Легенда об Отверженном

— Леша, ты спишь?

Молчание. Конечно, спит. Мой муж вообще отличается умением заснуть мгновенно и проснуться точь-в-точь в нужное время. Никакого будильника не надо. Это он так в армии научился.

Интересно, какую армию нужно пройти мне, чтобы перестать мучаться бессонницей?

— Леш, я пошла в гостиную. Попробую там заснуть.

Нет ответа. Но я знаю, что он не удивится — уже сколько раз, просыпаясь, меня рядом с собой не обнаруживал. Мне завтра на работу к двенадцати, Леша сам соберется, и Костю в садик отведет, не первый раз...

Кстати, Костя спит?

Я поправила одеяло в детской кроватке. Конечно, малыш спал. Он у меня жаворонок, весь в папу. Вечером сам с ног валится, а вот утром...

Впрочем, утром с ним возиться не мне.

Я накинула халат и пошла в гостиную. Когда Костя подрастет — будет его комната. А пока здесь собраны все наши культурные сокровища — два битком набитых книжных шкафа, телевизор, видеомагнитофон, музыкальный центр, компьютер. И диван с комплектом постельного белья в потайном ящике — для любителей спать в одиночестве.

Кроме меня, таких любителей больше не находилось.

Я открыла форточку, села на диван и закурила. Курю я редко, исключительно ради того, чтобы нервы успокоить.

Сегодня — самое время.

Когда стараешься что-то упорно забыть, сделать вид, что этого не существовало, рано или поздно все равно столкнешься с реальностью. Права была Алла — мало отречься от собственных ошибок, надо еще уметь исправить их последствия.

Интересно, как она это себе представляет?

Сегодня (или уже вчера?) была у меня лабораторная работа на третьем курсе. Ничего особенного — знай себе подписывай отчеты, да следи, чтобы буйные студенты не разломали дорогостоящую установку. Занятие уже окончилось, я собирала бумаги, проверяла, все ли выключено и не оставил ли кто ботинка на приборной панели (ботинок, слава Богу, еще не было, а вот урожай карандашей и ручек мы каждую неделю собираем отменный). И тут я обнаружила, что одна студентка, Света Пажинова, стоит посреди лаборатории и внимательно на меня смотрит. Не иначе, как я ее лучшую ручку прикарманила.

— Вы что-то хотели спросить?

От ее взгляда мне стало не по себе. Я что-то сказала неправильно? Или кто-то все же забыл ботинок и сейчас наш кабинет взлетит ко всем чертям?

— Елена Васильевна, а вы действительно автор «Сказания об Отверженном?»

Лучше бы это был ботинок... Я вцепилась в папку с отчетами и промямлила что-то вроде:

— Я не автор, я соавтор... и давно это было...

— Я хотела сказать вам спасибо, ведь это моя любимая книга!

— Да-да, — бормотала я, — потом, потом, мне лабораторию закрывать надо.

Ничего мне закрывать было не надо, следующее занятие вел Иван Петрович с пятым курсом, но как еще вытолкнуть Свету в коридор как можно быстрее? Она, видимо, приписала мое смущение излишней скромности.

Наивная девочка с восторженными глазами... Сколько ей? Двадцать, наверное. Мне тоже было двадцать, когда я первый раз пришла в Публичку в поисках материалов об Отверженном...

Началось с того, что я готовила реферат по философии. Философом у нас был мрачный дядька, злой на судьбу и на студентов и свято уверенный в том, что технари не способны видеть дальше своих железок. Уж не знаю, что толкнуло меня поспорить с девчонками, что я напишу реферат, от которого философ потеряет дар речи и признает свою неправоту в отношении технарей. Знал бы он, как я долго колебалась между физикой и психологией и только по настоянию родителей поступила в Политехнический. Папа — доктор физико-математических наук, мама — кандидат, а яблочко от яблони...

Взялась я писать работу по апокрифам раннего христианства. Набрала кучу литературы, что не так-то просто было — это только сейчас от разных религиозных книжек все лотки ломятся, стала работать... И наткнулась в одной книге на легенду об Отверженном. В двух словах звучала она так: было у Бога два сына, один умный, а второй дурак... нет, он конечно, был не дурак. Дурой оказалась я. Надо же было так загореться от сухих строк научной брошюры (атеистической, между прочим), чтобы пойти в Публичку штудировать толстенный фолиант на немецком языке, ссылку на которую так неосторожно дал автор-атеист.

