследить и за Бетти. Ее подловить не в пример проще.

Только бы они не пересеклись! И только бы отец не прошел мимо меня!

Он не знает, под чьим обличьем я в Хогвартсе... но то, что я в Хогвартсе, может знать. А если Поттер рассказал Дамблдору о Барти Крауче в кабинете Снейпа, то будет совсем нетрудно сделать выводы.

Шанс у меня был небольшой — если отец появится в Хогвартсе поздно вечером. Тогда я смогу его оглушить, трасфигурировать во что-нибудь, а потом притащить в свой кабинет и сгрузить в сундук в компанию к Хмури. Я хотел посадить его в Азкабан, посажу пока в сундук. Там немного лучше, чем в Азкабане, — нет дементоров и кормят прилично. Даже если я иногда не успеваю покормить Хмури, все равно ему жаловаться не на что.

Бетти я написал ответ кое-как. Я и так знал историю ее поисков и последующего наказания у Хмури, так чему же мне было удивляться? Ее поход в зоомагазин меня бы рассмешил, если бы я не был так озабочен проблемой с отцом.

Да и что за чушь с этим парселтонгом! Драко повторяет за Скитер всякую ерунду, а Бетти ее воспринимает близко к сердцу. Я прекрасно знаю, что у Беллы ничего не было с Темным Лордом, потому что этого просто не могло быть! Скитер за свои сплетни когда-нибудь ответит, вот только доживу до третьего тура и тогда со всем разберусь. И с теми, кто распускает сплетни, и с теми, кто в них верит.

Но Бетти не верит в сплетни. Вот и хорошо.

Теперь я не расставался с картой, постоянно носил ее во внутреннем кармане мантии. А когда был один — держал перед глазами. Когда я проводил уроки, я боялся, что именно сейчас отец входит в замок, и когда я освобожусь, я смогу лишь любоваться на точку с подписью «Бартемиус Крауч» в кабинете Дамблдора. Это стало моим кошмаром. Каждый раз, беря в руки карту, я прежде всего находил на ней Дамблдора и вздыхал с облегчением, видя, что он либо один, либо в обществе МакГонагалл.

За месяц до третьего тура чемпионам должны были объявить третье задание. В последние несколько дней я перестал ходить на ужин в Большой зал, мотивируя это тем, что у меня много работы. К счастью, Дамблдору и остальным не было дела до меня, да у них самих в преддверии экзаменов работы было порядочно. Трелони вообще в Большом зале не появляется, чем я ее хуже?

Я добрался до своего кабинета, заказал ужин у домашнего эльфа и достал карту. Хорошо, что я еще не успел начать есть, потому что первое, что я увидел на карте, — это Беатрис Розье и Людовика Бэгмена у самых входных дверей! Рядом с ними была Айрин Уилкс, но это для меня уже не имело большого значения.

Значит, опять решила с ним закрутить? Не удовлетворилась моими последними письмами и вспомнила свое прежнее увлечение?

Меня захватила такая злость, что несколько минут я вообще ничего не соображал, а когда снова взглянул на карту, то увидел, что Бэгмен отправился на поле для квиддича, а Бетти в компании Рины и двух студентов из Дурстранга находится в одном из пустых классов на третьем этаже.

«Несчастный ревнивец! — не преминул поиздеваться надо мной Хмури. — Ты не подумал, что Бэгмен попытался к ней пристать, а она сама его отшила?»

«Отстань», — беззлобно проворчал я и снова уставился на карту.

В половине девятого на квиддичном поле собрались все чемпионы. Бетти все еще была в той же комнате и в той же компании, так что я мог быть спокоен на ее счет. Когда Бэгмен закончил, по-видимому, свое объяснение и вошел в замок, Бетти оставалась на месте. И как я только мог подумать, что она захочет с ним встречаться! С тем же успехом я мог приревновать ее к Зденеку Прохаска или Владу Ионеску.

Только я успокоился на счет Бетти, как увидел... точнее, даже не увидел, а почувствовал на краю Карты какое-то движение. Перевел глаза туда, и мне тут же стало жарко, а в горле пересохло.

По краю Запретного Леса двигалась точка, подписанная «Бартемиус Крауч».

Я отхлебнул из фляжки и бросился за мантией невидимкой, по дороге своротив со стола гору книг. Надеть мантию я сумел со второго раза — с первого капюшон почему-то оказался у меня в ногах.

Так быстро, насколько позволяла деревянная нога, я помчался к выходу из замка. К счастью, отец двигался не быстрее меня. Я даже думать не хотел, что с ним такое сделали, что он еле стоял на ногах. Хвост его не кормил, что ли?

Добежав до леса, я обнаружил, что Крауча уже нашли. Поттер и Крам. Проклятье! Как их туда занесло? Отец что-то пытался говорить, но это было так неразборчиво, что даже я не понял, что он хотел сказать, не то что Поттер. А Крам просто испугался.

Поттер побежал за Дамблдором. Я проводил его взглядом и увидел выходящую из замка Бетти. Ее тут только и не хватало! Ведь карета Бобатона совсем рядом. Что, если она увидит Крауча?

Но Бетти не увидела. Ни Крама, ни Крауча, ни зеленой вспышки. И хорошо, что не увидела. Я бы тоже рад был этого не видеть... но у меня не было иного выхода. Тащить отца сейчас в замок я не мог. Я мог столкнуться на лестнице с Дамблдором. А сталкиваться с ним не стоило даже в мантии-невидимке.

Пока Дамблдор с Поттером добрались до кромки леса, я успел оттащить тело отца в сторону и накрыть мантией. Он лежал так же, как лежал тогда я после Чемпионата Мира... но я-то был просто оглушен.

Запоздало я подумал, что и сейчас я мог просто оглушить... но рисковать не стоило. Лорд приказал — убить, а когда все мои планы были нарушены, я мог опереться только на приказ Лорда.

Но запретить мне переживать случившееся Лорд не мог. И я сделал ошибку — ляпнул, не подумав, что про Крауча мне рассказал Снейп. Как он мог рассказать мне про Крауча, если Поттер только что видел его у кабинета Дамблдора?

Дамблдор сделал вид, что пропустил это мимо ушей, и отправил меня искать Крауча. Я бродил по лесу, пока Хагрид не увел Поттера, а Каркаров Крама, а потом снова вернулся на то место, где стояли Крам с Поттером.

— Альбус, — сказал я, — может быть нам стоит пройти в карету Бобатона? Вдруг мадам Максим что-нибудь видела?

— Ты подозреваешь мадам Максим?

— Или Беатрис Розье, — продолжил Хмури. На этот раз Хмури, а не я. Мне сейчас не до Бетти и вообще не до чего.

И если уж отводить подозрение на кого-то, то почему не на Каркарова? Потому что Каркаров не стал бы оглушать Крама?

Мадам Максим ничего не видела. Ее подопечные тоже. Девочки были явно взволнованы, а Бетти — больше всех. Разумеется — она ведь подходила к карете в то самое время, когда Крауч оставался наедине с Крамом... что ей мешало оглушить Крама?

С Бетти мы говорили отдельно. Хмури расспрашивал ее о том, что она делала перед возвращением в карету, а Дамблдор на протяжении всего разговора упорно молчал. Он не верил в то, что Бетти может быть к этому причастна. Давал мне полную свободу действий, а на самом деле внутренне смеялся надо мной.

А может, уже знал, что я — это не Хмури? Слишком уж быстро я появился. И ему будет достаточно спросить Снейпа, встречался он со мной или нет...

Мадам Максим до сих пор не знает, кто такая Бетти. И не следовало ей этого знать. Но Хмури все равно говорит. Хорошо, хоть фамилий не называет. Но бобатонской директорше достаточно и этого. Она замолкает, и надолго. Я тоже замолкаю. Смотрю на Бетти, думая только об одном — как же я устал. Сейчас бы самому лечь на землю и лежать там, накрывшись мантией-невидимкой...

Через несколько минут молчания Хмури наконец-то придумывает реальное дело. Разговоры ему надоели. Он предлагает мисс Розье оставить палочку и идти в спальню.

Разумеется, на палочке никаких недозволенных заклинаний не оказывается. Мадам Максим, оправившись от шока, пытается приставать ко мне с вопросами о родителях Бетти. Я посылаю ее в библиотеку, говорю, что надо еще раз осмотреть территорию и выхожу из кареты.

24

Полночи мы с Риной не спали — обсуждали убийство Крауча собственным сыном. Чтобы никого не будить, отправились в гостиную. Втайне я надеялась, что Рина опровергнет предсказания Эсмеральды — нельзя же в самом деле полагаться только на карты — но она, наоборот, заявила:

— Знаешь, я тоже думала, что Перкинс — это Крауч-младший.

— А почему мне не сказала?

— Потому что не была уверена, что Крауч способен помочь сыну бежать. У него же совести нет!

— Как ты думаешь, Хмури знает? Мне кажется, что он догадывается...

Знал Хмури или нет, но этой ночью он явно не спал. Когда мы встретили его в коридоре, вид у него был разбитый, и на наше произнесенное с вызовом приветствие он не ответил.

За завтраком мы пристали к Краму с расспросами о случившемся вечером. Сначала он упирался и не хотел ничего говорить, но когда я сообщила, что Хмури подозревал в убийстве Крауча меня, смягчился и стал рассказывать.

По его словам, он отозвал Поттера к кромке леса, чтобы поговорить. И тут из леса к ним вышел Крауч в таком состоянии, будто он уже несколько дней шел пешком и при этом ничего не ел. Вид у него был явно сумасшедший. Он нес какой-то бред про организацию Турнира, Темного Лорда, Гарри Поттера и собственного сына...

— А что он сказал про своего сына?

— Его слов было совершенно не разобрать. Сказал, что его сын получил двенадцать СОВ и еще что-то про свою вину...

— А больше ты никого не видел?

— Я оглянулся посмотреть, не идет ли Поттер, и тут меня оглушили. Больше я ничего не видел. Бетти, а почему тебя-то в этом винят? Ты ничего не видела?

— Я Поттера видела, — признаюсь я. — А больше — ничего. Я в карету торопилась, куда уж мне по сторонам смотреть!

Иногда, конечно, я смотрю по сторонам. Когда получаю письмо от Перкинса. И в этот раз Перкинс... то есть Крауч-младший был где-то рядом. Может быть, видел меня.

Нашел ли его Хмури?

Наверное, нет. Если бы нашел, вся школа бы узнала. И мне бы он не преминул сообщить.

В первый же свободный урок мы отправились в библиотеку. Попросили подшивку старых газет и долго рылись в разделе светской хроники, пока наконец не обнаружили колдографию семейства Краучей. Крауч старший — точь-в-точь как на первом туре, только волосы темные, его жена — хрупкая женщина со светлыми волосами — и мальчик в школьной мантии с гербом Слизерина. Здесь он на седьмом курсе, как и мы с Риной. Волосы светлые, на лице веснушки, выглядит скорее ровесником Драко, чем моим. Даже не подумаешь, что этот мальчик способен выдержать несколько месяцев в Азкабане, а потом двенадцать лет под Империо. И не просто выдержал — остался верен себе и взялся выполнить поручение Темного Лорда.

И все-таки одна мысль нам не давала покоя — как Крауч-младший мог убить родного отца?

Отец, правда, сам хорош — отправил сына в Азкабан, а потом держал под Империо. Такого отца я бы сама убила.

Скорей бы его увидеть! Что он делает сейчас, интересно? Может, ему самому плохо и нужна поддержка? Пусть он не говорит ничего о том, чем сейчас занят, но рядом-то я побыть могу!

Рина, разумеется, мою затею всерьез не восприняла:

— Ты что, с ума сошла! Его все ищут, а ты собралась свидания назначать!

— Ну и что? Поищут и перестанут. Не нашли же.

Крауча действительно не нашли — ни старшего, ни младшего. В субботу вечером я опустила ему в дупло письмо, попросив отвечать через то же дупло, так как я окончательно выселилась из кареты. Надоело. Зденек и Марио помогли мне перенести оставшиеся вещи, и больше меня с Бобатоном ничего не связывало, кроме разве что цвета мантии. На всякий случай мы подошли за разрешением к Снейпу, но он явно был озабочен чем-то другим и рассеянно спросил:

— Разве вы и так не переселились в слизеринскую спальню, мисс Розье?

Мы сочли это за разрешение и поспешили удалиться. Бобатонцы же, включая мадам Максим, моему переселению явно обрадовались.

В понедельник в Хогвартс приехал Фадж. На него мне указала Рина, когда мы с ней выходили из Большого Зала. Я нарочно прошла в паре футов от него, он рассеянно на меня посмотрел, но не узнал. Меня это несколько обидело. Так хотела самого министра магии напугать, а он взял и не отреагировал. Как будто мою маму в глаза не видел. Не верю — такая большая шишка, как Фадж, должен знать своих врагов в лицо!

Фадж очень быстро куда-то исчез — наверное, пошел к Дамблдору, а потом из окна мы видели, как они с Дамблдором и Хмури гуляют вокруг замка. Они так тщательно осматривали окрестности кареты, что я испугалась — а вдруг найдут наше дупло, а в нем письмо мне? Ответа ведь еще не пришло, но может прийти в любое время...

Но, к счастью, в дупла они заглядывать не стали, и я успокоилась. А вот после ужина случилось что-то странное. Мы, как обычно, задержались у выхода из замка, поджидая Марту и Зденека. Из дверей вышел Поттер, кинул на нас с Риной рассеянный взгляд... и вдруг изменился в лице. Посмотрел на меня, как будто я — Темный Лорд собственной персоной, и так рванул обратно, что чуть не приложился лбом о косяк.

— Бетти! Он тебя узнал, что ли?

— Да с чего ему меня узнавать? Я тут почти год торчу, раньше не мог?

— Может, ему только недавно рассказали?

— Ага, Хмури устроил ему персональный урок истории магии с демонстрацией колдографий. С чего это вдруг?

И действительно — с чего? Когда в школе всего порядка трехсот учеников, за семь месяцев можно всех хотя бы в лицо выучить, если не по именам. А уж я-то на виду — единственная бобатонка за слизеринским столом. Невилл Лонгботтом меня так и не узнал, хотя я ему однажды помогла, когда он споткнулся на лестнице, — подобрала книги и помогла встать. Он поблагодарил и пошел дальше, не выказав ни малейших признаков узнавания.

А Поттеру-то с чего меня узнавать? Ему кто-то показал колдографии мамы? А зачем?

Драко мы, разумеется, все рассказали, и он тут же с уверенностью заявил, что это Хмури. Дескать, больше некому. Вопрос, зачем, остался невыясненным.

Во вторник, незадолго до ужина, мы с Риной, выйдя во двор, обнаружили там Драко в компании Крэбба и Гойла. Драко пристально разглядывал какую-то тварь у себя на ладони. Тварь оказалась большим жуком, который, когда мы подошли, взлетел с недовольным жужжанием.

— Как вам? — восхищенно спросил Драко.

— Тебе лавры Хагрида не дают покоя? — не поняла я.

— При чем тут Хагрид! Это не жук!

— А кто?

— Это Рита Скитер! — сказал Драко с таким торжеством, словно бы превращение журналистки в жука было его заслугой. — Она анимаг!

— Жаль, ты мне сразу не сказал. Я бы ее прихлопнула.

— Ты что! — возмутился кузен. — Она статью про Поттера обещала написать!

— А про меня гадости кто говорил?

— Она про тебя писать не будет! Только про Поттера!

Ну да, писать не будет, а сплетни распускать будет. Но Драко не переубедишь.

И про Поттера и про Скитер я написала Перкинсу... то есть Краучу и положила письмо в дупло. Он мне пока что еще не успел ответить, но я уже не волновалась. Точнее, если и волновалась — то за него самого, а не за наши отношения. Его родной отец пришел разоблачать — тут будет от чего с ума сойти! Я бы точно на его месте сошла. Я бы на его месте не смогла столько времени скрываться на территории Хогвартса. Где же он, интересно, спит? В подземельях? Но там Филч с кошкой, Хмури с волшебным глазом...

Про то, что я теперь знаю, кто он, я не написала. Но настойчиво предложила встретиться.

За всеми этими событиями я чуть было не пропустила свой день рождения. Вспомнила о нем только тогда, когда утром малфоевский филин принес мне посылку от тети Нарциссы. В посылке было жемчужное ожерелье и открытка с цветами, которые не просто выглядели, как живые, — еще и благоухали на весь Большой зал.

Празднование мы решили отложить до дня рождения Драко. Отметим в слизеринской гостиной все сразу. Вместе с началом экзаменов.

В пятницу вечером я получила ответное письмо. В том самом дупле. Мы подошли к нему вместе с Риной, и пока Рина оглядывала вокруг — не бродит ли здесь какой-нибудь Хмури — я достала из дупла заветный лист пергамента. Терпения добежать до замка не хватило, и я прочитала письмо прямо там, пока Рина караулила у дерева.

Письмо было коротким. Он поблагодарил меня за информацию и согласился на предложение о встрече. Ему явно было не до длинных писем, и я его прекрасно понимала. Я тоже после двух слизеринских малолетних идиотов ничего путного написать не могла. Вот встретимся — и поговорим.

В ночь с субботы на воскресенье я дождалась, пока все заснут, и выскользнула из спальни. Он ждал меня все в том же коридоре, и я почувствовала его раньше, чем он меня окликнул. Не то через стенки видеть научилась, как Хмури, не то пророческий дар прорезался, как у Эсмеральды.

А может, я и правда влюбилась? Меня, правда, от этого слова тошнит... но дело-то не в словах!

Мы вошли в темную комнату, он закрыл дверь заклятием и стал медленно снимать мантию-невидимку. Опять я его не увижу? Проклятая темнота!

— Зажги свет, — тихо попросила я. Можно было, конечно, не просить, а зажечь самой, но я не хочу показаться слишком наглой. И еще мне почему-то было важно, чтобы он сам это сделал. Не знаю почему... ничего не знаю...

— Бетти, я... — начинает он объяснения-оправдания, но я его обрываю:

— Я все равно знаю, кто ты.

Он издает полузадушенный возглас и подается назад. Бедный... Я бы на его месте тоже испугалась.

— Ты — Барти Крауч. Младший.

— Откуда ты знаешь?

Говорить про Эсмеральду мне показалось глупым. Да, у нее все сбывается... но ведь Рина догадалась сама. Значит, и я могла. Хотя... вряд ли; не напрасно, наверное, утверждают, что любовь слепа. Но я просто не хочу, чтобы между нами стояла какая-то Эсмеральда!

— Ты же мне сам говорил, что родители помогли тебе бежать из Азкабана. А Крауч — большая шишка, кто еще, кроме него, смог бы это сделать?

Напоминание об отце его явно не обрадовало. Меня бы тоже не обрадовало, если бы моим отцом был Крауч. Повезло с родителями, называется...

— Бетти, — выдыхает он. — Я не должен был тебе говорить...

— Ты думаешь, я тебя выдам? Хорошо же ты меня знаешь! — Ох... а в самом деле — откуда ж ему меня знать?.. Но вот я-то уверена, что знакома с ним уже сто — да нет, тысячу лет! И он — тоже, я чувствую! Знал бы кто, какие токи пронизывают меня всю, когда я беру в руки его письма! Я не умею читать мысли, но есть еще такая штука — эмпатия, она позволяет ощущать близкого человека даже на расстоянии. И я уверена, что не ошибаюсь, хотя понятия не имею, откуда у меня эта уверенность. А еще уверенность передается, и я изо всех сил стараюсь внушить ее человеку, застывшему напротив меня. — Да никто и не догадается, что я с тобой как-то связана, даже если тебя засекли!

Но Эсмеральда догадалась. Наверняка догадалась. А, ладно, Эсмеральда никому не скажет. А и скажет — так никто ей не поверит: не надо было попадаться в сомнительной компании с хогвартсовской прорицательницей! Да еще и в нетрезвом виде!

Долгую тяжелую паузу нарушает вздох — кажется, облегчения — и признание:

— Я не от тебя прячусь, я от всех бегаю. Я в последнее время даже собственной тени боюсь, — признается он. — Совсем параноиком стал. — И непонятно добавляет: — С кем поведешься... А от тебя мне прятаться незачем — от единственной. Люмос!

Он гораздо старше, чем на колдографии. Волосы совсем светлые, с седыми прядями. Но все равно выглядит моложе Снейпа. Я себе его именно таким и представляла. После двух встреч, после колдографий.

