Трудно быть кубком

— Участников Турнира отбирает беспристрастный выборщик — Кубок Огня, — с этими словами профессор Дамблдор постучал волшебной палочкой по крышке ларца и явил меня на свет.

Смотрите, любуйтесь. Ровно на сутки я — в центре внимания всех учеников Хогвартса и не только. Ровно сутки на меня будут смотреть с любопытством, восхищением, изумлением, кто-то с завистью, а кто-то и с ненавистью. Велика ли награда за двести лет безмолвия? Будем надеяться, что следующего Турнира придется ждать меньше, чем двести лет, а то я уже соскучился.

На самом деле жаловаться мне нечего. Это только так говорится «беспристрастный выборщик». На самом деле — очень даже пристрастный. Только пристрастий моих никто не знает. Даже Дамблдор. Вот помню, в старые времена, когда Фауст стал чемпионом Дурмстранга... Впрочем, я отвлекся. О старых временах буду вспоминать в промежутке между турнирами. Тем более, что Фауст, по слухам, плохо кончил.

Меня вынесли из зала в холл и поставили на табуретку. Ту самую, на которой каждый год Распределяющую Шляпу ставят. Интересно, кому лучше — мне или ей? Она по две сотни лет не отдыхает. Зато у меня сутки на размышление, а у нее — не больше минуты. Я так быстро думать не умею. Я предпочитаю думать обстоятельно, с чувством, с толком, с расстановкой.

Вокруг табуретки еще и запретную линию изобразили. Чтобы никто младше семнадцати лет на участие не смел претендовать. Что за чушь? Они считают, я совсем дурак? Если вместо мозгов у меня языки пламени, я ими и думать не могу? Еще как могу. Пускай я всех первый раз вижу — зато все про всех знаю. Черти запретную линию, не черти — первоклашек не выберу, и не надейтесь. А рубеж в семнадцать лет — это пустяки. Помню, был в Дурмстранге такой парнишка, Влад Цепеш, так ему пятнадцать еще не исполнилось, когда я его выбрал. Что не помешало ему Турнир выиграть. Правда, говорят, он плохо кончил...

Сколько себя помню — в первый вечер никто своих имен не бросает. Стоят и смотрят. Даже те, кто уже решился, а многие решились — по глазам вижу. Может, у них с собой пергамента нет? Вот Жак де Моле, как сейчас помню — в первый же вечер бросил. Единственный за пятьсот лет. Разумеется, я вовсе не за это его выбрал. Говорят, он потом плохо кончил...

Ученики потихоньку расходились и я остался один. Ночь в школе — всегда глухое время. Но только не в преддверии Турнира. Что-нибудь обязательно случится, это редко такое случается, чтобы совсем ничего не случилось.

Я был прав. Я всегда бываю прав. Когда последние звуки в замке затихли, дверь замка скрипнула и на пороге показался Игорь Каркаров. Его глаза зловеще блестели в свете синего пламени. Держа в одной руке кусок пергамента, а в другой — волшебную палочку, и поминутно оглядываясь, он подошел к запретной линии и остановился.

Эй, мужик, ты чего встал? Тебе что, семнадцати нет? Верхний возрастной барьер Дамблдор не устанавливал!

Каркаров произнес какое-то заклинание на русском языке и шагнул через запретную линию. Заклинание это я уже слышал. Тоже от русского. Но так и не понял, что оно означает и как действует.

Ну что ты стоишь? Бросай давай!

Бросил. Я довольно всплеснул языками пламени и прочитал то, что мне скормили.

«Гарри Поттер».

Здрасте! При чем тут Гарри Поттер?

Задать вопрос было некому — Каркаров уже ушел. Русский, а уходит по-английски, не прощаясь. Я изобразил в воздухе вопросительный знак и погрузился в ожидание.

Минут через десять опять раздались шаги, на этот раз — на главной лестнице. Вошедшего я увидел не сразу, настолько он терялся в темноте. Черные волосы, черная мантия... Лишь у самой запретной линии я увидел его лицо. Профессор Снейп. Ну здравствуй, зельевар. Был бы ты школьником, я бы тебя выбрал. А если бы ты еще в одно время с Фаустом жил, я бы на вас обоих полюбовался. Люблю достойных соперников.

Этот в понуканиях не нуждался — сразу кинул. Ну и что ты мне кинул, алхимик-недоучка?

«Гарри Поттер».

И пробормотал себе под нос: «Вот пусть и выкручивается».

Это он про меня или про Поттера?

Три языка пламени слились в замысловатую фигуру, но Снейп лишь спокойно скользнул по ней глазами и направился к выходу.

Это уже становится интересным. Ну-с, кто следующий?

Следующий топал по лестнице так, что мне захотелось заткнуть уши. Но затыкать было нечего и нечем. Я узнал гостя еще до того, как он в зал вошел — кто может еще так громко топать, как не профессор Хмури со своей деревянной ногой! Я помигал ему сначала синим пламенем, потом красным. Он подмигнул мне в ответ и бросил в меня клочок пергамента.

«Гарри Поттер».

Забавно. Я взметнул язык красного пламени почти на полметра. Хмури в ответ улыбнулся. Улыбка ему совершенно не шла, словно была позаимствована у кого-то другого.

— Молодец, хороший артефакт, — проговорил он и медленно поковылял к лестнице.

А кто-то в этом сомневался?

У наружной двери послышалась какая-то возня и в холл ввалились две гигантские фигуры. Если бы холл в этот поздний час не был пустынен, они непременно бы что-нибудь снесли, ибо смотрели не под ноги, а друг на друга. Надеюсь, мою табуретку они не снесут?

— ‘Агрид, вы уве‘ены, что это нужно?

