Р.А.Б.

Регулус вернулся глубокой ночью. После девяти дней ожидания даже удивительно было, что я не пропустил этот момент. Проснувшись среди ночи, я долго прислушивался к тишине, не понимая, почему она изменилась. А потом встал, нащупал на столике палочку и пошел вниз. Осторожно, чтобы не разбудить жену в соседней комнате. Обычно, приняв успокоительное, она спит крепко, но я решил пока что ее не тревожить — вдруг окажется, что зря. И аппарировать из одной комнату в другую тоже не стал — уже лет двадцать как я предпочитаю пройти несколько метров пешком.

Когда я вошел в комнату сына, он уже спал. Как свалился ничком на кровать — так и лежал, не шевелясь. Мантию скинул на пол, сапоги бросил под кровать, а на большее сил не хватило. От него несло перегаром так, что я удивился, как он вообще смог в таком состоянии дойти до дома. Разве что кто-то ему помог. И успел покинуть дом быстро и бесшумно, еще до того момента, как я вышел из спальни. А может быть, и сам, — поправил я сам себя, вспоминая, как мы с Сигнусом отмечали окончание школы. До дома я потом добраться смог, но больше ничего не помню. Я укрыл Регула одеялом и постоял возле его кровати пару минут. Будить было бессмысленно, все равно объяснений по поводу того, где он пропадал, сейчас мы не получим. Или не получим вообще.

Я не был уверен, что вообще хочу этих объяснений, потому как догадывался о многом. Но так надолго Регул еще не пропадал, а газеты вываливали на головы читателей все больше и больше кошмарных известий. Что-то в них правдой, безусловно, было, хотя не уверен, что все.

Вчера я, несмотря на обещание не выходить из дома, просидел ведь день у Сигнуса. Застал у него заплаканную Нарциссу, которая сообщила, что Люциус тоже отсутствует несколько дней. Пока мы вдвоем ее утешали, мне стало немного легче. Воистину, утешая другого, утешаешься сам. Зато вечером опять пришлось поить Валбургу успокоительным зельем, иначе она не то что заснуть — слова нормально сказать не могла.

И вот он вернулся. Не догадываясь о том, как мы его ждали и что передумали. Или, наоборот, догадываясь. И если он не стал стучать в мою дверь среди ночи, то только потому, что не хотел меня будить и представать передо мной в таком виде. Или не дошел до моей спальни — тут же добавил мой внутренний голос. Я усмехнулся и отправился спать.

Утром Регул вышел к завтраку. Немного шатаясь, с ошалелым взглядом, но вышел. Недаром я, как проснулся, послал к нему Кричера с антипохмельным зельем. Валбурга тут же стала засыпать Регула вопросами, которые быстро переросли в ее монолог. Я спокойно и почти отстраненно наблюдал, как сын пьет кофе. Выглядел он вялым, на вопросы матери лишь изредка кивал головой и, похоже, мысленно находился где-то не здесь.

— Зайди ко мне в кабинет, как приведешь себя в порядок, — бросил я, вставая из-за стола. Сказал нарочито строго, хотя и я сам, и Регул прекрасно знали, что отчитывать его за столь долгое отсутствие я не буду. Просто хотелось поговорить наедине, без нескончаемых монологов и вопросов невпопад.

Очередной вопрос Валбурга таки успела задать, прежде чем я вышел из столовой:

— Когда ты женишься, Регул? Неужели у тебя никого нет?

— Есть, — неожиданно сказал Регул, и глаза его озорно блеснули.

— И кто же?

— Северус Снейп.

— Но он же полукровка! — сказала Валбурга прежде, чем осознала ответ.

Я не выдержал и засмеялся. Шуточка была в духе Альфарда. Помнится, после первого курса он выражал такое искреннее сожаление, что не может жениться на Томе Риддле, потому что тот полукровка, что Сигнус ему даже поверил.

— Да шучу, я шучу! — не выдержал Регул, увидев выпученные глаза матери.

Кажется, Валбурга до сих пор не поняла шутки. Придется остаться еще на пять минут, чтобы ее успокоить. Регул посмотрел на меня, затем на мать, и исчез с громким хлопком.

Через полчаса мы сидели в моем кабинете. Регул успел причесаться, умыться, надеть чистую мантию и выглядел не так, как будто его только что извлекли из самого грязного подвала в Лютном переулке.

— Я думаю, не стоит спрашивать, где ты был, — начал я.

Регул бросил печальный взгляд куда-то на книжную полку.

— Я читал газеты, — продолжал я. — О Прюиттах — правда?

Он кивнул.

— Ты там был?

Сын ничего не ответил и даже не кивнул, но я понял, что был.

— Не рассказывай, если не хочешь, — быстро произнес я. Обычно, говоря подобные фразы, добиваются от собеседника прямо противоположного эффекта, но сейчас я действительно не хотел, чтобы Регул мне что-то рассказывал.

— Я не могу, — тихо проговорил Регул.

Я подождал, пока он сам не продолжит. Но продолжать он явно не хотел.

— Рассказывать не можешь?

— И это тоже.

Он опять замолчал. Но, несмотря на упорное молчание, кое-что мне становилось ясным. Настроение собственного сына я мог почувствовать и без всяких слов.

Через несколько минут затяжного молчания Регул посмотрел мне в глаза и четко, как на уроке, произнес:

— Знаешь, отец, я не думаю, что убийство родственников может послужить оздоровлению магического сообщества.

Вспомнил почти дословно мою фразу, сказанную еще пару лет назад в разговоре с Сигнусом. Правда, про убийство родственников я тогда не говорил. Я искренне верил в святость цели и не задумывался о методах. Интересно, Сигнус до сих пор в это верит или нет? Вчера я об этом не спрашивал. Не при Нарциссе же!