А что я стою и просто смотрю на него? Боюсь, что обо мне что-нибудь не то подумает?

А и пусть!

Я не думаю даже о том, прилично ли молодой девушке из хорошей семьи проявлять инициативу (пусть тетя Нарцисса о приличиях думает, хотя боггарта с два она о них думала в моем возрасте!). Я даже не подхожу к нему вплотную — я преодолеваю разделяющее нас расстояние одним броском (наверное, так ловец кидается за снитчем) и не обнимаю, а вцепляюсь в него. Оторвать меня от него не смог бы весь слизеринский факультет вместе с деканом.

А у него в правой руке все еще зажата палочка, и он сперва не соображает, что я делаю. Но потом до него доходит... и у меня только что не трещат ребра, и я не могу сдержать восхищенного:

— Ох!..

И он подбирает это «Ох!» — губами с губ — и пьет мое жаркое дыхание, и я закрываю глаза (и на что нам, собственно, сдался этот несчастный «Люмос»?).

Вот теперь у нас настоящее свидание. А то что же за свидание без поцелуев?

Палочку он в итоге роняет на пол. Я собираюсь было сказать, что ее хорошо бы положить на что-нибудь, но мне не до разговоров. Ему — тем более. Да я и не разглядела, что еще есть в этой комнате...

Не знаю, сколько прошло времени, но мы наконец-то отрываемся друг от друга. Барти подбирает палочку и кладет ее на стол, стоящий у стены.

Это не тот ли стол, где Хмури обнаружил боггарта?

Да — а сесть тут куда-нибудь можно?

Барти, угадывая мою мысль, выдвигает из-за стола стул и садится, подтягивая меня к себе на колени. А моя голова сама собой клонится ему на плечо. И мне так хорошо...

— Барти, — спохватываюсь я, — ты видел, что я тебе написала про Риту Скитер? Вдруг она здесь летает?

— Не летает, — с уверенностью отвечает он.

— Откуда ты знаешь?

— Вот, смотри, — он достает из-за пазухи кусок пергамента и кладет его на стол.

— Это что?

— Это карта Хогвартса. Показывает всех, кто находится в замке в данный момент.

Ну надо же! Я беру в руки карту и начинаю вглядываться в переплетение линий.

Ага, вот и мы — Беатрис Розье и Бартемиус Крауч. Ох, мне бы эту Карту — я бы не гадала, что за Перкинс, с которым меня свела судьба! И не рылась бы в подшивках «Пророка». Полезная штука, однако... Больше никакого движения на карте нет. Но на всякий случай я спрашиваю:

— А Хмури где?

— Вот, видишь — в своем кабинете. Десятый сон видит.

Действительно — точка с именем Хмури неподвижна.

Я еще удивлялась, как Барти удается скрываться. С такой картой да с мантией-невидимкой это несложно. И все-таки он чуть не попался тогда. А сейчас?

— Он тебя не выследил? Я не хочу, чтобы ты попался!

— Я сам не хочу, — вздыхает он. — Мне кажется, что Дамблдору обо мне известно...

— Когда кажется, надо говорить «Финита Инкантатем!» — назидательно произношу я.

Барти улыбается. Сработало!

— Осталось-то всего меньше месяца! — добавляю я. — Ну хочешь, я что-нибудь сделаю, чтобы тебя не поймали? Отвлеку внимание. Я знаю, как это делается. Да мне и делать ничего не придется: меня и так подозревают во всем, в чем только можно. Где что ни случится, так сразу — «Бетти Розье!» Меня даже пытались обвинить, что это я Крауча убила... а я не особо и возражала.

— Почему? — вдруг спрашивает Барти.

— Что — почему? — растерянно лепечу я, прекрасно понимая, о чем он спрашивает.

— Почему не возражала? — настойчиво повторяет Барти, заглядывая мне в глаза. — Чтобы подольше думали на тебя и не подумали на кого-нибудь другого?

И снова целует меня: в глаза, в лоб — как ребенка, так целомудренно и одновременно так пронизывающе, будто на мне пробуют Круциатус.

— Даже Хмури бы этому не поверил.

— Что? — Мне требуется пара секунд, чтобы въехать, о чем это он.

— А! Да я поняла уже! Они мою палочку проверяли, ничего на ней не обнаружили. Я же тебе подробно не рассказала, как это было...

Рассказываю все — начиная от встречи с Поттером и заканчивая попыткой выставить меня из кареты. Разговор с Эсмеральдой пропускаю. Зачем Барти зря расстраивать? Получается, что попытка увенчалась успехом. Но поражения я не чувствую — мне девчонки давно уже надоели. А у Барти на коленях мне на всех девчонок на свете наплевать!

— Хмури тоже хорош, — заканчиваю я, — выложил все-таки мадам Максим про моих родителей. Та и рада, что от меня избавилась.

— Разве твоя тетя ей ничего не рассказывала?

— Значит, не рассказывала. Решила, что все осталось в прошлом, а я, сменив фамилию, сменила и жизнь. А я не хочу ее менять! Жизнь у меня одна, как была, так и будет!

Барти одобряюще улыбается, но пока что не отвечает. И не успевает ответить — я снова затыкаю ему рот поцелуем.

Да, вот такая я испорченная французским воспитанием! В следующий раз через месяц увидимся... нет — уже через три недели, так чего я должна ждать?

Барти не возражает. Даже попыток не делает.

Потом спрашивает:

— А что ты собираешься делать после экзаменов? Вернешься во Францию?

— Ну вот еще! — с возмущением говорю я. — Что мне там делать!

— Разве ты не хочешь увидеться с родственниками?

Я с ними и так уже достаточно навидалась. Нет, конечно, Аннет я хочу видеть... но ведь теперь тетя решит, что я ее испорчу, и запретит нам встречаться.

— Я с ними успею еще увидеться. Не хочу уезжать. Вдруг я уеду, а без меня что-нибудь случится...

— С кем случится? — не понимает Барти.

Или делает вид, что не понимает...

Ну и как я его такого оставлю?

— С тобой, идиот! — выпаливаю я и легонько дергаю его за волосы.

— Так уж и идиот, — слабо возражает он.

— Нет, ты самый настоящий идиот! Кто на месяц пропал? Я чуть с ума не сошла!

— Я же тебе писал, — смущенно говорит он, — я чуть не попался...

— С такой картой?

— Тогда у меня еще карты не было.

— Все равно! — Я так просто не сдаю позиции. — Это не повод пропадать на целый месяц!

— А кто с Бэгменом заигрывал? — неожиданно спрашивает он.

— А ты что, ревнуешь? Совершенно зря! Мне он вовсе не нужен!

Ну до чего же он смешной — меня к Бэгмену ревновать!

Чтобы не ревновал, я подкрепляю свои слова поцелуем.

— Все-все, больше уже не ревную! — признается он.

Ну наконец-то!

— А ты что дальше делать собираешься?

— Я еще не знаю, Бетти, — со вздохом говорит он. — Я даже не знаю, доживу ли я до третьего тура и переживу ли я его.

— Что значит — не доживешь? Я тебе не доживу!

Хотя, конечно, что я сделаю? Если Хмури его обнаружит... До третьего тура целых три недели. И этот Крауч заявился так не вовремя... А вдруг еще кто-нибудь заявится?

— Я постараюсь, — он улыбается. — Я не хочу тебя потерять. Снова...

— Что значит «снова»? — не понимаю я.

— Как я потерял твою маму.

— Ты что, любил ее? — Я чуть не вскакиваю, но он удерживает меня, уловив движение.

— Нет... не знаю... Не так, как... — Тут он замолкает надолго.

— Как что?

Даже если он на самом деле был влюблен в мою маму — что с того? Она красивая, в нее трудно не влюбиться!

Наконец он решается заговорить:

— Я встретил Беллу, когда мне было пятнадцать лет. На каком-то светском приеме.

— Ты мне об этом писал, — напоминаю я.

— Да, но не все.

Действительно — про отца он мне не мог написать! Это не так-то просто, когда у тебя отец такая большая шишка. Таких, как я, у нас полшколы, у Виолетты происхождение не хуже моего. А у Барти отец не только большая шишка, но и большая сволочь к тому же. Из всей жизни сына его интересовали только оценки.

Может быть, Барти и преувеличивает... но не думаю, что слишком много. В конце концов, Крауч мог не осуждать сына на пожизненное заключение! Тогда бы не пришлось устраивать ему побег, а потом скрывать!

Про побег он так и не рассказывает, но меня сейчас интересует не это.

— А меня ты видел?

— Один раз. Тебе года два было.

Ну почему я этого не помню! Рина меня помнит, но она-то меня старше на полгода! А у меня детские воспоминания начинаются с того момента, как я пыталась уйти из дома в пять лет. До этого одни обрывки, вроде куклы или эпизода с Драко.

— Слушай... Я маму совсем не помню. Расскажи мне про нее. Ты с ней только с пятнадцати лет стал общаться? Раньше ты ее не видел? Вы же родственники?

— Да, — улыбается он, — но очень дальние. Я видел ее несколько раз в доме Блэков... Но не забывай, что она меня на одиннадцать лет старше. Когда она пошла в Хогвартс, я только родился. Она для меня всегда была чем-то недосягаемым. Я даже не думал, что мы можем общаться на равных...

Для меня мама — тоже что-то недосягаемое. В прямом смысле. Увижу ли я ее когда-нибудь вообще?

— А я на нее очень похожа?

— Тебе, наверное, уже говорили. И колдографии наверняка показывали...

— Колдографии — это не то. Ты ведь видел ее совсем близко, как меня. Мы совсем одинаковые? Или я и на папу немного похожа, как тетя Андромеда говорит?

— Не совсем, — признается он. — Но когда я тебя увидел в первый раз, я сначала было подумал, что это Белла. Что я сошел с ума и она мне мерещится.

— А как ты меня увидел в первый раз? — тут же спрашиваю я.

Он смущается и отвечает не сразу. Не то не может вспомнить, не то не хочет и говорить. Может он и вправду скрывается в Хогвартсе под оборотным зельем, как считает Рина.

Но я его и под оборотным зельем узнала бы! Тем более сейчас!

Надо будет присмотреться еще раз. Вдруг я действительно постоянно мимо него прохожу и не замечаю?

— Когда вы приехали, тогда я тебя и увидел, — наконец отвечает он. — Вы все были такие испуганные, замерзшие, как потерянные — в чужой стране, в чужой школе. А ты среди своих-то и своей не смотрелась.

Вот в этом он прав. Он что — за прибытием нашей кареты из-за дерева подглядывал в мантии-невидимке?

— А как ты понял, что я — это я?

— После твоей встречи с Нарциссой в Хогсмиде.

Так ничего толком и не объяснил. Хотя, если подумать? Кто тогда был в «Трех метлах», когда я встречалась с тетей Нарциссой? Народу было порядочно, как обычно в субботу, когда студенты Хогвартса выбираются в Хогсмид. Снейпа не было, Поттера не было, Хмури с Хагридом ушли... Он мог скрываться под мантией-невидимкой... но не Снейп же это! Драко и Рина заметили бы, если Снейп был не настоящий. Да и кого угодно бы заметили, так что насчет оборотного зелья Рина не права. Меня на приеме у Малфоев тетя Нарцисса сразу раскусила, хотя я Рину уже успела изучить как саму себя!

— Но ты же сразу меня узнал?

— Узнал сразу, но не мог поверить. Я ведь действительно верил, что ты умерла...

— Жаль, ты меня на Святочном балу не видел! — говорю я. — Я тогда специально накрасилась и причесалась под маму. Хотела Крауча напугать, но он не пришел.

— Отец тогда уже плохо себя чувствовал.

— Из-за меня?

— Нет, ты тут не причем. Я под «Империо» прожил одиннадцать лет, а он и двух месяцев не выдержал.

Так Крауч был под «Империо»? В таком случае, если бы он меня увидел, все равно бы не осознал.

Спрашивать, что там произошло на самом деле с Краучем, его сыном и Темным Лордом, мне почему-то не хочется. Краучу так и надо. Мы это с Риной уже сто раз обсудили.

Чтобы не говорить о Крауче, перевожу тему:

— Барти... я Рине про тебя рассказала. Но ты не бойся, она тебя не выдаст. Она сама у меня все выведала, когда ты пропал на месяц, — добавляю я, видя, что Барти на мои слова не реагирует.

— А своему кузену, надеюсь, ты не рассказала?

— И не собираюсь! Он маленький и глупый. А Рина ведь твоя родственница?

— Она моя двоюродная племянница.

В таком случае Барти может с полным правом ее воспитывать, как я Драко. Но он этим правом не воспользуется. Может, мне его позаимствовать? Только не сейчас. Сейчас надо дожить до третьего тура.

Хотя в данный момент я хочу только одного — чтобы эта ночь вообще не кончалась.

Только вернувшись в свой кабинет, я понял, что все делал не так. И отца можно было не убивать, и про Снейпа не говорить, а уж обвинение Бетти вообще выглядело нелепо. С тем же успехом я мог обвинить и Поттера, и Крама. И Дамблдор на протяжении всего разговора с Бетти молчал и смотрел на меня так снисходительно, как будто все знал и до поры до времени предоставлял мне свободу. Дамблдор это любит, я уже успел его изучить.

Утешать себя я мог только тем, что выполнил в точности приказ Лорда, но почему-то утешение действовало слабовато. А если бы Лорд приказал мне не встречаться больше с Бетти?

Хотя нет, не прикажет — зачем ему Бетти? Выполнению моей миссии она не мешает...

Хорошо бы еще знать, что отец наговорил Поттеру и Краму. Но это я могу узнать и от Поттера, точнее может узнать Хмури. Хмури, впрочем, от участия в расследовании отказался. Дескать, он в это дело вмешиваться не хочет, а я его советов не слушал и пусть теперь выпутываюсь сам. Я ему на это ответил, что это он зависит от меня, а не наоборот, и что без меня его бы вообще не было. Он возразил, что без него я попался бы в первый же день. Я сказал, что мне и без него тошно и пусть он заткнется. Он заткнулся, но легче мне от этого не стало. Наоборот, стало еще тяжелее.

Да еще Поттер вообразил, что он способен найти Крауча, и с утра примчался ко мне в кабинет поделиться своими догадками. Лучше бы к третьему туру готовился, раз уж его от экзаменов освободили. На это я ему и намекнул. А его друзья пусть ему помогают вместо того, чтобы расследованиями заниматься.

Впрочем, вряд ли они чего сообразят, эти гриффиндорцы. Поттер не задал мне самый очевидный в данной ситуации вопрос — если Крауч еле стоит на ногах и ничего не соображает, как же он зимой смог незаметно проникнуть в кабинет Снейпа и так же незаметно оттуда исчезнуть?

Если Поттер рассказал об этом хоть кому-нибудь обладающему мозгами, то меня, можно считать, уже раскрыли. Хмури мне об этом талдычит уже месяца два. Дескать, если бы он находился не в моей голове, а в собственном теле, он бы в два счета меня разоблачил. Можно было спросить о том же самом Хмури, который в сундуке, но мы с ним давно уже не разговариваем. Я его кормлю раз в день — и достаточно. Я и так узнал от него все, что можно, и вообще, он мне надоел. Честно говоря, я его немного побаиваюсь. У меня есть Хмури, который в моей голове, и одного с меня хватит.

С Хмури мы на следующий же день помирились. А что ему еще оставалось делать — кроме меня, у него никого нет. И вообще, если подумать, он объективно не существует.

Мне, кроме как с Хмури, тоже поговорить откровенно не с кем. То есть нет — у меня есть Бетти...

Но как я расскажу Бетти про отца? Она может догадаться, что я причастен к исчезновению Крауча, но она не знает, кто он мне! А у меня сейчас не хватит духу ей это рассказать...

В воскресенье я забрал из дупла письмо Бетти. Ничего особенного в нем не было, но мне после него стало намного легче. Она обо мне помнит, она за меня волнуется... что еще надо?

В понедельник приехал Фадж и начались нудные расспросы — кто, когда последний раз видел Крауча и куда он мог пропасть. Поттера Фадж почему-то видеть не пожелал, но гриффиндорец сам явился к Дамблдору. Зачем — он не сказал. Мы пошли осматривать территорию, а Поттер один остался в кабинете. Потом Дамблдор вернулся, а мне пришлось отбиваться от глупых вопросов Фаджа. Точнее, не мне, а Хмури. Раз он со мной помирился, пусть работает. А я напряженно размышлял, что же понадобилось Поттеру от директора и почему он явился посреди урока.

Если он до сих пор не рассказал Дамблдору всего, то сейчас расскажет.

Но если он пришел рассказать именно о том случае с картой, то почему именно сейчас? Да еще посреди урока?

Какой там у него был урок? Прорицание? Может, он что-нибудь увидел?

Да нет, он же не верит в прорицания. Я верю и даже побаиваюсь. А Поттер считает все предсказания чушью, что при нынешней преподавательнице неудивительно.

На следующий день произошло еще одно странное событие. Я до сих пор не расставался с Картой и, находясь в одиночестве, постоянно держал ее перед собой. Я так к ней привык, что мне уже не надо было поминутно на нее смотреть, чтобы заметить что-то меня интересующее или что-то необычное. Вот и в этот раз перед ужином я скорее почувствовал, чем увидел на Карте что-то странное. Посмотрел — и обнаружил во дворе Риту Скитер в компании Малфоя и его свиты — Крэбба и Гойла.

Эта-то как здесь оказалась? Меня ведь Грейнджер про нее спрашивала! Журналистке как-то удалось проникнуть на второй тур, но мне тогда было не до Карты и не до Риты. Сейчас мне тоже не до нее, но если она умудряется скрываться так, что я не могу ее обнаружить, то как бы она не обнаружила меня. Для нее это сенсация, а для меня — полный провал.

Через несколько минут к Малфою подошли Бетти и Айрин, а Скитер удалилась. Интересно, заметила ли ее Бетти. Если да, то она должна мне рассказать — ведь у нее к журналистке свои счеты!

На следующий день я получил новое письмо от Бетти. А я еще и на предыдущее не ответил. Она предложила мне встретиться. Там еще было что-то про Поттера и про Скитер, но я сначала этого даже и не заметил.

Встретиться с Бетти снова! Увидеть ее рядом с собой, безо всякого Хмури, взять ее за руку, а может быть...

Я оборвал свои мечтания — как я могу с ней встречаться, когда меня чуть не раскрыли?

Но ведь не из-за Бетти же!

И тогда и сейчас я влип из-за Поттера. Вот если бы у меня было свидание с Поттером, тогда можно было бы смело ставить на мое разоблачение.

И потом — если Дамблдор про меня знает, хуже уже не будет. А так — я последний раз увижу Бетти. Мне сейчас так необходимо видеть кого-то родного рядом...

Хмури возражать не стал. Хотя перед теми двумя свиданиями он постоянно доставал меня напоминаниями о бдительности. А сейчас наоборот — усмехнулся и заявил, что наконец-то я начинаю думать не только о себе. И чтобы я и не заикался о «последнем свидании». Девушке такое нельзя говорить.

«Можно подумать, у тебя большой опыт общения с девушками», — проворчал я.

«В любом случае не меньше, чем у тебя», — парировал он.

Мне было трудно себе представить, чтобы у Хмури были какие-то отношения с девушками. Какая девушка полюбит такого урода!

Впрочем, он не всегда был уродом. Но я этого не помню. Даже с двумя глазами и целым носом красавцем я бы его не назвал.

Спросить у него, что ли, насчет девушек? Хотя нет, не буду. Если тот Хмури, который в сундуке, мне что-нибудь расскажет, тот, который в моей голове, меня потом задразнит. Он и так больно много себе позволяет.

Я назначил Бетти встречу, как и раньше — в ночь в субботу на воскресенье, в подземелье. Хмури весь вечер надо мной издевался и не прекратил даже тогда, когда я в мантии-невидимке спустился вниз. Действие оборотного зелья уже кончилось, а он все не уходил! Мотивировал это тем, что меня одного оставить нельзя, я непременно влипну в историю.

«Тебя не существует! — заявил я ему. — Я тебя придумал!»

«А раз меня не существует, — резонно заметил он, — тогда почему тебя так волнует мое присутствие?»

Спорить с гриффиндорцами, да еще и аврорами — дело бесполезное. Я и не стал. Тем более Бетти уже пришла. Я почувствовал ее еще до того, как она показалась из-за угла.

