Единственно верный способ

Вы когда-нибудь пробовали погасить вызванный кем-то по неосторожности Адский Огонь? Или остановить зародившийся в недрах океана тайфун? Если нет — то вам очень повезло. Если да — даже и это не идет ни в какое сравнение с Беллой после злосчастного Хэллоуина, когда Темный Лорд внезапно исчез в неизвестном направлении.

Да, для меня это тоже было неожиданностью, и отнюдь не приятной. Да, скатываться к полному поражению после близости победы очень тяжело. Но это не повод терять рассудок и человеческий облик! Ведь любое событие имеет причины и следствия, а из каждой ситуации можно найти выход. За одним исключением — выйти из Азкабана весьма затруднительно, а все, что намеревалась предпринимать Белла, именно туда и приводило, с разной степенью вероятности.

Я желал понять, какая магия была причиной исчезновения Темного Лорда, насколько это согласуется с его рассуждениями о бессмертии, и реально ли его возращение. Каждый вопрос требовал длительных размышлений в спокойной обстановке, которой я был лишен. В родовом замке Лестрейнджей достаточно места для уединения и раздумий, но я ведь не мог оставить Беллу без присмотра. Будучи предоставлена сама себе, она мгновенно ринулась бы реализовывать свои безумные планы и оказалась бы в итоге в Азкабане. Правда, были моменты, когда я начинал думать, что согласен и на Азкабан, лишь бы там можно было в тишине отдохнуть и поразмыслить, но, к сожалению, оттуда не выйдешь по собственному желанию.

Для того, чтобы Белла успокоилась сама по себе, следовало лишить ее возможности действий, а заодно и поступления новой информации, и дожидаться, пока ее энергия иссякнет. Сложно, но реально. С одной оговоркой — без источников информации не мог существовать я. Мы аннулировали подписку на «Ежедневный пророк», поскольку совы не достигали защищенного Фиделиусом замка, и газеты вкупе с прочими новостями нам доставлял Барти. Встречаться с Барти в отсутствие Беллы я не мог — обе стороны были категорически против и при попытке не дать им видеться устраивали двойную истерику.

Новости, приносимые Барти, зачастую были неотчетливыми или несущественными, но за неимением иного источника информации приходилось довольствоваться этим. И строить выводы на основании полученных данных прямо за столом, так как в присутствии Барти, а также Рабастана, Белла становилась вменяемой и могла хранить молчание в течение целых пятнадцати минут и двадцати секунд (что являлось для нее рекордным на приемах гостей в замке Лестрейнджей).

Размышлять приходилось вслух, поскольку моё молчание казалось Белле подозрительным, и она тут же начинала говорить сама.

— Все же, как мог умереть Темный Лорд, когда он сам говорил, что продвинулся дальше всех по дороге к бессмертию? — в очередной раз задал я вопрос, ставший уже риторическим.

И если на предыдущих встречах Барти только смущенно улыбался и пожимал плечами, в этот раз он робко сказал:

— Он не умер...

— Ты что-то знаешь?!! — тут же вскинулась Белла.

— Подожди, — я сделал знак рукой, чтобы она села и дала Барти рассказать подробно, из чего он сделал свой вывод.

— Ну... эээ... — мялся Барти, не в силах собрать слова во что-то осмысленное.

Я сделал три глубоких вдоха, сосчитал до пяти и принялся расспрашивать:

— Ты сам это решил? На основании чего? Или ты слышал, как об этом говорили? От кого?

— Дамблдор так считает, — наконец выговорил Барти после полуминутных «эээ» и «ммм».

— Дамблдор, — со смесью разочарования и ненависти произнесла Белла. — К этому старому маразматику не подберешься!

— У тебя сведения лично от Дамблдора? — уточнил я.

Барти потупился и опять полминуты не мог членораздельно разговаривать. Потом наконец-то выдавил:

— Нет, мне Фрэнк Лонгботтом сказал. Это он с директором разговаривал.