Вариантов ответа было несколько. Посмотреть надменно-иронически и с чувством превосходства спросить: «Ты только сейчас это понял?» Начать возражать, втайне желая, чтобы тебя добили твоими же аргументами. Промолчать. Перевести разговор на другую тему.

Поздно уже молчать и переводить разговор.

— А что, как ты считаешь, может послужить оздоровлению магического сообщества?

— Ты не догадываешься? — Регул улыбнулся. И стал настолько похож на Сириуса, что я зажмурился и несколько раз моргнул, чтобы отогнать наваждение.

Сходство в нашей семье передается весьма причудливыми путями. Сириус — вылитый Альфард, то-то он завещал племяннику все свое имущество. Беллатрикс как две капли воды похожа на Валбургу. А Нарцисса, как ни странно, напоминает Чарис. И не только цветом волос. Учитывая все это, сходство Регулуса со мной кажется удивительным. Однако бывают моменты, когда он становится неотличим от Сириуса, причем если в детстве он специально подражал старшему брату и ничего у него не получалось, то теперь это получается неосознанно. Впрочем, я стал это замечать только в последнее время.

— Что ты собираешься делать дальше?

— Не знаю, — сын как-то весь поник, и сходство с Сириусом исчезло.

— А все-таки?

— Я точно знаю, чего не собираюсь делать. Сдаваться и каяться я точно не побегу. У меня нет доверия к нашему Министерству в целом и к мистеру Краучу в частности.

Я усмехнулся. Регул опять процитировал мои слова.

— Хорошо, давай подумаем вместе.

Мы посмотрели друг на друга. Сейчас Регул был похож уже не на Сириуса, а на меня. Хотя сейчас это меня не радовало. Я тоже не знал, что делать.

— Отец, это правда, что ты учился с ним вместе? — вдруг спросил Регул.

— Не совсем. Он на два года меня старше. Альфард учился с ним в одном классе.

— Почему ты мне раньше не рассказывал?

— Потому что ты раньше не спрашивал.

На самом деле не только поэтому. Том Риддл, рядом с которым я учился в Хогвартсе, имел мало общего с тем Лордом Волдемортом, от которого шарахается в ужасе все магическое сообщество, не исключая его последователей. Перемена произошла резко и неожиданно, по крайней мере для меня. Последний раз я видел его на собственной свадьбе, точнее на двойной свадьбе — мы с Сигнусом праздновали вместе. Потом он исчез. А когда вернулся снова, это был уже не Том Риддл. О нем никогда не думалось, как о Томе Риддле, и именно поэтому я не только ничего не рассказывал детям, но даже наедине с собой редко вспоминал. Сигнус, насколько я знаю, тоже.

— А ты расскажи, что помнишь.

— Думаешь, тебе это поможет?

— По крайней мере, не помешает, — усмехнулся Регул. Сейчас он был похож на меня, Альфарда и Сигнуса вместе взятых.

Сколько себя помню, Сигнуса и Альфарда я всегда воспринимал своими родными братьями, а Валбургу — родной сестрой. Те немногие моменты, которые нам приходилось проводить порознь, были для меня личной трагедией. Жить порознь у нас не получалось и после многократных упрашиваний и слез с обоих сторон меня отпускали к братьям. Большую часть времени я там просто жил. У меня была и родная сестра, Лукреция, но из-за разницы в возрасте я не воспринимал ее как родную. Нам было просто не о чем говорить. Зато Сигнус был моим ровесником, Альфард старше на два года, Валбурга — на четыре, и вместе нам было удивительно хорошо. То, что мы с Валбургой поженимся, я знал тоже с раннего возраста. Идея была ее, но я это принял как само собой разумеющееся и тогда еще не видел разницы между понятиями «жена» и «сестра».

Первый раз в жизни я увидел Тома Риддла на платформе девять и три четверти, когда мы провожали Альфарда и Валбургу в школу. Нам с Сигнусом оставалось ждать еще два года, и, честно говоря, выходили из дома мы расстроенными. Видя это, Альфард пытался нас развеселить, как мог. Испытанным способом — начал нас дразнить. На платформе мы твердо решили надрать ему уши, так, чтобы он помнил до самых каникул, но Альфард вывернулся из рук Сигнуса и бросился бежать. Мы припустили за ним. До отхода поезда оставалось еще минут пятнадцать, платформа была полна народу, но на такие мелочи мы внимания не обращали. Как мы с Сигнусом ни в кого не врезались — просто удивительно. А вот Альфард врезался. В мальчишку, только что прошедшего сквозь барьер. Пока мы с Сигнусом подбегали, Альфард уже успел обменяться с ним парой слов. Мальчик выглядел странно. Одет он был в поношенный серый костюмчик, в котором даже магл выйти на улицу постесняется. Но зато в мальчишке чувствовалась такая внутренняя сила, что мы с Сигнусом остановились в двух шагах и смотрели на него, как завороженные. Альфард тоже почувствовал, иначе бы не стал с ним разговаривать, а побежал дальше.

— Я Альфард Блэк, — торжественно сказал Альфард, — а это мои братья Сигнус и Орион. Они с нами в школу не поедут, они еще маленькие.

— Сам-то больно большой! — огрызнулся Сигнус.

— Скоро потолок головой пробьешь, — поддержал я.

— Ничего, в Хогвартсе потолки высокие, мне хватит! — парировал Альфард и обратился к мальчишке: — А тебя как зовут?

— Том Риддл, — ответил тот спокойно.

— Ты на какой факультет хочешь попасть?

— Рассчитываю на Слизерин.