Мы вошли в какую-то комнату, я закрыл дверь, снял мантию-невидимку... и тут Бетти попросила:

— Зажги свет.

Я оторопел и не знал, что ответить. Я только об этом и мечтал — увидеть ее своими глазами. Пусть я и различаю предметы в темноте, но этого недостаточно! Но ведь мне надо скрываться...

«Да уж зажги ты свет! — проворчал Хмури. — Зачем тебе от девушки прятаться? Она наверняка уже догадалась, кто ты!»

И действительно — догадалась. Как?

«Ты ее за дурочку считаешь? Пересказал ей всю свою биографию и думаешь, она сопоставить факты не может?»

«Заткнись!» — рявкаю я, если это можно так назвать.

Ну не сумасшедший ли я? Бетти здесь, рядом со мной, а я сам с собой разговариваю! Хорошо, она не слышит.

— Люмос, — тихо говорю я.

Пару минут мы стоим и смотрим друг на друга. И опять Хмури не удерживается от ехидной реплики:

«Ну что стоишь столбом? Обними девушку!»

Легко сказать — обними! А если она не захочет? И почему этот старый хрыч не хочет от меня отвязываться? Я на свидание втроем не согласен!

Я бы так, может, целую вечность простоял, если не Бетти. У нее вообще никаких сомнений. Еще бы — она не знает про Хмури!

Тот пытается отпустить еще какую-то ехидную реплику, но я его уже не слушаю, а крепко обнимаю Бетти.

Наконец-то...

Оказывается, до этого я не знал, что такое счастье. Я ловил каждые мгновения рядом с ней, пусть и в присутствии Хмури, я хранил в памяти моменты наших свиданий, я был рад взять ее за руку, пусть это даже был не я... Но сейчас она в моих объятьях, и Хмури наконец-то заткнулся, и никто не мешает мне ее поцеловать...

Когда ощущение реальности ко мне вернулась, я поднял с пола свою палочку и положил на стол. Бдительность есть бдительность. Возле стола оказался стул, на котором я и устроился вместе с Бетти.

Та неожиданно вспоминает про Скитер. Вдруг неугомонная журналистка здесь летает?

Я достаю карту и показываю Бетти. Никакой Скитер на карте не обнаруживается. И Хмури спит спокойно в своем кабинете. Точнее — в сундуке в моем кабинете, но Бетти этого не знает, а по карте не видно.

Мы говорим о каких-то пустяках, наслаждаясь обществом друг друга. Каких глупостей я себе напридумывал! Бетти правильно говорит, что я идиот. Идиот и есть. Она меня любит, а я еще смел ревновать ее к какому-то Бэгмену...

Или это все влюбленные идиоты? Но к Бетти это явно не относится.

Хмури долгое время не подает признаков жизни, и я радуюсь, что наконец-то от него избавился. Но разве этот параноик потерпит, чтобы про него забыли надолго!

Когда Бетти спрашивает меня, где я увидел ее первый раз, а я почти честно отвечаю, Хмури ехидно замечает: «Вот ты и попался, Барти! Она тебя в два счета раскусит!»

«Почему это она должна меня раскусить?»

«Да потому что, когда встречали бобатонцев, вокруг кареты толпа стояла. Из Запретного леса ты ее бы все равно не увидел! А в толпу в мантии-невидимке бы не полез!»

«Заткнись», — говорю я.

Он не унимается: «А кто на нее весь праздничный ужин пялился?»

«Ты!» — не остаюсь в долгу я.

«А почему это я должен на нее пялиться?»

«Ты же параноик. Ей наверняка это в первый же день сказали. Ей в кошмарном сне не приснится, что ты — это я! Что между нами может быть общего?»

«Ничего, если не знать про оборотное зелье. А она сама им пользовалась».

«Мерлин!» — воскликнул я.

Хмури противно хихикнул: «Жаль, нет тотализатора. Я бы поставил на то, что она не догадается»

«Ты нелогичен, — тут же поддел его я. — Или ты считаешь Бетти дурой?»

«А тебе нужно, чтобы она догадалась?»

Нет, он надо мной издевается! Сначала одно говорит, затем другое.

«Заткнись, надоел уже! — не выдержал я. — Если тебе завидно, иди в гости к Андромеде, ее дочка хотела тебя видеть!»

«Я девочками не интересуюсь!» — гордо ответил Хмури.

«Тогда что ты здесь делаешь? — парировал я. — Сгинь!»

И он действительно сгинул. Хорошо, что Бетти ничего не заметила.

25

Самым сложным было делать вид, что у меня ничего не случилось. Рина не устает говорить, что у меня всегда на лице все написано, а на этот раз там был написан целый роман. Хорошо, что в преддверии экзаменов на нас никто не обращал особого внимания и не удивлялся, если мы уединялись где-нибудь на берегу озера со стопкой учебников. При этом большую часть времени мы действительно готовились!

День рождения Драко и меня мы отметили с шиком. Кроме всех слизеринских старшекурсников мы позвали Зденека, Марту, Влада и Крама, а из бобатонцев — Цезаря и Марио. Зденек оказался на высоте — он сумел пресечь все разговоры о квиддиче и выдал занимательную байку о том, как летом ездил в гости к Марте в Латвию и общался с тамошними русалками. Я припомнила ему пражских вампиров, после чего разгорелась бурная дискуссия, возможен ли роман между вампиром и русалкой. Веселое настроение не разрушил даже явившийся в самый разгар дискуссии профессор Снейп. Его, видите ли, профессор Каркаров попросил найти пропавшего Крама и напомнить ему, что давно пора возвращаться на корабль. Виктор, Марта и Влад ушли, а Зденек остался с нами, заявив, что Каркаров не заметит ни его отсутствия, ни присутствия, а он может поспать на коврике у двери или не спать вообще.

Меня не оставляло чувство, что Барти где-то рядом, а я о нем не знаю. Рина заставила меня несколько раз пересказать весь наш разговор, после чего впала в глубокую задумчивость. Даже если и догадалась о чем-то, то догадкой со мной не поделилась. Потом ведь опять скажет — «я так и думала, но не была точно уверена».

Да и некогда нам было заниматься разгадками, когда экзамены должны были начаться со дня на день. Зденек делал вид, что абсолютно не волнуется, и заявлял, что нам повезло — ведь мы сдаем ТРИТОНы в Хогвартсе, а не у себя дома. Ну, им, может, и повезло, а нам — не знаю...

Чем дальше, тем больше я начинала бояться за Барти. С одной стороны, хотелось поскорее дождаться третьего тура, чтобы он завершил наконец-то свое дело и перестал скрываться. Но, с другой, мне не давали покоя его слова, что он может до третьего тура и не дожить... Вот что этого Крауча принесло в Хогвартс? И о чем может догадаться Хмури?

Чтобы отвлечься от тревог, я стала бурно строить планы дальнейшей жизни после окончания школы. Рина отнеслась к ним весьма скептически, но открыто возражать не посмела, ограничившись мелкими придирками.

— Бетти! А если он не согласится?

— Не говори глупостей! Что значит «не согласится»? Если бы ты видела, как он на меня смотрел...

— Ну ты знаешь, смотреть — одно, а жениться — совсем другое!

— За кого ты нас принимаешь? За маглов?

На «маглов» Рина обижалась, но через пару часов все начиналось заново.

— А что скажут твои дядя с тетей?

— Пусть говорят что хотят, я уже совершеннолетняя.

— А тетя Нарцисса?

— А она мне официально никто.

— Бетти! — Голос Рины был полон искреннего возмущения. — Ты сама говоришь, что мы не маглы, а собралась выходить замуж без благословения родителей!

— И как ты себе это представляешь? — с ехидством спросила я. — Одна сова до Азкабана уже не долетела. Хочешь, чтобы весь аврорат знал, что Крауч-младший жив и на свободе?

— А если они выйдут из Азкабана?..

Вот тут уже я замолкала. Представить, что я смогу увидеть маму, было еще сложнее, чем поверить, что она получит мое письмо. И как она отнесется к моему решению? Вдруг сочтет Барти неподходящей парой? Его-то она знает хорошо, а меня не знает совсем.

И еще оставался Темный Лорд, которого не знала я.

В согласии самого Барти я и не сомневалась, но в очередном письме прямо его спросила. Жалко, я не видела его лица в тот момент, когда он это прочитал...

Хорошо, что выпускные экзамены принимали не преподаватели Хогвартса, а специальная экзаменационная комиссия. Видеть Хмури мне хотелось как можно меньше. И так он умудрился столкнуться с нами в холле, когда мы возвращались от озера. У Рины в руках была стопка учебников, а у меня — каталог свадебных нарядов. И Хмури, кажется, это заметил.

А что, собственно, в этом такого? Порядочная девушка из хорошей семьи имеет полное право выйти замуж сразу после окончания школы. И меньше всего ее должно интересовать мнение какого-то бывшего аврора, по совместительству — преподавателя по защите от темных искусств.

Экзаменационная комиссия меня почему-то не испугалась. Хотя, без сомнения, узнали. Еще бы, они все такие старые, небось у самого Темного Лорда экзамены принимали! Старичок, которому я сдавала заклинания, два раза переспрашивал мою фамилию и на протяжении всего экзамена очень недоверчиво на меня смотрел. Я нарочито изобразила акцент и даже вставила несколько французских слов. Тогда он наконец успокоился.

Бобатонские девчонки делали вид, что меня не существует. Ребята с них пример не брали, хотя Марио признался мне, что Флер устроила очередную истерику по поводу того, что они с Цезарем ходили на мой день рождения.

Барти успел написать мне два письма и ко второму уже оправился от моей наглости. Заявил, что пышные церемонии ему опротивели, светские приемы он ненавидит с детства, и если я настаиваю на свадьбе, пусть она будет скромной. Тем более что он официально мертв, и общественности об его существовании знать не обязательно.

Дожидаться мамы из Азкабана он, к счастью, не предлагает. И правильно. Мы, в конце концов, взрослые, зачем нам спрашивать у родителей?

Я как-то сказала Рине, что неплохо бы поговорить с тетей Нарциссой, но когда мы попытались представить себе этот разговор, то поняли, что заводить его весьма преждевременно. Нарцисса от одного вопроса: «Как у вас в Англии принято жениться» потеряет дар речи, а когда я откажусь признаваться, на ком это я собираюсь жениться... в смысле — за кого выходить замуж, упадет в обморок. Еще, чего доброго, подумает про Бэгмена. Можно, конечно, заявить, что я выхожу за Зденека, но я не хотела его впутывать. И так жалко, что я не могу рассказать ему про Барти. Не впутывать же иностранцев в наши английские дела! Вот если он узнает и сам захочет — другое дело...

Зденек на известие о том, что мои родители в тюрьме, отреагировал точно так же, как и Марио. Чуть не захлопал в ладоши и рассказал историю, как его троюродный дедушка почти пятьдесят лет тому назад бежал из концлагеря, находящегося на каком-то северном острове в России. Я попыталась возразить, что там не было дементоров, но мне заявили, что российская магическая служба безопасности еще хуже дементоров. А климат там такой, что от дементоров холоднее не будет. Пожалуй, дементоры даже быстрее вымерзли бы, чем лагерники... или местные жители — те ко всему привычные. Но если я не верю, то могу спросить у Марты.

У Марты я спрашивать не стала, хотя было подозрение, что как раз в этом случае Зденек не врет, а если и врет, то немного. Все равно у нас не Россия и даже не Чехословакия.

Рина продолжала настаивать на том, что Барти скрывается под оборотным зельем. Мне в это верилось с трудом, но я пыталась примерять к нему всех преподавателей Хогвартса. Первым на подозрении был, разумеется, Снейп, но Рина категорически утверждала, что декан тут ни при чем.

— Снейпа невозможно подделать! — горячо уверяла она меня. — Поверь мне, я шесть лет у него училась и на седьмой никакой разницы не вижу!

— Ну а кем он может быть, по-твоему? МакГонагалл, что ли? Так ее тоже все знают!

— Может, Трелони? Она из своего кабинета в Северной башне почти не выходит...

— Вот именно, что не выходит, а Барти меня видел в первый день, как мы прилетели! И его бы Эсмеральда сразу разоблачила — она с Трелони постоянно пьянствует!

— Может, Филч?

— Да ну тебя! — Я машу на нее рукой. — Филч вредный и противный, и вообще сквиб. Барти невыгодно быть сквибом!

— Быть невыгодно — а вот выглядеть... Всегда выгоднее казаться слабее, чем ты есть.

— Да у Филча даже волшебной палочки нет!

Рина надолго задумывается, а потом изрекает:

— Знаешь, он как ты — тоже свои чувства скрывать не умеет. По крайней мере, по тому, что ты о нем говорила и что я о нем слышала. Кто из преподавателей к тебе явно неравнодушен?

— Ой, да брось ты, — отмахиваюсь я. — Меня все узнали. И почему ты думаешь, что это именно преподаватель?

— У студентов меньше возможностей бродить по Хогвартсу, и за его пределы они выходить не могут.

— Все равно я не верю в оборотное зелье, — заключала я, и на этом наш разговор заканчивался до следующего раза.

Конечно, над словами Рины я не могла не задуматься. Я-то не знаю, где он, даже если и вижу постоянно. Но я ведь никаким оборотным зельем не пользуюсь! Меня-то он сразу узнал! Он не мог сделать вид, что ничего не случилось, это же не Снейп! Он должен был это как-то показать!

Из всех преподавателей больше всех ко мне неравнодушен Хмури. Но мысль о том, что Барти — это Хмури, была такой нелепой, что я ее и додумывать не стала. Хмури меня ненавидит, и я его тоже! Да и Барти к нему добрых чувств не питает: он писал, как Хмури его допрашивал. Правда, так и не рассказал, пользовался ли тот непростительными заклятьями. Меня не хотел огорчать. А мне и писать не надо, я сама додумаю — знаю уже, на что способны авроры.

Экзамены кончились за три дня до третьего тура. Зденек предлагал отметить окончание экзаменов грандиозной вечеринкой на корабле, но Крам сказал, что празднование лучше отложить до третьего тура. Мы же относительно тихо и скромно посидели в слизеринской гостиной, и из иностранных студентов у нас присутствовал только Зденек, на которого давно махнули рукой и Каркаров и Крам.

Вечером накануне третьего тура мы с Риной сидели на нашем любимом месте на берегу озера. От Барти уже неделю не было писем, и я начинала волноваться. Куда он опять пропал перед третьим туром?

— Да успокойся ты. Пропал-то всего на неделю. Помнишь, как тогда он месяц не писал, а в день второго тура объявился?

— Но сейчас он сам опасается, что его раскрыли! Вдруг я его больше не увижу?

— Хватит себя изводить! Лучше представь себе лицо тети Нарциссы, когда она узнает, за кого ты выходишь замуж!

Но меня и это слабо утешает. Меня вообще ничего не утешает, пока вдруг откуда-то из-за спины вылетает до боли знакомый бумажный самолетик...

Вместо того чтобы открыть письмо, я вскакиваю и оглядываюсь по сторонам. Он где-то здесь! Пусть в мантии-невидимке, но я его и так почувствую, не видя!

— Бетти, стой! Ты с ума сошла?

— Почему?

— Если бы он захотел к тебе подойти, он бы подошел! А раз только послал письмо, значит, подходить нельзя!

Ладно, нельзя так нельзя. Я сажусь обратно на траву и разворачиваю письмо.

«Милая Бетти! Завтра — решающий день. Завтра я либо погибну, либо выполню то, ради чего я здесь».

Я ему дам — «погибну»!

«Прости, что я так тебе ничего и не рассказал... расскажу скоро, если уцелею. Если нет — ты наверняка все узнаешь».

Да что ж он так пессимистично настроен-то? Хоть бы намекнул, что он собирается сделать, — может, мы с Риной сообразили бы, как помочь. Или хотя бы смогли посмотреть со стороны, что ему угрожает. Или кто. Впрочем, «кто» — ясно и так. Хмури, конечно, — он целый год уже Барти выслеживает.

Дальше следовало полстраницы запутанных рассуждений о том, что он выполняет свой долг и чего-то там еще, и только в последнем предложении он наконец-то догадался написать: «Бетти, я тебя люблю». Это уже после того, как мы обсудили все планы нашей свадьбы. Ну не дурачок ли?

— Он просто боялся, что ты не ответишь ему взаимностью.

— Да брось ты! Нет, конечно, когда я не знала, кто он, мне было трудно чем-либо вообще ответить...

— А я тебе еще когда говорила — он влюблен в тебя по уши!

— Вот и сказал бы сразу! А я теперь с ума должна сходить — переживет он третий тур или нет. Но что с ним может случиться, Рина? У него же такая карта! С ней от кого угодно можно убежать!

— А если ритуал требует присутствия его в каком-то одном месте достаточно долгое время?

— Какой еще ритуал?

Рина смущается.

— Ну я не знаю... раз он собрался возвращать к жизни Темного Лорда, значит, должен быть какой-то ритуал...

— Ну тебя! — Я опять машу рукой. — Теперь ты взялась пугать меня на ночь глядя? Пошли спать!

Заснула я в эту ночь с большим трудом и почти сразу же проснулась, когда мне приснилось, как Барти, стоящего почему-то возле Кубка Огня, хватает Хмури. Я кричала ему: «Беги!», а он отвечал, что бежать не может, потому что ему надо обязательно достоять до момента, когда пламя погаснет. Гаснуть оно не хотело, а Хмури подходил, хоть и медленно, но все ближе и ближе. Наконец от пламени осталась одна только тонкая струйка, я опять крикнула: «Беги, скорее!» — и тут Хмури схватил Барти за плечо...

На этом моменте я и проснулась и провалялась в постели до самого утра. Чтобы не заснуть снова, взяла «Историю Хогвартса» и стала ее читать. Ничего, правда, не понимала, но до утра как-то дотянула.

Зато вставать и идти на завтрак не хотелось. Проспать бы весь день, а на следующий получить письмо от Барти, что он свободен и мы можем встретиться, не таясь...

Тем не менее я встала и пошла. Спать я сегодня не буду. Наоборот, буду смотреть в оба. Вдруг да чего увижу.

Первое, что я увидела в Большом зале, был донельзя обрадованный Драко.

— Бетти, Рина! — заорал он, едва нас увидев. — Вы читали?

— Что? — удивленно спросила я.

Рина уже разворачивала «Ежедневный пророк». Впрочем, разворачивать и не надо было — разгромная статья о Поттере красовалась на первой странице. Драко обещал ее уже целый месяц, а статья появилась именно в день третьего тура.

Драко был возбужден до предела. Весь завтрак он только тем и занимался, что дразнил Поттера, корча тупые рожи и изображая змеиный язык. Идиот! Когда я в зоомагазине пыталась найти общий язык со змеей, я таких рож не корчила. Но змея все равно меня не поняла, и хорошо. Еще хорошо то, что Скитер меня тогда не видела. Она горазда придумывать то, чего нет. Появилась бы сейчас в «Пророке» статья «Дочь Того-Кого-Нельзя-Называть учится в Хогвартсе»! Про Поттера пусть пишет что угодно, но Драко, по моему мнению, совершенно зря с ней связался.

— Драко! — окликаю я. — Перестань кривляться!

— Почему это «перестань»? — тут же вскидывается он. — Тебе что, так нравится Поттер?

— Это тебе он нравится, а не мне. Буду я еще на всяких четверокурсников внимание обращать!

Драко все еще раздумывает, принять ли мои слова про «всяких четверокурсников» на свой счет, когда к нам подсаживается Зденек.

— Сейчас единственный момент, когда можно пожалеть о том, что ты не участвуешь в Турнире, — говорит он весело.

— Почему это?

— Потому что сегодня к участникам Турнира приехали родители, и с ними можно провести весь день.

Я мотаю головой.

— Нет, я бы не хотела. Моих дяди с тетей здесь только не хватало! Если тетя Дениза узнает то, что меня подозревали в убийстве Крауча, ее удар хватит!

— У тебя неправильные родственники. Видела бы ты моих родителей! Мама готовит так, что я каждый раз боюсь, что лопну. А папа в свое время в школе такие штуки откалывал, что даже гриффиндорцам до него далеко!

Мы смеемся.

— Ты, значит, весь в папу?

— Ага, — с гордостью произносит Зденек. — А приезжайте летом к нам в Прагу!

— Если получится, — неопределенно говорит Рина.

Я бы с удовольствием съездила в гости к Зденеку. Еще лучше — вместе с Барти. Барти будет полезно послушать байки про вампиров и русалок, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.