— Что еще сообщил ему Дамблдор? У него есть версии, что за магия послужила причиной исчезновения Темного Лорда и что может его вернуть?

— Он не сказал, — тихо ответил Барти, пристально изучая содержимое своей тарелки, состоявшее на тот момент из одной виноградины.

— Кто не сказал? — терпеливо спросил я. — Дамблдор?

— Фрэнк не сказал, — Барти шмыгнул носом. — Он считает, что я еще маленький!

Я тоже так считал, только не произносил вслух. Юношам до двадцати одного года не следовало знать темных заклятий, могущих нанести вред их неокрепшей психике. Не зря обучение в аврорате длится три года. Однако в данном случае мы оказались без источника информации, что не могло не огорчать.

Я задумался и на мгновение утратил контроль над Беллой, полагая, что она, как и я, анализирует слова Барти. Но, сравнивая ее с собой, я снова совершил ошибку, ибо аналитический ум никогда не был присущ Беллатрикс. Её мозг функционировал как-то иначе, и в принципах его работы до конца не удалось разобраться даже мне.

Она вскочила со своего места и, размахивая вилкой с наколотым куском копченой рыбы, заявила:

— Я сама с ним поговорю! Он еще увидит, кто из нас маленький!

Белла взмахнула вилкой, словно волшебной палочкой, давая понять, с помощью какого заклятия она собирается разговаривать. Кусок рыбы слетел и чуть не попал в стакан Рабастана, но брата спасла квиддичная реакция, сохраняющаяся даже после второго стакана. Он ловко поймал рыбу своей вилкой, отправил в рот и запил остатками огневиски.

Белла отшвырнула вилку в сторону и воскликнула:

— Идем!

— Куда? — я наконец-то собрался с силами и смог вставить слово.

— К Лонгботтомам! Барти выманит их из дома, я с ними... поговорю, а вы с Басти будете нас охранять.

— Что, прямо сейчас? — пролепетал Барти.

— Конечно! — Белла не знала сомнений. — Чего тянуть?

Я попытался привести жену в чувство доводами разума.

— Белла, послушай, ни одна спецоперация без подготовки не делается. Перед тем, как идти добывать информацию, мы должны, во-первых, выяснить, владеет ли ею объект, а это нам до конца не известно. А во-вторых, надо изучить все подходы к местонахождению объекта, выяснить его привычки и режим дня...

Белла перебила меня:

— Ты полгода будешь подготавливать! И опять скажешь, что мало данных!

— Но ведь надо хотя бы подумать...

— Что думать, бежать надо!

Я опять сделал три глубоких вдоха и сосчитал до десяти.

— Белла, Темный Лорд пошел убивать Поттеров без сбора информации и подготовки. Мы все видим, чем это закончилось.

Ответ поверг меня в состояние логического коллапса:

— Раз он пропал без подготовки, значит и искать его надо без подготовки!

Воспользовавшись моим замешательством, Белла принялась распоряжаться:

— Аппарировать будем с границы сада, под разилюзионным. Когда Барти выманит Лонгботомов из дома, маскировку снимаем. Басти, вставай!

Не подчиниться Белле, когда она говорит таким тоном, невозможно. Всякая логика отказывает под этим напором, и хочется только подчиняться, как под Империо. Только Империо можно преодолеть, а вот Беллу — нереально.

Рабастан попытался оттянуть неизбежное:

— Давайте сначала выпьем! Для храбрости!

Белла смерила его презрительным взглядом:

— Ты обвиняешь меня в трусости? Сам и пей, раз боишься! Только тебе не поможет — две бутылки выпил, а все тормозишь!

Рабастан не знал, что возразить, Барти с самого начала смотрел на Беллу как первокурсник на своего декана, и если кто-то мог спасти положение, то только я. Большая часть моего сознания хотела только подчиняться ей, потому что это было одновременно и приятно, и даже правильно... но какая-то часть мозга еще соображала, и следовало потянуть время, чтобы соображение совсем не утратить.