Мы переглянулись. Фамилия Риддл нам ничего не говорила, а мы уже привыкли, что в Слизерине будут все свои. Но в Томе Риддле чувствовалось что-то свое, точнее, даже высшее, чем просто свое. Разумеется, в девять лет мы с Сигнусом не могли понять, что именно мы почувствовали, и даже Альфард не мог.

— Здорово! Я тоже буду в Слизерине.

— Ты уверен? — ехидно спросил Сигнус. — Таких вредных, как ты, берут только в Гриффиндор.

— Да тебя и в Гриффиндор не возьмут! — продолжил я. — Будешь учиться в Хаффлпафе!

— Хочешь, чтобы тебе не было скучно, когда сам отправишься в Хаффлпаф?

Том Риддл в нашу перепалку не вмешивался. Смотрел на нас почти снисходительно, а потом деловито сказал Альфарду:

— Идем занимать места.

Места занимать на самом деле было пора, но никто из нас не привык, чтобы нами вот так вот запросто командовали. Тем более Альфард. И что на нас такое нашло, что мы тут же согласились и пошли вдоль поезда в поисках свободных мест?

Валбурга, когда Альфард представил ей Тома, посмотрела с подозрением. Дескать, кто это еще такой, и чистокровный ли? Но вслух ничего не сказала, а помахала нам рукой и отправилась к своим одноклассникам.

Весь первый курс письма Альфарда были полны восторгов по поводу Тома Риддла. Он даже хотел позвать его к нам на рождественские каникулы, но, во-первых, возражали наши родители, а во-вторых, Том сам не захотел. Так и сказал, что хочет остаться в Хогвартсе и еще позаниматься. Как будто в течение семестра он мало занимался!

Но уже ко второму курсу восторги Альфарда поутихли, а к третьему он твердо заявил нам с Сигнусом, что бегать за Томом и смотреть ему в рот не собирается, пусть этим занимаются другие, которых у них в классе хватает.

Мы приняли слова Альфарда к сведению и в рот Тому не смотрели. Хотя восхищаться — восхищались. И после окончания школы на свадьбу его позвали. Замечу как бы в скобках, что проще было назвать, кого мы не позвали — ни одного гриффиндорца у нас точно не было.

— Я тебе одну фотографию покажу, — сказал я Регулусу и направился к секретеру. Открыл ящик, достал из шкатулки фотографию и протянул ее сыну.

Та самая свадебная фотография. На переднем плане — разумеется, счастливые семейные пары — Сигнус с Друэллой Розье и я с Валбургой. Альфард затесался между нами с нарочито скучающим видом. Перед свадьбой он долго наставлял нас, чтобы мы не перепутали невест, жаловался, что всех красивых девушек разобрали, и тут же, противореча сама себе, начинал расписывать прелести холостой жизни и уверять нас, что навсегда останется старым холостяком. Кончилось тем, что мы его все-таки побили подушками, которые он тут же превратил в птиц. А мы никак не могли их поймать, чтобы превратить обратно.

Глядя на Регула, я понимал, что он сейчас думает то же, что и я — о сходстве Альфарда и Сириуса. А ведь Альфарда Шляпа чуть не отправила в Гриффиндор, и только после того, как он пообещал разорвать ее на мелкие кусочки и съесть, согласилась на Слизерин. Видимо, на Сириусе она потом отыгралась.

— А вот это — Том Риддл, — показываю я на красивого темноволосого юношу в глубине зала. Юноша цепким взглядом оглядывает зал, выискивая тех, кто мог бы ему понадобиться. Ни я, ни Сигнус тогда не подумали, что многих из своих нынешних слуг он нашел именно на нашей свадьбе. Не считая тех, кто был с ним еще с Хогвартса. Разумеется, его школьная компания тоже здесь — Лестранж, Эйвери, Мальсибер...

Регул внимательно смотрит на Тома. Не надо владеть легилименцией, чтобы знать, что он сейчас думает. Переводит взгляд на меня и тихо произносит:

— Совсем не похож. Тогда он хоть человеком был.

Сейчас мне почему-то кажется, что он и тогда уже человеком не был. Но это сейчас, спустя тридцать с небольшим лет.

Регул продолжал рассматривать фотографию дальше. Но на лице Тома нет-нет да и задерживал взгляд. А потом спохватывался и принимался рассматривать других.

— А это что за женщина? На Нарциссу похожа!

— Это Чарис, двоюродная сестра моего отца. — Я обрадовался, когда Регул подтвердил мое наблюдение о сходстве Чарис с Нарциссой. — А этот мальчик рядом с ней знаешь кто? Крауч-старший.

— Не может быть! — Регул широко раскрывает глаза и по-новому смотрит на фотографию. — Это ж сколько ему лет здесь? Восемь? Десять? Я думал, он так и родился — с волшебной палочкой в одной руке и протоколом Визенгамота в другой.

Дружно смеемся и принимаемся рассматривать фотографию дальше.

— А это кто? — сын показывает на темноволосую девушку очень серьезного вида, держащую в руке бокал.

— Эйлин Принц. — Имя Регулу ничего не говорит, и я добавляю: — Мать Северуса Снейпа.

— Да ну! — Эйлин поражает Регула еще больше, чем Крауч-старший в возрасте восьми лет. Наверное, он думал, что Снейп появился на свет из пробирки.

— Мы с ней дружили в школе. И после школы тоже, пока она не вышла замуж за магла.

— У вас с ней что-то было? — непонимающе посмотрел на меня Регул. — А мама?

— У нас с Эйлин ничего не было. Мы были просто друзьями.

Самое интересное, что действительно ничего не было. Почему-то у нынешнего поколения дружба мальчика и девочки сразу вызывает какие-то нездоровые намеки. В наше время не вызывала, по крайней мере, относительно нас с Эйлин даже Альфард никаких намеков не делал.