Но пока что я ничего не могу решать...

После завтрака Драко убежал на экзамен по защите от темных искусств, Зденек отправился к своим, а мы с Риной вернулись в гостиную. Мне было откровенно не по себе. Я машинально прочитала «Пророк» от корки до корки, вяло поругала Драко, а потом мы с Риной просто сидели рядышком на диване и смотрели друг на друга.

Надо что-то делать, а что?

Или надо просто дождаться третьего тура?

К обеду ожидание настолько меня вымотало, что вернувшемуся с экзамена Драко я устроила форменный разнос. Он, бедный, этого не ожидал и испугался. Рина еле меня от него оттащила, сказав, что пора идти на обед.

За обедом у меня кусок в горло не лез. Рина уговаривала меня съесть хоть что-нибудь, чтобы не навлекать на себя подозрения Хмури, который очень злобно таращился на меня с преподавательского стола. Но мне от ее уговоров становилось еще хуже. Того и гляди, стошнит прямо в Большом зале.

И тут к нам подошла Эсмеральда. Полминуты стояла за моей спиной, ожидая, пока я осознаю ее присутствие, а потом спросила:

— Бетти, ты не знаешь, что это за рыжий парень за гриффиндорским столом? Рядом с той толстой теткой, длинный такой, с хвостом.

Я не сразу соображаю, чего от меня хочет Эсмеральда. Есть от чего потерять дар речи. Во-первых, за все семь лет учебы Эсмеральда еще ни разу не назвала меня по имени. Во-вторых, если ее интересовал какой-то мальчик, она никого о нем не расспрашивала, а всегда знакомилась первая.

Рина соображает быстрее меня.

— Надо у Драко спросить. Драко!

Кузен все еще смотрит на меня с опаской, но отзывается мгновенно:

— Это Билл Уизли, старший сын Уизли. Они с мамашей приехали Поттера поддержать на Турнире. Его-то родители окочурились, вот Уизли и носятся с ним. Лучше он никого не нашел, все знают, что они нищие, у них только детей уйма, а больше ничего за душой нет!

Свою речь Драко выпаливает на едином дыхании, с вызовом глядя на нас с Риной. При взгляде на его физиономию у меня сразу повышается настроение. Сущий ребенок, несмотря на то что уже пятнадцать стукнуло.

Впрочем, Барти и в тридцать два ведет себя, как маленький. Но у Барти хотя бы есть тому оправдание. То, что он делает, никакому Драко не под силу, можно и расслабиться немного.

— А чем он занимается? — спрашивает Эсмеральда.

— Он в Египте околачивается, в банке Гринготс. Ближе работу не нашел — кому они, эти Уизли, нужны! Его братец вообще в Румынии работает, в драконьем питомнике...

При упоминании о Румынии Эсмеральда сразу мрачнеет. Но быстро справляется с собой и говорит своим обычным тоном, от которого обычно все мальчики млеют:

— Спасибо, Драко.

И уже по-деловому обращается ко мне:

— Пойдем, поговорить надо.

О чем это ей надо со мной поговорить?

Мне вдруг становится страшно. У нее ведь все сбывается! Что она сообщит на этот раз?

Но лучше пойти с Эсмеральдой, чем сидеть здесь, где от одного запаха еды меня начинает тошнить.

Выходим во двор. Эсмеральда смотрит в сторону озера, и с чувством произносит:

— Идиотизм полный!

— Что? — не понимаю я.

— Все! Все спятили!

Я все еще не понимаю.

— Кто спятил? Зачем тебе понадобился этот Уизли?

— Да не мне! Мне он ни в жизнь не сдался, этот маменькин сыночек! Флер на него глаз положила!

Все равно не понимаю. Флер то и дело кого-то себе присматривает, и никогда это Эсмеральду так не волновало. В истории с Седриком она то и дело помогала подруге советами. А тут вдруг всполошилась. Чем Уизли хуже Диггори? Если работает в Гринготсе, то он вовсе не нищий.

— Все с ума посходили! — продолжает Эсмеральда. — Виолетта замуж собралась, причем жениха своего видела один раз лет пять тому назад. Ее, видите ли, родители сговорили. А она и рада.

— Ну и что?

Если он чистокровный и из хорошего рода, я понимаю Виолетту. А другого ей родители и не предложат.

— А мне Влад предлагает в Румынию с ним ехать. Как ты думаешь, Бетти, соглашаться или нет?

Воистину, мир перевернулся. Эсмеральда прекрасно знает, что я терпеть не могу прилюдных обсуждений их романов. Да и свои сердечные тайны они мне никогда не доверяют. И тем более Эсмеральда никогда не спрашивала совета в своих любовных делах. Не то что у меня — у меня она вообще никогда ничего не спрашивала — но даже у Флер и Виолетты. В этих делах Эсмеральда руководствовалась одним принципом — чем больше, тем лучше, а советовалась исключительно со своими картами. Да и то не всегда.

— Ну если ты его любишь, — пожимаю я плечами, — поезжай. А почему ты меня спрашиваешь?

— Я всех спрашиваю! — Эсмеральда в сердцах сплевывает на землю. — И все как сговорились! «Если любишь — поезжай!» Сейчас люблю, а что завтра будет? А он мне сказал: «Будешь изменять — зарежу!».

— А ты не изменяй.

Эсмеральда машет рукой.

— Все такие правильные — просто смотреть тошно! Ты-то с чего ради такая правильная?

Еще раз пожимаю плечами. Она что, не в курсе, что я не одобряю ее взгляды на любовные романы? Если я вслух никогда ее не осуждала, это не значит, что я ее поддерживаю.

— Он потом сказал, что это он так шутит, но я-то лучше знаю! У него в роду чего только не намешано, они там все бешеные. Сначала зарежет, а потом думать будет. А если я во Франции останусь — еще хуже. По мне и так комиссия по неправомерному использованию магии плачет горючими слезами с самого рождения, а статут о секретности я видала в гробу и белых тапочках! Не успею оглянуться, как в тюрьму попаду, а папочка хрен меня оттуда станет вытаскивать! Он мне и так сказал — живи, как хочешь!

Отец у Эсмеральды, конечно, не Крауч-старший. Он всегда дочь из переделок вытаскивал. Но ему вполне могло надоесть и я его понимаю. Если Эсмеральда постоянно лезет, куда не следует, то пусть сама и выпутывается.

— Погоди, — до меня наконец-то доходит, — ты это себе нагадала? Но разве все так предопределено? Разве предсказание нельзя изменить?

— Можно, — соглашается Эсмеральда. — Если хочешь и если знаешь как. Предсказание сделать каждый дурак может, а вот работать с ними толком никто не умеет. Трелони тоже.

Помню, как она это говорила Виолетте. Она не знает, что я подслушала тот разговор... а может, и знает: от этой провидицы можно всего ожидать.

Эсмеральда задумчиво смотрит в сторону озера и продолжает уже другим тоном — спокойным и деловым:

— Розье, хочешь, доброе дело тебе сделаю?

— В смысле?

— Слушай сюда и не говори потом, что не слышала. Тот, кого ты любишь, и тот, кого ненавидишь, — одно и то же лицо.

Я сначала даже не понимаю, что она мне говорит. Никак не ожидала от Эсмеральды вмешательства в свои дела. Она никогда не стала бы ни просить помощи у меня, ни помогать мне. С чего это вдруг?

Она продолжает:

— Сегодня у него решающий день — он сделает то, что готовил целый год.

Мерлин! А ведь вчера в письме он именно это и написал.

Но что значит — тот, кого люблю, и тот, кого ненавижу? Бред какой-то...

Я хочу спросить, уточнить — и не могу. Она явно не договорила. Ладно, пусть договаривает.

— Помешать ему никто не сможет или не посмеет. Он это сделает, но сам погибнет.

У меня, наверное, становится какой-то совершенно страшный вид, потому что Эсмеральда, вместо того чтобы сделать столь любимую ею трагическую паузу, быстро продолжает:

— Но ты можешь его спасти, по крайней мере шанс есть довольно большой. Ты и твоя подруга. Кстати ей он тоже не чужой — двоюродный брат или что-то в этом духе.

— Двоюродный дядя, — машинально поправляю я.

— Пускай дядя, — легко соглашается Эсмеральда, — какая разница. Сегодня вечером следите за ним неотступно. Куда бы он ни пошел. Только на глаза никому не попадайтесь.

— Если никому не попадаться, как же мы его спасем? И как я за ним буду следить, если не знаю, кто он?

Я еще ничего не соображаю, поэтому задаю глупые вопросы. Лучше узнаю сейчас как можно больше, а обдумывать буду потом.

Она смеется:

— Розье, ты что, у меня каждый шаг будешь уточнять? Головой думай! Увидишь, когда можно вмешаться. Если ты не соображаешь, то пусть твоя подруга этим занимается.

На такое можно и обидеться, но я не буду. Я и вправду сейчас ничего не соображаю.

— Хорошо, — киваю я. Но одно мне все-таки непонятно. — Зачем ты мне это говоришь, Эсмеральда?

Она усмехается.

— Могу я хоть раз в жизни сделать доброе дело?

— Ты же сама говорила — от него исходит смертельная опасность!

Эсмеральда машет рукой.

— Мне уже плевать. С Флер ничего не случится, разве что по морде получит пару раз, но ей это только на пользу. А остальное меня не волнует. У вас в Англии вечно что-нибудь случается.

Отмечаю это «у вас». Ну надо же! Эсмеральду положение в Англии не волнует. А кто злобно шипел, что мои родители — темные маги? Кто вдохновенно вещал о том, что в узел, завязавшийся между Поттером и Темным Лордом, лучше не лезть?

— Я тебя не понимаю, Эсмеральда, — наконец говорю я.

— Я сама себя не понимаю! — отзывается она. — Мне надоели эти ваши страсти и пересуды, я хочу спокойно вернуться домой! И тебя, Розье, только одно прошу — не вздумай меня никуда вмешивать! Если я тебе один раз подсказала, это не значит, что я на вас собираюсь работать.

— Но ты Дамблдору ничего не расскажешь?

— Делать мне больше нечего! На них я тоже работать не собираюсь. Разбирайтесь между собой сами.

— Зачем же ты мне помогаешь?

— Ты мне одноклассница все-таки!

Ну надо же...

Никогда не думала, что способна испытывать к Эсмеральде какие-то дружеские чувства. Но именно в этот момент я осознала, что на самом-то деле мы с ней друг другу не чужие. Семь лет в одном классе и в одной спальне — не так уж и мало. Даже шесть — ведь сейчас я там уже не появляюсь. Дружбой это не назовешь — для дружбы должны быть какие-то общие интересы, схожесть характеров... у меня с ней этого и близко нет. И ни с кем из Бобатона нет. Как назвать то, что я к ней испытываю и, похоже, что она испытывает ко мне? Привязанность? Пожалуй. Одноклассница, все-таки...

И, разумеется, ни во что ее вмешивать не собираюсь. Темному Лорду только Эсмеральды и не хватает, с ее-то характером.

Эсмеральда некоторое время наблюдает за моим мыслительным процессом, а потом невпопад спрашивает:

— А знаешь, почему я в Румынию не хочу ехать? Там моря нет.

— Есть там море, — возражаю я, все еще продолжая обдумывать полученную информацию.

— Там где Влад живет — нет. Да и разве это море? Ты еще скажи, что в Англии море!

Вот тут я могу Эсмеральду понять. По сравнению со Средиземным все остальные моря кажутся пресными.

Но я бы Барти и Рину ни на какое море не променяла. Даже на Средиземное.

Эсмеральда усмехается, глядя на меня, и делает мне ручкой.

— Пока, Розье!

— Пока, — говорю я и вслед за Эсмеральдой медленно направляюсь в холл.

Я был почти уверен, что меня раскрыли. «Почти» — потому что оставался слабый шанс на то, что мои предчувствия меня обманывают и никто не в состоянии сделать выводы из множества очевидных вещей. Но это вряд ли. Я столько раз уже прокололся, что даже удивительно, что я до сих пор не в Азкабане.

А ведь пожизненный Азкабан — это самое меньшее, что мне светит...

Дамблдор, конечно же, делал вид, что ничего не происходит. Разговаривал со мной, не выказывая ни малейшего сомнения в том, что я его старый друг Аластор Хмури. Но я почти видел, что он уже давно обо все догадался. Не только о том, что Хмури поддельный, но и о том, кто скрывается под его личиной. Порою мне казалось, что он вот-вот скажет: «Ну, Барти, брось притворяться, давай поговорим откровенно».

Разумеется, он этого не говорил, и, разумеется, я никак не давал понять, что я — это не Хмури. Да и общался с Дамблдором и другими преподавателями Хмури, а не я. А мой Хмури неотличим от настоящего. Я в этом уверен.

Тяжелее всего было не то, что меня раскрыли, а то, что об этом все молчали. Меня в любой момент могли схватить за руку и отправить в Азкабан, но это как раз не было самым страшным. Честное слово, после ареста я вздохнул бы с облегчением — хоть какая-то определенность! Прямо хоть иди и сознавайся. Но это было бы сущей глупостью. Пока есть какой-то шанс выполнить задание Лорда, я должен из кожи вон выпрыгнуть, но сделать. Хотя как раз выпрыгивать из шкуры Хмури мне и нельзя.

Если бы не Бетти, я, наверное, сошел бы с ума. Мне нужна была хоть чья-то поддержка, чтобы хоть один близкий человек был рядом... Конечно, Темный Лорд всегда со мной, даже если он и не рядом, но сейчас я не рисковал ему даже написать. И потом, Бетти — это другое... Пусть я ей всего и не рассказал, но с ней я могу быть откровенным.

И она меня любит... Хмури надо мной издевается, говоря, что я идиот, что не верил в это раньше. Ну да, идиот, согласен. Еще к кому-то ее ревновал, к какому-то Бэгмену... Кто он такой? У него за душой ничего нет, он только и умеет, что болтать ни о чем!

Но увидимся ли мы с ней еще раз? Назначать встречу в Хогвартсе больше не стоит. У нее экзамены, у меня тоже, надо сосредоточиться и сделать последний рывок... Знать бы еще — куда. Я не могу пренебречь своим долгом ради Бетти, как бы я ее ни любил. Я сделаю то, что должен сделать, даже если мне предстоит погибнуть.

Даже Азкабан — это еще не самое страшное. Самое страшное — если я туда попаду раньше, чем Поттер попадет к Лорду. А так — Лорд меня вытащит.

А может, еще удастся сбежать, улучив момент во всеобщей суматохе, которая наверняка поднимется после исчезновения Поттера. В моем кабинете есть запасной портключ на кладбище Литтл-Хэнглтона. Я сделал его еще в августе, для тренировки. Брать с собой не рискну, боюсь активировать раньше времени, но если мне удастся добраться до своего кабинета...

Я не уверен, что удастся. Я ни в чем не уверен.

Бетти была полна радужных надежд, и я не мог ее разочаровывать. Шанс, что я останусь в живых, был таким малым... Но как я ей это скажу? Она уже начала подбирать наряды для нашей свадьбы — я видел ее с журналом, с которого улыбалась розовощекая девушка в свадебном платье. А я боялся даже думать об этом. Боялся спугнуть надежду на счастье. Я ведь его недостоин. После стольких лет мучений и одиночества...

Экзамены перед третьим туром были как нельзя к лучшему. Я мог предоставить возможность действия Хмури, а сам удалиться в глубины сознания и ни о чем не думать. Как под Империусом. Правда, по ночам мне часто снилась Бетти... И очень хорошо, что она никогда этого не узнает. Но обычно я так уставал, что мне было уже не до снов.

Дни шли за днями, и я начинал думать — а вдруг все обошлось? Вдруг обо мне все забыли? Жизнь в школе текла своим чередом, как будто не было ни Турнира, ни убийства Крауча. Студенты были озабочены исключительно экзаменами, кроме, разве что, участников Турнира. Поттер тренировался в заклятьях в компании своих друзей. Вот и хорошо. У него есть неплохой шанс добраться до кубка, а если я ему еще и помогу, то этого шанса не будет больше ни у кого.

Но порою, когда я вечером возвращался в кабинет и ждал прекращения действия оборотного зелья, меня посещали мысли о том, что затишье — кажущееся. Дамблдор просто дает мне возможность спокойно принять экзамены. Раз я взялся изображать преподавателя — изволь соответствовать. Хмури, который в сундуке, в школьную жизнь уже включиться не сможет, а хорошие преподаватели защиты от темных искусств здесь редкость.

Когда мне становилось особенно тяжело, я перечитывал письма Бетти. Особенно два последних, где она категорически заявляла, что никаких разрешений от родственников, опекунов и так далее мы спрашивать не будем, и тем более не будем ждать Беллу из Азкабана. И что она уже подобрала платья себе и Рине, а если мне не понравится, мы можем вместе посмотреть каталог, чтобы я выбрал то, что мне по вкусу.

Я не мог читать это без улыбки. Милая Бетти... Она-то верит в то, о чем пишет. А я? Я не знаю даже, доживу ли до следующего дня...

Я начинал ловить себя на том, что уже не так жду встречи с Беллой, как год назад. Тогда я знал, что то, что я делаю — для Лорда и для нее. А сейчас? Что она скажет, глядя на нас с Бетти? Вдруг она решит, что я не пара ее дочери? Сейчас-то я понимаю, что она относилась ко мне с явным снисхождением...

Впрочем, я уже ничего не понимаю.

Последнее письмо Бетти я написал в день перед третьим туром. Сначала хотел опустить его в дупло, а потом посмотрел на карту и обнаружил, что они с Айрин сидят на берегу озера, а больше никого поблизости нет. И зачем тогда идти к дереву?

Я сложил письмо самолетиком, как и прежде, и отпустил в полет. Бетти, еще не развернув письмо, вскочила с травы, порываясь бежать ко мне. Первым моим желанием было рвануться ей навстречу... но Хмури меня остановил.

«Ты с ума сошел, Барти? Хочешь, чтобы она меня увидела и подумала, что я тебя выследил?»

Действительно. Я не могу подвергать риску ни себя, ни Бетти. Мне надо пережить еще завтрашний день. И, может быть, уже через два дня я смогу снова ее обнять...

Или не смогу уже больше ничего. Но об этом лучше не думать лишний раз, чтобы не накликать беду.

26

На мое счастье Рина была в гостиной Слизерина одна. Делала вид, что читает. Едва я влетела в гостиную, она тут же вскочила:

— Что ты так долго?

Я падаю в кресло и на едином дыхании выкладываю весь разговор с Эсмеральдой. Рина внимательно слушает, не задав ни единого вопроса. Только хмурится и задумчиво стучит пальцами по подлокотнику кресла.

Я не выдерживаю:

— Рина! Ну что ты молчишь? Ты мне можешь сказать, что это значит — тот, кого я люблю, и тот, кого я ненавижу — одно и то же лицо? Что вообще за манера так туманно выражаться?

Рина пожимает плечами.

— По-моему, не туманно, а весьма определенно. Кого ты любишь?

— Я много кого люблю. Даже Драко, хоть он и ведет себя иногда, как идиот.

— Она не это имела в виду.

Ну конечно, не это. Но мне почему-то сразу трудно было об этом сказать...

— Ты знаешь, кого. Барти Крауча-младшего. Только я не понимаю...

Она перебивает:

— А кого ненавидишь?

— Хмури! — выпаливаю я и вопросительно смотрю на Рину.

— Ну вот! — радостно произносит она.

— Что «вот»? — до меня все еще не доходит.

А может, уже дошло, но я оттягиваю этот момент как можно дольше.

— Барти — это и есть Хмури! Ты обратила внимание, что он постоянно таскает с собой фляжку? У него там оборотное зелье!

— Бред, — вяло возражаю я. Я ведь не верила в оборотное зелье. Пить его каждый час в течение всего учебного года... Я бы не выдержала.

Барти сильнее, чем он кажется на первый взгляд. Он выдержит.

Но Хмури... В это невозможно поверить! Просто невозможно!

— Совсем не бред! — возражает Рина. — Я тебе больше скажу. Перед самым началом учебного года на Хмури кто-то напал. Об этом в «Пророке» писали, в Министерстве был скандал по этому поводу. Все считают, что никто на самом деле не нападал, Хмури это померещилось, потому что он старый параноик. Но в том-то и дело, что его в этот самый день подменили! Бесшумно не удалось, но все знают, что Хмури параноик и не воспринимают его всерьез.