— Ты прямо так и пойдешь на операцию в этом тряпье? — спросил я как можно строже.

Домашняя мантия Беллы напоминала смертофалда, которым мыли пол в коридорах Хогвартса после затяжного ливня, и показываться в ней можно было только самым близким, которых не жалко и которые привыкли. Я рассчитывал, что когда жена пойдет переодеваться, мы освободимся от ее влияния и сможем что-нибудь быстро придумать. Но Белла, несмотря на свою неспособность логически мыслить, догадалась о моих намерениях и уходить не стала. Скомандовала: «Акцио, рабочая мантия!» — и тут же черная мантия вкупе с белой маской оказалась у нее в руках. Еще через мгновение домашняя мантия оказалась на полу и Белла взялась за рабочую.

Вид почти обнаженной Беллы, не обращавшей, похоже, никакого внимания на окружающую действительность, неожиданно вывел меня из оцепенения. Я подошел к ней и взял ее за руку.

— Отцепись! — она отмахнулась от меня, точно от назойливой мухи.

Отцепляться как раз не хотелось — точнее, уже не хотелось. Наоборот, хотелось прицепиться так, чтобы оторвать не получилось при всём желании. Конечно, ничего невозможного в мире, тем более по понятиям Беллы, не существовало, но всё-таки... Трудно сказать, были ли у меня какие-то определённые планы до этого, поскольку все мысли неожиданно куда-то делись. Говорил же мне Рабастан, что трудно думать, когда рядом женщина, но раньше я ему как-то не верил. Зря.

Все еще продолжая держать Беллу правой рукой за локоть — помня на каком-то уровне, что держать надо крепко, — я начал поглаживать левой по ее спине, невзирая на протестующие вопли и сопротивление. Она шипела, как бешеная кошка, при этом ухитряясь изгибаться совершенно непредсказуемыми способами, и, будь я в иной ситуации, решил бы дальше не упорствовать.

Но прикосновения к её разгорячённому телу, очевидно, расплавили мой мозг и в качестве компенсации сделали твёрдым кое-что другое. Это «кое-что» уже хотелось применить по прямому назначению, хотя стоя сделать подобное было проблематично. Пока я просто притянул её к себе совсем близко — одновременно позволяя организму наслаждаться ощущениями и сковывая её движения, пытающиеся организму помешать.

Мы с Беллой не спали, наверное, уже года полтора, с тех пор, как захват власти из далекой перспективы превратился в ближайшую. Причем тогда мы не спали вместе в буквальном смысле, а не в смысле секса — то она поднималась ни свет ни заря, то я ложился и три часа ночи, и удобнее было расходиться по разным спальням. После исчезновения Лорда мы спали в одной спальне и даже в одной кровати, но только потому, что Беллу нельзя было выпускать из виду. А то ещё вскочит в пять утра и помчится убивать Крауча, Дамблдора, Фаджа или кого-нибудь еще, кто, по ее мнению, виновен в том, что мы остались без Лорда! Я так выматывался за ней следить, что на все остальное сил не оставалось. Кроме того, стоило к ней прикоснуться, как она сразу начинала кричать: «О чем ты думаешь, когда надо возвращать Лорда!».

Она и сейчас кричала, но я держал ее крепко. Стоять уже стало совершенно неудобно, тем более что я сомневался в своих способностях держать Беллу вот так вечно — несмотря на желание — но Рабастан явно решил проявить мужскую солидарность и превратил ближайший диван в двуспальную кровать. И теперь старательно уводил глядящего на творящееся во все глаза Барти из гостиной, предоставив мне возможность затащить упирающуюся — но уже с меньшим запалом — Беллу на эту свежеизготовленную кровать.

— Пойдем выпьем.

— Я не пью! — пропищал Барти, разрываясь между стыдливостью и любопытством.

— Научишься!

— Ты меня обещал научить боевым заклятиям!

— Кто учится боевым заклятиям на трезвую голову? — удивился Рабастан.