— Знаешь, — говорю я, — а ведь именно Эйлин помогла нам узнать о происхождении Тома Риддла.

Сказал — и тут же про себя отметил «кому — нам?» Обычно в рассказе про школьные годы «мы» подразумевает всю нашу семейную компанию и прежде всего — меня с Сигнусом. Но тогда получилось, что и самому Тому Риддлу тоже. Альфард говорил, что на первом-втором курсе Том расспрашивал всех подряд о своем отце, но никто о нем не слышал. Даже Валбурга, которая знала, казалось, все родословные нашей страны. И кто ожидал, что истина всплывет, когда Том будет на пятом курсе, а мы — на третьем, в случайном разговоре...

Наша семья всегда оставалась нашей семьей, и в Хогвартсе тоже. Когда я попытался привести в семейный круг Эйлин, она в него не вошла. И Сигнус, и Альфард были ей только рады, даже Валбурга была не против нашей дружбы... А все равно получилось, что мы четверо — отдельно, а Эйлин — отдельно. Или я с ней, а остальные где-то рядом, но не с нами. На первом курсе я никак не мог привыкнуть, а потом осознал, что братья — это одно, а друг — совсем другое. И сразу стало легче.

Эйлин была не совсем из нашего круга. Относительно чистокровная — поколении в четвертом-пятом, относительно обеспеченная — отец работал в Министерстве, мать — в Мунго, училась не хуже нас, а в чем-то и лучше. Зелья ей давались намного лучше, чем нам с Сигнусом. Порою мы друг друга не понимали, но до ссоры ни разу не доходило, даже тогда, на третьем курсе. Хотя тогда мы были близки к ссоре, как никогда.

Случилось это после рождественских каникул. Как-то за ужином Эйлин поспорила с Валбургой о чистоте крови. Это был один из тех немногих вопросов, которого я с Эйлин старался не касаться, ибо для меня все было само собой разумеющимся. А вот для Валбурги это был больной вопрос, и из-за какой-то, может быть, даже случайно оброненной фразы они поругались так, что на нас начали коситься с других столов. Мы пытались успокоить разошедшихся не на шутку девчонок — но куда уж нам было! Кончилось тем, что Эйлин вскочила из-за стола и выбежала из Большого Зала. Альфард сделал мне знак, чтобы я шел за ней, а сестру они с Сигнусом сами успокоят.

Я догнал Эйлин у самого входа в гостиную. Никак не мог понять — что на нее такое нашло? Она даже не оглянулась, сказала пароль и вошла, я еле успел последовать за ней, пока стена вновь не закрылась.

К счастью, в гостиной никого не было. Я усадил Эйлин в кресло у камина и сел рядом.

— Ну что ты за мной побежал, иди к своей невесте! — неожиданно сердито сказала она.

Я несколько опешил. Альфард, представляя нас, всегда говорил: «Это Орион, а это его невеста», но у Эйлин никогда не было привычки вслед за ним повторять.

— Эйлин, что с тобой?

— Тебя так волнует, что со мной?

— Да что на тебя такое нашло?

— Это ты у своей невесты спроси, что на нее нашло. Кстати, она тебе невеста или все-таки сестра?

— И то и другое, — я сразу не понял, что Эйлин имеет в виду. — Она мне сестра, троюродная, но какое это имеет значение...

— Я на первом курсе подумала было, что родная. Осознала, что ошибаюсь, когда Сигнус сказал, что старше тебя на четыре месяца. Но Орион, послушай меня — вы удивляетесь, когда я вам возражаю, но ведь все чистокровные волшебники давно друг другу родственники! Что дальше — на двоюродных будем жениться? А потом удивляться, откуда берутся сквибы?

Я опустил глаза. Почему рождаются сквибы, я сам не знал. Один из братьев отца Валбурги был сквибом. Его имя вычеркнули из генеалогического древа, но сам он где-то остался. И вместе с ним — страх того, что твои дети окажутся лишенными магических способностей и не продолжат твой род.

— У вас в роду были сквибы?

— У нас нет. Но есть кое-что и похуже.

«Что-то с ней случилось, — подумал я. — Что-то узнала, поэтому так и разошлась сегодня». Эйлин всегда была впечатлительной.

— Что может быть хуже?

— От сквиба хотя бы вреда никакого.

Здесь она явно была не права, но я не стал спорить. У нас — чистокровных волшебников из древнего рода — один подход, у нее — дочери сотрудника отдела Экспериментальной Магии — другой.

— И что?

— А вот от сумасшедшего волшебника может быть такой вред, что за сто лет не расхлебаешь!

— Ты про кого? — насторожился я.

— Я слышала одну историю...

Я так и думал. Что-то слышала и теперь говорит глупости. За что я не любил этот их Экспериментальный Отдел — за что, что там препарировали не только магию, но и самих магов. Еще один пункт, по которому мы с Эйлин не понимали друг друга.

— Какую?

Она ответила не сразу. А когда стала отвечать, начала издалека, словно не могла сосредоточиться:

— Ты знаешь, у моего отца день рождения как раз сразу после Рождества, так что у нас праздник двойной получается — сначала в кругу семьи, а потом отец зовет своих друзей и сослуживцев. И вот один из них рассказал историю о прямых потомках Слизерина...

— Как! — воскликнул я громко на всю гостиную. — Разве кто-то из них остался? В конце прошлого века погиб последний!

— В том-то и дело, что не последний. Остался старик Марволо Гонт и двое его детей. И он совсем выжил из ума. Результат того, что Гонты блюли чистоту крови так, что даже Блэкам не снилось, и женились на двоюродных сестрах. Я не удивлюсь, если он своих родных детей задумал поженить.

Выживший из ума потомок Слизерина мне представлялся слабо.

— Что, разве чистокровных волшебников мало? Да в Хогвартсе бы они себе сразу пару нашли...