Я молчу. В голове не укладывается. Барти и Хмури... как они могут быть одним и тем же? У Эсмеральды все сбывается... но почему у нее должно сбыться и на этот раз?

— Ты веришь Эсмеральде? — с вызовом спрашиваю я.

— Я верю не только Эсмеральде. Логике я тоже верю.

— Где ты тут видишь логику?

— Вспомни, как вы с Хмури боггарта в подземельях искали. Ты уверена, что это был твой боггарт? Ты же не была в Азкабане!

— Ну и что? Я достаточно о нем думала!

— Но ты никогда не видела дементора! Ты не можешь представить его так зримо! А он может!

А ведь Хмури тогда и вправду вел себя очень странно. Ни слова мне не сказал, чаю предложил... Представляю, как его трясло. Только тогда я это не заметила — не до того было.

Это что же выходит — Барти постоянно третировал меня на уроках, я сидела у него на этих дурацких отработках, и при этом он ни словом, ни взглядом не дал понять, кто он такой! Кричал на меня как ни в чем не бывало, а потом шел в свой кабинет и писал мне письма!

— Слушай, Рина, — начинаю я несколько растерянно, но дальше мой голос становится все увереннее, — но Хмури ведь меня ненавидит! Я ни на минуту в этом не сомневалась!

— Ты же подозревала, что он в тебя влюбился и к Бэгмену ревновал!

— Ну знаешь, я думала, что он не в том смысле в меня влюбился. Я думала, он поиздеваться надо мной хотел. Как когда-то над мамой... — я обрываю фразу, но Рина и так понимает, что я имела в виду.

Некоторое время она молча смотрит на меня, потом медленно, взвешивая каждое слово, начинает говорить:

— Хмури и должен тебя ненавидеть, а Барти должен был действовать так, чтобы никто не заподозрил подмены. Ты понимаешь, что аврор Аластор Хмури, к тому же страдающий паранойей, не может проявлять симпатию к дочери Беллатрикс Лестранж!

— Ага, значит, унижать на каждом шагу он меня может! — я почти кричу.

Рина делает предостерегающий жест рукой:

— Не ори! Ты думаешь, ему не было тяжело? Это нам с тобой не надо притворяться! А ему приходилось любить то, что он ненавидит, и наоборот.

Я вспоминаю, как он таращился на меня в первый вечер. Эсмеральда сказала «влюбился»... и ведь права была! Я его тогда испугалась — и немудрено было, с такой-то внешностью! Думала, что он меня ненавидит...

Драко тоже кричит на всех углах, как он Поттера ненавидит. Впрочем, кузен тут ни при чем, он маленький и глупый...

— Рина, — спохватываюсь я, — а зачем он тогда Драко в хорька превратил?

— Я думаю, у него не особо много поводов любить Малфоев. Люциус ведь после падения Темного Лорда мигом на сторону Министерства переметнулся, заявив, что был под Империо и все такое. Думаешь, тетя Беллатрикс от хорошей жизни пошла пытать авроров?

— А Драко-то тут при чем?

— Но ты ж ему съездила по физиономии однажды!

— Но хорек — это уже слишком!

— Для Барти — не слишком. Ты не забывай, что после Азкабана и «Империо» можно всякое чувство меры утратить.

Рина всему найдет разумное объяснение. А мне до сих пор трудно поверить в то, что Барти — это Хмури. То есть Хмури — это Барти. Кого я ненавидела целый год? Кого я хотела приложить об стенку и проклясть так, чтобы никогда больше встать не мог? Получается, что все это был обман?

— Погоди, Рина, а как же карта? Барти ведь показывал мне на ней Хмури! Тот спокойно себе спал в своем кабинете!

— Именно в кабинете? А у него в кабинете есть где спать?

Я непонимающе гляжу на Рину. Когда мы с Барти смотрели на карту, я не задавалась таким вопросом. Хмури сидит в своем кабинете — и этого достаточно. Но спать там и правда негде, не на столе же, заваленном вредноскопами и студенческими сочинениями! Так что же он там делал?

— Негде, — растерянно отвечаю я. — Но если Барти — это Хмури, что же там делал Хмури?

— Я думаю, что настоящего Хмури Барти прячет в своем кабинете. То есть в его кабинете.

— Где он его прячет? В шкафу, что ли? Я же у него порядок наводила, все по местам расставляла, каждый уголок от пыли протерла и никакого Хмури не нашла!

— Он мог его во что-нибудь превратить...

— В хорька! — радостно подхватываю я.

— Не обязательно в хорька. Либо спрятать туда, куда ты не добралась...

— У него там под окном большой сундук стоит... — вспоминаю я. И тут же радостно продолжаю: — Точно! Как раз в том углу мы Хмури и видели! Он в сундуке сидит! Так и ему и надо, пусть знает, как в Азкабан сажать кого ни попадя!

Мы смеемся, весело глядя друг на друга. Ну что же, Хмури можно не мстить — Барти уже за нас ему отомстил.

— Но что дальше делать? — спрашиваю я. — Эсмеральда сказала — следить за ним неотступно... Рина, а может, пойти сейчас к нему и во всем признаться?

— Нет, — качает головой Рина, — этого делать как раз и не стоит. Нельзя ему мешать! Да, — спохватывается она, — пока ты с Эсмеральдой разговаривала, я вот что получила. — И она протягивает мне сложенную вчетверо записку.

«Перед ужином сходите к нашему дереву, там будет для вас кое-что».

— Это он! — выдыхаю я. — А как он прислал тебе записку? Ты его видела?

— Как я могла его видеть? Он, скорее всего, под мантией был. Я шла в гостиную, и вот... — Она показывает рукой на записку.

Перед тем как отправиться к дереву, мы поднялись в спальню и Рина дала мне свою запасную черную мантию. Чтобы не выделяться. Меня, конечно, все в лицо знают, но в хогвартской мантии с толпой смешаться проще.

Вдоль опушки Запретного леса, прячась за деревьями при каждом шорохе, мы пробрались к условленному месту. Пока Рина смотрела по сторонам, готовая меня предупредить в случае опасности, я сунула руку в дупло и достала оттуда что-то серебристое и струящееся... Мантия-невидимка! В нее было что-то завернуто. Та самая книжка о войне с Темным Лордом, что я переводила для Хмури. Нет, книжка та же, но экземпляр другой, на обратной стороне обложки было написано «Барти Крауч». Непонятно, старший или младший.

— Зачем он мне это прислал? — растерянно спросила я у Рины.

— Он ведь так и не сделал тебе подарок на день рождения!

— Да мне не нужны никакие подарки! Он с ума сошел! Отдал мне мантию, а как сам будет выкручиваться?

— Ему лучше знать, понадобится ему мантия или нет. Если он ее отдает — значит, знает, что делает, — ответила Рина, беря меня за руку. — Успокойся, Бетти. Все равно больше уже ничего не сделать — ни ему, ни нам. Мы, начинающие волшебницы, мало что можем против взрослых магов. Но кто знает, может, эта мантия — как раз и есть шанс ему помочь.

В Большом зале я немного успокоилась и принялась украдкой рассматривать Хмури, сидящего за преподавательским столом. С трудом верилось, что это и есть Барти. Вид такой же страшный, как и обычно. Он посмотрел на меня очень злобно, и я тут же отвела глаза.

Как это может быть Барти! Это же невероятно! Барти не станет на меня так смотреть!

Но если подумать, как говорит Рина... Он ведь мне ничего особо страшного не сделал. Даже за нападение на Крауча после первого тура. Он, конечно, никогда бы не доказал, что это я, но по прежним меркам одного подозрения хватило бы, чтобы отправить нас с Риной в Азкабан. А так — я получила всего лишь прогулку по подземельям в поисках боггарта, а Рина не получила ничего, о ней и речи не шло. А сколько раз мы с ним оставались наедине в его кабинете! Он мог сделать со мной все, что угодно, но не сделал ведь! А за тот пузырек с зельем, что он у меня отобрал на Святочном балу, мне вообще ничего не было! Хотя за попытку отравить преподавателя по защите от темных искусств мне светил если не срок в Азкабане, то неделя отработок точно! А как он то подчеркнуто не обращал на меня внимания, то общался почти дружелюбно, то вдруг начинал ревновать к Бэгмену...

Я-то думала, что для Хмури такие перепады настроения нормальны! Он мог ненавидеть моих родителей, но лично я ему ничего не сделала! Ну, если не считать Крауча.

Могла бы и раньше догадаться. Рина же догадалась. Но Рина столько не общалась с Хмури, сколько я. Хмури вел себя так естественно, и так непохоже на Барти, что, даже что-то заподозрив, я не поверила бы в свою догадку! Если бы не Эсмеральда...

Я посмотрела в сторону стола Равенкло. Эсмеральда что-то горячо втолковывала Виолетте. Та улыбалась как-то очень испуганно и с опаской косилась на Флер. Боятся за нее? Эсмеральда же сказала, что Флер ничего не грозит.

Влад и Зденек сидели напротив меня, спиной к равенкловскому столу, и тихо о чем-то говорили. Зденек выглядел непривычно серьезно, а Влад — просто мрачно. Я поймала себя на том, что мне становится его немного жалко. Нашел с кем связаться — с Эсмеральдой! Да я бы на ее месте уехала в Румынию, не задумываясь! А она придумывает всякие отговорки — то Влад ее зарежет, то в Румынии моря нет. Да разве Влад способен кого-то зарезать? Скорее я сама Эсмеральду зарежу за такие подозрения!

Праздничный ужин наконец-то закончился, и Дамблдор предложил всем идти на поле для квиддича. Мы с Риной затесались в толпу слизеринцев, по дороге отшив Драко, который пытался опять заявить что-то насчет Поттера. Но я посмотрела на него так злобно, что он тут же заткнулся и отошел.

Зато рядом с нами оказался профессор Снейп и, когда мы заняли места, уселся прямо слева от меня. Против Снейпа я ничего не имею, но при нем свободно говорить с Риной не получится. И лучше всего сделать вид, что для меня в третьем туре нет ничего интересного и ничего я от него не жду.

Пока что действительно ничего интересного не было. Чемпионы вошли в лабиринт — первыми Поттер с Диггори, затем Крам и последней — Флер. Преподаватели — Хмури, МакГонагалл, Флитвик и Хагрид остались патрулировать лабиринт снаружи.

Пока что я не видела ни каких-либо действий со стороны Барти (если там действительно был Барти), ни опасности, ему угрожающей.

Да при чем тут вообще этот Турнир? Какое отношение к нему имеют Темный Лорд и Барти? И что за ритуал, который упоминала Рина?

Вслух я этого, конечно, не говорю, а говорю другое:

— И какой смысл сидеть на этих трибунах, если все равно ничего не видно? Особенно в этой темноте?

Действительно — если бы не вечер, может, сверху и можно было что-то разглядеть. А так — стены живой изгороди в лабиринте сливались в одно темное пятно и лишь посередине что-то слабо светилось. Наверное, тот самый Кубок.

— Зато в хорошей компании! — подчеркнуто воодушевленно отзывается Рина.

Я кошусь на Снейпа. Да, хорошая компания, ничего не скажешь... Слизеринский декан сегодня мрачен, как никогда. На меня лишь едва глянул и никак не отреагировал на то, что я переоделась в хогвартскую мантию.

Ни о чем серьезном говорить было нельзя, но и о пустяках не получалось.

— Рина, а представь себе, как я доберусь рано или поздно до какого-нибудь приема у Малфоев. Как они все будут на меня смотреть!

— Если им будет до тебя, — глубокомысленно замечает Рина.

Впрочем, да. Если Темный Лорд вернется, Упивающимся смертью будет уже не до меня...

Пытаюсь найти нейтральную тему, но у меня ничего не получается.

— А Бэгмен, видела, даже ни разу на меня не глянул!

— Тебя это огорчает?

— Наоборот! Раньше я хоть Хмури могла подразнить, а теперь кого дразнить?

Рина предостерегающе поднимает палец к губам. Да, при Снейпе свободно не поговоришь!

Бэгмен и вправду меня не заметил. Может, из-за того, что я поменяла мантию, а может, ему просто было не до того. Объявив имена чемпионов, он стал рассказывать о препятствиях, поджидающих их в лабиринте, но я пропускала все мимо ушей. И очнулась только на фразе:

— Флер Делакур выбывает из игры! Сейчас судьи Турнира выяснят, все ли с ней в порядке...

Я чуть не вскочила со своего места, но Рина дернула меня за мантию. И правильно — все равно бы я ничего не увидела в этой темноте.

— Что с ней? Ее там никто случайно не прикончил?

— Нет вроде, — как-то неуверенно говорит Рина.

Как бы я ни относилась к Флер, мне вовсе не хочется, чтобы ее прикончили. Она мне одноклассница все-таки...

К счастью, Бэгмен объявляет, что Флер жива, просто пострадала от какого-то непонятного заклятия и сейчас будет отправлена в Больничное крыло. Мы с Риной вздыхаем с облегчением.

Хмури я отсюда не вижу. Вижу, что кто-то ходит по краю лабиринта, но в такой темноте даже Хагрида от Флитвика не отличишь.

Проходит еще какое-то время, и из соревнований выбывает Крам. Вот это уже совсем странно. Мы с Риной были уверены, что Крам куда сильнее Поттера, Зденек о нем чего только не рассказывал... Зденек, конечно, любить приврать, но не тогда, когда речь идет о Краме.

Я шепчу на ухо Рине:

— Эсмеральда давно еще говорила, что Флер не должна победить в Турнире. Она и не победила. Но что же тогда ждет победителя и при чем тут Барти?

— Подождем, — отвечает Рина. — До окончания тура...

— Да сколько можно ждать! — не выдерживаю я. — Может, уже пора спуститься? Как можно следить с такой высоты?

— Тише ты! — шикает Рина, и мы замолкаем.

До следующего объявления Бэгмена о том, что Поттер с Диггори блестяще обошли все препятствия, вдвоем взялись за кубок и пропали.

— То есть как это пропали? — в полный голос вопрошаю я и смотрю на Снейпа.

У Снейпа лицо совершенно непроницаемое, как будто исчезновение Поттера его не касается.

— Так не должно быть, — шепчет мне Рина. — Что-то не так. И Флер с Виктором слишком быстро из соревнования выбыли...

— Пойдем! — снова вскакиваю я.

— Да сиди ты! — Рина резко усаживает меня на место.

Снейп смотрит в нашу сторону, но мы тут же резко отворачиваемся. Рина может доверять Снейпу сколько угодно, но в глаза ему лучше сейчас не смотреть.

Прямо под нами собираются какие-то темные фигуры со светящимися красными звездами на шляпах. Так это и есть преподаватели, патрулирующие лабиринт! Теперь, когда они достаточно близко, я уже могу отличить Хагрида от Флитвика.

— Вот Хмури, видишь? — шепчет мне Рина.

Действительно, он стоит немного в стороне от остальных. Лица, конечно, не видно. Что он там делает, о чем думает — непонятно. К ним спускается Дамблдор — этого можно узнать даже в темноте, о чем-то говорит с МакГонагалл...

Снейп как сидел с бесстрастным лицом, так и сидит. Мы с Риной не сводим глаз с Хмури. Барти это или не Барти — уже неважно. Все равно больше следить не за кем. Не за Снейпом же!

Проходит, наверно, с полчаса, а то и больше, как Снейп перестает изображать из себя статую слизеринского декана, хватается правой рукой за запястье левой и издает какой-то неопределенный звук. Мы с Риной синхронно поворачиваемся и вопросительно смотрим на него. Декан нас не замечает. Все так же продолжая держаться правой рукой за левую, он вскакивает с места и устремляется вниз — туда, где преподаватели что-то оживленно обсуждают.

— Ну и как это понимать? — произношу я.

Рина качает головой.

— Понятия не имею.

Теперь, когда Снейпа нет, можно говорить свободно, тем более что в ровном гуле голосов нас никто и не расслышит. Но как раз говорить-то и не хочется.

Если сейчас Барти раскроют, то мы не сможем ничего сделать — рядом с ним и Дамблдор, и МакГонагалл, и Снейп... И никакая мантия-невидимка нам не поможет.

Преподаватели стоят темной кучкой на краю лабиринта, теперь Хмури уже не в стороне, а в самом центре группы, что-то горячо втолковывает Снейпу... Чего они ждут? И чего ждать нам?

Неожиданно Рина хлопает себя по лбу.

— Бетти! Я поняла, почему Снейп за руку схватился! — И она повторяет его жест.

Я недоуменно смотрю на Рину.

— У него там Черная Метка!

— Что?

— Это знак Упивающихся Смертью. Помнишь, ты подслушала, как Малфой с Эйвери говорили про Метку?

— И что?

— А то что Метка — знак связи с Темным Лордом! Раз Снейп так резко за нее схватился...

— Значит, Темный Лорд где-то здесь? — заканчиваю я и оглядываюсь.

Нет, никакого Темного Лорда поблизости не видно.

— Не здесь. Зачем ему появляться здесь, если он может позвать своих сподвижников через Метку?

Я смотрю на Рину, пытаясь осознать сказанное. Осознается оно пока что плохо...

— А у Барти эта Метка есть?

— Думаю, что да.

— Тогда что же он за руку не хватается?

Рина смотрит на меня снисходительно.

— Во-первых, он в облике Хмури не может за Метку хвататься. Во-вторых, он, в отличие от Снейпа, этого ожидал.

Правильно. Он сделал то, чего добивался весь этот год. Что именно и как — пока еще неясно, но сделал.

— Рина! — спохватываюсь я. — Что мы сидим? Надо спуститься хотя бы!

Но мы не успеваем даже подняться — рядом со мной на освободившееся место плюхается донельзя возбужденный Драко.

— Вы слышали? Поттер пропал! Бетти, как ты думаешь, что с ним?

Рина обрывает его:

— Драко, чем зря гадать, иди в гостиную и свяжись по камину с родителями.

— Зачем? — Кузен не понимает, в чем дело. Это я понимаю — если Темный Лорд вернулся, то Люциус Малфой об этом должен знать! — А Поттер...

— Поттер, скорее всего, мертв уже, — перебивает его Рина.

— Как мертв?

Все возбуждение разом слетает с Драко, он бледнеет и становится снова маленьким обиженным мальчиком... Нет, не снова! Все, что я видела раньше — это была игра в строгую старшую сестру и глупенького маленького братишку, — игра, которая устраивала нас обоих. А сейчас Драко испугался по-настоящему, так, что действительно стало страшно за него.

Барти превратил его в хорька. А что с ним может сделать Темный Лорд?

Да ничего не сделает! Мы с Барти за него заступимся, Драко-то ни в чем не виноват!

— Давай, — говорит Рина. — Беги скорее.

Драко не успевает ни выполнить приказ Рины, ни возразить — внизу что-то происходит. Что — мы поначалу не можем понять. Преподаватели собираются тесным кругом вокруг кого-то, неясный ропот ползет вверх по трибунам и сидящие постепенно устремляются вниз. Мы тоже вскакиваем.

— Что случилось? — задаю вопрос в пространство.

И кто-то отвечает мне:

— Он мертв!

— Кто? — переспрашиваю я.

— Диггори! Седрик Диггори мертв.

А Поттер?

Поттер, судя по всему, жив. Сквозь на мгновение открывшийся просвет в толпе я вижу его мертвенно бледное лицо. Он что-то говорит, но в шуме голосов его не слышно.

Но почему Диггори?

Впрочем, нам не до размышлений. Мы пытаемся сквозь толпу разглядеть Хмури. И уже совсем отчаиваемся, как вдруг что-то толкает нас и мы видим, как Хмури, держа под руку Поттера, пробирается к выходу с квиддичного поля.

Мы с Риной понимаем друг друга без слов — я достаю мантию-невидимку, мы укрываемся ею вдвоем и направляемся за Хмури и Поттером. Драко потерялся где-то в толпе и не заметил нашего исчезновения.

Вдвоем под мантией мы идем крайне медленно, но и Хмури с Поттером быстро идти не могут. Поттер тоже хромает: не иначе как где-то повредил ногу. Где, интересно?

Хмури, к счастью, не оглядывается. Я так и не узнала, может ли он видеть сквозь мантию-невидимку, но ему, скорее всего, не до этого.

Зачем Барти уводить Поттера? Да и точно ли это Барти?

Впрочем, кто бы это ни был, мы все делаем правильно. Если это Хмури, он мог выследить Барти и мы можем о нем узнать. А если это Барти...