— Авроры! — радостно ответил Барти.

— Так то авроры, а то мы! Мы — Упивающиеся, вот, значит, нам и надо выпить. Пошли!

Барти пытался обернуться, нервно облизываясь, но настойчивость брата победила, в чем, надо сказать, я не сомневался.

Когда они ушли, можно было больше не стесняться. Мозг всё же функционировал, хотя и меньше, чем на четверть, но я всё равно судорожно пытался вспомнить алгоритм действия в подобных ситуациях. Пока же, чтобы предупредить новые возражения со стороны Беллы, которые только могли помешать вспоминанию, я впился в её рот поцелуем, попутно продолжая гладить всё, до чего удавалось дотянуться — от плеч до бёдер. Оказалось, я и забыл, какая у неё нежная кожа. И какие упругие мышцы под ней. Не зря она каждое утро занималась боевой подготовкой, а вот я дурак, что отказывался присоединяться. Хорошая физическая форма — это ещё и потрясающе красиво. И возбуждающе...

Поцелуй пришлось прервать, поскольку воздуха уже не хватало, и я уткнулся ей в шею, после чего до меня донеслось приглушённое и, кажется, уже не совсем уверенное:

— Руди, пусти! Что ты делаешь! Я тебя сейчас убью!

Поскольку палочка благополучно закатилась под диван, убить она могла, разве только выцарапав глаза, но на это у нее не было возможности, мои глаза находились на безопасном расстоянии от ее ногтей. Так что можно было не беспокоиться о жизненной безопасности и всё же заняться тем, за чем я её сюда и затащил. Правда, ногтям Белла нашла другое применение — вцепилась ими мне в плечи, от чего неожиданно стало ещё более хорошо, хотя раньше я как-то не подозревал в себе мазохиста. То ли ей наконец просто надоело сопротивляться, то ли она тоже вспомнила, как давно мы не оказывались в такой ситуации, но вскоре угрозы убить меня за то, что я собираюсь сделать, сменились более несвязными, но не менее ясными угрозами убить, если не сделаю, что собирался.

Алгоритм по-прежнему вспоминался с трудом, но медлить в такой ситуации уже явно не стоило. Приходилось рискнуть. Я снова поцеловал Беллу, параллельно сжав её грудь. Это было чисто рефлекторное движение, но стон в мои губы подсказал, что я всё-таки на верном пути.

Но организм — удивительно — похоже, знал и помнил всё необходимое куда лучше меня, и вместо более предсказуемого «Куда ты лезешь?!» раздавалось нетерпеливое «Ещё» — каждый раз, стоило моим пальцам найти ещё одну чувствительную точку на её теле. Поцеловать ямку за ухом, сдув несколько чёрных прядей; провести по коже чуть ниже старого шрама на бедре; обвести языком родинку на плече — всё это получалось словно бы само собой. Одной рукой она в это самое время вцепилась мне в волосы — что создавало некоторые неудобства, но я был уже не в том состоянии, чтобы сосредотачивать на этом внимание.

Её кожа стала ещё более горячей, если это вообще возможно, запах, исходящий от её тела, кружил голову ещё эффективнее, а объятия становились всё теснее. Одна моя рука лежала на её животе, другая — чуть ниже шеи, когда Белла обхватила мои бёдра ногами и с её губ сорвалось шипение, которое можно было трактовать вполне однозначно, и прежде, чем я что-то решил, тело вспомнило алгоритм действий самостоятельно. Оставалось только окончательно подчиниться инстинктам, оказавшимся сейчас действенней разума.

Возможно, я слишком торопился компенсировать свою нерешительность резкостью движений, но Белла казалась довольной и притягивала меня даже ближе, чем это возможно физически, оставляя при этом на плечах и спине следы своих длинных ногтей. Ощущения были острее, чем должны быть, вероятно, из-за столь долгого перерыва, и о чувстве времени я забыл напрочь, так что не могу сказать, спустя какое время Белла выгнулась, откинув голову назад, и закричала, а через несколько мгновений с моих губ тоже сорвался вскрик — я не ожидал от себя такого, даже сейчас — когда вслед за ней мне удалось достигнуть удовлетворения (хотя, пожалуй, для этого состояния стоило подобрать бы более веское слово).