— Они не учились в Хогвартсе. Этот сумасшедший старик не отдал своих детей в Хогвартс, заявив, что не хотят, чтобы они учились вместе с грязнокровками.

Тут он, конечно, был не прав. Тем более на Слизерине нет грязнокровок. Разве что полукровки, но некоторые полукровки достаточной силой обладают. Том Риддл, к примеру.

— Откуда это все известно?

— Один сотрудник из Департамента Магического Правопорядка лично ходил к Марволо, когда его сын напал на живущего по соседству магла. Сын тоже ненормальный, бросился на Огдена с ножом...

— И когда это было?

— Давно, лет семнадцать назад.

— И что с ними теперь? Твой Огден не знает?

— Он не мой! — Эйлин почему-то рассердилась. Видимо, почувствовала, что я ей не верю. — Я знаю, что Морфин и Марволо были отправлены в Азкабан, сын — на три года, а отец — на шесть месяцев. Что стало с дочкой, неизвестно. Огден рассказывал, что отец чуть не убил ее, когда узнал, что она заглядывается на магла. Кажется, того самого, на которого напал Морфин.

История казалось мне нереальной. Начиная с отказа отдать детей в Хогвартс и заканчивая девушкой из рода Слизерина, заглядывающейся на магла.

— В Министерстве любят придумывать невероятные истории, — почти скучающим тоном произнес я.

— Ты кому не веришь? Мне? Или тому, кто мне рассказал?

— Исказить можно любую информацию.

— Ты считаешь, я все придумала? — Эйлин вскочила на ноги и посмотрела на меня так, что я поневоле схватился за палочку.

— Я считаю, ты придаешь слишком много значения министерским слухам.

— Это не слухи! Это факты! И им нельзя придавать мало значения! Вырождение древнего рода — что может быть страшнее! Я не хочу, чтобы то же самое случилось и с вами!

— А ты не ревнуешь? — Я тоже вскочил на ноги и занял оборонительную позицию. Скорее по привычке, чем всерьез ожидая нападения. — Тебе Валбурга не нравится!

— Дался ты мне, ревновать тебя еще! Твоя Валбурга только в родословных разбирается, а Зелья чуть не завалила!

После такого слов уже не остается. Точнее, остаются, но весьма определенные слова, вызывающие вполне определенный эффект. Но я не стал произносить заклинания. Я повернулся и пошел к выходу из гостиной. Мне, как никогда, хотелось увидеть своих, без них я чувствовал себя одиноким и незащищенным.

И, уже делая шаг в открывшийся проем в стене, я услышал из-за спины негромкий повелительный голос Тома Риддла:

— Эйлин, подойди сюда.

Я вышел в коридор и, пройдя несколько метров, остановился, как вкопанный. Как Том Риддл оказался в гостиной? Там никого не было, когда мы вошли!

С Эйлин мы все-таки не поссорились. Помирил нас, как ни странно, Альфард. Сначала он долго расспрашивал меня, потом Эйлин, потом с заговорщицким видом подвел нас друг к другу и попросил Эйлин пересказать мне то, что она рассказала ему. Оказалось, что Том Риддл, которого мы каким-то образом не заметили, слышал наш разговор и очень им заинтересовался. А еще Альфард сообщил нам, что второе имя Тома — Марволо, и мать дала его в честь ее отца. Получалось, что последний потомок Слизерина жив и учится рядом с нами.

— А ты еще говорила о вырождении! — торжественно сказал я. — Вот тебе — живой потомок Слизерина, притом лучший ученик на курсе!

— Тем не менее, он полукровка, — упрямо сказала Эйлин.

Но я не стал заострять вопрос, ибо больше ссориться с Эйлин не хотел.

История с предками Тома получила продолжение осенью, когда мы перешли на четвертый курс. Эйлин вбежала в наше купе в Хогвартс-Экспрессе и бросила мне на колени газету двухмесячной давности. Газеты мы читали регулярно, но, видимо, конкретно эту я пропустил. В ней говорилось, что Морфин Гонт осужден на пожизненное заключение в Азкабане за убийство семьи маглов. Одного из маглов звали Том Риддл.

Никто из нас не сказал ни слова. Но во взглядах, которыми мы обменялись, читалось: «А ты веришь, что это был Морфин?» Мы прекрасно знали, кто открыл Тайную Комнату в прошлом семестре. Явно не бестолковый верзила-гриффиндорец. Он учился с нами на одном курсе, и мы с Сигнусом прекрасно знали, что на такое он не способен. Приучать разных тварей он любит, но парселтонг точно не знает. А Том Риддл знает. И после всего этого с трудом верилось, что Том никак не причастен к убийству своих родственников-маглов спустя несколько месяцев после того, как он узнал об их существовании.

Регул положил фотографию на стол и спросил меня:

— Вы что же, и в школе его боялись?

— На старших курсах — да. Но мы его больше уважали, чем боялись. Он был, можно сказать, центром нашего факультета. И разделял нас на «ближний круг», «дальний круг» и всех остальных. Мы входили в дальний, и Эйлин, после того разговора на третьем курсе, — тоже.

— Зато сейчас вы за ним не побежали. Ни ты, ни дядя Сигнус. Только мы, как идиоты...

— Если ты помнишь, ни я, ни Сигнус были не против.

— Попробовал бы дядя Сигнус быть против! — рассмеялся Регул. — Белла бы его в шкафу заперла и сбежала! Знаешь, отец, в том, что рассказала твоя Эйлин, есть доля правды. Белла такая же бешеная, как тот Морфин. Я сам ее боюсь, даром, что кузина.