Видали мы таких атеистов...

Вот там-то мы с Ленкой и познакомились. Где-то на третий день моего сидения в Публичке, когда я, вооружившись самым толстенным словарем, увлеченно составляла конспект, ко мне подошла высокая худощавая девушка моего возраста, одетая в длинное синее платье, и вежливо спросила, нужна ли мне именно эта книга.

Неужели она думала, что я этот том по ошибке взяла? Впрочем, я ее понимаю — обнаружить, что кто-то не меньше тебя интересуется забытой древней легендой, было весьма неожиданно.

Из библиотеки мы вышли вместе. А потом встретились, чтобы поделиться накопленными впечатлениями. И еще раз встретились. И еще...

Легенда, без сомнения, была красивая. Удивительно было, что она пробыла в забвении до наших дней и никто, кроме двух французских богословов и трех немецких философов, не уделил ей должного внимания (в хорошую, однако, компанию попали мы с Ленкой). По легенде этой было у Бога два сына. Младшему была дана власть над небом, старшему — над Землей и строго-настрого велено не приходить к людям и дать им идти своим путем. Но он возгордился, пошел против воли отца, наговорил людям, что единственный бог — на самом деле он и поклоняться стоит только ему... пришлось младшему брату спускаться с небес на землю, дабы искупить все, что натворил старший. Еще у него было девять учеников и одни из этих учеников чуть не прирезал младшего брата, а другой его спас... в общем подробностей было достаточно. Еще была девушка, которая этого самого Отверженного любила... впрочем нет. Ее придумала уже Ленка.

Я не помню, с какого момента мы стали не переводить, а придумывать. Наверное, когда решили оформить легенду об Отверженном в художественной форме. Мы сидели у Ленки, зарывшись в словари, тетради, какие-то листочки и обрывки и я сказала с тяжелым вздохом «Вот если бы кто написал хороший роман об Отверженном... А то эти богословские труды я и на русском не разберу, не то что на немецком!». «А вот давай и напишем!» — обрадовалась Ленка.

И зачем я тогда на это подписалась? Весь мой писательский опыт состоял в рефератах и заброшенном в восьмом классе романе о любви с фантастическим уклоном. Он любил ее, а у нее погибла планета. Очень оптимистично, правда? Но Ленка убедила меня, что я талантлива, что одна она ни за что не справится, что несмотря на ее незаконченное филологическое образование, у меня более свежий взгляд и тому подобное.

Мне, наверное, в то время Ленка была нужнее, чем даже сама легенда. И я согласилась.

Сначала мы работали в полном согласии. Сюжет набрасывали вместе, а потом по очереди писали отдельные куски. Достаточно быстро выяснилось, что мы с Ленкой пишем несколько в различных стилях. Я предпочитала размеренный рассказ, пронизанный мельчайшими бытовыми подробностями (сказалась моя дотошная технарская натура), Ленка же настолько увлекалась психологическими переживаниями героев, что эти герои у нее казались сделанными из воздуха — они не ели, не спали, а все необходимые для жизни вещи появлялись сами собой и сами собой исчезали, когда надобность в них пропадала.

— Ну послушай же, Ленка, — недоумевала я, — если он, как ты сама говоришь, сбежал из темницы, как он потом десять суток шел через пустыню?

— У него была с собой вода!

— А где он ее взял, интересно? Или каждому узнику выдавали сухой паек на неделю и флягу с водой на случай грядущего побега? Ты же сама пишешь, что в городе он не задержался ни на минуту.

Ленка бормотала что-то о различных толкованиях слов, о скрытом смысле (мол, пустыню эту не следовало понимать буквально), но в конце концов мы находили выход из положения в виде какой-нибудь доброй женщины, давшей несчастному беглецу сверток с хлебом и сушеным мясом и флягу воды в дорогу.

Это еще можно было пережить.

Все неприятности начались после того, как Ленка ввела в легенду нового героя. Точнее — героиню. Девушку, влюбленную в Отверженного.