Рине хорошо с ее логикой. А мне до сих пор трудно поверить, как Барти мог меня любить и ненавидеть одновременно!

Мы медленно подымаемся к кабинету Хмури. До боли знакомая дверь. Я было направляюсь в нее вслед за Хмури, но Рина меня одергивает. И вовремя — Хмури так быстро захлопывает дверь, что в лучшем случае с нас сорвало бы мантию-невидимку. А в худшем — даже предполагать боюсь, такой массивной дверью можно все мозги вышибить. Те, которые остались...

— И что теперь делать?

— Ждать. — Ответ Рины предсказуем, но этим и неинтересен. Сколько можно ждать?

— Чего ждать, Рина? Зачем он там заперся? Он же сам себя в ловушку загнал! А если сейчас Дамблдор сюда прибежит?

— Тише! — шипит Рина. — Накличешь!

Из кабинета не слышно ни звука. Что Барти там делает? Если это, конечно, все-таки Барти. Может, мы зря тут торчим? Мне кажется, что прошла уже целая вечность. Я сообщаю об этом Рине. Та качает головой. «Не больше десяти минут», — шепчет она мне.

По лестнице слышны торопливые шаги сразу нескольких человек. Мы с Риной инстинктивно вжимаемся в стенку, хотя под мантией нас бы никто и не увидел. Но никто и не пытается увидеть. Дамблдор, Снейп и МакГонагалл подходят к кабинету Хмури... Алая вспышка, и дверь с треском и грохотом разлетается на части. Я закрываю глаза руками. Вот и все...

Он же мог бежать! Зачем он потащил Поттера к себе в кабинет, откуда нет выхода?

— Бетти, — шепчет мне Рина. — Стой спокойно. Эсмеральда сказала — у нас есть шанс.

— Против трех преподавателей?

— Когда они уведут Гарри, вряд ли они останутся тут втроем...

Какие же мы с Риной идиоты! Надо было догнать их по дороге, Поттера оглушить, а с Барти договориться! Втроем мы бы справились! А теперь остается только стоять здесь и ждать...

Мы стояли у самых дверей кабинета, а поскольку дверей больше не существовало, то мы могли слышать все, что там делается. Как Дамблдор говорил с Гарри, как он допрашивал Барти с помощью веритасерума... Голос Барти был совершенно неживым... Влияние зелья? Или оглушающего заклятия, которым его шарахнули сразу трое?

Хорошо, хоть про меня ничего не сказал. А Дамблдор не спросил. Если бы спросил — может, я бы и не выдержала.

Дамблдор увел Гарри, а пришедшая с носилками мадам Помфри унесла Хмури. Настоящего Хмури. К счастью, он был без сознания и без волшебного глаза. Двух Хмури я бы не перенесла. Как раз когда Помфри, левитируя перед собой носилки, вышла, мы с Риной переглянулись и тихо проскользнули в кабинет.

Барти сидел, прислонившись к стене, безжизненно опустив голову на плечо. Его тело обвивали веревки. Рядом с ней сидела Винки — домовой эльф Краучей. А напротив стояла МакГонагалл с поднятой палочкой.

И что с ней делать? Оглушить?

Барти, кажется, без сознания. Что они с ним сделали?

«Стой», — предостерегающе подняла палец Рина. Я дернула головой — как можно стоять, действовать надо!

Рина закусила губу, что-то просчитывая.

Да что тут можно решить? Тут уже ни логика, ни прорицания не помогут.

И тут со стороны коридора послышались шаги. Мало было одной МакГонагалл!

— Минерва!

Министр магии Корнелиус Фадж стоял в дверном проеме и с любопытством взирал на открывшуюся ему картину. В отличие от МакГонагалл, вид у него был самый обыденный, и я подумала, что если Фадж сейчас захочет допросить Барти наедине, то у нас есть шанс. Министра, в отличие от преподавателя трансфигурации, не жалко.

— Я связался с Министерством, и сейчас мне пришлют дементора для охраны.

Что? Дементора тут только не хватало!

Рина берет меня за руку и тихонько сжимает ладонь.

Лучше уж МакГонагалл, чем дементор... Я не знаю заклинания, которое отгоняет дементоров! Точнее — знаю только теоретически, а с первого раза без практики никогда не получается!

— Корнелиус, а вам известно, что директор еще в прошлом году говорил, что не потерпит дементоров в своем замке?

— Существуют установленные министерством правила! — возмутился Фадж. — Опасного преступника должны охранять дементоры! Если вы в Хогвартсе не соблюдаете законов, это не значит, что они не существуют!

И он повернулся, направляясь в глубь коридора.

— Корнелиус, постойте! — Все еще держа в руке палочку, МакГонагалл выбежала за ним. — Я не позволю вам...

Что именно она не позволит, мы уже не расслышали. Я рывком сорвала мантию и бросилась к Барти.

— Эванеско!

Веревки исчезли, но Барти все так же продолжал сидеть неподвижно.

— Эннервейт! — выкрикнула Рина.

Веки Барти дрогнули, но он не очнулся. Тогда я стала перед ним на колени и подкрепила заклинание крепким поцелуем.

Барти открыл глаза и ошарашенно посмотрел на меня.

— Бетти? Что ты здесь делаешь? Уходи!

— Идиот! — с чувством произношу я. — Вставай давай, быстро!

Эльф у наших ног открывает глаза и смотрит на нас с неописуемым ужасом.

— Винки, молчи! — произносит Барти.

— Постой у двери, — добавляю я, — посмотри, не возвращаются ли они.

Винки испуганно смотрит на Барти, и тот кивает, подтверждая мои слова.

— Барти, у тебя еще оборотное зелье осталось? — спрашивает Рина, наблюдая, как Барти тяжело поднимается, опираясь на мою руку.

— Зачем тебе? — с подозрением спрашиваю я.

— Я выпью зелье и останусь здесь вместо него! А вы уйдете под мантией-невидимкой.

— С ума сошла? — я почти кричу. — Нет, ты вправду идиотка!

— Мы втроем под мантией не умещаемся!

— Тогда превратим Барти в хорька и уйдем!

Барти слабо улыбается:

— Не надо в хорька... В верхнем ящике стола, в шкатулке — портключ...

— А твой стол у меня руку не откусит? — спрашиваю я, вспоминая, как наводила порядок в этом кабинете. Знала бы я, с кем имею дело...

Опираясь на мою руку, Барти подходит к столу и достает оттуда шкатулку Я откидываю крышку — внутри лежит серебряная статуэтка девушки в длинном платье.

— Рина! Что ты там делаешь?

Рина занята чем-то совершенно странным. Вместо того, чтобы подойти к нам и взяться за портключ, она подтаскивает стул к тому месту, где только что сидел связанный Барти, и отходит на шаг, доставая палочку.

— Не мешай! — отмахивается она.

— Ты с ума сошла? — повторяю я. — Сейчас здесь будет Фадж с дементором!

Рина только машет левой рукой, правой поднимая палочку. Ладно, если она считает, что необходимо делать что-то еще, пусть делает, в конце концов, кто тут из нас голос разума? Уж точно не Барти — он и на ногах-то еле стоит.

Какое заклинание произнесла Рина, я не слышала — она произнесла его про себя. Но очертания стула подернулись дымкой, он как-то странно вздрогнул... и начал меняться. Несколько секунд и перед нами у стены сидит точная копия Барти. Одно отличие — в глазах никакого выражения.

Барти широко раскрывает глаза.

— Двадцать баллов Слизерину!

Рина только усмехается, любуясь своей работой.

Интересно, начислят нам эти двадцать баллов или нет, после того как Барти разоблачили?

— Веревки не забудь! — напоминаю я.

Пока Рина наколдовывает веревки, я оглядываюсь на караулящую у двери Винки. Очень вовремя — ее глаза наполняются ужасом, а из горла раздается сдавленный писк.

— Рина! Скорее!

Не так-то просто кричать вполголоса, да еще когда из коридора ползет какой-то леденящий холод. Там что — кто-то окно открыл? Да для такого мороза надо не то, что окно — полстены снести, причем за стеной должна быть зима и отнюдь не французская!

Почему-то становится не только холодно, но и темно, хотя лампы под потолком никуда не делись. Какой-то сгусток мрака ползет все ближе и ближе, заполняя собой не только пространство кабинета, но и душу...

Барти на грани обморока, Рина только что закончила с веревками, но с места сдвинуться не может и только беспомощно смотрит на меня. Да что же это такое! Опять все должна делать я!

— Беритесь за портключ, быстро! — ору я, стараясь перекричать нарастающий шум в ушах. — Рина!

Барти я беру за руку, потому что сам он уже действовать не в состоянии. Рина наконец-то спохватывается и кидается к нам.

— На счет три: раз, два...

Дементор уже совсем близко, на расстоянии вытянутой руки... даже уже и не вытянутой, ему и шага не надо делать, чтобы прикоснуться к нам, а я к нему ближе всего и начнет он с меня...

— Три!

Мы одновременно касаемся статуэтки. Пол уходит из-под ног, леденящий холод сменяется нестерпимым жаром, гул в ушах достигает критической точки... и внезапно все прекращается.

Я падаю на Рину, на мне сверху — Барти, кажется, все-таки потерявший сознание. Под нами — мокрая от росы трава, над нами звездное небо... Несмотря на ночь, здесь гораздо светлее и теплее, чем минуту назад, в кабинете с дементором.

— Слезь с меня! — недовольно ворчит Рина.

Спихиваю Барти и поднимаюсь сама. Рина отряхивается и смотрит на меня с изумлением, еще не веря, что нам удалось спастись.

— Что с Барти?

— Сейчас в чувство приведем.

Барти приводим в чувство уже испытанным способом — сначала Эннервейтом, а потом поцелуем. Одного поцелуя нам явно мало, несмотря на то, что Барти приходит в себя достаточно быстро. К реальности нас возвращает смех Рины.

— Что такое? — Я оборачиваюсь с нарочито обиженным видом.

— Может, мне отвернуться? — улыбается она.

— А ты зря смеешься! — продолжаю я с тем же видом. — Шоколада у нас нет, так что восстанавливаем силы после общения с дементором подручными средствами.

При упоминании о дементоре Барти вздрагивает, и мне опять приходится прибегнуть к тем же подручным средствам. Как такое можно выносить постоянно, изо дня в день? Барти пробыл в Азкабане около года и чуть не умер, а моя мама и сейчас там...

— Вы оторветесь друг от друга или нет? — сердито говорит Рина, но улыбка на ее лице портит весь пафос.

— Все-все, — говорю я с показным смирением, продолжая тем не менее обнимать Барти.

Он смущенно улыбается.

— Бетти, а как вы оказались в моем кабинете?

— Ты же сам нам мантию-невидимку дал! — Я хлопаю себя по лбу. — Ну мы и идиоты! Мантию там оставили!

— Мы и Винки там оставили, — добавляет Рина.

— Винки там будет лучше, — вздыхает Барти.

Я не понимаю почему, но пояснять Барти не хочет. Зато Рина довольно произносит:

— Зато я палочку твою взяла, держи! — и протягивает Барти палочку. — Она под стул закатилась.

— Что бы мы без тебя делали, — смеюсь я. И Барти тоже смеется вместе со мной.

— Совсем бы пропали, — серьезно отвечает Рина. — Они сейчас войдут в кабинет и подумают, что Барти поцеловал дементор.

— А разве МакГонагалл не различит подделку? Она же профессор трансфигурации!

— Она ненавидит дементоров! — возражает Рина. — Увидит, что с Барти сделали, и сразу побежит Дамблдору на Фаджа жаловаться.

— А нас они не заметили? Я так орала...

— Тебя было еле слышно, — признается Рина. — Не думаю, что кроме нас кто-то услышал.

— Дементора никто не станет допрашивать, — подает голос Барти. — Он мог бы сказать, что нас было трое, но с ними очень тяжело общаться...

— Дамблдор в прошлом году с ними общался, — говорит Рина, — он бы мог от него узнать, но ему не до того.

— Действительно, — подключаюсь я, — делать ему больше нечего, как дементоров допрашивать.

— Чует мое сердце — они с Фаджем так поругаются, — Рина мечтательно закатывает глаза.

Меня не особенно волнует ссора Дамблдора и Фаджа, куда больше я беспокоюсь о состоянии Барти. Вроде бы он чувствует себя нормально, хотя я бы не сказала, что он в полном порядке. Мы сидим прямо на траве, и ночная прохлада нас абсолютно не волнует, главное, что мы рядом...

— Барти, — спохватываюсь я, — а куда нас занесло?

— Кладбище деревни Литтл-Хэнглтон, — без запинки отвечает Барти.

Мне это название ничего не говорит. Рине тоже.

— Это где?

— Сам толком не знаю, — улыбается Барти. — Здесь Темный Лорд только что вернулся к жизни.

— А ты? — не понимаю я. — Разве не ты должен был...

— Я отправил к нему Поттера, превратив Кубок в портключ.

Ах, так вот в чем дело! Вот при чем тут Поттер!

Неужели Эсмеральда знала об этом с самого начала? Может, она еще и знает, что дальше будет?

Вот только спрашивать ее мне совсем не хочется...

— А Седрик? — спрашивает Рина.

— Они не должны были браться за кубок вдвоем, — с горечью в голосе произносит Барти. — Поттеру опять захотелось погеройствовать...

Он хочет что-то еще добавить, но вдруг хватается правой рукой за левую, прямо как Снейп несколькими часами ранее.

— Барти, что с тобой?

— Все нормально, — улыбается он. — Бетти, прости меня, мне нужно к Лорду.

— А мы?

— А вы возвращайтесь в школу. Вашего отсутствия не должны заметить.

— Мы с тобой! — не отступаюсь я.

— Нет, Бетти, — Барти качает головой, — во-первых, я сам не знаю, где сейчас Лорд, а с вами аппарировать не смогу.

— А сам как аппарируешь?

— По Черной Метке. — Он поднимает рукав левой руки и демонстрирует нам весьма уродливый знак на коже. — А во-вторых, я должен там быть, понимаешь?

Еще бы я не понимаю! Должен, значит должен.

— Хорошо, — я строго смотрю на него, — я тебя отпускаю, но сначала скажи, когда мы увидимся и когда наша свадьба.

— Если ты позовешь на свадьбу тетю Нарциссу, — замечает Рина, — то нескоро. Она тебя вконец изведет правилами хорошего тона!

— Мы увидимся, как только закончится учебный год, — отвечает Барти.

Такое положение вещей меня устраивает. Я грожу пальцем Рине:

— Отвернись! Дай нам попрощаться!

Прощаемся мы долго и со вкусом, пока наконец Рина не интересуется, не собрались ли мы пожениться прямо сейчас и не кажется ли нам, что на холодной траве делать это весьма неудобно. Только тогда мы отлипаем друг от друга.

— Я пришлю тебе сову, — говорит Барти. — Ты после школы куда поедешь — к Уилксам или к Малфоям?

— Конечно, к Уилксам! — опережает меня Рина.

Мы возобновляем церемонию прощания, на этот раз совсем ненадолго. Барти встает, делает шаг и с громким хлопком растворяется в воздухе.

Только сейчас я осознаю, как я устала. Хватило бы сил аппарировать в Хогвартс и добраться до слизеринской спальни, а там можно проспать хоть до окончания учебного года.

Аппарируем, держась за руки, и, оказавшись у ворот Хогвартса, чуть не падаем на землю. Ворота, к нашему счастью, открыты, и входная дверь замка — тоже. До самой слизеринской гостиной мы не встречаем ни одной живой души, хотя я боялась, что застану в замке суматоху и крики, а нас самих, едва мы войдем в холл, арестуют и отправят в Азкабан за содействие побегу опасного преступника.

Но нет — тихо, спокойно... даже скучно как-то.

После совершенно вымершего замка я ожидала, что и в слизеринской гостиной будет пусто, но нет — один студент там все-таки есть. Сидит в кресле у самого камина, поджав под себя ноги и кутаясь в мантию, как будто пламя его не согревает... А не Драко ли это?

Я не успеваю окликнуть — он чувствует наше присутствие и вскакивает. Действительно, Драко!

Не дожидаясь, когда мы что-нибудь скажем, Драко подбегает к нам и бросается мне на шею. Вид у кузена взволнованный и разве что не заплаканный.

— Бетти, Рина! Где вы были? Я чуть с ума не сошел!

— Все в порядке, Драко, — одной рукой я обнимаю братишку за плечи, а другой глажу по волосам. Он ненамного ниже меня ростом, надо же... Еще чуть-чуть — и совсем догонит...

— Ага, в порядке! — он освобождается из моих объятий и садится на ближайший диван. Мы устраиваемся рядом. Драко продолжает: — Все бегают, кричат, Снейп исчез неизвестно куда, сначала наверху где-то торчал, а потом вообще за пределы замка убежал.

— Откуда ты знаешь?

— Мне Кровавый Барон сказал. — Драко пристально смотрит на меня и спрашивает: — Это правда, что Темный Лорд вернулся?

— Откуда ты... — я даже не могу договорить фразу.

— Мама сказала. Она не хотела говорить... — Драко тоже не договаривает, но нам и так ясно.

— А где твой отец? — спрашивает Рина.

— Не знаю! — Драко с отчаянием хлопает рукой по коленке. — Когда я с мамой говорил, его не было! А тут еще и вы пропали! Я хотел Снейпа найти — и Снейпа нет!

— Ну, Драко, успокойся! — Я снова обнимаю кузена. Он весь дрожит.

Как хорошо, что мы вернулись, а то не знаю, что было бы с Драко.

— Ага, тебе хорошо говорить «успокойся», — кузен подавляет всхлип и старается говорить как можно ровнее. — Пэнси тоже хороша — заявила, что за ваше отсутствие со Слизерина могут баллы снять... я на нее наорал, мы чуть не поссорились. Я подумал — если Седрик погиб, может, и вас тоже...

— Да кто бы нас стал убивать? — недоумевает Рина.

— А если бы вы отправились спрашивать Темного Лорда о том, что у них там было с тетей Беллой?

Вот тут я уже не выдерживаю и начинаю истерически смеяться. Почему-то именно сейчас эта картина меня дико веселит. Придумал тоже! Если я у кого-то и буду спрашивать, то у мамы, когда она выйдет из Азкабана... а в том, что она выйдет, я и не сомневаюсь.

— Драко! — говорю я, отсмеявшись. — Зачем мне спрашивать Темного Лорда, если тетя Андромеда мне все рассказала? И не надо так обо мне волноваться!

— А где вы были?

— Мы... — Я мучительно соображаю, что бы придумать, но ничего не придумывается и тогда я говорю правду: — Я замуж выхожу!

— Как?

— А вот так. Как только семестр закончится.

— За кого?

— За профессора Хмури.

Рина фыркает. Драко нацепляет на себя маску обиженного ребенка:

— Опять смеешься, да?

Но я-то уже знаю, что это только маска. Драко может действительно выглядеть как несчастный ребенок, но лучше этого не видеть...

— Я не смеюсь!

— А меня на свадьбу позовешь?

— А как же! Оденем тебя в розовое платье и будешь подружкой невесты, а то одной Рины мне мало!

И тут мы все трое смеемся в полный голос. Наверное, этот смех звучит очень странно в слизеринской гостиной в три часа ночи, да еще какой ночи... Но нас это не волнует.

Надо будет с утра пойти к факультетским часам проверить, зачлись ли Слизерину те двадцать баллов, которые Барти дал Рине за удачную трансфигурацию. Обидно будет, если не зачлись, такое достижение не всякому взрослому магу под силу!

День третьего тура, хоть и был решающим, начался как обычно. После завтрака я принимал экзамен у четвертого курса Слизерина и получил немало удовольствия, заставляя Малфоя вспомнить все защитные заклятия, которым я их учил. Малфой, хоть и отчаянно трусил, все заклинания выполнил безупречно, заставив меня подумать, что я, пожалуй, его недооценил. После экзамена я поймал себя на мысли, что Драко ненавидеть мне вовсе не за что. Это Люциус пальцем не пошевелил, чтобы нам помочь, а в чем его сын виноват? Да и Бетти его любит, хоть и считает маленьким глупым ребенком.

Перед обедом я поднялся к себе в кабинет, чтобы хоть полчаса отдохнуть спокойно. Вечер обещал быть суматошным, и каждая минута отдыха была мне дорога.