— Я это... ну как же... конечно, уверен!

Мадам Максим пожала плечами и уверенно направилась ко мне.

«Гарри Поттер».

Интересно, почему я не сомневался?

Следующим был Людо Бэгмен. Влетел в холл так, как будто это квиддичное поле. Хорошо хоть, что без биты, а то принял бы меня за бладжер, и как бы я от него отбивался?

— Это будет сенсация! — говорил он сам с собой. — Фантастика! А я на этом неплохо заработаю!

Это ты на Гарри Поттере собрался зарабатывать, приятель? Не советую, ой как не советую!

На изображенный мною в воздухе восклицательный знак Людо Бэгмен никак не отреагировал, а, насвистывая какую-то мелодию, удалился.

Неужто все?

Прошло, наверное, часа два, когда в холл неспешной походкой вошел сам Альбус Дамблдор, в мантии поверх махрового халата. Подошел ко мне и погладил рукой по деревянной поверхности.

Если бы мог — замурлыкал. А так — помигал синими и белыми языками пламени, переплетя их в сложную фигуру.

— Ну что, поиграем?

Из сине-белого переплетения вырвался красный язык пламени и завис в воздухе.

— Умница — сразу все понял. Держи.

Это что я сразу понял? Чье имя директор Хогвартса в кубок бросит? Тут и понимать нечего. А что я еще должен понять?

До утра я простоял в тяжелых раздумьях и синие языки пламени чуть подрагивали над моим горлышком. Замок уже начал просыпаться, когда в зал вошел еще один человек. Плотно сложенный юноша со слизеринским гербом на мантии. Я замер. Не стой у черты, давай бросай!

«Майкл Уорингтон, Хогвартс».

Ну наконец-то! Я рассыпал сноп красных искр в ознаменование того, что сумасшедшая ночь кончилась и начался нормальный день.

И действительно, дальше пошло так, как на Турнире и положено.

Разумеется, кто-то из шестнадцатилетних не прошел запретную линию и остался с носом. Точнее, с бородой. Мда, Дамблдор, шуточка с бородой — бородатая, уж простите меня за тавтологию. Где ваша оригинальность, господин директор?

Все равно не пойму этих возрастных ограничений. Сколько лет было Жанне д’Арк из Бобатона? Шестнадцать, если не меньше. Это имело какое-то значение? Правда, она потом плохо кончила... Но Турнир тут не при чем, честное слово!

А вот близнецов Уизли я бы и без всякой запретной линии не выбрал. Во-первых, их двое. Одного выберешь — второй обидится. Во-вторых, они друг друга подменять будут. В-третьих, мне Турнир жалко. Пустишь туда двух нездоровых приколистов — так они дракону язык узлом завяжут и цветочками распишут. А драконы — редкие животные, их беречь надо!

К вечеру я был полон как заявок, так и раздумий. Кого бы выбрать? На ком бы остановиться? Ну уж всяко не на Гарри Поттере.

— Кубок Огня вот-вот примет решение, — произнес Дамблдор. — Думаю, ему требуется еще минута.

Решение я, допустим, уже принял. Минута — это для солидности. Пусть подождут и проникнутся чувством моей значимости.

Свет не забудь погасить, директор! Правильно, умница. Так меня будет лучше видно.

Ну что, все готовы?

Ярко вспыхнуло синее пламя, затем красное, и я выдал на-гора обгоревший кусок пергамента.

— Чемпион Дурмстранга — Виктор Крам!

Аплодируйте, аплодируйте. Ему, конечно, далеко до Фауста и Цепеша. Все в чем он преуспел — это квиддич. Но из кого мне выбирать, если другие даже в квиддиче не преуспели?

Я терпеливо ждал, пока зал успокоится и все вновь обратят свое внимание на меня. Ну что, готовы?

— Чемпион Бобатона — Флер Делакур!

Эх, опять выбирать не из кого. С Жанной — никакого сравнения. Красивая физиономия — вот и все твои достоинства, Флер Делакур. Хоть украшением послужишь, если с заданиями не справишься.

Однокашницы Флер горько плачут. Ну и что вы рыдаете, девочки? Вы бы тем более не справились. Лучше посмотрите, сколько вокруг симпатичных мальчиков, с ними вы справитесь куда лучше и эффективнее, чем с драконом.

Самое интересное — напоследок. Все готовы?

Тишина! Тишина, я сказал!

Молодцы ребята, понимают язык пламени.

— Чемпион Хогвартса — Седрик Диггори!

Я беспристрастный. Я очень беспристрастный. Но мне жалко Хаффлпаф, который вечно оказывается на последнем месте.

Ну что, все довольны? Директор доволен. Хаффлпаф доволен. Седрик — тем более доволен. Один я недоволен.

Никто ни жестом, ни взглядом не намекнул на то, что было ночью. Как будто и не было ничего. Дамблдор как ни в чем не бывало вознамерился речь читать.

Сначала они мне веселую ночку устроили, а теперь собираются праздновать! Ну уж нет! Смотрите сами, что вы натворили! И пусть все видят!

Я выбросил сноп красных искр и пять громадных языков красного пламени. И кусок пергамента. Уж не знаю который. Подавитесь вы своим Гарри Поттером, а то я им сам подавился! Пусть весь Хогвартс видит, как в Турнире правила нарушаются!

Ой, что это директор говорит? Что значит — четвертый чемпион? Я не хотел четвертого чемпиона! Я хотел показать директору, что за мусор они в меня накидали!

Ну вот. Опять меня не поняли. А еще о прогрессе говорят. В средние века волшебники поумнее были.

Все, усну еще на двести лет, может прогресс в обратную сторону пойдет.

Трудно быть кубком...