Я сначала не поняла, к чему тут эта девушка. Тем более, началась сессия и мне стало не до романа, хотя с Ленкой мы по прежнему каждый день созванивались. То ли на филфаке экзаменов было меньше, чем на физмехе, то ли Ленка, подобно сыновьям Бога, не нуждалась во сне, но факт остается фактом — когда, сдав последний экзамен, я добралась до Ленки, она сунула мне целую пачку отпечатанных на машинке листов. Сказать, что я удивилась — значит ничего не сказать. Я просто, как говорят, выпала в осадок.

То, что, несмотря на все мои прошлые возражения, герои слишком много переживали и ничего при этом не ели, простить было можно. Обычная Ленкина манера. Девушку эту тоже понять было можно — в любые времена полно идиоток, влюбляющихся в тех, кто их ни разу не стоит. Но реакция самого Отверженного меня удивила. С чего он так распереживался, интересно? Его же, по логике вещей, не должна интересовать судьба отдельных людей — он хотел ни много ни мало повести за собой все человечество. А человеком больше, человеком меньше — какая разница...

Я пристала к Ленке с расспросами. И тут Ленка удивила меня еще больше. Раньше она хоть как-то реагировала на мои замечания. А тут уперлась. Даже мелкие поправки по поводу достоверности бытовых деталей категорически отказалась вносить.

— Ты же мне сама говорила, что его не люди интересовали, а господство над Землей и потом над небом, потому что он и брату и отцу завидовал. В книге русским... то есть французским языком об этом написано, ты же сама переводила, — убеждала я Ленку, которая никак не хотела видеть очевидное. Ну да, я не знаю французского, но Ленка-то знает его достаточно хорошо, чтобы не исказить весь смысл богословского труда какого-то ученого монаха.

— Там действительно так написано, — отвечала Ленка каким-то грустным и даже безнадежным тоном. — Но откуда ты знаешь, что он был прав, тот монах?

— А откуда ты знаешь, что ты права?

— А я это помню, — просто ответила Ленка.

И, не дав мне опомниться, Ленка выложила мне душераздирающую историю о том как ей приснился Отверженный, прикованный к залитой солнцем скале в пустыне (Прометей-то тут при чем?) и умирающим голосом попросил ее поведать правду о его жизни. Интересно, это значит, пока я тут в поте лица сражалась с теоретической механикой, функциональным анализом и дифференциальными уравнениями, Ленка воображала себя героиней плохого французского романа до такой степени, что послала подальше всю нашу обговоренную и логично выстроенную концепцию? В конце концов что мы пишем — философскую притчу или любовный роман?

Мы чуть не разругались тогда. Чуть — потому что не хватило у меня духу порвать окончательно. С кем бы я тогда осталась? Кто бы еще разделил со мной этот загадочный мир старой легенды? Кто бы вообще разделил со мной предстоящее лето?

Мне ничего не оставалось, как включится в Ленкину игру, а игра эта уводила нас все дальше и дальше от первоначального замысла. Ленкины «воспоминания» постоянно выбивали меня из колеи. Верить им или нет — я не знала. Уж больно они не были похожи на исходную легенду, с которой все, собственно, и началось. В конце концов Ленка уговорила меня «самой посмотреть». Я очень слабо представляла, как это делается, но посмотреть-таки согласилась.

Мы тогда жили у нее на даче. Точнее в садоводстве. Это был целый город огородников и строителей с гордым названием «Трубниково» и просыпались мы каждое утро не от пения петухов, как положено в нормальной деревне, а от стука топора соседа напротив. Для любителей трудностей место было самое подходящее, ибо электричество имело дурную привычку отключаться в самый неподходящий момент, а за водой приходилось тащиться метров двести до колонки. Вечерами мы сидели на крыльце, курили и беседовали об Отверженном. Ленка была свято уверена, что она его помнит, что она была той самой девушкой в прошлой жизни и что авторы богословских трудов были неправы.

А что я могла сказать? Я честно пыталась представить себе хоть что-то, о чем так настойчиво говорила Ленка. И в один из вечеров мне все же что-то представилось — будто сидим мы вовсе не на крылечке дома в большом садоводстве, а на окраине маленького городка на краю пустыни. И я должна встать и куда-то пойти, срочно что-то кому-то сообщить. Я встаю и бреду неведомо куда, ноги меня не держат, где-то вдалеке светит звезда, по которой я должна выверить свой путь, но она постоянно пропадает от моего взора... Вдобавок обнаруживается, что ни пищи, ни воды я с собой не захватила. Впрочем, как раз это меня меньше всего волнует. Почему-то вместо пустыни я оказываюсь в длинном коридоре и вместо «света в конце туннеля» я вижу в конце его тьму и чем дальше я иду, тем вокруг становится темнее и темнее. И продвигаясь вперед по этому темному коридору, я что-то теряю, и чем дальше, тем меньше остается во мне — меня, еще немного, и я умру, исчезну совсем...