Я слушал сына и думал о сходстве и различиях нашего и младшего поколения. Те качества, которыми мы могли гордиться, у наших детей доведены до абсурда, а порою и вывернуты наизнанку. Беллатрикс действительно похожа на Валбургу, но если у Валбурги характер испортился только в десять лет, предшествующих рождению Сириуса, то Белла была испорченной с самого начала. Сириус безусловно — вылитый Альфард, но Альфарда не оставляли после уроков за хулиганские выходки по пять раз в неделю. Я, в отличие от Регула, сначала думал, прежде чем ввязаться в какую-нибудь авантюру. И в итоге не ввязывался никуда.

А ведь как мы хотели, чтобы наши дети росли точно так же, как и мы! Чтобы примерно в одно время отправились в школу, и хотя бы три-четыре года украшением Слизерина было семейство Блэков в полном составе. Кто виноват в том, что так не вышло? Не думаю, что мы сами. По крайней мере, я не рассчитывал, что наш первый ребенок родится так поздно. Не то на меня так повлиял рассказ Эйлин о Гонтах, не то Валбурга перенервничала, не то еще что... Чуть ли не на год она вообще переселилась от меня к Сигнусу, для, как она выразилась, нормального воспитания племянниц. Точнее, одной племянницы — старшей.

Эйлин, с ее унаследованной от родителей традицией препарировать магию и магов, наверняка бы нашла, что сказать. Интересно, замуж за магла она вышла тоже в порядке эксперимента? Она заходила ко мне незадолго до своей свадьбы, но о своих намерениях ничего не сказала.

И еще одна вещь волновала меня: то, о чем я не говорил даже с женой и Сигнусом, — о ранних смертях в нашей семье. Давно ли возраст ста лет считался зрелостью, а не старостью? Дамблдору больше ста лет, и он умирать пока не собирается. Зато в нашей семье Дори умерла в пятьдесят семь, а Чарис в пятьдесят четыре. Валбурга особенно переживала из-за смерти Чарис. Сейчас она считает, что с таким сыном неудивительно, что та до шестидесяти не дожила.

Но самое тяжелое впечатление на меня произвела смерть Альфарда. Он чуть-чуть не дожил до пятидесяти. Это, да еще то, что он оставил свое состояние Сириусу, довело Валбургу до припадка. Мы с Сигнусом две недели не отходили от ее постели, а когда она встала, то заявила, что не считает больше Альфарда членом нашей семьи. Если ей легче о нем не думать, я готов даже согласиться.

Как быстро летит время! Давно ли десятилетний Барти Крауч приходил к нам в гости за ручку с Чарис и садился в углу с книжкой? А теперь его сын — почти ровесник Регула. Он заходил к нам несколько раз. Тихий и спокойный мальчик. Мать от него без ума, а отцу он безразличен. Еще одна министерская зараза — карьера важнее живых людей. Одна из причин, почему я не доверяю Краучу-старшему.

Куда ни глянь — везде тупик. Как мы могли поверить Тому Риддлу, обещающему очищение магического сообщества? Гибель магического сообщества — вот что он несет. На примере своей семьи вижу. У меня два сына — и оба выбрали неверную дорогу. И если старший сбился с пути сам, то второго я поневоле подтолкнул.

— Что ты собираешься делать, Регул?

— Я не знаю, — потерянным тоном сказал сын.

— Это я уже слышал, — я говорил максимально твердым и уверенным голосом, чтобы не дать сыну впасть в отчаяние. — У тебя есть выбор. Либо ты, как и раньше, остаешься слугой Темного Лорда...

— Либо он меня убьет, — закончил Регул все тем же тоном.

— Если найдет, — добавил я.

— От него невозможно скрыться.

— Ты знаешь, как надежно защищен наш дом!

— Да, — вздохнул Регул, — но не от наших родственников. Белла способна даже родного отца убить во имя Темного Лорда.

Глядя в его глаза, я понимаю, что действительно способна. Мерлин, кого мы вырастили?

— И ты собрался умирать, потому что только сейчас осознал, что сделал неверный выбор? Ты Блэк, Регул! Когда Блэки так легко сдавались!

— Он Темный Лорд! Он бессмертен!

— Он не первый Темный Лорд в истории. Гриндевальд тоже считал себя бессмертным, однако Дамблдор смог победить его.

— Ты предлагаешь бежать к Дамблдору? Я не собираюсь бежать ни к Дамблдору, ни к Краучу!

Правильно. Я тоже не собираюсь ни к кому бежать. Дамблдор Тома Риддла один раз уже упустил из виду. А теперь сидит в Хогвартсе и больше ему ни до чего нет дела.

Гриндевальд тоже считал себя бессмертным — повторил я про себя. Что-то мне это напомнило.

Я взял руки сына в свои.

— Регул, — сказал я взволнованно, — кажется, я знаю, как Темный Лорд обеспечил себе бессмертие. Однажды, на четвертом курсе, засиделись мы допоздна в гостиной...

Иногда бывает так, что вечером ни на что не остается сил и сразу из библиотеки плетешься в спальню и засыпаешь, едва успев раздеться. А иногда спать не хочется совсем и почти до полуночи засиживаешься в гостиной с однокурсниками, беседуя ни о чем и обо всем сразу. Компания собралась обычная — Том Риддл со свитой и мы с Эйлин. Обсуждали учебу, планы на будущее, перемыли косточки преподавателям и особо надоевшим однокурсникам — в общем, все, как обычно. А потом кто-то заговорил о Гриндевальде. Возможно, и Том Риддл, но сделал он это в своей обычной манере — незаметно. Эйвери в пятый, по-моему, раз рассказал душераздирающую историю, как он однажды попал под бомбежку и спасся только волшебством, а потом дрожал в ожидании повестки из Министерства Магии (замечу в скобках, что никто не просил его лезть под магловские бомбы, и выволочка от родителей, которую он потом получил, была вполне справедливой). От войны в магловском мире как раз и перешли к Гриндевальду. В то время дела с информацией обстояли не лучше, чем сейчас, поэтому о многом мы могли только догадываться. Возможно, Том Риддл догадывался о большем, чем мы, но своих догадок не сообщал, а только несколько снисходительно слушал нашу болтовню, периодически направляя ее в нужную сторону.