Интересно, где сейчас Бетти? Сидит в гостиной вместе с Айрин и беспокоится за меня? Может, не стоило ей писать о том, что я могу погибнуть? Вдруг она что-нибудь выкинет и ее схватят вместе со мной?

Мне-то уже не страшно, главное, чтобы я успел к тому времени отправить Поттера к Лорду. А вот Бетти... Я не хочу, чтобы она попала в Азкабан из-за меня!

Сам я в Азкабан тоже не хочу. Страшно даже представить, что я окажусь там вновь. Лучше сразу погибнуть.

Нет — лучше сначала выполнить то, что я должен выполнить: превратить Кубок в портал и дождаться, когда Поттер до него дотронется.

А как Бетти останется без меня, лучше не думать. Может ей будет легче, чем мне без нее... ведь у меня до нее ничего не было, я почти и не жил, не считая тех трех недель дома и двух месяцев в Хогвартсе.

«А у нее без тебя что было? — не преминул вмешаться Хмури. — Потерять тебя ей будет больно, можешь не сомневаться. Очень больно. Все равно, что...» — тут он запнулся.

«Ногу? — ехидно подсказал я. — Или глаз?»

Если мои сравнения и задели Хмури, то он проглотил их, не поперхнувшись: ждал от меня подобного.

«И ты готов обречь ее на такую... увечную жизнь?»

«Вот и помоги мне выбраться, раз ты такой умный!» — проворчал я.

«Я не стану помогать Упивающимся Смертью!» — с пафосом ответил Хмури.

Мне стало смешно. Помогать он не станет, как же... А кто за меня все уроки ведет? И не слишком ли он обнаглел? Если бы я его не создал в своей голове, его бы вообще не было! Сидел бы он в сундуке под «Империо», дожидаясь, пока я спущусь к нему, чтобы в очередной раз допросить и покормить. А тут я предоставил ему относительную свободу. И он прекрасно понимает, что вредить мне не имеет права, потому что этим навредит и себе.

«Тогда хотя бы не мешай», — буркнул я. Хмури замолчал и удалился куда-то в глубину сознания. Ну и пусть. Сегодня я справлюсь и без него.

Только бы Поттер добрался до портала, а дальше я ничего не боюсь.

Вот только Бетти... Надо хоть что-нибудь оставить ей на память...

А что? У меня ведь почти нет ничего своего. Несколько книг, мантия-невидимка, колдографии мамы и Беллы, да и то — последняя выдрана из газеты. Колдографии у нее и так есть — Нарцисса ей присылала. Можно отдать ей ту книжку, что она в ноябре для меня переводила. Все равно у меня два экземпляра — так отдам тот, что принадлежит мне. Мне она больше не понадобится...

Да и мантия-невидимка мне уже больше не понадобится. Вряд ли я переживу сегодняшнюю ночь.

Бетти, скорее всего, уже не подойдет к нашему дереву, поэтому я решил написать ей записку, чтобы она оказалась там чуть попозже, перед ужином. Как раз к тому времени я сниму мантию-невидимку, постараюсь незамеченным пробраться к дереву, а потом отправлюсь в лабиринт относить кубок.

Я собирался подкараулить Бетти и Айрин в подземелье, когда они будут возвращаться в гостиную с обеда, но Бетти пошла не в гостиную, а во двор говорить со своей одноклассницей Жаннет Корсо. Странно. Она и раньше с бобатонцами почти не общалась, а после убийства Крауча девчонки ее откровенно опасаются. Зато Айрин после обеда направилась в свою гостиную, где по дороге я ее и подкараулил. Может, даже и к лучшему, что Бетти там не было — она бы наверняка помчалась меня разыскивать, а ее подруга спокойно засунула записку в рукав и двинулась дальше.

Интересно, она еще не догадалась, кто я? Могла и догадаться... Но не подходить же к ней в облике Хмури! Айрин Уилкс ненавидит Аластора Хмури не меньше, чем я. Хотя сейчас я уже не уверен в том, что я его ненавижу. Того, что в моей голове, — точно нет. Хотя он и обнаглел больше, чем следовало.

Перед ужином девочки забрали мантию-невидимку из дупла — в этом я убедился, глядя на карту. Я же тем временем отнес Кубок на квиддичное поле, заклинанием отправив его в центр лабиринта. Теперь оставалось только ждать, когда Поттер до него дотронется...

Надеялся я зря — Поттер, как истинный гриффиндорец, выкинул то, что от него никак не ожидали. Кто мог предполагать, что он не только спасет Диггори от Крама, но и предложит ему взяться за кубок вдвоем? А то, что это была идея Поттера, я и не сомневался.

Ну почему все гриффиндорцы такие идиоты? Хмури — не исключение, он отказался даже строить догадки о том, что могло произойти. Дескать, пусть я сам выпутываюсь.

А из чего выпутываться, если Дамблдор все уже знает? Я могу придумать все, что угодно, он мне все равно не поверит. И он и я знаем, в чем дело, но ни он, ни я этого не скажем... Потому что кому, собственно, говорить, если все знают и так?

Мелькнула мысль — бросить все и вернуться в свой кабинет. Но Хмури просто не мог этого сделать! Он должен предпринять хоть какие-то усилия по поиску Поттера, или, на худой конец, начать обвинять в этом исчезновении первого, кто попадется под руку!

Вот то, что я стал размышлять, как бы на моем месте поступил Хмури — это плохо. Я не должен размышлять, я должен действовать!

Утешает меня то, что никто ничего не делает и не собирается. Стоят у края лабиринта и тихо обсуждают. Я — чуть в стороне, изображая глубокую задумчивость. Знать бы, что сейчас происходит там, на кладбище... Сколько времени надо Хвосту, чтобы совершить обряд? Если он, конечно, ничего не напутает. От этого гриффиндорца можно ожидать чего угодно. От двух гриффиндорцев — тем более.

Было совершенно темно, и я не мог разглядеть, где именно на трибуне сидит Бетти. Черные хогвартские мантии студентов сливались в сплошное темное пятно, а поскольку Бетти переоделась в черное, то я не мог выделить ее из толпы по цвету мантии.

Внезапно левую руку обожгло резкой болью. Черная Метка!

Получилось! У меня получилось!

Только бы они не заметили и не поняли. Нет, они поймут рано или поздно, Снейп наверняка обрадует директора новостью, но аврор Аластор Хмури не может хвататься правой рукой за левую и корчить гримасу от боли! Хорошо, что я стоял спиной и никто не видел, как я вздрогнул. Боль — это пустяки, радость от осознания выполненной миссии куда сильнее. Интересно, каково сейчас Каркарову и Снейпу? Перетрусили небось оба?

Каркарова я не вижу, он сидит где-то на трибуне среди дурмстрангцев. А вот Снейп, похоже, не перетрусил. Или хорошо это скрывает.

Он подходит к Дамблдору, который тоже недавно спустился к краю поля, и начинает что-то тихо ему втолковывать. Сказать вслух, что случилось, слизеринский декан не осмеливается.

Я-то знаю. А вот Хмури — нет. И даже догадки ему строить не с чего.

Нет, все-таки нельзя сказать, что Снейп абсолютно спокоен. Он такой бледный, что его лицо можно использовать в качестве ориентира в темноте. Жаль, я не вижу себя со стороны — удалось мне сохранить спокойствие или нет.

А впрочем, зачем мне-то сохранять спокойствие? Разве старый параноик Хмури не имеет право устроить скандал в связи с исчезновением Гарри Поттера? Тем более есть, кого в этом обвинить — Снейпа.

— Что же вы так спокойно относитесь к отсутствию Поттера, Снейп? А где ваш дружок Каркаров? Что-то его здесь не видно!

Каркаров действительно пропал куда-то, о чем нам пару минут спустя сообщает подошедший студент Дурмстранга. Тот самый Влад Ионеску, которого я как-то видел разговаривающим с Бетти в пустом классе. Парень выглядел предельно серьезным и жаждал разъяснений, но Снейп отправил его обратно на трибуну сидеть и ждать и не сеять паники.

Все было как-то по-обыденному просто. Если бы Дамблдор поднял сейчас общую тревогу, стал бы допрашивать всех с помощью легилименции, послал бы поисковые отряды во все стороны — я бы его понял. А так — никто ничего не делал!

А может, они знают, что делать, только мне не говорят? Они ведь уже догадались, что я — не Аластор Хмури, так зачем со мной делиться своими соображениями?

Тогда что же они медлят? Пусть арестовывают меня, пусть отправляют в Азкабан... здесь и Фадж присутствует, он мигом вызовет сколько угодно авроров, пусть хоть убивают на месте, только не заставляют сходить с ума от неизвестности! Все равно я уже все сделал, что должен был...

А Бетти? Как я брошу Бетти?

Самым простым было — отправиться якобы искать Поттера, а самому аппарировать на кладбище. Но срок действия оборотного зелья еще не кончился и кончится не скоро, а зрелище Хмури, появившегося на кладбище, не из приятных. Вдруг кто-нибудь прикончит меня раньше, чем поймет, что это я. Да никто и не знает, кроме Лорда и Хвоста... Зато Хмури знают все — он за время своей работы в аврорате постарался.

Да и как я объясню Лорду свое поспешное бегство? Может, все обойдется и я смогу вернуться после окончания учебного года. Хмури вернется к себе домой... А то, что он потом исчезнет неведомо куда, — совершенно нормально для старого параноика. И никто ничего не узнает...

По крайней мере, таким был наш первоначальный план. Но можно ли действовать по нему, если все и так все знают? Снейп не может не сказать Дамблдору! А значит, он знает. Он и про меня знает, но у меня нет тому доказательств. Что же я — покажу Лорду, как я испугался и сбежал? Что скажет Лорд и что скажет Бетти?

Но если я погибну, Бетти вряд ли это понравится...

«А что если сделать так, — вмешался в мои размышления Хмури, — дождись, пока они что-нибудь решат, а потом отправляйся якобы на розыски Гарри».

«И что? — не понял я. — Я об этом и думал, но не получится ли, что я сбежал?»

« А ты не сбежишь. Ты отправишься к своему лорду за дальнейшими указаниями».

А ведь точно! Если меня не раскрыли, то я смогу вернуться, как Хмури. А если раскрыли... Лорд же не отправит меня обратно на верную смерть?

Оставался еще вопрос, что делать с настоящим Хмури. Убивать мне его не хотелось. Хватит с меня отца...

Я вяло переругивался со Снейпом, ожидая неизвестно чего. Почему-то никто не спешил принимать никаких решений... но не могут же они думать вечно! Если Поттера мы так и не дождемся (а мы его не дождемся), останется только всем разойтись...

Подсознательно я ожидал, что что-то случится. Не знал что, но чего-то ждал. Вплоть до явления Темного Лорда собственной персоной.

Но разве ж я мог предполагать, что Поттер вернется! Перепуганный, на грани обморока, но живой. А Диггори, который исчез вместе с ним, был мертв.

Но о Диггори я как-то не подумал. Поттер вернулся, и сейчас он все расскажет... Неизвестно, что он успел узнать...

В поднявшейся суматохе все, включая Дамблдора, временно упустили из вида виновника событий. И я понял, что это и есть мой шанс. Затащу Поттера в свой кабинет, узнаю от него все... а дальше посмотрю. На что у меня есть запасной портключ?

Поттер пошел за мной без особых вопросов. Пытался отговориться, что Дамблдор велел ему оставаться, но отговаривался весьма вяло. Я просто взял его за руку и потащил за собой.

По дороге я пытался расспросить Поттера, что же с ним произошло. Гриффиндорец отвечал односложно и невразумительно — он дрался на дуэли с Темным Лордом, потом что-то случилось с его палочкой, откуда-то появились его родители... Я ничего не понял и решил, оказавшись, в кабинете, узнать все с помощью легилименции. Это куда проще.

Поднявшись в кабинет, я первым делом запер дверь, а потом усадил Поттера в кресло и дал ему восстанавливающего зелья из своих запасов. Пока гриффиндорец приходил в себя, я внимательно посмотрел за стену кабинета. И чуть не забыл о том, что собирался у Поттера узнать.

Укрывшись одной на двоих мантией-невидимкой у самой двери моего кабинета стояли Бетти и Айрин. Вид у обоих был крайне взволнованный. Они напряженно прислушивались, пытаясь уловить происходящее за стенкой, но стенки были толстыми, а дверь тяжелой — никаких заглушающих заклятий не нужно.

Отдавая Бетти свою мантию, я не ожидал, что она использует подарок, чтобы следить за мной. Интересно, за кем она все-таки следит — за мной или за Хмури?

Поттер издал какой-то неопределенный звук, и я очнулся. Девчонок все равно не увидят, а я должен узнать, что же там произошло!

— Расскажи мне, что случилось, — повторил я.

Поттер начал рассказывать, постоянно сбиваясь и перескакивая с одного на другое, но мне важны были не слова, а то, что я увидел. Зачем Темный Лорд устроил эту дуэль и что произошло у них с палочками? Что-то ведь я слышал о таком... эффект Приори Инкантатем, обратного вызова заклинаний... при каких же условиях он встречается...

— Я совсем забыл! — спохватился Поттер. — В Хогвартсе есть Упивающийся Смертью! Это он подбросил мое имя в кубок.

Темный Лорд все-таки это сказал. Но не сказал кто. Не буду раскрывать Поттеру глаза, пусть Темный Лорд сам еще раз ему все расскажет. Куда же я запихнул этот несчастный портключ? Кажется, в ящик стола...

А может, открыть дверь и позвать девчонок? Отправимся все вместе, портал выдержит четверых... или все-таки девочкам не стоит представать пред Темным Лордом? Как я ему еще скажу о Бетти и как приглашу на свадьбу...

Поттер что-то говорил, но я его не слушал. Все, что надо, я узнал, осталось только достать портключ...

За дверью мне послышалось какое-то движение, я остановился, пытаясь понять, не то это девочки решились снести дверь, не то меня все-таки выследили... Нет, мне нельзя останавливаться, надо скорее браться за портключ...

И в этот момент дверь разлетелась на части, и я успел только увидеть ослепительную красную вспышку. Хорошо, что не зеленую — мелькнула последняя мысль, и я потерял сознание.

Очнулся я не сразу, какое-то время пробыв на грани сна и действительности... или это действительность была похожа на сон, или мне и вправду снилось, что Дамблдор меня допрашивал, а я ему рассказал все, что знал — и про побег из Азкабана, и про Черную Метку на Чемпионате мира, и про Темного Лорда в нашем доме... Только про Бетти он меня не спросил. Потом я снова потерял сознание.

Когда я очнулся, Дамблдора в кабинете уже не было. Я сидел, прислонившись к стене, в своем собственном облике, а рядом со мной стояла на коленях Бетти.

А где же Дамблдор? Как девочки сюда пробрались? Неужели он никого не оставил меня охранять?

Я еле стою на ногах и совсем ничего не соображаю. Пока девочки обсуждают планы моего спасения, я пытаюсь отыскать в своей голове хоть какие-то остатки разума. Когда Бетти высказывает идею превратить меня в хорька и бежать под мантией-невидимкой, вдруг просыпается Хмури:

«А про портключ ты забыл?»

И верно! Портключ! Он унесет нас всех троих! А если Лорда уже нет на кладбище, я аппарирую к нему по Метке.

Бетти подтаскивает меня к столу и зовет Айрин, но та почему-то медлит. Вместо того чтобы взяться за портключ вместе с нами, она подтаскивает к стене стул и превращает его в...

Наверное, это будет еще один мой ночной кошмар наравне с Азкабаном. На что похож человек после поцелуя дементора, я видел только на картинках, но фантазировал на эту тему много. Точнее — эти образы приходили ко мне помимо моей воли, это был один из навязчивых кошмаров перед Азкабаном и после него. Откуда Айрин это знает? Как ей удалось сотворить мою точную копию, но с отсутствием всякой жизни в глазах?

— Двадцать баллов Слизерину, — машинально говорю я.

А Бетти ведь сказала, что Фадж пошел за дементором... Вот наверное почему здесь нет охраны. Надо бежать скорее, пока она не появилась!

Но бежать я не в состоянии и не в состоянии даже дотронуться до портключа, потому что откуда-то из коридора ползет леденящий холод, и свет вокруг исчезает, и само пространство кабинета тоже исчезает, я оказываюсь снова в своей камере в Азкабане — холодный камень вокруг и серые тени за дверью, и сейчас они войдут и отнимут у меня последние крохи жизни...

Уже второй раз за этот день я очнулся в объятьях Бетти. Где — сперва не осознал, только когда мы оторвались друг от друга, я смог оглядеться вокруг и понял, что мы на том самом кладбище. И больше там никого нет.

Разумеется — Темный Лорд не станет меня дожидаться!

Что он теперь скажет — я упустил Поттера, сам чуть не погиб, вдобавок еще и палочку потерял... Нет, не потерял — ее подобрала Айрин. Какая она молодец! Я бы еще пятьдесят баллов Слизерину за нее начислил, да вот вряд ли эти баллы зачтутся, мы ведь не в Хогвартсе!

Но к Лорду мне все-таки надо. Я должен его видеть. Это и Бетти понимает и отпускает меня, хотя ей не хочется со мной расставаться. И мне не хочется...

Но девочкам лучше сейчас вернуться в школу, пока их отсутствия не заметили. Ворота вряд ли закрыты, в последнее время они всегда нараспашку, есть надежда, что в темноте Бетти и Айрин сумеют проскользнуть незамеченными.

А я напишу Бетти, как только представится возможность. И как только она вернется из школы, мы увидимся... чтобы уже больше не разлучаться.

Мы с Бетти окончательно прощаемся (Айрин при взгляде на нас не может сдержать довольной усмешки), я поворачиваюсь на месте и аппарирую.

Эпилог

Те несколько дней, которые прошли от третьего тура до Прощального пира, показались мне несколькими годами. От того, чтобы покинуть школу прямо сейчас, не дожидаясь официального окончания семестра, меня удержала Рина. «Ты же не хочешь, чтобы подумали, что мы сбежали, и начали нас подозревать?»

Я считала, что нас подозревать было абсолютно не в чем. Кто знает о моей связи с Барти? Я так говорила, чтобы успокоить Рину, но сама боялась не меньше. Подделку Рина сотворила качественную, но таким специалистам в области трансфигурации, как Дамблдору и МакГонагалл, достаточно одного взгляда, чтобы ее раскрыть. Если бы они, конечно, захотели... все-таки та ночь выдалась такой суматошной, что можно было забыть о проверке. Вот если бы на следующий день они озаботились тем, чтобы попристальнее рассмотреть тело Крауча... но нам повезло и в этом. Во-первых, подделку в ту же ночь забрал Фадж, а во-вторых, на следующее же утро к нему пришел Люциус Малфой, выведал все и забрал «тело» родственника своей жены. И как он только так быстро все узнал? Без Темного Лорда, видимо, не обошлось. Потом они превратили наше произведение обратно в стул, и тетя Нарцисса написала, что более безвкусного образчика мебели в своей жизни не встречала. Нас с Риной это высказывание безумно рассмешило и мы веселились до тех пор, пока я не представила себе, что было бы, если бы мы тогда не успели... И кто придумал этот дурацкий обычай выдавать родственникам тела поцелованных дементором? Кто вообще придумал этих дементоров, во Франции их нет!

Кого можно было бояться — так это настоящего Хмури. Он пока что лежал в больничном крыле и в Большой зал не выходил, но я все равно его боялась. Вдруг этому старому параноику захочется выяснить, по чьей вине он провел десять месяцев в сундуке... И вдруг он решит, что у Барти были сообщники в Хогвартсе... а дети Упивающихся Смертью — самый лучший объект для подозрений. Особенно я. Барти в роли Хмури так искренне меня ненавидел... у меня просто не хватило бы сил выдержать то же самое второй раз.

Мы с Риной в основном сидели в гостиной либо выходили к озеру, стараясь как можно меньше попадаться на глаза преподавателям. И в Большой зал мы ходили после того, как основная масса народу уйдет, либо не ходили вовсе, попросив Драко принести нам каких-нибудь сандвичей.

Драко несколько поутих и уже не так часто заговаривал о Поттере. А когда все же заговаривал, мы с Риной тут же перебивали его рассуждениями о том, как красиво он будет смотреться в роли подружки невесты. Кузен сначала обижался, но после того, как получил толстенное письмо от мамы, обижаться перестал и даже начал нам подыгрывать.