Не знаю, какой у меня был во время всего этого вид, но, видимо, напугала я Ленку здорово. Очнулась я на кровати Ленкиных предков на первом этаже, на лбу у меня было мокрое полотенце, а Ленка торчала рядом с нашатырем. Неужто я сознание потеряла? Вот он, результат дачной диеты и сидения целый день на жарком солнце.

На рассказ о моем видении Ленка радостно заявила, что так оно и было, окрестила все это каким-то умным словом и еще добрых полчаса объясняла мне, что я на самом деле видела. Мне было как-то безразлично. Как раз с того момента я стала принимать на веру все, что говорила мне Ленка, как бы это не противоречило прочитанным нами книгам. В конце концов, что они могли знать, эти монахи? У них там было Средневековье, темное и непросвещенное. А на самом деле ошибались они, не так все было, и никаким отступником этот самый Отверженный не был, он действительно хотел принести свет людям, а ему за это в душу наплевали и девушку его убили, и ученика его на костре сожгли.. фу, мерзость какая. Вам приходилось читать подробное описание того, как на костре сжигают? И не читайте.

Интересно, если бы не Алла, я бы до сих пор пребывала в подобном заблуждении?

С Аллой мы познакомились в издательстве, когда уже была готова книга. Лет пять тому назад. Или шесть. Не помню точно. У Ленки там кто-то знакомый был, из Университета, он-то и помогал протаскивать книгу. Я сидела в тесном закоулке большого кабинета, листала валяющиеся там журналы, когда ко мне подошла крепенькая светловолосая девушка и спросила, не я ли автор этой рукописи. А потом начала говорить примерно тоже, что я объясняла Ленке в самом начале нашего знакомства. И про бытовые детали, и про любовь к людям, и про верность Богу... и чего только она тогда не говорила. Интересно, когда к тебе приходит точно такой же ты, только четырехлетней давности, какое ощущение полагается испытывать? Я лично испугалась. И начала глупо оправдываться, говоря, что я тут вроде и не причем, это все Ленка, это ее идея, а я только технический исполнитель...

После разговора с Аллой у меня осталось стойкое впечатление, что я в чем-то провинилась. Когда я выложила все Ленке, она меня просто высмеяла. Оказывается, они с Аллой учились в параллельных группах и давно уже рассорились, не сойдясь во мнениях. Как по вопросу Отверженного, так и по всем остальным — он влияния скандинавской мифологии на нашу жизнь до политики. А вдобавок оказалось, что Алла еще и верующая. Точнее, она так о себе не говорит, но проповедует христианство на каждом углу — еще одна причина, по которой Ленка ее не любит...

Мне все эти культурологические и богословские тонкости были не по плечу. Я просто разозлилась. И тогда мы с Ленкой поссорились первый раз. И далеко не последний... Больно я устала тогда. И вовсе мне не хотелось писать никакого продолжения, как предлагала Ленка.

Продолжение... Нет, надо все-таки попробовать позвонить Алле. Раньше двух она не ложится, а телефон у нее под рукой — никого среди ночи не подниму.

— Алло? Алла, ты еще не спишь?

— А куда ж я денусь? Через три дня перевод сдавать, а я еще ни в одном глазу. Выкладывай, что стряслось?

Она меня хорошо знает. Раз я звоню среди ночи — значит не просто так.

— Сегодня в институте одна девочка на меня восторженными глазами смотрела: «Это вы автор Сказания об Отверженном?». Самой противно стало...

— А я тебе с самого начала говорила...

— Да подожди ты, это еще не все. Вечером Ленка звонила...

— Что ей от тебя еще надо?

— Она продолжение пишет. Уже почти написала. Просит разрешения мое имя на обложке поставить.

— А ты-то тут при чем? Ты же ни сном, ни духом... — удивилась Алла. Как будто не знает всю историю.

— Ну так первую книгу мы вместе писали. Потом некоторые мои кусочки у нее остались, она их во вторую включить хочет...