— Чего он хочет, этот Гриндевальд?

— А что он еще может хотеть? Власти.

— Это старо, — заметил Альфард. — Все хотят власти. Я, может, тоже хочу.

— По тебе не видно! — не преминул заметить Сигнус. Еще бы немного, и разговор бы перетек в нашу обычную семейную шуточную перебранку, но Том Риддл нас перебил:

— Я считаю, что Гриндевальд зря использует маглов и магловские средства для своих целей, — он ухмыльнулся. — Кончится тем, что его убьют прямым попаданием магловской бомбы.

— Говорят, он нашел способ защитить себя от смерти, — неожиданно сказала Эйлин.

— Даже если в него попадет магловская бомба? — спросил Мальсибер.

— Что за способ, Эйлин? — Том Риддл пристально посмотрел на Эйлин, игнорируя замечание Мальсибера.

Под взглядом Тома Эйлин смутилась. Но ответила, хоть и с небольшой запинкой:

— Я точно не знаю... Я слышала краем уха о хоркруксах... Это запрещенная магия...

— Что это такое?

— Не знаю. Я услышала обрывок разговора отца с одним из сослуживцев, они говорили, что Гриндевальд создал себе хоркрукс и поэтому его невозможно убить.

— А ты не пыталась узнать у отца, что это такое?

Эйлин покачала головой.

— Я спросила, но он сказал, что не собирается мне ничего рассказывать, еще и обругал за то, что я подслушала.

Том усмехнулся.

— Взрослые боятся, что мы узнаем больше, чем они хотят нам дать? Министерство совсем помешалось на этих мерах безопасности. Скоро нас перебьют поодиночке из-за того, что из-за недостатка информации мы не могли защищаться. — И снова обратился к Эйлин: — А ты сама ничего не искала? В книгах, где-нибудь еще?

— Нет, — Эйлин снова покачала головой. — Если на эту тему и есть книги, то только в Министерстве в Отделе Тайн.

— Риддл, ты что, решил стать великим темным магом? Вроде Гриндевальда? — со своей обычной иронией спросил Альфард.

Том Риддл повернулся к Альфарду и посмотрел на него. Если бы он так посмотрел на меня, я бы умер. Я не шучу. Даже нам с Сигнусом стало не по себе.

Медленно, очень медленно Том Риддл отвел взгляд и сказал тихо, но так, что услышали его все:

— Блэк, дошутишься.

Лестранж, Эйвери и Мальсибер постарались повторить взгляд своего предводителя, но так убийственно у них не получилось. Мы ответили им не менее выразительными взглядами. Однако их было четверо, а нас трое (Эйлин не в счет). Да и один Том Риддл стоил десятерых.

— Не пора ли нам спать? — сказал Том спустя минуту.

— Пожалуй, пора, — согласился Эйвери.

Мы не могли поговорить с Альфардом при Томе, но брат ободряюще нам улыбнулся, давая понять, что все в порядке, и направился в спальню вслед за своими одноклассниками.

Маленькая стычка между Альфардом и Томом Риддлом, к счастью, никаких последствий не имела. А вот разговор, похоже, имел. Спустя пару недель после него Том Риддл задержался у Слагхорна после очередной посиделки. Странно, что присутствовали на ней те же, что и тогда в гостиной, за исключением Эйлин. Но в самой посиделке ничего странного не было. Слагхорн в очередной раз пообещал Тому, что тот далеко пойдет, а Лестранжу и Эйвери напомнил о домашнем задании. Потом он спохватился, что уже поздно и отправил нас спать. Пройдя полпути до гостиной, мы обнаружили, что Тома Риддла среди нас нет. Но поскольку его свита внимания на это не обратила, а заблудиться в Хогвартсе шестикурсник просто не может, мы не стали беспокоиться. Утром Альфард рассказал нам, что Том пришел в спальню почти в полночь и с очень счастливым видом. Не иначе что-то узнал от Слагхорна.

Тогда мы еще не связывали события между собой. Это делаю я сейчас.

Я пересказал Регулу не только тот школьный разговор. Спустя год мы удосужились найти в семейной библиотеке книжку, где о хоркруксах рассказывалось пусть и не очень подробно, но нам этого хватило, чтобы понять, что мы такими вещами заниматься не хотим. Альфард даже не стал на эту тему шутить, что вообще удивительно.

— Ты хочешь сказать, что он создал себе... — у Регула перехватило дыхание, и он не смог сразу продолжить фразу, — этот самый хоркрукс? И его невозможно убить?

— Да. Его слова о бессмертии только так и можно понять.

— А если хоркрукс уничтожить — значит, можно?.. — сказал Регул почти тоном Сириуса. Но тут же опять поник. — Но откуда мы знаем, где его искать...

— Я знаю. Точнее, догадываюсь. Зная Тома Риддла, следует ожидать, что для создания хоркрукса он возьмет предмет, обладающий большой магической силой, и будет хранить его в значимом для себя месте. Я знаю и место, и предмет.

Мозаика складывается так идеально, что можно сказать — именно знаю, а не догадываюсь.

— Откуда ты знаешь? Темный Лорд никому не доверяет своих тайн! Тем более таких.