Тетя Нарцисса и мне написала длиннющее письмо. И откуда она только узнала все? От обстоятельств спасения Барти до наших с ним намерений. Неужели от самого Барти? Я ожидала, что тетя будет меня ругать, но, как ни странно, то, что я собралась замуж, перевесило все мои прежние выходки. Вместо того чтобы возмутиться моим поведением, она написала список минимум из тысячи вещей, которые я должна была непременно сделать.

Барти тоже написал мне письмо, и оно радовало меня куда больше, чем то, что я получила от Нарциссы. Хотя Рина наверняка сказала бы, что Барти не написал ничего существенного — ни как его встретил Темный Лорд, ни где он сейчас находится, ни что он планирует делать дальше... Но Рине я письмо показывать не стала. Мне достаточно знать, что Барти жив и что он меня любит. Все равно все остальное сообщила тетя Нарцисса. Правда оставалось неясным, откуда ей известны все подробности... но это я выясню у Барти, когда мы увидимся.

Ни с кем, кроме Рины, я в эти несколько дней не общалась, потому что только Рина могла выдержать мои фантазии на тему того, что я сделаю с Барти за издевательства Хмури надо мной. И то она начинала краснеть и смущаться, как будто я не просто ей рассказываю, но еще и предлагаю при этом присутствовать. Нет, вот как раз в эти моменты присутствие посторонних крайне нежелательно.

В день прощального пира нас осенила светлая мысль не дожидаться завтрашнего Хогвартс-Экспресса, а аппарировать домой вечером. Рина сказала, что некоторые шести— и семикурсники так делают. Конечно, Хогвартс-экспресс — это не просто средство перемещения, а часть школьной жизни и ежегодный ритуал, но зачем он нам, если с Драко мы увидимся дома, а дурмстрангцы уплывают на своем корабле?

Сразу после завтрака мы пошли отпрашиваться к Снейпу. Тот, как всегда, выглядел непроницаемым, но мне показалось, что смотрит он на нас с некоторой иронией. Как будто что-то знает. Я старалась в глаза ему не смотреть, а когда он случайно поймал мой взгляд, старательно думала о Зденеке и его белых медведях.

— А разве вы не уезжаете во Францию, мисс... Розье?

Между двумя последними словами он сделал паузу, как будто хотел сказать что-то другое. Другую фамилию.

— Нет, я остаюсь здесь.

Снейп ничего на этот счет не сказал, но уверенность, что он все знает, у меня только укрепилась.

— Я бы вам посоветовал обратиться за разрешением к своему директору, — сказал он и заговорил с Риной об ее планах на будущее.

А какие могут быть планы, когда Темный Лорд возродился? А мы еще не знаем, приедут ли Ник и Джерри или решат осесть где-нибудь в Канаде и Рине придется к ним ехать. Она не хочет, и я не хочу, но что там ребятам может прийти в голову, мы сами не знаем.

От Снейпа мы направились к мадам Максим. В последние дни она не обращала на меня никакого внимания, как будто я в качестве ученицы Бобатона больше не существую. Впрочем, не знаю, существовали ли для нее другие девчонки, потому что она помирилась с Хагридом и я постоянно видела их вместе.

Мадам Максим задала мне тот же вопрос, что и Снейп:

— Бетти, ты что — не собираешься возвращаться домой?

— Не собираюсь.

— А как же твои дядя и тетя?

— Я к ним в гости приеду. Я уже совершеннолетняя, имею полное право жить самостоятельно в любой стране. К тому же здесь у меня родственники.

О моих родственниках мадам Максим говорить явно не хотела, а заявила:

— Хорошо, уезжай когда хочешь, но отпросись у своего декана.

К Снейпу второй раз мы не пошли, хотя мне очень хотелось обрадовать его тем, что он теперь мой декан. Но Рина сказала, что он и так знает, и мы пошли в гостиную, обсуждая по дороге, что может быть известно Снейпу и на чьей он стороне. Ничего не решили и пошли прогуляться к озеру. Возле озера нас поймал Зденек.

— Вы куда пропали? — возмущенно начал он. — Я неделю вас ищу! Завтра уезжаем!

Мы не пропали, мы просто не хотели никого видеть. Однако сейчас я была рада Зденеку. Сколько можно говорить об одном и том же, голова скоро лопнет от предположений!

— А мы с Риной не завтра, мы сегодня вечером уходим, к ней домой.

Новость Зденека не удивила. Он только спросил:

— Это правда, что ты замуж выходишь?

— А откуда ты знаешь?

— Мне Влад сказал.

Владу, конечно же, сказала Эсмеральда. Интересно, что именно она рассказала... Хотя Эсмеральду больше интересуют подробности свиданий, чем детали биографии. А карты таких подробностей не сообщают, она на это неоднократно жаловалась.

А даже если бы сообщили, она не стала бы пересказывать Владу. Он такими вещами не интересуется, Зденек тоже. Этому подавай приключения — хоть про побег из Азкабана, хоть про вампиров.

Спрашиваю совсем другое:

— Как там Влад?

— Да ну, — Зденек машет рукой, — Влад совсем с ума сошел! Собрался во Францию ехать.

— Во Францию?

— Ну да, Эсмеральда к нему в Румынию не хочет, так он собрался ехать с ней. Дома его точно за такое не похвалят! Вот чего все от любви с ума сходят, а, Бетти?

Я не отвечаю, я только смеюсь. Что я могу ответить Зденеку, если сама такая?

— Даже Крам помешался, — продолжает Зденек, — на этой девчонке из Гриффиндора. А ему нельзя с ума сходить, он у нас теперь начальство!

— То есть как? — не понимаю я.

— Разве ты не знаешь? Каркаров пропал, Виктор теперь вместо него!

— Как это пропал?

— Еще на третьем туре! Вскочил, как укушенный, и помчался куда-то. Влад ходил у Дамблдора спрашивать, они ничего ему не сказали, обратно отправили. А Каркаров так и не вернулся.

Ну надо же! Я была так озабочена спасением Барти, что про Каркарова совсем забыла. Если он тогда от одной фамилии моей мамы пустился бежать, то возвращение Темного Лорда его явно не обрадовало.

— И какое из Виктора начальство?

— Очень строгое! — Зденек делает страшные глаза. — Он мне заявил, что я глупости говорю!

— Ты ему предложил взять из здешнего озера парочку русалок, чтобы скрестить их с пражскими вампирами?

— А откуда ты знаешь?

Тут мы с Риной не выдерживаем и смеемся. Зденек ничуть не обижается, а хохочет вместе с нами.

Выяснилось, что, став начальством, Крам сильно зазнался и отменил обещанную вечеринку по случаю окончания учебного года. Из-за этого Зденек на него сильно обиделся и в знак протеста пригласил нас с Риной на корабль.

На дурмстрангском корабле мы застряли до самого ужина. Крам по случаю расставания со своей гриффиндоркой пребывал в мрачном настроении, и даже попытался на нас шикнуть, но мы тут же скрылись за дверью каюты Зденека, куда Виктор за нами не пошел. Нас впечатлило то, что у каждого здесь была отдельная каюта, не то, что в нашей карете!

Мне удалось поймать Влада, но он и вправду сошел с ума. На все попытки его отговорить заявлял, что сам все прекрасно знает, а Эсмеральду в Румынию он еще привезет. Мы бы проспорили еще, но тут влез Зденек:

— А это правда, что Хмури был поддельный? Что это был кто-то другой?

— Правда, — ответила Рина.

Добавлять ничего не стала. Владу и Зденеку мы доверяем... но нельзя же рассказывать всем! И так слишком много народу знает, что Барти жив. Драко не знает, но скоро узнает — хоть и не подружкой невесты, но на свадьбе он будет обязательно, как же я без кузена? Над кем я подшучивать буду?

— А он мне все равно понравился, — неожиданно заявляет Зденек. — Он все про вампиров знает! Влад, подтверди!

— Влад в Дурмстранге первый специалист по вампирам? — с усмешкой спрашиваю я.

— А как же! — отвечает Зденек, и оставшееся до пира время мы проводим в разговорах о вампирах, преподавателях и учебной программе Дурмстранга. О белых медведях Зденек уже не заговаривает — присутствие Влада настраивает на серьезный лад.

Когда мы идем в замок, меня вдруг посещает мысль, что с Хогвартсом расставаться совершенно не хочется. Целую неделю ждала, как бы поскорее оказаться дома у Рины и встретиться с Барти, а теперь хочется остаться здесь, чтобы снова встретить Зденека на улице и послушать его треп о белых медведях и вампирах, а потом до ночи посидеть с Риной в слизеринской гостиной, периодически дразня Драко...

Войдя в Большой зал, Зденек машинально бросил взгляд на кресло профессора Каркарова. Она, как и раньше, было пустым. Зато Хмури сидел на своем месте. Настоящий Хмури. Внешне — такой же, как и раньше... но только внешне. Меня он, к счастью, не заметил, мы с Риной постарались побыстрее прошмыгнуть за слизеринский стол и там усесться подальше от всяких одноглазых параноиков.

И как я могла Барти не узнать? Все потому, что никогда не видела настоящего Хмури. Ведь под конец семестра он стал относиться ко мне почти по-дружески... а я-то подумала, что он так надо мной издевается! Придумала себе объект для ненависти, а ненавидеть по-настоящему-то и не умела! Впрочем, как и любить.

Как сказала Рина, обычно в конце года Большой зал украшается цветами победившего факультета, но на этот раз стена за учительским столом была задрапирована черным. И первое, с чего начал Дамблдор — предложил выпить за погибшего Седрика Диггори. Встали все. Даже Драко, который никак не мог отстать от Поттера. Между нами сидели Зденек, Влад и Марта, поэтому я не могла его одернуть привычным способом.

А затем Дамблдор заговорил о Темном Лорде и Гарри Поттере. Опять Поттер, без него прямо никуда! Директор что на нем помешался? Ну Драко-то понятно, он в младенчестве моими стараниями головой ударился, а все остальные?

Дамблдор говорил очень красиво... но чего-то в его словах не хватало. Явно не все он сказал, а всего говорить и не хотел. Мог, но не хотел. И у Рины создалось то же впечатление. Она так и прошептала мне в ухо:

— Тебе не кажется, что директор чего-то недоговаривает?

Не знаю, понял ли что-нибудь Драко, вид у кузена был совершенно невменяемый. Понятно — Драко услышал фамилию «Поттер» и потерял остатки разума. Когда Дамблдор предложил всем выпить еще и за Поттера, Драко демонстративно остался на месте. Еще и на меня поглядел весьма злобно. Конечно, я могла бы встать... чтобы потом кузен мне устроил истерику продолжительностью все два месяца каникул? Нет, Поттер того не стоит.

Зденек на протяжении всей речи Дамблдора имел вид задумчивый, а Влад смотрел на равенкловский стол и вряд ли что-нибудь замечал, кроме Эсмеральды.

Дементор бы побрал эту Эсмеральду с ее пророчествами! Ведь она все знала заранее, что ей стоило сказать Седрику, чтобы с Поттером не связывался! Флер же сказала! С этой-то все в порядке: сидит и как ни в чем не бывало треплется с Мануэллой. А почему не с Эсмеральдой? Я присмотрелась к равенкловскому столу пристальнее — и обнаружила, что Эсмеральда сидит между Виолеттой и почему-то Камиллой, а рядом уселись Цезарь и Марио. Камилла предельно серьезна, смотрит на Дамблдора и ловит каждое его слово. С Виолеттой мне все понятно — она за Эсмеральдой с первого курса бегает и прорицания ради нее изучать стала, хотя ничего в них не понимает. А что у Эсмеральды с Флер такое? Неужто Эсмеральде не понравилось, что Флер себе парня приглядела? Нагадала небось что-нибудь, а Флер ее отправила подальше с ее пророчествами.

Раньше я бы сказала — и правильно сделала, но ведь Эсмеральда помогла мне самой. Без нее мы могли бы и не догадаться следить за Хмури, ждали бы себе спокойно окончания третьего тура...

Когда Дамблдор наконец-то завершил свою речь, все на некоторое время замолчали, переваривая услышанное, а потом заговорили, сначала тихо, потом уже посмелее, но в полный голос никто заговаривать не решался. Кроме Драко, который, как и следовало ожидать, разразился громкой речью о Поттере. Я не выдержала и, уловив паузу, перегнулась через Зденека и зловещим шепотом произнесла:

— Драко! В розовом платье ты будешь смотреться потрясающе!

Кузен осекся на полуслове и посмотрел на меня жалобными глазами. Окончательно он, конечно, не заткнулся, но стал говорить значительно тише.

Одно мне не давало покоя.

— Рина! Зачем Темный Лорд убил Седрика?

— Тише ты! — шикает она.

— Почему тише? Здесь все свои!

Ну, допустим, не все, Зденек и Влад, какими бы хорошими они ни были, вообще из другой страны и к нашим делам отношения не имеют. Но когда мне советуют говорить тише, то из чувства противоречия хочется кричать.

— Помнишь, Барти сказал, что они не должны были браться за кубок вдвоем...

— Ну и что? Это причина убивать?

— Поговори с Барти, — советует Рина.

Я качаю головой.

— Мне не с Барти надо об этом говорить.

— А с кем? С Темным Лордом? — испуганно спрашивает Рина.

Я опять качаю головой.

— Мне надо поговорить с мамой.

— Как ты с ней поговоришь? Она же в Азкабане!

— Но выйдет же она оттуда когда-нибудь! Барти мне обещал! Или знаешь что... К Барти же родители туда приходили, так, может, и меня пустят!

— Ты с ума сошла? Крауч был начальником Департамента магического правопорядка, а ты кто?

И правда, Крауч-старший — большая шишка, а я вообще никто.

— А если кого-нибудь попросить? Бэгмена, например...

— С ума сошла! — повторяет Рина. — Бэгмен — не того полета птица, во-первых, а во-вторых, он сбежал после третьего тура.

— Как сбежал?

Ну надо же — и Каркаров удрал, и Бэгмен... Я уже начинаю уважать Снейпа, который никуда не делся, а сидит себе за преподавательским столом и спокойно ест. В ту ночь он куда-то уходил... но вернулся ведь!

— А вот так, никто его больше не видел! И в Министерстве он не появлялся...

— Рина! — меня осеняет еще одна догадка. — А если Люциуса Малфой попросить? Он же с Фаджем в последнее время сдружился, вот как быстро наш стул назад получил!

Рина задумывается.

— Бетти, — медленно произносит она, — а ты уверена, что это тебе нужно? Помнишь, как мы письмо отправляли?

— Но мне нужно поговорить с мамой!

— Ты ее увидишь, — твердо говорит Рина. — Я уверена, что увидишь. А сейчас... может, дядя Люциус и сможет добиться для тебя свидания, но ты привлечешь к себе все внимание Министерства, тебе это надо? А если Барти выследят?

А вот об этом я и не подумала... Я-то могу не скрываться, но слишком много быть на виду мне не стоит. И говорить с мамой лучше все-таки не в Азкабане... Или лучше все-таки не говорить? Я не хотела говорить с ней о Барти — неизвестно, как она отнесется к нашему браку. Но о Темном Лорде с ней надо поговорить, потому что Барти что-то недоговаривает. Не так, как Дамблдор. Тот говорит явно меньше, чем знает. А Барти искренне верит во все, что говорит... только это не означает, что и мне следует верить в то же самое.

Я тяжело вздыхаю и признаюсь:

— Не хочу, чтобы его выследили. Придется подождать...

На некоторое время мы замолкаем. Потом Зденек замечает, что мы подозрительно долго молчим и решает нас развеселить. Ему это удается очень быстро, и до конца вечера мы обсуждаем, что будет, если профессора Снейпа привезти в Прагу — напугает он местных вампиров или сам их испугается. Зденек стоит за вампиров, Рина — за Снейпа. Я предполагаю, что если к вампирам отправить настоящего профессора Хмури, то те отравятся и вымрут все поголовно.

Пока мы беседовали о вампирах и профессорах, мне абсолютно расхотелось покидать Хогвартс. Вот если бы этот пир продлился вечно...

Но вечно никакой пир продолжаться не может, даже Прощальный. Дамблдор встал первым, вслед за ним стали подниматься и другие преподаватели и студенты. Судя по цвету потолка, уже начало темнеть, и нам следовало поторопиться.

А что толку оставаться в Хогвартсе еще на одну ночь? Все уже обсудили, что могли, завтра дурмстрангцам будет уже не до нас, а Драко мы и дома увидим.

— Зденек, ты поможешь нам отнести вещи до ворот? — спрашиваю я.

Конечно, мы могли справиться с чемоданами и сами — при помощи магии, но разве можно лишить Зденека удовольствия нам помочь? Он, разумеется, соглашается, к нему присоединяется и Влад. Мы выходим из Большого зала, и тут меня окликают:

— Розье, подожди!

Оборачиваюсь — и вижу Эсмеральду. Все, сейчас мне устроят сцену ревности. Но Эсмеральда сцену устраивать не собирается, а только машет рукой ребятам:

— Вы идите. Влад, я тебя жду завтра утром!

— Он что — правда едет с тобой во Францию? — спрашиваю я.

Эсмеральда усмехается.

— Вот упрямый, да? На лето, а там посмотрим. Я ему надоем раньше, чем его родственники за ним примчатся.

— А если не надоешь?

Она снова усмехается.

— Розье, ты ничего не понимаешь. Впрочем, тебе и не надо, у вас, англичан, все по-другому.

Уже «у вас, англичан». Эсмеральда наконец-то нашла, на что списать все мои странности — на английское происхождение. Она и раньше о нем знала, но почему-то так никогда не говорила.

И что ей от меня надо? Может, хочет, чтобы я ее поблагодарила за тот совет? А ведь и вправду стоит...

— Эсмеральда, я тебе не сказала... — начинаю я, но она перебивает:

— Да ладно тебе, Розье, можешь не благодарить. Я даже к тебе на свадьбу напрашиваться не буду, потому что твои родственнички при виде меня в такой обморок упадут, что никаким «Эннервейтом» не поднимешь.

Вот это точно. До Эсмеральды на моей свадьбе, равно как и до прочих бобатонских девчонок, ни один боггарт не додумается.

— Я тебе подарок хочу сделать, — продолжает она.

— Да ну? — я не могу сдержать удивления. Какой еще подарок? Колоду карт с инструкциями по гаданиям? Так Эсмеральда сама же говорила, что по книжкам настоящей науке прорицания научиться нельзя.

— Держи! — Она извлекает из-за пазухи книжку и протягивает ее мне.

Книжка не имеет никакого отношения к прорицаниям, и к магии вообще, хотя картинки в ней обычные, движущиеся. Я ее прекрасно знаю, Эсмеральда притащила ее в школу чуть ли не на первом курсе, и она постоянно валялась в нашей спальне. Или не на первом, на третьем? Книжка кочевала от тумбочки к тумбочке, все ее читали тайком, даже я открывала пару раз, зато Эсмеральда не стеснялась и зачитывала вслух отдельные места, сопровождая их своими комментариями, которые потом оседали на полях. А какие там картинки... мне в первый раз было смотреть на них противно.

Но сейчас-то я знаю, что мерзость — это когда с первым встречным, а я-то не с первым!

Эсмеральда откровенно любуется моей физиономией, на которой за каких-то пять секунд проявляется вся гамма чувств — от отвращения до восхищения и говорит:

— Держи-держи, вам пригодится.

— Эсмеральда! — начинаю было я, но пока ищу подходящие слова, она уже поворачивается, машет мне рукой и убегает, оставляя меня возле дверей в Большой зал с этой кошмарной книжкой в руках. Вот как сейчас пройдет мимо профессор Снейп... и что он подумает? О том, что французское воспитание портит навечно?

И, разумеется, стоит мне подумать о том, что меня застукает кто-нибудь из преподавателей, как за дверью Большого зала раздаются шаги... слишком знакомые шаги. Я не успеваю ничего сообразить, как дверь распахивается и я оказываюсь лицом к лицу с профессором Хмури.

Этот старый параноик решил выйти последним, чтобы уж точно никто на него порчу не навел и снова в сундук не усадил. А тут я. Да еще с книгой, на обложке которой изображена полуодетая целующаяся парочка. И это еще одна из самых приличных картинок...

Профессор Хмури застывает на месте, глядя на меня. Я почти вижу, как в его голове рождается узнавание... По второму кругу, да? Ну уж нет, хватит с меня!

Я сую книгу во внутренний карман мантии и опрометью несусь в слизеринскую гостиную.