— Не разрешай ни в коем случае! — повелительным голосом воскликнула Алла. — Ты что, хочешь опять во все это втянуться? Я бы на твоем месте не только бы ей ничего не позволяла брать, но еще бы и опровержение написала!

Меня несколько покоробил ее начальственный тон. Или так было всегда, а я только сейчас заметила? Привыкла чувствовать себя виноватой...

— Алла, ты столько раз мне говоришь, что я должна как-то искупить свою вину, но что я по твоему еще должна сделать? Публично покаяться на площади? Это просто глупо. Написать опровержение? А куда я его должна писать, интересно? Переписать книгу? Я одна с этим не справлюсь.

— С первой книгой справилась.

— Потому что нас было двое! Тебе нужно — ты и пиши! Могу даже помочь. А одной писать — уж увольте, у меня муж, у меня ребенок, у меня работа. И кандидатская, между прочим, на мне до сих пор висит, как защиту тогда отложили, с тех пор и висит.

У нас с Алкой всегда так. Стоит нам сойтись, мы сначала поругаемся. Потом помиримся и она будет долго-долго рассказывать что-то умное. А знает она действительно много. Даже больше Ленки. Или Ленка просто рассказывать так хорошо не умеет? А потом все наши дискуссии о литературе и искусстве опять заканчиваются тем, что мы ругаемся и расходимся. До следующего раза.

— Я не требую от тебя публичного покаяния на площади. Но что ты сегодня сказала этой девочке? Небось, ничего вразумительного? А ты найди ее, поговори с ней, объясни, что ты заблуждалась, объясни, почему... И это я делать за тебя не буду.

— Алла! Я ничего не знаю! Я не знаю, что говорить, я не знаю, как объяснять! Началось с того, что мне захотелось рассказать своими словами старинную легенду, а потом она обернулась совсем другой стороной... но откуда мы знаем, что там было на самом деле? Ведь на самом деле не было вообще ничего!

— Если ты о легенде, то на самом деле, таких событий могло и не быть. И скорее всего — не было. Но сама суть, сама философия этой легенды взята не с потолка, а многократно подтверждена другими легендами и мифологиями, и к тому же — Священным Писанием. Уж ему-то мы должны верить! А вы с Ленкой поставили все с ног на голову и вывернули наизнанку!

— Ты прекрасно знаешь, что я неверующая.

— Я тоже неверующая, но это не повод отрицать тысячелетние авторитеты.

Вот так всегда. А собственно, почему я с ней спорю? Должны же действительно быть какие-то авторитеты. Какая-то точка опоры. Не полагаться же на самом деле на какие-то дурацкие видения, как Ленка!

Алла человек действительно жесткий. После года общения с ней я поняла, почему они с Ленкой поссорились. Но после получаса переругивания мне почему-то становится легче. Правда, что делать на этот раз, я все равно не поняла.

Хуже всего то, что я действительно не знаю, кто прав. Я так устала за последние несколько лет, что эта несчастная легенда об Отверженном мне осточертела и видеть я ее не могу, и слышать о ней тоже. В конце концов, я взрослый человек, у меня семья, дети, кандидатская! У меня физика твердого тела, а не та вода, что разливают в своих речах гуманитарии! Да, я люблю древние мифы и старинные легенды, но я люблю их читать, а не писать! И пофантазировать тоже люблю, но чтобы я еще хоть раз...

— А ты сама с Ленкой не можешь поговорить?

— А почему я должна за тебя решать твои проблемы? Мы с ней уже восемь лет не разговариваем.

Ну насчет восьми она преувеличила. Или та перепалка сразу после выхода нашей книги, которой я была свидетелем, за разговор не считается? Но сцепились они тогда как старые знакомые, прекрасно знающие слабые места друг друга.

— Алла! Не оставляй меня! Ты прекрасно знаешь, что мне с этими проблемами не справиться.

— А я и не оставляю. Но если ты сама не разберешься со своим мировоззрением, никто этого не сделает за тебя.

Вот так всегда. И за я ее только люблю, заразу этакую?

Поговорили минут сорок — вроде действительно полегчало. И появилась уверенность, что обязательно что-нибудь придумаю.

— Ладно, счастливо. Пойду попробую заснуть.

Я повесила трубку, застелила постель и легла. Два часа ночи — нормально. Сейчас бы поскорее заснуть...