— Темный Лорд — нет. Но Том Риддл — может. Особенно когда ему двенадцать лет и он не знает, что станет Темным Лордом. Видишь ли, Регул, момент, когда ты первый раз сознательно применил магию, запомнится на всю жизнь. И место, где ты это сделал, — тоже. У Тома Риддла есть такое место. Когда ему было десять лет, он пошел в пещеру на берегу моря с двумя магловскими детьми и запугал их до полусмерти. Для маглов это место труднодоступно, и не думаю, чтобы кто-нибудь еще осмелился пойти туда, так что он вполне может считать пещеру своей собственностью.

— Он тебе это рассказывал? — с ужасом в голосе спросил Регул.

— Не мне. Альфарду на первом курсе. Точнее — нескольким мальчикам из своего класса, и Альфарду в том числе.

— Так ему известно, что мы это знаем?

— Не думаю, что он сейчас придает особо много значения словам, сказанным в детстве. Тем более что большинство из тех, кто с ним были рядом в школе, — либо мертвы, либо его верные слуги.

— А ты? А дядя Сигнус?

Регул все еще продолжал смотреть на меня с ужасом, и внезапно стало страшно и мне. Я вот уже два года не подпускал к себе мысль, что ранняя смерть Альфарда могла быть связана с Темным Лордом. Все-таки брат знал о нем больше всех нас. И больше всех нас ему не доверял. Но ведь и мы знаем достаточно много. К тому же у нас никогда не было секретов друг от друга.

— Ну видишь, мы пока еще живы, — попытался отшутиться я в духе Альфарда.

На Регула это не подействовало. На меня, впрочем, тоже. Да еще воспоминание о том разговоре... «Блэк, дошутишься!» Если мы хотим действовать, действовать надо быстро. Пока Темный Лорд о нас не вспомнил.

— Я тебе еще не рассказал о том, из чего он предположительно сделал хоркрукс. Опять-таки это догадка, но, зная Тома Риддла, рискну предположить, что она верна.

Сейчас я удивляюсь, почему мы раньше не смогли сложить эти кусочки мозаики. О пещере Альфард нам рассказал еще на своем первом курсе, на каникулах. О хоркруксе мы узнали на четвертом. О медальоне — когда он исчез, через пару месяцев после нашей свадьбы. Конечно, тогда нам не приходило в голову, что Том Риддл станет Темным Лордом. Но позже, когда он вернулся, почему мы не могли связать факты воедино? Что нам мешало? Семейные проблемы, по-видимому. Что может быть важнее своих детей?

С другой стороны — если бы мы тогда догадались, помогло бы это спасти Альфарда? Уберечь Регула? Да и сейчас не спасет.

— В семействе Гонтов издавна хранился медальон Салазара Слизерина. Когда Меропа ушла из дома, она продала его за бесценок в лавке «Горбин и Бэрк».

— Откуда ты знаешь?

— Мои родители сами хотели купить этот медальон. Но пока они торговались с Бэрком, старуха Хэпзиба Смит заплатила в два раза больше, чем Бэрк просил.

— И что? — Регул все еще не понимал.

— После школы Том Риддл устроился в «Горбин и Бэрк»...

— Что? Темный Лорд? В магазин? — Регул не выдерживает и хохочет.

Я его вполне понимаю. Мы сами были безмерно удивлены, узнав, куда устроился Том Риддл после школы. Ему прочили карьеру министра — а он пошел всего-навсего в магазин! Но не для того ли он пошел к Бэрку, чтобы разузнать про медальон? Ведь через два года, аккурат после нашей свадьбы, старуха умерла, медальон пропал, а Том Риддл исчез. Я уверен, что вместе с медальоном.

Регул минуты две смотрит в пространство, осмысливая мои слова. Потом вскидывает голову и говорит:

— Где эта пещера, отец?

— Ты собираешься идти туда прямо сейчас?

— Да, — решительно отвечает Регул. — Вечером мне надо к Белле...

Он обрывает фразу на полуслове, и я понимаю, чего он не договаривает.

— Один ты не пойдешь, — твердо сказал я. И повторил, пресекая все возражения: — Я сказал — не пойдешь. Мы пойдем вместе. Прямо сейчас. Иди соберись и скажи маме, что мы обедать не будем.

Сам я сейчас к Валбурге не пойду. Не хочу ее тревожить лишний раз. Расскажу потом, когда все кончится. И Сигнусу тоже расскажу потом. Если успею.

Через двадцать минут вернулся Регул. И сразу протянул мне какой-то медальон и кусок пергамента.

— Что это?

— Нашел у себя в столе. Оставим Темному Лорду на память! — Регул заливисто рассмеялся и снова стал похож на Сириуса. — Я ему еще записку написал.

Я развернул пергамент.

«Темному Лорду. Я знаю, что умру задолго до того, как ты прочитаешь это, но знай — это я раскрыл твою тайну. Я похитил настоящий хоркрукс и уничтожу его, как только смогу. Я смотрю в лицо смерти с надеждой, что, когда ты встретишь равного тебе по силе, ты превратишься в простого смертного.

Регулус Альфард Блэк».

Перечитав три раза, я поднимаю глаза на сына.

— Я бы не стал на твоем месте подписываться полным именем.

— Ну вот еще! — отвечает Регул все с той же интонацией Сириуса.

Я беру волшебную палочку и направляю ее на пергамент. Зачем подписываться полным именем? Достаточно инициалов. «Р. А. Б.».

— Ты говорил с мамой? Как она?

— Спрашивает, вернемся ли к ужину.

— Наверное, вернемся, — я смотрю на сына и улыбаюсь.

— Ты сейчас на дядю Альфарда похож, — неожиданно говорит Регул.

— А ты на Сириуса, — отвечаю я.

Мы смотрим друг на друга, еще раз улыбаемся и выходим из кабинета.

Если мы хотим вернуться к ужину, надо поторопиться.