Крики вскоре превратились в тихие — насколько это возможно для Беллы — стоны, среди которых угадывалось разве что мое имя, чему я был несказанно рад. Я, конечно, сплетням не верю, но если бы она меня хотя бы раз назвала «милордом», я бы сам ей глаза выцарапал, несмотря на отсутствие маникюра. Когда же стоны и спазмы удовольствия стихли, мы ещё долго упоённо целовались, чуть ли не соревнуясь, кто дольше продержится.

Впрочем, и мне, и Белле быстро захотелось повторить всё снова, что не казалось странным. Теперь уже ведущую роль взяла на себя она, что в каком-то роде было не менее приятно. Белла никогда не отличалась следованием всем правилам, что мне в ней иногда нравилось, а иногда вызывало недостойные чувства, вплоть до злости. Сейчас явно был первый случай. Так что я без лишних слов согласился закрыть глаза и только следить за тем, что она будет делать.

Её кожа, касавшаяся моего тела в самых неожиданных местах через неравные промежутки времени, вскоре возвратила меня в возбуждённое состояние, как и волосы, то и дело щекотавшие лицо. Не знаю, что Белла с ними делает, но волосы у неё восхитительные и пахнут чем-то совершенно особенным.

Затем она меня поцеловала, наклонившись ближе — и я снова смог прикоснуться к ней. При этом всё она делала уже совершенно молча, что ещё больше меня заводило. Но дольше ждать Белла уже не стала, да и я не хотел, хотя гладить её бёдра, то и дело соскальзывая то в одну, то в другую сторону, тоже было куда как приятно. Она устроилась сверху, крепко вцепившись в мои ладони и переплетя пальцы, и начала движения.

Я никогда не верил описаниям в журналах вроде «Ведьмополитена», но в тот момент был как никогда близок к тому, чтобы увидеть перед глазами пресловутые звёздочки. На несколько мгновений мне даже показалось, что тела как такового я не чувствую — просто клубок удовольствия, сквозь который слышится крик Беллы, почти такой же, как и в первый раз, и мой собственный приглушённый стон.

Она вытянулась на мне, а я гладил её волосы и плечи, чувствуя какую-то странную умиротворённость, какой не чувствовал уже очень давно. Где-то бродила мысль о связи этого «давно» со временем, которое мы с Беллой провели без секса друг с другом.

Время я не засекал, было не до того, но в постели мы провели, наверное, часа два. Барти уже давно ушел, мой чуткий слух где-то в промежутке уловил шаги на лестнице и слова прощания. Заходить к нам Барти постеснялся и правильно сделал. Всю информацию я от него уже получил, а если он чего-то не успел сказать мне, то сказал Рабастану, а тот все передаст.

По опыту, как собственному, так и других, заснуть первым должен был я, но разморило почему-то Беллу. Она даже не пожелала идти в спальню, накрылась неизвестно откуда взявшимся одеялом (наверное, всё-таки прилагавшимся в комплекте с кроватью), а правую руку положила мне на грудь. Было уже не отползти, так что пришлось смириться с ночевкой в гостиной, хотя это и не по правилам замка Лестрейнджей.

— Руди, — пробормотала Белла в полудреме.

— Что, дорогая?

— Не хочу я никуда идти. Мне и с тобой хорошо.

На этот раз я был с ней совершенно согласен. Зачем нам идти к Лонгботтомам за информацией, которой, во-первых, у них может и не быть, а во-вторых, с риском угодить в Азкабан. Пусть лучше Барти еще послушает разговоров в Министерстве — вдруг кто проговорится? А я пока поизучаю литературу, библиотека у нас большая. Будет, наверное, чем занять день.

А чем занять ночь, я уже знаю.