Заснула я быстро. Как будто и не заснула — закрыла глаза и тут же их открыла в каком-то новом непривычном месте. Дом не дом, дворец не дворец, сад не сад... Во сне такое бывает — абсолютно не понимаешь, что вокруг, не только краски, но и предметы вокруг нечеткие, расплывшиеся. Возьмешься за книгу — окажется, что это лента. Потянешься за чайником налить чаю — а это и не чайник вовсе, а большое яблоко...

Где я находилась, я так и не поняла. Но кто стоит передо мной — видела вполне четко. Ленка. Точно — Ленка. Но в странном одеянии и с совсем другой прической, нежели та Ленка, которую я знаю как облупленную. Может у нее даже и лицо было другое, но я точно знала, что это она.

Или — та девушка, что была влюблена в Отверженного по ее версии?

Впрочем, для Ленки это — одно и то же.

— Ленка! — почему-то во сне я не испытывала к ней никакой неприязни.

— Лена, здравствуй! — обрадовалась она. — Пойдем, я познакомлю тебя с Ним.

— С кем — с ним?

— С Ним. Ты знаешь — с кем.

— Ленка! Его же не существует! Он враг! Как ты можешь...

— Так «не существует» или «враг»? — ехидно прищурилась Ленка.

Я попыталась вспомнить все, что когда-либо говорила мне Алла про Отверженного, но все слова куда-то делись. Так во сне бывает — хочешь что-то сказать, но не можешь... А Ленка в этом сне научилась говорить не хуже Алки. Так же действенно.

— Ты его придумала!

— Да, я Его придумала. И теперь Он существует. Именно таким, как я Его увидела или, как тебе больше нравится — придумала.

— Но не таким, как описано в легенде!

— Но ты же сама говоришь — это легенда. Какая разница, как Он в ней описан? Мы с тобой создали новую легенду, новое сказание. И кто скажет, что оно хуже старого? Кто будет отрицать, что получилось — красиво?..

— Но Алла...

— Что Алла? Она слишком цепляется за первоначальный вариант. Ей нужен абсолют, ей нужна твердая почва под ногами, и она считает, что нет причины сходить с этой почвы. Но что делать, если хочется взлететь!

Я хочу сказать еще что-то, но уже не могу. Мы куда-то бежим или даже куда-то летим, я узнаю знакомые пейзажи, городки, о которых мы писали, они даже не совсем такие, какими их представляли мы, какие-то более правильные, что ли... Более истинные. Но что же в таком случае истинность?

Я не упускаю ни мгновения, ни звука, ни краски из того, что я увидела, но при этом прекрасно понимаю, что, проснувшись, ничего не запомню. Ни унесу ни слова, ни детали. Останется только ощущение истинности, правильности происходящего. А слова... наверное, придут сами. Или — не придут?..

Мы не были правы. Но сказать, что мы были неправы, тоже нельзя. Если я сейчас отрекусь от этого мира, от этой легенды — я убью ее в себе. Я убью себя в ней. А убивать — нельзя. Лучше — возродить заново. Пусть не так, как хочет Ленка, пусть не так, как хочется Алле, но — возродить. Увидеть по иному. По настоящему. Только бы увидеть...

Без десяти двенадцать я вошла на кафедру. У расписания толпилась кучка студентов.

— Света! — негромко окликнула я.

Она подошла ко мне, смущенно улыбаясь. Интересно, что она теперь думает, после вчерашнего?

— Возьми, — протянула я ей бумажку. — Тут список литературы. Посмотри, с чего мы начинали, когда писали книгу. А потом уже сама решай — правы мы были или нет.

Света посмотрела на меня большими чистыми серыми глазами:

— Но, Елена Васильевна, вы же так хорошо в своей книге... Зачем нужны какие-то первоисточники?

Зазвенел звонок и студенты начали разбегаться по лабораториям. А я так и осталась стоять, словно забыв, что у меня тоже сейчас занятие. Значит все зря? Значит — не стоило создавать новый мир, обрекая его на роль новой догмы, нового абсолюта? Что Алла меня не поняла, что Света... И Ленка, наверное, понимает только во сне, только в мире, которого нет...

Взяв под мышку папку, я побрела в аудиторию. Листочек с наскоро написанным списком литературы так и остался лежать на скамеечке возле расписания. Может, кто-нибудь подберет?..